Приказано выжить (Ирис)

История тоже была новой. Теперь на перекрестках всех основных улиц стояли памятники: императору, военачальнику, каким-то магам... Все они, якобыгероически избавили город от войск неприятеля. О том, как Дорий во главе войска напал на Гектора Эрпиштрафта и, разбив его армию, взял того в плен, ходили легенды. Спустя несколько месяцев маршала Тсаройи с честью провожали домой — а с ним и его молодую жену, одну из младших Райнских графинь, приходившуюся императору сестрой, то ли двоюродной, то ли еще какой. Теперь у нас с Тсаройей мир и дружба.

Гильдейские, павшие в том же бою, сломя голову бросившись в тыл вражеского войска, так и остались безвестными. Потом, Аэона, добившегося своего: объединения всех Гильдий, и Черных, и Белых под своим началом... повесили.

Скинув предварительно все грехи, начиная от голода, разразившегося во время осады и заканчивая чумой, вспыхнувшей тогда же. Ясно, что серия показательных казней была нужна больше натерпевшемуся народу, чем искателям справедливости, но...

Я слишком хорошо помню, как барахталась в навалившейся апатии, как искала потом Резиденцию и нашла — обгоревший остов и горелый мусор. Гильдейские словно сквозь землю провалились...

— Сири? — в дверях "Орлиного Гнездышка" придерживая округлившийся живот, появилась Анна.

— Добрый день, — я помахала. — Звала?

— Ага, подожди. — Она скрылась в дверях.

"Орлиное Гнездышко" — второе детище Рига после "Железной Крысы", появилось сравнительно недавно, тут заправляли Анна и ее муж Азэк — невысокий хлипковатый парень, сынок торговца из Арсиды, чей папашка договорился с Ригом о расширении семейного "предприятия", как они это называли. "Гнездышко" обслуживало совсем другой контингент — никто из теневой стороны города не казал сюда и носа, зная, как обожают это место гвардейцы и городская охрана, чьи казармы — вот удача! — располагались как раз неподалеку.

Улу тоже хотели связать узами брака, да не сладилось: жених пропал где-то вместе с товаром, да так "удачно", что Риг не знал, в какое платье рядить дочь — не то в траурое вдовье, не то в белое подвенечное — так или иначе, а пока не найдется хоть какая-то информация, приходиться ждать.

Мне, вроде и члену узкого семейного круга, а вроде и нет, все эти махинации казались несколько смешными. Поначалу. Теперь, глядя на растущий живот Анны, которая едва была на пару лет меня старше, мне становилось немного жутковато.

Азэк, надо отдать ему должное, и за порог жену не выпускал, боялся. Последние несколько месяцев в столице орудовал какой-то чокнутый — пропадали молоденькие девушки, женщины, часто беременные или только-только разродившиеся. Газеты пестрели догадками и домыслами, стража нервно тряслась, регулярно получая пенделя "сверху", а мне приходилось постоянно мотаться между "Крысой" и "Гнездышком", как единственной незанятой семейными и торговыми делами.

— Вот, держи, — вернувшаяся Анна, протянула большую корзинку, накрытую сверху льняной в синюю клетку салфеткой.

Приняла корзину, повесила на локоть, крякнув от неожиданной тяжести — не пирожки сложила в нее добрая Анна. Салфетка сбилась с краю, открывая темные бутылочные горлышки из цветного стекла, пришлось поправить.

— Папенька вчера просил прислать, — пожала плечами беременная.

— Всего доброго!

Забыла уточнить, что жених Улы пропал не абы с каким товаром, а с партией "элитной алкогольной продукции", как принято теперь говорить, которую вез из Арсиды. Надо думать, так быстро пополнить запасы было неоткуда, так что самые лучшие товары кочевали из "Гнездышка" в "Крысу" и обратно, в зависимости от того, где планировался клиент побогаче и покапризней.

К счастью, идти было не так уж и далеко.

— Уфф, — поставив корзину на стойку, отерла взмокший под шляпкой лоб. — Что-то будет нынче вечером?

Риг хитро подмигнул:

— Люди говорят, в предместьях навели шороху какие-то аристократы заграничные.

— Люди?

— Люди.

— И чего тут, — обвела не самый изысканных интерьер рукой, — забыли аристократы?

Риг рассмеялся.

— Развлечений!

Понять какое чутье им движет мне так и не удалось, но в его наличии сомневаться не приходилось: новых клиентов Риг чуял загодя и успевал, как правило, приготовиться.

На стойке лежала утренняя газета, и я не удержалась, пробежала глазами по первой странице.

— Нас ждет еще одна свадьба! — воскликнула с иронией. — Радость-то какая!

Столицу грозило потрясти очередное торжество — моя первая детская любовь Власт герцог Бергетский наконец-то нашел невесту себе под стать.

— Пойдешь смотреть?

— Вот еще!

С ума люди посходили, что ли? Каждый месяц, то свадьба, то наследник новый народился... Последних особенно много, и что удивительно, не у молодоженов, а у аристократов в годах, которым вроде бы уже и не пристало. Но да, ладно, не мое это дело.

Мое вон, гостей развлекать. Теми же новостями, не у всех есть время газеты читать.

Газеты — это глупость. Для бездельников.

Таких как я.

Конь под королем кусал удила, приплясывал, горячился скакать вперед, высоко вскидывая сильные ноги, но жесткая рука, защищенная перчаткой из толстой кожи, сдерживала, не пускала на волю, явить миру мощь и силу, покрасоваться. Под седлами у сопровождающих предусмотрительно были лишь кобылы, но норовистого Хоса это нисколько не успокаивало.

Беспокойство коня невольно передавалось и всаднику: не в первый раз король настороженно прислушивался к шуму леса оставшегося чуть позади, но ничего, кроме ржания лошадей, голосов своих людей, скрипа их кожаных доспехов, не мог различить.

Верный Лотар, брат по оружию во многих сражениях, разумный советник и близкий друг — подъехал ближе, встал с ним бок о бок, внимательным взглядом смерив раскинувшиеся у подножия холма, на котором они стояли, бескрайние поля, слегка укутанные утренним туманом.

— Зря ты взял этого коня, — заговорил Лотар. Его размеренный голос был, как всегда, невозмутим, хотя слова подразумевали неодобрение, с которым король не мог не согласиться.

— Иногда мы все делаем глупости, — похлопываниями по шее вновь утихомирил Готорн своего Хоса. Он сам не до конца понимал, почему решил взять себе коня, да еще именно этого, хотя в королевских конюшнях хватало созданий умней, сильней и выносливей. Но его взгляд с первого же мгновения пребывания в конюшне упал именно на него: злобного, неуправляемого, своенравного четырехлетку, наводящего на конюхов ужас одним своим видом — белой, как молоко, шкурой и красными глазами. Готорн не понимал, почему Хоса не убили еще жеребенком, ведь если сам по себе светлый окрас не является нехорошим признаком, то светло-красные, в прожилках, глаза подтверждают худшие опасения: выродок. Но не убили.

Быть может, прежнему королю он тоже пришелся по нраву?

Может, его растили как загодя надуманный оскорбительный подарок?

Теперь это уже не имеет значения: прежний король убит, а нынешний взял жеребца себе вопреки всякому здравому смыслу.

Выродок выродку, как многие думали.

И Готорн, король-бастард, не собирался позволить, чтобы хоть единая букашка в этой стране забыла о его происхождении.

— В последний год они случаются чаще. — Лотар обернулся к свите и махнул рукой. Конники медленным шагом двинулись вперед, обходя замершего на месте короля и его друга.

— Ты об этом? — Готорн постучал указательным пальцем по налобному венцу с изображением цветущего боярышника — герба нового королевского дома, куда, пока что, входил лишь он сам и его мать.

— В том числе.

Лотар никогда не скрывал от него свои мысли и намерения, какими бы неприглядными они ни были. Переворот он тоже не одобрил, но тем не менее, не смог отказать другу в помощи.

Фактически они осуществили его вдвоем.

Наблюдая, как удаляется по дороге его сопровождающие король-бастард тронул пятками бока Хоса, направляя того следом медленным шагом.

— Жалеть о сделанном поздно.

— Сомневаюсь, — Лотар догнал его и поравнялся. — Это не единственная твоя глупость.

— А ты брюзжишь как старик.

— Потому что я себя им чувствую.

Готорн искоса оглядел друга: все те же светло-русые волосы пепельного оттенка и короткая бородка, те же серые глаза и прямой нос. Манера одеваться тоже прежняя: всегда лишь оттенки серого, ни одного яркого элемента в неизменном костюме. Никаких плащей: лишь мундир военачальника. Серый. Награды исключительно из серебра и платины — последние заменили золотые исключительно ради нелюбви Лотара ко всему цветному.

Но даже во всей этой серости он не выглядел старым. Он был старше Готорна почти на десять лет, но внешне казался едва ли не моложе. Даже сединой не обзавелся.

Либо ее просто не было видно.

— Лотар? Я чего-то не знаю?

— Ты король. Ты знаешь все.

"Как бы не так," — подумал Готорн. Может, раньше они действительно ничего не скрывали друг от друга... Но теперь что-то изменилось. Будто невидимая, прочная как каменная кладка его дворца, стена встала между ними. И всего хуже, что ее не было видно: не узнаешь, пока не врежешься лбом.

С густым отчаянием он подумал, что не хотел бы потерять своего единственного друга. Не хотел остаться один.

— Кажется, это не так, — с усилием выдавил он, отведя глаза. — Неужто корона отняла мой ум?

Неожиданно Лотар усмехнулся, словно разом слетел с него серый налет безысходной тоски:

-Твой ум отняла эта заносчивая аристократка. А иначе, что мы тут делаем, как ни прячемся... ведь месяц назад они с братом прибыли в столицу.

— Ты ошибаешься. Мы в разъезде чтобы проверить мои владения...

— Уже семь дней как, а все твои владения и за полное лето не обскачешь. Не отговаривайся: я знаю тебя с самого детства.

Готорн с тоской оглянулся на пройденный путь скрытый туманом более чем н половину, туда, где осталась шумная столица и грозный дворец, ныне по-настоящему звавшийся ему домом. Не закрывая глаз, он помнил каждое окно, каждый рисунок на вычурных ставнях, каждый завиток кованых решеток, каждую выщерблину на стенах в которых рос и познавал жизнь. Эти стены помнили и его отца, и также помнили они его мать: именно потому и отказано ему было в браке с прекраснейшей из женщин.

— Агнус не желает для своей сестры брака с бастардом короля и сиды.

— Ты — король. Можешь и не спрашивать.

— То-то станет она меня привечать после этого. Нет, Лотар, дорогой друг, этой дорогой я не пойду.

Военачальник лишь пожал плечами.

— И зря. Это еще одно твое глупое решение.

— Да знаю я... Погоди, что это там?

Верховые, посланные вперед, остановились, кони их топтались на месте, взгляды обращены куда-то на обочину, где в густой траве и тумане виднелось нечто темное...

Хос, не дожидаясь команды хозяина, сорвался на рысь.

— Ваше величество, — один из воинов склонил низко голову. — Тело у дороги.

Готорн спешился, не глядя, отдал кому-то в руки поводья. Влажная трава, с хрустом приминаемая сапогами, одуряюще пахла, перебивая даже запах крови, с изобилием покрывающей одежду молодого мужчины и его лицо, застывшее в мученической гримасе. Наметанный взгляд тут же отметил и добротную одежду и ножны с кинжалом и походную торбу: почему не унесли, ежели убили из жадности до наживы? Руки человека были прижаты к животу комкая когда-то светлую, а теперь черно-бурую рубаху, но пальцы могли принадлежать лишь аристократу, как, впрочем, и высокие сапоги, украшенные затейливой вышивкой, к которой не приставала ни грязь, ни кровь, ни злая воля: король-бастард знал это не понаслышке, ибо сам ходил в таких же.

И знал, что за деньги их не купить и за драгоценные камни не выманить, а можно получить лишь в дар.

— Дайте мокрую тряпицу, — попросил он своих воинов.

Кто-то тут же протянул ему требуемое, видно, держал наготове, предугадывая желание короля обтереть человеку лицо. Засохшая жесткой коркой кровь неохотно сходила с лица, будто не желала окончательно оставлять тело этого мужчины.

— Монах? — удивленно переспросил Лотар, разглядев метку на лбу в виде обвитого тернием круга.

Готорн нахмурился и приложил пальцы к шее человека.

— Более того: живой монах. — Он обернулся к воинам. — Соорудите носилки, мы возвращаемся домой. Фин, перевяжи ему раны, да смотри чтобы дожил до дворца, ясно?

Верные воины переглядывались, и Готорн хорошо понимал их замешательство: прежний король едва ли стал бы волноваться о каком-то раненом на обочине дороги.

Тогда он сказал им:

— Не долг ли короля — забота о подданных? Монахи Лесных орденов беззаветно помогают людям и ни один из них, ни разу не требовал за то платы у людей, или у моего отца или у меня. Помочь такому человеку не будет зазорно и королю.

К его удивлению, воины вдруг разом спешились и как один упали на одно колено, вбив в землю кулаки и склонив головы:

— Слава королю!

Готорн на миг глянул в сторону Лотара: верный друг вслед за прочими воинами встал в позу почтения.

Он мог носить венец с собственным гербом, жить во дворце-крепости, управлять страной и зваться королем-бастардом. Но только сейчас глядя на своих людей, которые с неподдельным благоговением смотрели на него в ответ и мерно, раз за разом, ударяли сжатыми кулаками о землю, он действительно ощущал себя КОРОЛЕМ.

Будто невидимый груз мигом слетел с его плеч и стал четырьмя крылами за спиной: он чувствовал себя огромным как гора, сильным как морской шторм, более могучим и основательным, чем неохватные дубы в вековых друидстких рощах; а эти люди поистине были его детьми, и как всякому родителю ему должно быть достойным их.

Король Готорн не сумел подобрать нужных слов.

Он просто поклонился им в ответ со всем достоинством, которое имел.

До нас доходили слухи и сплетни, что в предместьях, которую уже седмицу, озоруют какие-то аристократы. Я не удивилась: у этих странных людей, что ни весна, то новая блажь. То скачки по городу — как летели щепки деревянных мостовых из-под копыт ярых коней несущихся галопом! Выложились участники потом изрядно, иначе горожане крепкую бы затаили обиду, но от дальнейших глупостей это не уберегло. Потом маги решили показать чего они стоят — пошла мода рисовать на стенах домов, а то и прямо на мостовых охранные знаки, чертить таинственные пентаграммы. В общем, дело хорошее, но уличные мальчишки быстро подхватили идеи и художество продолжили. Явно тем, что попалось под руку, зато фантазии пестрели во всей красе юных жадных умов: от непонятной мазни до вполне узнаваемых и известных форм человеческого дела. Долго патрульные ловили за руки охочих донести свои мысли до народа, всех так и не переловили.

Потом запускали голубей.

Чей светлый разум надоумил на то высокородных отпрысков неизвестно, но благодарить того человека я бы не стала: в результате невинной на первый взгляд забавы, птиц расплодилось немереное количество, чему радовались одни лишь кошки.

Как ни посмотри, а не становятся глупые выходки благом для города.

— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в подоле не принесло, — философски вздыхал Риг, когда я поделилась очередными известиями, услышанными от посетителей.