Игры по чужим правилам

У парня дрогнуло внутри и стало по-сиротски холодно. Саша уже услышала чужой голос, увидела чудовище в отражение, обратившее ее в бегство. Кошмар вырвался наружу. Тайна открылась.

Филипп осторожно опустил девушку на землю и, отведя глаза, тихо ответил:

— Ты не сошла с ума.

В груди снова шевельнулось мучительное чувство, от какого хотелось выть и лезть на стену.

* * *

На следующий день, с самого утра поднялся сильный ветер, и погода испортилась. Подтаявшие сугробы покрылись льдистой коркой, обочины превратились в черное месиво из снега и химического реагента, коим всю зиму щедро поливали дороги.

Спасаясь от промозглого холода, Филипп поднял воротник и мрачным взглядом окинул унылую панельную многоэтажку. По выкрашенному в бледно-голубой цвет фасаду дома тянулись ржавые подтеки. Грустно и безжизненно темнели окна квартир. На застекленных лоджиях кое-где сушилось белье, другие балконы захламляло скопленное годами барахло. Даже не верилось, что в столь убогом месте прятался от внешнего мира знаменитый оракул. Оглянувшись через плечо на скучный двор с жалкими голыми деревцами и детской площадкой, парень вошел в подъезд.

Провидец ждал его. Полнотелый бородатый коротышка в шелковом халате с драконами на груди открыл дверь уже в тот момент, когда гость вышел из лифта на сумрачную лестничную клетку.

­ — Хозяин Вестич, ­— оракул сложил холеные белые руки, — какая честь! Не знал, что ты заглянешь ко мне.

— Не лги уж, ­— бесцветно отозвался Филипп. ­— Скорее всего, высчитал приход до минуты.

От ведуна несло благовониями и ладаном. Шипящий, тихий голос отталкивал. Оракул уважительно посторонился в дверях, пропуская важного гостя в маленькую прихожую. Оказавшись внутри, парень наткнулся на собственное отражение в огромном зеркале, висевшем, согласно ведьмовским приметам, напротив двери, и едва удержался от того, чтобы неуютно поежится. Дар исчез, но Вестич по привычке сторонился зеркал.

В прихожей царил редкостный бардак, пахло несвеже и затхло, будто жилище не проветривали несколько недель. Разуваться молодой человек побрезговал, но, чтобы не запариться в духоте квартирки, стянул дутый жилет и повесил его на гвоздь, заменявший хозяину дома вешалку.

— Сюда, сюда, ­— прорицатель суетливо отодвинул забряцавшую деревянную занавеску, и открыл вид на еще более неопрятную комнату. В глаза бросился нарисованный на стене символ в виде солнца с кривыми лучами. "Злое солнце" являлся дурным знаком из тех глубин черной магии, в какие нормальный ведьмак, если у него все в порядке с головой, и сунуться не посмеет.

Неловко потирая руки, Филипп остановился посреди маленькой гостиной и осмотрелся. В углу на полке перед зажженными черными свечами дремали фигурки демонов.

— Присаживайся, — оракул любезно указал на потертое кожаное кресло.

— Лучше постою, — отказался парень, ощущая гадливость.

— Не бойся, твоя тайна не выйдет за пределы этой комнаты, — уверил провидец, вероятно, отнеся неуступчивость желанного гостя на неуверенность в порядочности хозяина. — Такого друга, как Филипп Вестич, в этом городе жаждет заполучить каждый.

— Прозвучало как должника, — невесело усмехнулся Фил, разглядывая кипу гримуаров на письменном столе.

— И что же ты хотел, мой юный друг? — проворковал предсказатель, между тем, удобно усаживаясь в кресло. Тучный ведьмак был столь малого роста, что ноги в истоптанных домашних тапочках не доставали до пола.

— Мне нужно поговорить с Силой семьи. — Озвучив абсурдное намерение, Вестич невольно почувствовал себя настоящим кретином. Еще неделю назад, ему бы и в голову не пришла подобная ересь, но времена изменились. И сильно.

Хозяин квартиры хищно блеснул спрятанными под набрякшими веками глазами.

— Не говори мне, что древних духов по мелочам не беспокоят. — Категорично заявил Филипп, предвосхищая закономерную тираду о правильности и неправильности желаний. — Ты видишь меня, и это уже не мелочь.

Оракул помолчал, пожевал блестящими губами, а потом протянул чуть дрожащие руки:

— Я должен прикоснуться к тебе.

Перебарывая брезгливость, парень позволил влажным пальцам провидца сжать запястье. Сосредотачиваясь, коротышка смежил веки, рыхлое лицо разгладилось.

Прошло несколько безмолвных секунд, и Филиппу почудилось, будто обшарпанные стены квартиры задрожали. В недоумении он оглядел неубранную комнату. Предметы причудливо изгибались перед взором, словно парень в одночасье опьянел. Сердце застучало бешеную дробь, из живота поднялась горячая волна, и помещение исчезло.

Вестич оказался в дверях гостиной Гнезда и в недоумении пару раз моргнул, пытаясь отогнать галлюцинацию, но особняк представлялся пугающе реальным. За окном разливалась темнота, и комнату заполняли резкие тени. Здесь собралось пять человек, но их лица казались размытыми. В камине горел огонь, на полированной крышке рояля мерцали блики от люстры. Неожиданно спокойный и собранный Заккари, стоявший рядом с комодом, заменявшим бар, что-то беззвучно говорил.

Фил нахмурился. Что они, вообще, могли обсуждать с красавчиком? С тех пор, как в жизни сводных братьев появилась Саша, соперничество между ними достигло вселенских масштабов. Молодые люди не могли обсудить ни одной мелочи, любой разговор перерастал либо в горячий спор, либо в яростную перепалку.

На диване, неестественно выпрямившись, сидела мать. За спинкой дивана возвышался худощавый отец, которого Филипп никак не ожидал увидеть в своем доме. Роберт Гордон задумчиво потирал подбородок, вслушиваясь в речь блондина. Таинственно поблескивал перстень на безымянном пальце...

И вдруг рука отца замерла. Тяжелый, пронизывающий взгляд устремился в холл, куда-то за спину сына. В смятении тот оглянулся. На него наступала хрупкая, милая Саша с острым ритуальным кинжалом, крепко зажатым в кулаке. На мертвенно-бледном девичьем личике, обрамленном спутанными волосами, ярко выделялись крапины веснушек, глаза казались пустыми и остекленевшими. Она, словно, находилась в гипнотическом сне.

— Саша! — Филипп попытался ее разбудить, но лишь беззвучно открыл рот.

Девушка замерла, дернула уголком рта в нехорошей усмешке и резко взмахнула кинжалом. В воздухе взметнулись концы шнурка с железными бусинами, завязанного на запястье...

— Не смей!!! — выкрикнул Филипп, бросаясь к убийце, и провалился в пустоту.

Он снова вернулся в дурно пахнущую квартиру предсказателя. Хозяин жилища испуганно скукожился в кресле и держался за живот, словно его самого пырнули ритуальным кинжалом Вестичей. На обрюзгшем лице застыло страдание, от перенапряжения из носа выступила кровь. Оракул размазал темную дорожку и, с отвращением посмотрев на трясущиеся пальцы, поспешно обтер их о халат.

У Филиппа перед глазами кружилось, голова трещала. Желудок резко устремился к горлу, колени подкосились, и парень рухнул в пустое кресло. Облокотившись о колени, Вестич запустил дрожащие руки в волосы и отрывисто спросил, заранее зная ответ:

— Что это было?

— Видение, — пробормотал провидец.

Сашино видение, призрак будущего. С него начался кошмар, который, в конце концов, привел Хозяина к оракулу! Как жаль, что отобранная у младшей сестры Сила не позволила Филиппу увидеть грядущее страшное событие тогда, когда они еще могли что-то поменять. Реальность сминала своей беспощадностью.

— Как этого избежать? — Вестич вперил мучительный взгляд в собеседника.

— Вернуть дар.

— Как?

— У меня нет волшебного рецепта, — едва шевеля языком, отозвался провидец.

— Я не прошу точных инструкций, только совет! — Наверное, впервые в своей жизни Филипп Вестич просил о помощи и не мог ее получить.

— Твой дар охвачен скорбной болезнью, Хозяин, — пробормотал коротышка, и гость оцепенел. ­— С проклятой Силой невозможно договориться. Она — истинное зло.

— Проклятье? — переспросил молодой человек, не веря собственным ушам.

Получалось, что именно скорбная болезнь свела с ума Малышку, передалась Хозяину и теперь туманила мысли человеческой девушки. По сути, они все стали жертвами древнего навета. Даже погибший Максим.

— Очисть дар, ­— голос оракула звучал резко, — попроси прощения у Силы. Колдовство вернется к тебе, оно твое по закону! Это все, что я могу посоветовать тебе.

Из обители провидца молодой Вестич выходил в растрепанных чувствах. От стремительного перехода из реальности в мир грез, и обратно, он все еще испытывал слабость. Видение потрясало до глубины души и рождало страх.

* * *

На стене в фойе факультета висела перевязанная траурной лентой фотография. На полу лежали свежие цветы, сидел лопоухий плюшевый заяц с алым сердцем, пришитым к лапам. В стаканах с водой плавали круглые горящие свечки. Со снимка улыбалась миловидная, совсем юная девчонка лет семнадцати, с которой последнее время Ян обедал в кафетерии.

Вокруг кипела жизнь, и скорбный уголок резко диссонировал с гамом университетского фойе, выпадал из вселенной студенческой беззаботности, ведь в ней никогда не умирали хорошенькие первокурсницы.

"Скорбим вместе с друзьями и родственниками".

Снова и снова я перечитывала строчки некролога, сжимаясь в душе от неприятного чувства, и практически не сомневалась в обмане зрения.

— Антонова! — Отвлек меня от тягостных размышлений чужой оклик.

Я оглянулась. У перил, как всегда окруженный приятелями, стоял первый шутник группы Сухов. Остолбенелая пауза, наверняка, стала бы апофеозом любой театральной подстановки. Некоторое время молодые люди с ошарашенными физиономиями пытались выцапать в моем лице знакомые черты.

Что говорить, сейчас я походила на продукт чрезвычайно удачной пластической операции. Даже волосы перестали пушиться и лежали аккуратной блестящей волной. Какая досада, что в зеркало было невозможно полюбоваться — демон в отражении заставлял цепенеть или же вызвал приступы ярости.

— Привет. — Я нехотя приблизилась к притихшей компании.

— Антонова, ты ли это? — протянул Сухов, расплываясь в масляной улыбке.

— Классные джинсы, — наконец, с завистью выдавила высокая брюнетка-сокурсница, заметив дорогую марку на ярлыке.

— Угу, — равнодушная к комплименту кивнула я. Штаны с неприлично низкой талией принадлежали Лизе и, как любая новомодная вещь, были ужасно неудобными. — Какие новости?

— Тебя декан второй день разыскивает, — объявил Сухов.

— Ясно.

Тут из лифта, приехавшего с верхних этажей, вышел Заккари Вестич. Учитывая, что из Гнезда я улизнула тайком, встреча с ведьмаком могла обернуться большими неприятностями.

— Знаете, все-таки нужно узнать, что декан хотел, — огорошив компанию, с бодрой улыбкой заявила я. По собственному желанию и в трезвом рассудке нормальный студент никогда бы не сунулся в университетскую "обитель зла". Все знали, что хуже, чем попасться под прицел разозленного декана, было угодить на ковер к ректору.

Стоило мне отойти, как ребята возбужденно зашептались. В спину донеслось ехидное шипение брюнетки-однокурсницы:

— Спорим, она носит контактные линзы!

— И джинсы у нее дешевые! — поддакнул кто-то.

К счастью, неторопливо пересекающий просторное фойе Заккари увлеченно просматривал какие-то бумажки, и мы разминулись всего в нескольких шагах. Буквально, чудом разошлись в разные стороны. Скрывшись в сутолоке людного коридора, я позволила себе расслабиться.

— И снова привет, Антонова! — Нагнал меня Сухов.

— Виделись тридцать секунд назад. — Закатила я глаза.

— Я тебя провожу, — заявил парень, пытаясь приспособиться к моему шагу.

— Куда?

— В деканат. — Он с деланным недоумением развел руками и поправил съехавшую с плеча лямку спортивной сумки.

— Меня просто искали или под конвоем просили доставить?

Догадавшись, что к руководителю факультета я не собираюсь, Сухов ловко вывернулся:

— В таком случае, провожу тебя туда, куда ты идешь.

Лично я планировала дотошно исследовать отдел оккультной литературы в библиотеке факультета и найти легенду об английском колдуне Аароне. История так сильно походила на ту, что произошла со мной и Филиппом, что сравнения напрашивались сами собой. Без сомнений и в Гнезде хранился фолиант, посвященный известным в ведьмовском мире событиям, но поиск мог обернуться градом нежелательных вопросов от жителей особняка.

Между тем, учебный корпус накрыл звонок, собирающий студентов на очередное занятие. Народ засуетился, захлопали двери в аудитории, и коридор начал стремительно пустеть.

— На занятия не опоздаешь? — спросила я, ломая голову, как отвязаться от провожатого.

— Откуда ж тебе знать, Антонова, что у нас лекцию отменили, — снисходительно протянул Сухов. — Сейчас в актовом зале панихида по суициднице проходит.

— Она покончила с собой? — Недоверчиво переспросила я, припоминая жизнерадостную девушку с фотографии. — Как?

— До смерти, — хмыкнул остряк.

— Это не смешно.

— Да, брось, — фыркнул парень. — Ты же ее имени даже не знала.

— Я ее видела в кафетерии, — пояснила я, досадуя на ехидный тон собеседника. — Она не выглядела человеком, который может наложить на себя руки.

— Надо же! Антонова иногда обращает свой божественный взор на нас, простых смертных! Ты меня удивила, подруга. — Парень не оставлял иронии.

— Не думала, что ты такой впечатлительный, товарищ, — насупившись, процедила я сквозь зубы.

В молчании мы минули дымную лестницу, притон курильщиков, и свернули в коридор, ведущий к библиотеке.

— По-моему мнению, — возвращаясь к неприятной теме, снова заговорил Сухов, — дурынде реально повезло.

— Повезло умереть?! — поперхнулась я возмущением.

— Если бы ее откачали, то сразу же отправили в психушку. — Он пожал плечами. — Прощай, нормальная жизнь. Общество не принимает изгоев.

После прошлогодней автокатастрофы я провела несколько недель в клинике у родителей, а потому зло пробормотала:

— Много ты знаешь, чтобы навешивать ярлыки.

— Я бы к ней и на десять шагов не приблизился, — признался Сухов.

Странная точка зрения пышущего здоровьем, самовлюбленного крепыша коробила до слез. Я искренне полагала, что люди, забывающие о человечности, безразличные друг к другу, по сути, являлись ходячими мертвецами. Они жили простейшими инстинктами: пить, есть, размножаться, и наивно рассуждали о том, что кому-то реально повезло умереть по-настоящему. Не дай бог, превратиться в такого же зомби!

К счастью, мы добрались до читального зала быстрее, чем парень успел поделиться остальными тезисами из личной философии, иначе нарвался бы на резкость, а срамить острослова было себе дороже. В душе я порадовалось, что, наконец, избавлюсь от навязчивого кавалера, но, супротив ожиданиям, он вошел следом за мной.

Обширный архив факультета пользовался хорошей репутацией у теологов и профессоров философии, и читальный зал пустовал редко. Сегодняшний день исключением не стал, народу собралось немало. Раздавался шелест перелистываемых страниц, деликатное постукивание по клавиатурам лэптопов. Изредка кто-то простужено покашливал.