Приказано выжить (Ирис)

И, одновременно, не так.

— Бывай! — махнул рукой Гай и отправился по коридору в правое крыло, где жили его приятели. Я обмахнула башмаки позаимствованной у мальчишки тряпкой, чтобы не следили, и пошла к себе, на второй этаж.

Уже когда поднялась по лестнице, воровато огляделась и стянула башмаки вовсе. По деревянному полу уж больно они стучат, мне же лучше пройти на цыпочках, желательно и не дыша. Это особое ощущение означает, что резиденцию навестил ее Отец, и встречи с ним я боялась, как и прежде — до дрожи в коленках. Мимо его спальни, расположенной всего через две от моей, почти кралась, мечтая чтобы и половица под ногой не скрипнула. Проскочила. Захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, перевела дух.

Надо скорее лечь спать. Если надумают позвать, спящую вряд ли станут будить, отложат на утро. А там может и случится чего, забудут...

Лампу я зажгла ощупью, покрутила рычажок чтобы светила потусклее, быстро разделась, умылась холодной водой из кувшина — бежать в умывальню, значит опять мелькать в коридоре! — потушила лампу, уже в темноте отыскивая ночную рубашку, благо на груди у нее вышивка, со спиной не спутаешь, и юркнула под одеяло.

Все, можно перевести дух.

Как назло спать после всех треволнений не хотелось. Я ворочалась с боку на бок, тщетно пытаясь уснуть, и только вроде придремала, как по глазам резанул неожиданный свет — облака расступились и показали миру яркую луну. Зашторить окно мне, конечно же, и в голову не пришло. Вставать не хотелось, потом точно уснуть не выйдет. Так тоже не выйдет, но можно хоть самой себе притвориться что дремлю...

Стук в двери, которого подспудно ждала так и не раздался. И хорошо. Все мнится, будто кроме меня Аэону и думать не о чем...

Наверное, бродя сегодня по улицам я успела простудиться, уж больно странно себя чувствую. Спину ломит, живот болит, да голова ватная... Уснуть скорей надо, к утру либо пройдет, либо нет, и придется тащиться к целителям.

Должно быть, свое сыграли тревожные мысли, вправду ведь говорят — думать перед сном стоит только о хорошем, но снилось мне нечто поганое. То поле с трупами под невыносимо ярким солнцем, отвратительно воняющими, на разных стадиях разложения, и полчищами мух слетевшихся на это дело. То привиделось, будто я в лазарете придерживаю Веритасу ногу за щиколотку, а Райк насвистывая что-то бодрое, пилит эту ногу у самого бедра тупой и ржавой пилой.

Потом чья-то рука обхватила за шею, а дыхание зашевелило волосы на затылке. Человек стоял за моей спиной, и все что я понимала, это то, что мне под лопатку упирается лезвие ножа.

— Умри, сука! — рявкнул мне на ухо человек и вонзил нож, только не в спину, а почему-то в поясницу...

С кровати я слетела еще в оковах кошмара, приложилось коленом о стол, и пришла вроде в себя. Это просто сон, всего лишь...

Свет луны пробился сквозь тучи снова и вовремя: я посмотрела вниз и онемела от ужаса: рубашка спереди от бедер и до самого подола была устряпана темными пятнами.

Прежде чем сообразить, что к чему, я уже бежала по коридору к лазарету. Но ночь же, там нет никого! И почему мне не больно бежать? Нож в поясницу вошел, кровь спереди... На животе лежала? Тогда на живот бы и натекло причем тут...

Я бросилась обратно, судорожно отсчитала две двери от своей и влетела в третью, забыв постучать, и не сообразив, что запри ее хозяин изнутри и лежать бы мне торопливой с разбитым носом. Но запираться хозяин и не думал. Он вовсе даже мирно спал, не ожидая в собственном доме, каких бы то ни было происшествий, подскочил только на скрип двери, схватился за оружие — блеснуло в лунном свете лезвие кинжала, наполовину вынутого из ножен.

Если я и хотела что сказать, то не смогла, перемкнувшее горло выдало только полувнятный всхлип. Я бросилась Аэону на шею, в тщетной попытке спрятаться, как в детстве, у папы на груди.

— Ирис, — устало и сипло спросил Аэон, откладывая оружие в сторону, — ты сдурела?

Тут я вспомнила, чего собственно неслась.

— Меня... Ножом!.. — каркнула и разревелась во весь голос. Чего разревелась и сама толком не поняла, но остановиться была не в силах. Ледяной нож будто все еще приставлен был к спине.

Аэон оторвал меня от своей шеи, повернул к окну и выругался, когда луна скрылась. Потянулся куда-то в изголовье и в два движения зажег лампу. Я все стояла, зажимая себе рот руками, чтобы только не выть в голос, и задыхалась от рева.

— Какой нож, Ирис, ты о чем?

Чтоб я сама знала!..

Аэон встал с кровати, придерживая одеяло на поясе, чтобы не сползло, другой рукой приподнял меня бесцеремонно за шкирку и встряхнул как следует, зубы клацнули. Несчастная рубашка затрещала, но выдержала.

Видя, что не помогло, он уже хотел что-то сказать, но вдруг присмотрелся к пятнам — и даже в лице переменился. Наверное, и врагов он убивает с таким же лицом...

— Кто?! — хрипло рявкнул мне в лицо.

Я шарахнулась от него назад и со всего маху налетела спиной на шкаф, на пол с жутким грохотом полетели книги... Хлопнула дверь, в ее проеме с саблей наголо и ошалевшими глазами стоял Веритас в одних штанах, непотребно распущенных.

— Че орете?

Я оглядела постановку — и согнулась от нового приступа слез, только теперь пополам с беспричинным истеричным хохотом.

Аэон расценил это по-своему, и молча накинулся на Веритаса с кулаками. Тот попытался отмахнуться саблей — отброшенная она застучала по полу, — и был впечатан в стену напротив двери в комнату тушей Аэона. На грохот из комнат повыскакивали гильдийцы, кто в чем: полураздетые, а то и вовсе нагишом, но все поголовно с оружием. Один сунулся было разнять, и через миг его уже поднимали товарищи, окровавленного и со свернутым набок носом.

— Р-разошлись! — гаркнуло у народа за спиной. Народ уважительно расступился пропуская Тео, по всей видимости, так и не устроившегося на ночь, во всяком случае, одежда на нем наличествовала в полном комплекте.

Он за волосы — я обомлела от такой наглости — оттащил Аэона от Веритаса, пнул второго в живот, так что тот отлетел по коридору шагов на пять. Аэона просто толкнул раскрытыми ладонями в грудь, но тот врезался в стену, ощутимо приложившись головой. Гнева в его глазах, однако, от этого меньше не стало.

— Чего случилось? — зло спросил Тео, намеренно стоя между драчунами. — Бабу не поделили?

— Скотина... — застонал Веритас разгибаясь. — Я ж просто...

Аэон снова кинулся вперед и снова был отброшен точным ударом алва.

Гильдийцы, услышав желанное объяснение, позевывая стали расходиться, мужика со сломанным носом повели вниз. Драки тут редкостью не были, а уж спьяну, да из-за баб...

Злющий Тео впихнул Аэон в комнату:

— Зад хоть прикрой!

И пошел поднимать Веритаса.

Как в полусне Аэон натянул штаны, наткнулся на меня взглядом:

— Как он тебя?!

Я только помотала головой, все еще не в силах ни понять происходящее, ни сказать хоть слово. Аэон вроде поутих, взгляд, по крайней мере, прояснился.

Тут вошел Тео за руку, как ребенка, ведущий Веритаса с разбитым лицом. Тот открыл рот сказать...

— Заткнитесь. Оба! — железным тоном перебил алв. И тут заметил меня. — Ирис, а ты чего тут забыла?

Аэон пригладил встопорщенные волосы.

— Я подумал, это Веритас ее...

— Ее — что? — Вскинулся названный.

— Силком...

— Что?! Да ты совсем...

— Молчать! Аэон, во-первых, сядь, нечего тут рожи строить. Во-вторых, очухайся, ты Веритаса что, первый год знаешь? А ты заткнись! Сядь вон, на стул, вина выпей.

— Нет вина.

— А что есть?

Веритас, кривясь от боли, понюхал бутылки, рядком стоящие на полке вперемешку с кружками.

— Ром. И ром.

— Наливай на всех.

До меня начало смутно доходить, что весь переполох случился по моей вине. Слезы подступили с новой силой. Тео набросил мне на плечи одеяло, сдернутое с кровати.

— Хорош скулить. Говорить можешь?

Покачала головой, не отнимая рук ото рта.

— Вер, и этой налей. Что случилось, объяснит мне кто-нибудь или нет?

Аэон оглянулся на меня.

— Ирис прибежала ко мне в слезах, рубаха в крови, а следом этот полуголый...

— На себя бы прежде поглядел, защитничек, — огрызнулся Веритас. Кажется, разбитого лица он еще не простил.

— В крови, — Тео наклонился ко мне. — Ирис ты откуда прибежала? Из комнаты?

Я кивнула.

— Своей?

Еще раз.

Мужчины переглянулись. Веритас закрутил крышку бутылки и махом опустошил свою кружку, три прочих придвинув к краю стола, разбирайте, мол.

— Ты одна была?

Я возмущенно закивала: конечно, одна! И обнаружила, что рыдания поутихли.

— Мне... нож в спину...

Тео насмешливо вскинул бровь, и я стушевалась.

— Ну, или приснилось...

— Великолепно, — язвительно вставил Веритас. — Одна, чуть сон не такой приснится, воет как резаная и носится ночами по коридорам, второй с кулаками чуть что бросается... Весело живем!

— Да ты сам хорош, — вяло отмахнулся Аэон. — Бродишь с саблей...

— Что я, идиот, без оружия в драку лезть?

— Так не было драки!

— Вы так грохотали, что я уж думал, тобой стены считают!

Я виновато покосилась на раскиданные по полу книги.

Тео покачал головой.

— Ладно, это я понял, не подумали спросонья. А ты как тут вообще оказалась?

— Мне сон приснился.

— Да мы догадались!

— Погоди, Вер. Приснился и что?

— Я испугалась. Вскочила, а у меня рубашка в крови... Подумала, что не приснилось.

— Нож в спину воткнули, а кровь спереди на подоле? Ирис, да ты гений!

— Вер!

— Что? Эй, идиотка, ты чего запамятовала спросонья что ли? У тебя каждый месяц такое, ау, баба ты или где!

— Вер! — уже громче рыкнул Аэон. Я всхлипнула. — Так тебя не...

— Не насиловали, — покачала головой, — нет. Мне приснилось...

— Да что ты заладила, "приснилось, приснилось"! Думать надо! Чего ревела тогда?

— Не сообразила...

Веритас воздел руки к потолку и демонстративно ему сообщил:

— Потрясающе!

Тео кашлянул:

— Ирис, ты и впрямь... Промахнулась немного.

— Промахнулась! Детка, ты в курсе, что в таких случаях ходят к подругам, другим бабам, да лекарям на худой конец! Чего ты от Аэона хотела?

— Я испугалась!

— Чего, господи, ты испугалась?

— Крови!

Веритас выругался. Негромко, но грязно.

Аэон сообразил первым:

— У тебя это впервые?

Я кивнула.

Веритас снова ругнулся.

— Нет, бабы точно дуры. Пошел я спать, достали вы меня своими забобонами.

— К лекарю постучись! — вслед крикнул алв.

— С утра уже.

Веритас вышел.

Тео задумчиво покрутил в руках кружку, прежде чем глотнуть.

— Хорошо, ладно. Вот скажи: была бы дома к кому бы с такой проблемой побежала?

Я посмотрела на него так, как должно быть на меня смотрят достаточно часто. Как на дурака, обычных вещей не понимающего.

— К отцу конечно!

Тео посмотрел на Аэона. Тот посмотрел на него в ответ. Потер щеку:

— Ситуация, однако. А почему не к матери?

— К ней зачем? — не поняла я.

Тео неожиданно рассмеялся:

— А еще говорят, мол, алвы странные!

Это все хорошо, но...

— Так что мне делать?

Аэон мрачно посмотрел на стол с двумя нетронутыми кружками.

— Ты серьезно считаешь, будто мы знаем?

Я подумала.

— Конечно. Вы же мужчины.

Тео хмыкнул.

— Разумеется. Ладно, пошли, отведу тебя к Эми, она подскажет.

Ага, то есть у людей это иначе... Странные они все же.

Аэон рванулся встать, но передумал и махнул рукой:

— Идите, а то, как бы я опять чего не натворил.

Тео вывел меня за руку и прикрыл дверь.

Эми оказалась той девушкой, с которой он жил уже какое-то время. Я видела ее раньше, даже разговаривала, но приятельницей не считала, даже имени не помнила. Она посмеялась над рассказом Тео, выдала мне бинты и тряпки, рассказала, что делать и отправила в умывальню. Воды там, конечно, осталось мало, и та еле теплая, но мне хватило.

Когда я, устав попрекать себя за глупость, наконец, уснула, за окном начинало светлеть.

По дороге к "Железной Крысе" Гай в лицах и красках расписывал ночную драку и все сетовал, что меня там не было. Хорошо хоть никто из гильдийских не заглянул в комнату Аэона, пока тот молотил Веритаса, и не узрел там зареванную меня... Вот была бы сплетня.

А так — обошлось. Подрались и подрались, с кем не бывает? Тоже ведь люди.

Зато удалось ускользнуть из резиденции, не встретив ни одного участника ночного происшествия. Как смотреть им в глаза я плохо представляла, драка ведь случилась из-за меня. Находился бы при мне мой Дар, не побежала даже, полетела бы помочь Веритасу! Увы, теперь об этом стоит забыть. Навсегда.

Не помню, правда, чтобы Дар у кого-то из Детей Рассвета и Огня пропадал. Бывало, исчезал на время, но возвращался потом. Но они были взрослые... не знаю. Я своего Дара просто больше не чувствую. Словно его и не было никогда.

Вот в чем дело: если бы я, по выражению Райка "выгорела", то я умерла бы окончательно. А так... Да, сердце не билось. Недолго. Но я ведь вернулась? Тогда почему...

От всех этих вопросов, на которые никто не может ответить, начинает болеть голова.

Как объяснил мне позже Риг, "Железная Крыса" до блокады была гостиным двором средней руки. Пользуясь покровительством Гильдий, Риг не боялся особо за свою жизнь и сохранность заведения, потому смело пускал на порог представителей ночного народа, и не гнушался порой сам их услугами пользоваться. Однако теперь, когда в город тоненькими и не очень ручейками стекались новые люди, благоразумно отказался от мысли пускать их ночевать, и "Крыса" теперь работала лишь до полуночи и постояльцев не принимала. А Варг с открытия до закрытия торчал в зале и пристально следил за поведением гостей.

Первые дни мне было неуютно и страшно одной, в незнакомой комнате, да еще зная, что внизу шастают неизвестно какие люди, но потом ничего, привыкла. Лукия не пыталась приставить меня к работе на кухне или еще где, а Риг и вовсе сетовал "бедная девочка, как жить ей теперь без родни-то?" и порывался погладить по голове и отослать отдыхать. Помня слова Гая, первые дни я старалась не показываться на глаза постояльцам и почти постоянно сидела в комнате за книгами, спускаясь лишь, чтобы поесть и посетить отхожее место. Потом попривыкла и бояться перестала.

Всего в "Железной Крысе" жили Риг с Лукией, их дочери, Варг, да теперь еще я. Нанятый помощник, тот самый, который в первое мое посещение сего гостиного двора разделывал поросенка, был на подхвате, выполнял что скажут, от чистки лошадей, до помощи на кухне, но после закрытия "Крысы" уходил домой. Имени он не называл, все звали его Гусь, и я тоже, если случалось обращаться. Отчего такое прозвище он не распространялся, да и вообще не являлся особенно общительным человеком.

С начала следующей декады заработала школа.

Здание не сожгли и не разгромили в блокаду по единственной причине: там обосновались те, кто остался без крыши над головой. По возвращении в столицу официальной власти, людей отсюда выдворили восвояси, пришедшие в негодность части конструкции заменили, и школа обрела уже не вторую, а третью жизнь. Учеников было, правда, немного, и все, как и говорил Тео "середнячок" — из семей достаточно состоятельных, чтобы оплачивать чадам обучение и в нем нуждаться, но не достаточно родовитых, чтобы отдавать их в лицеи, храмовые школы или пансионаты. Дети эти до боли мне напомнили студентов Академии — все те же задранные носы, разве что одежка не такая расфуфыренная.