-Ты спасла меня! Тебя не ранили? Ты же руку ушибла?
И тут раздается очень знакомый голос:
-Как мило...
-Донна Маргарита?
-Донна Маргарита? А тебе чего неймется?! — удивляемся мы с Пантерой хором.
Она кривит красивые, подведенные кармином губы:
-Вот уж по-моему, кому не живется спокойно, так это вам обеим. За три дня мне перегадили все, что мы готовили несколько лет. Я на эту роль несчастной сиротки готовилась так, что вам обеим не снилось! Штаны напялить, как вы, это еще не значит стать воином.
Она достает из-за спины пистолет:
-А теперь ты, пиявка ходячая, молча отходишь в угол. Тебя я пристрелю после. Или просто утопим в мешке, что свинец тратить. А вот с тобой, — она переводит дуло на Пантеру. — С тобой мне даже интересно будет перемолвится словечком. Пока ты еще можешь говорить, а не выть от боли.
Она взводит курок — судя по наклону ствола, стрелять будет по коленям. Не убить сразу, а сначала поиздеваться, выпытывая что-то важное для себя.
-Педро, — окликает она с нотками презрения в голосе. — Мне долго тебя ждать? А то я начну наслаждаться зрелищем в одиночку.
На ее зов в подвал по лестнице сбегает еще один поганец. И тоже выхватывает пистолет:
-Ну что, прекрасная Изабелла, начнем спрашивать рыжую тварь? И о чем же мы поинтересуемся сначала? Куда она дела бумаги дона Хосе Марии Карлоса? Или его дукаты? Или как в одну ночь уничтожила все наше подполье, которое мы прикармливали долгих пять лет?
-Изабелла? — переспрашиваю я. -Донна Маргарита...
Она хохочет, вздрагивая высокой упругой грудью, черными кудрями завитых и уложенных волос, длинными золотыми серьгами. Видно, что времени на суше не теряла, чистила перышки. Так и чего ей не сиделось в покоях губернаторского дворца? Он же, по рассказам капитана, вовсе не плох. Сам по морям бороздил два десятка лет, и в городе вроде спокойно — ночных разбойников мы не встретили. А что прозевал заговорщиков — так каждому жителю в душу не влезть. Они ж порядков не нарушали до поры.
-Некогда мне с вами тут девичьи посиделки устраивать. Да и скучно. Так что давай, капитан... Рассказывай. Да, и можешь выбрать, мне начать отстреливать ноги тебе или этой моли, чтоб ты повеселее нам тут пела?
-А у тебя так много пистолетов? — хладнокровно спрашивает Пантера, чей силуэт в черной форме ее фрегата на фоне когда-то беленой стены подвала так отчетлив, что попала бы и я. — Или ты навострилась перезаряжать по горячему стволу?
-Училась я достаточно. Если тебе это о чем-то скажет, то я единственная сестра-иезуит. Вопросы еще есть? Нет? Зато у меня их много.
Она продолжает удерживать Пантеру на прицеле, переводя периодически дуло то на живот, то на ступню и каждый раз делает вид, что тщательно прицеливается. Но у Пантеры на лице не дрогнул ни один мускул, она ни разу не сделала попытку отслониться, хотя может передвигаться свободно.
Второй пистолет держит молчаливый подручный Изабеллы-лже-Маргариты, и тоже направил на Пантеру. Меня они не принимают в расчет? Отлично. В свое время почти сработало на пиратском острове в Индийском океане, когда мне пришлось притвориться столь набожной, что мне позволили молиться на прибрежном песке, глядя в море. Благодаря чему меня и заметил боцман 'Черного волка'...
Напускаю на себя отрешенный и понурый вид, прислонившись к стене.
Изабелла и Педро продолжают добиваться от Пантеры ответов на свои вопросы, но стрелять не решаются — все же камень, и есть опасность рикошета.
Но вот очередной дерзкий ответ Пантеры выводит из себя Изабеллу-Маргариту, и она уже прицеливается вполне серьезно. Мне хватает времени и расстояния, чтобы просто прыгнуть на нее всем телом. Конечно, я видела, как Пантера, тренируя свою команду, учила выбивать оружие ударом высоко поднятой ноги, а затем и валить противника вторым ударом на землю. И добить третьим. Видела, не значит усвоила. Поэтому просто надеюсь на то, что я просто тяжелее тонкой и высокой испанки. Вместе мы летим на твердый пол, пистолет отлетает в сторону, Пантера отшвыривает его ногой еще дальше, а рукой уже выворачивает руку Педро, и его пистолет тоже летит вниз. Закрываю глаза — сейчас будет выстрел.
И выстрел точно раздается, но откуда-то сверху, поверх голов, и щепки трухлявой балки сыплются мне на голову.
-Лежать! Руки перед собой! Не двигаться.
Не двигаюсь. Но руками продолжаю держать Изабеллу как родную. Она все же выворачивается, и заносит кулак над моим лицом, но вдруг взлетает вверх так, как будто стала уже ангелом.
Нет, ангелами-хранителями стали на этот раз все те же Стил и Тессен. Ну и еще человек двадцать наших ребят в масках, которые уже просто не помещаются в подвал.
Они выволакивают гадов, торжественно вручают прибывшей как всегда вовремя городской страже.
Стил опять порывается обнять меня, но я тянусь к подруге:
-Дай мне руку посмотреть!
Она делает правой рукой какой-то изящный пируэт в воздухе и смеется.
-Не эту, — я все же выдергиваюсь из рук Стила и уже обращаясь к Тессену, поясняю, чтоб никто не думал, что я тронулась умом в подвале. — Она сильно ударилась рукой о камень. И если ушиб сразу не начать лечить...
-Эх, — вздыхает притворно Тессен. — А я еще смел жаловаться на занудство Уильяма... Дорогая, успокой ты Марту, пусть она делает что хочет. Потому мне тоже хочется уже скорее остаться с тобой наедине...
Пантера решительно протестует, когда я пытаюсь оторвать подол своей рубашки, чтобы подвесить ее руку:
-Не надо из меня тут мумию египетскую делать на глазах у всего города. Это все ерунда, поверь. На борту чем-нибудь намажешь, — она встряхивает рукой и шипит. — Гарпун мне в ребра, все же больно.
Тессен сдергивает с пояса черный кушак:
-Любимая, дай-ка. И не так заметно будет, он все же черный. И от него ты точно не откажешься, если я сам тебя перевяжу.
И когда он этому научился?
Тем не менее, порядок восстановлен, и мы возвращаемся на корабль. На палубе, когда ребята уже ушли, подхватывает ее на руки и уносит в каюту. А мне остается только занести ему мазь:
-Капитан Тессен, надеюсь, вы знаете, что делаете?
Он кивает, и этого достаточно.
Стил, оставшись со мной наедине, смотрит медленно и оценивающе:
-Кажется, твои слезы высохли бесследно? И что же это прорастает из твоей куколки, Марта? Что за бабочка? — он прижимает меня к груди. — Знаешь, а я готов ко всему. И буду любить даже ночного бражника.
Закашливаюсь — ночного бражника я видела: страшное крылатое и мохнатое существо с налитыми кровью глазами, только по ошибке причисленное к эфемерным и ярким созданиям.
Все хорошее заканчивается слишком быстро. И не успели мы придти в себя от этих вылазок, как через день или два раздалось сверху:
-Корабли прямо по курсу!
-Свистать всех наверх, — отозвалась тут же Пантера.
Шесть испанских фрегатов заходили в гавань. Спокойно, уверенно, по-хозяйски. Интересно, а их ничего не насторожило? Ну куда, например, делись все рыболовецкие и торговые суда?
Да, все мирные суда были отведены за мыс, в безопасное место. Так распорядилась Пантера. Она и предложила запустить испанцев в гавань, запереть, а дальше надеяться на точность пушек и мастерство канониров форта — чтобы они перестреляли вражеские корабли и не задели нас. Хотя определенный риск был, и мне посчастливилось только поэтому и узнать о готовящейся оборонительной операции во всей красе ее планов.
Пугаться? Но я так мало знаю о подобных сражениях, что вряд ли оно мне кажется опаснее остальных. Тут хоть тонуть недалеко. Но на всякий случай запасаю еще больше бинтов и лекарств. Торговец полотном и еврей-аптекарь уже кланяются при моем появлении.
-Нам надо будет затопить корабль, что будет крайним входить в порт, что бы перекрыть фарватер и запереть корабли в бухте. А там и форт присоединится, — Пантера кончиком ножа показывает что-то в картах остальным капитанам, а мне отчаянно хочется спать, потому что полночи мы стояли со Стилом на палубе и наблюдали море на горизонте. Но он-то не клюет носом.
-Марта, — окликает меня Пантера. — Давай мы уже тебя отпустим. Пожалуй, ты готова к бою лучше нас всех, и теперь важно, чтоб не заснула при канонаде.
Мужчины добродушно смеются, я улыбаюсь в ответ, доползаю до своей койки и проваливаюсь в сон.
Вскакиваю от бешеных ударов рынды. Тревога. Окидываю глазом лазарет, выбираю место, куда можно будет класть новых раненых, если они появятся.
И они появились, и я не ожидала такого количества крови. Успокаиваясь под моими руками, еще вздрагивая от перенапряжения и боли, они рассказывали, что Пантере удалось потопить корабль, который запер всех нас, девять кораблей, в бухте города:
-Пауки в банке.
Парни из абордажной команды, ведущие по врагу мушкетный огонь до сближения, начинают пополнять лазарет — испанцы яростно огрызаются, а пространств для маневрирования небольшое, и Пантера не может вывести корабль из-под шквального огня. Ей важно вместе с канонирами нанести вражеским фрегатам пробоины ниже ватерлинии, чтобы вода хлынула в пробоину, или снести грот-мачту, а парни стараются выцепить в пушечных люках испанских канониров, чтобы заставить заглохнуть их орудия. И с палубы — любителей абордажа. Наверное, испанцы придерживаются той же тактики, и у нас сносит в одном месте палубное ограждение, это совсем рядом с лазаретом, и я чуть не проливаю воду из таза от сокрушительного бортового удара.
Каждое новое лицо, появляющееся в лазарете — не всегда, чтобы тут остаться, а чаще просто остановить кровь, перехватить рану повязкой и глотнуть рома или травяного отвара — и снова в бой. Уговаривать бесполезно, и я безропотно бинтую, иногда успеваю умыть и напоить. И каждый приносит свои впечатления и свежие новости, понимая, как тяжко лежащим здесь не знать, что происходит снаружи.
Замечаю, что уже многие из выздоравливающих попросту сбежали от меня. Некоторые успели вернуться еще раз.
-Мы потрепали двоих неплохо. Один еще огрызается, и к нему уже спешит 'Александра', а с еще одним сцепилась в абордаже 'Валькирия'.
Вздрагиваю — это же первый самостоятельный бой капитана Свена. Хотя он не так молод, и опыт у него должен быть.
-'Александра' потопила испанца! — приносит нам благую весть канонир с простреленной ногой. — И гонит второго.
-А 'Валькирия'?
-Увязла в абордаже напрочь. Она после бортового залпа плохо слушается руля, и маневрировать почти не может.
Зато мы вроде еще можем. Потому что никак не могу привыкнуть к пантериным галсам, ее управление резко отличается от того, как ведет корабль Стил — у нее в руках 'Пантера' как будто сливается в единое целое со своим капитаном-Пантерой. Опустевшее ведро из-под воды опрокидывается и пытается укатиться. Некуда. Весь пол занят.
Юнга подхватывает ведро:
-Леди Марта, я принесу воду.
-Нет.
-Но она закончилась.
-Нет, — я затягиваю нитку на тугих мышцах распоротой обломком реи спине и ответ получается сквозь зубы. — Ты видишь, даже я здесь? Подай еще ром в кружке. Да не мне!!! А ему!!!
Вдыхаю носом, пытаясь взять себя в руки.
Фрегат сотрясается от нового удара. Скрежет. Крики.
-Нас взяли на абордаж!
Им виднее, даже на слух.
Еще удар.
-В клещи.
-Почему молчит форт?
-Может, он уже захвачен?
-Оттуда не было ни единого выстрела, а ведь именно они должны были расстреливать испанские фрегаты.
Опускаюсь на колени и молюсь вслух.
-Док, и за нас помолись, — встает один из корсаров, которого я еще даже не успела зашить, просто затянула раненую руку ремнем выше локтя, чтобы остановить фонтан крови на месте оторванной правой кисти.
-И что ты там будешь делать? Ругать испанцев на чем свет стоит?
-Почему? Рубить левой.
Очевидно, раненых больше некому приносить. В открытую дверь доносятся крики и выстрелы.
-Это впервые, — хрипит боцман, силясь разглядеть свой живот, скрытый под красной от крови сложенной в несколько раз простыней. — Десять лет хожу с Пантерой, и ни разу на нашей палубе не принимали бой.
Боцман уже умирает, и это знаем мы с ним оба.
Хуже, что незаметно прошмыгнул в дверь вслед за поднимавшимися на палубу бойцами мой юнга.
-Иди, дочка, — уже мутным взглядом провожает меня боцман. — Береги себя. Но иди. Ребята в тебя верят. А я... Постараюсь тут посторожить... Заряди мне только пистолет...
В лазарете остаются только те, кто без сознания.
На палубе сплошной дым, у соседнего корабля горит парус, и его клочья разлетаются в стороны порывом ветра, испанцы одновременно пытаются погасить пожар и продолжать удерживать на 'Пантеру'. Тот фрегат, что взял нас на абордаж с другого борта, почти цел, и его команда нападает более яростно, они практически все уже на нашей палубе.
Безошибочно нахожу глазами Пантеру — она на мостике, и, удерживая штурвал одной рукой, второй отбивает одну за другой атаки. Лестница на мостик узкая, и больше двух одновременно пройти по ней так, чтобы еще и отбивать удары ее шпаги, испанцы не могут. И она просто сбрасывает их оттуда по очереди, но мне-то известно, что ушиб пройти за сутки не мог, а ведь она удерживает маневрирующий корабль, пытаясь стряхнуть вражеские ванты с бортов, левой рукой.
И Стил не может придти ей на помощь — он возглавил оборону палубных надстроек, и это правильно — если испанцы хлынут вниз, в проход в центре палубы, то ворвутся в лазарет и в каюту капитана, где казна и документы.
Тащить раненых вниз бесполезно и нет на это времени. Пока доволоку одного, не дождутся помощи еще несколько. Пытаюсь отползать с ними хотя бы под защиту палубных надстроек.
Испанцы обезумели, и бьют ядрами. Вспоминаю тот недавний абордаж, когда мы двумя кораблями захватывали нынешнюю 'Валькирию', и Пантера с Тессеном не стали стрелять не только из пушек, но и запретили мушкетные залпы, чтобы не задеть друг друга. Похоже, испанцев жизнь их товарищей не особо заботит.
Ядро сносит часть реи, надламывает доски кормы, но скатывается в воду. Второе ударят прицельнее, и уже рядом с нами, почти там, где я только что проползла с раненым в охапку.
-Гады, мерзавцы, — кричу так, как будто меня кто-то может услышать в этом грохоте, тем более на пушечных палубах испанцев. -Что ж вы по раненым бьете?!
Слезы сами льются из глаз от бессильной ярости, они смешиваются с потом и наполняют рот горькой едкой влагой, которая щиплет губы — наверное, я их обкусала, собирая остатки физических сил, все же ребят Пантеры назвать хрупкими не приходится.
Рукопашный бой идет в нескольких шагах от нас, Стил там, и мысль о губах именно потому и пришла в голову, хоть и совершенно неуместно — нам не выжить, что тут думать о том, насколько удобно будет целоваться такими губами. Его разорванная рубашка распахнута до самого низа и удерживается только потому, что заправлена в штаны, схваченные широким ремнем. Он покрыт копотью, и пот промывает в ней светлые дорожки, а лоб снова в крови — видимо, задели свежую еще рану, с которой я только вчера вечером сняла швы. Рубашка тоже кое-где в крови, но это брызги, и есть надежда, что чужие.
