Драгонвик

— Что случилось? — спросил он в спокойной готовности, хотя его голос был еще хриплым от сна.

— Мифрау стало плохо! — вскричала Магда. — Скорее, сэр.

Джефф подхватил саквояж, и плотно запахнувшись великолепным халатом, быстро зашагал в комнату Джоанны. Миранда последовала за ним.

В комнате слышались устойчивые, почти ритмичные звуки рвоты. На кровати с пугающей регулярностью отбрасывалась взад и вперед бесформенная фигура.

Несколько мгновений Джефф в ужасе стоял неподвижно, затем с трудом нащупал пульс, оказавшийся страшно медленным и неровным, а кожа под его пальцами была липкой как у угря.

— Что случилось? — резко спросил он Магду, которая стояла рядом с постелью и стонала. Безумный страх заставил ее забыть о пренебрежении к молодому доктору.

— Это началось внезапно, примерно около часа назад. Рвота и понос. Я думала, пройдет.

— Она ела это? — спросил Джефф.

На столе у кровати все еще стоял огромный торт, пропитанный ромом и начиненный сухими фруктами. Рядом стояла мельница для раскалывания орехов. Джоанна обожала мускатные орехи.

Служанка кивнула.

— Да, и очень много. Мистер Ван Рин просил ее не есть, но ей очень хотелось.

— Где мистер Ван Рин? — выпалил Джефф.

Он сделал для своей пациентки все, что мог, пытаясь поддержать ее сердце нашатырным спиртом, но оно не справлялось с нагрузкой. Он положил ей на лоб и на вздутый живот горячие грелки, но она быстро сбросила их.

— Он наверху в башне. Я пошлю за ним.

Острое расстройство желудка? — лихорадочно размышлял Джефф. Воспаление кишок? Торт мог служить объяснением, слишком обильная еда для истощенного организма могла быть опасной, и все же ответ не удовлетворял его. Зрачки Джоанны до того увеличились, что глаза казались не голубыми, а черными. Так бывает от воздействия некоторых наркотиков, решил Джефф.

— Она принимала какие-нибудь лекарства? — спросил он Магду.

Служанка покачала головой.

— Ничего, сэр, кроме тех капель, что вы дали.

Капли были совершенно безвредными, и он стал спрашивать дальше:

— Что она ела после того, как я ее осматривал? Подумайте хорошенько.

— Ничего, кроме этого торта.

Джефф мрачно принялся за дело, но когда рвота стала слабее, пульс тоже стал слабеть, и лицо Джоанны приняло синеватый оттенок. Джефф знал, что Николас в любой момент может войти, и потому он должен поторопиться с вопросами, которые ему не хотелось задавать при патруне и на которые не оставалось времени.

— Мистер Ван Рин давал ей что-нибудь?

Служанка затрясла головой.

— Я все время была в комнате, убирала здесь. Он только отрезал ей кусок торта, когда она об этом попросила, и все.

— Я глупец, — думал Джефф, в отчаянии растирая толстые холодеющие руки.

Быстро вошел Николас и молча обошел Миранду, неподвижно стоявшую в дверях. Он подошел к жене, и, похоже, она почувствовала его присутствие. Глядя на него умоляющими глазами, она с трудом зашевелила губами, а ее дыхание стало прерывистым.

— Что с ней? — воскликнул Николас, повернув побелевшее лицо к Джеффу, который в ответ беспомощно развел руками.

— Острое расстройство желудка. Боюсь, что сердце не выдержит, — прошептал он. Он укрыл ее одеялами и велел немедленно принести грелки. Затем он приподнял Джоанну, чтобы облегчить ее дыхание. Николас застыл, словно на него напал столбняк.

Через двадцать минут дыхание Джоанны прекратилось. Магда вскрикнула и, всхлипывая, выбежала из комнаты.

Джефф натянул простыню поверх широко распахнутых глаз и опустился в кресло, ощущая стыд и презрение к самому себе. Он же все время был здесь. Он обязан был спасти ее. Может, вчера он что-то недосмотрел? Должно быть, имелись какие-то симптомы, которые он сразу не распознал. А я был так самонадеян, горько подумал он.

Николас отвернулся от кровати, двигаясь словно сомнамбула.

— Чревоугодие погубило ее, — сказал он. В выражении его голоса не слышалось никаких иных чувств, кроме тихой печали — он просто констатировал факт. И только на следующий день эти слова поразили Джеффа своей странной бесчувственностью.

Николас пошел к двери и увидел перепуганную девушку.

— Идите спать, Миранда, — сказал он. — Все кончено.

Она с трудом вздохнула. С того момента, как она вошла в комнату, события приобрели правдоподобие ночного кошмара.

Патрун, выйдя в холл, созвал потрясенных слуг и отдал необходимые распоряжения.

Подняв голову, Джефф обнаружил, что остался один на один с покрытым простыней телом. Не сознавая, зачем он это делает, он отломил кусок торта и, завернув его в салфетку, положил в карман. Затем взял в руки саквояж и пошел прочь из мрачной комнаты. По пути он прошел мимо небольшого куста олеандра, вспомнив при этом, как Джоанна гордилась им. Бедняжка, подумал он, в этом доме вряд ли стоит ожидать хоть малейшего сожаления от ее кончины.

Вскоре, когда поместье осталось далеко позади, он услышал звон церковного колокола в деревне.

Дон, дон, дон, гремел большой колокол. Тридцать четыре раза, по одному удару на каждый год жизни несчастной Джоанны Ван Рин.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

К вечеру второго дня после смерти Джоанны Драгонвик был буквально наводнен людьми. Кареты с задернутыми занавесками одна за другой подкатывали к черным воротам, чтобы высадить родственников и друзей покойной, прибывавших из Гринбуша, Олбани, Уотервлайта и многих других мест. Коридоры и лестницы гудели от шарканья ног бесчисленных гостей, которые заходили в спальню и отдавали последний долг памяти хозяйке имения.

Она лежала на розовой кровати между двумя длинными горящими свечами, и черный бархатный покров оставлял открытым только ее лицо. В комнате Джоанны было много цветов — море белых тубероз и лилий, которые заменяли олеандры.

Посыльные из Гудзона привезли множество рулонов черной ткани, ради чего были опустошены все ближайшие лавки. Магда и другие слуги спешно шили.

К четырем часам Миранда дошила собственный траурный наряд. Черное платье без единого украшения придавало ей особое достоинство, но на этот раз ее совершенно не волновал внешний вид. Она оцепенела от ужаса и недоумения. Этого не может быть, повторяла она. Смерть не может прийти так внезапно. Джоанна была не так уж и больна!

Девушка не покидала спальню с тех пор, как Николас ее туда отослал. Еду ей приносили на подносе, и Магда, взявшая на себя ведение хозяйства с того момента, как патрун заперся в своей комнате, ясно дала понять Миранде, что ей не стоит показываться среди Ван Таппенов. Но огромная спальня в конце холла обладала для Миранды какой-то болезненной притягательностью. Выйдя в сумерках в коридор, она присоединилась к группе незнакомых людей, которые потрясенно перешептывались у дверей Джоанны. Вместе с ними она вошла в тихую комнату и в свою очередь приблизилась к кровати.

Надеюсь, я не так сильно ненавидела ее, подумала девушка и неожиданно по ее лицу заструились слезы. Потому что до этого момента она даже не подозревала, до какой степени не любит Джоанну Ван Рин.

Именно Магда принесла Миранде ужин и поставила его на стол.

— Полагаю, что после похорон вы уедете, — грубо сказала она.

Миранда сглотнула.

— Вероятно, да.

Да, конечно, она должна ехать. Она не может остаться здесь вдвоем с Николасом. Николас! Девушка крепко стиснула пальцы и подошла к окну, пряча лицо от любопытного взгляда горничной. Когда женщина ушла, Миранда отодвинула поднос, так и не притронувшись к еде.

После трагедии Николас сильно отдалился от нее, больше, чем когда-либо раньше. Для него смерть жены тоже приобрела какое-то новое необъяснимое значение. Миранда не могла знать, насколько сильно он горевал по Джоанне. Она никогда не понимала, какие чувства Николас испытывал по отношению к ней. Но все же она была его женой — матерью его ребенка — и он должен был чувствовать себя ужасно. Миранда долго стояла у окна, спрятав лицо в ладонях, но через некоторое время она все же разделась и легла, измученная бессонницей предыдущей ночи.

К полуночи дом успокоился, и все шаги в холле смолкли. Ван Таппены давно улеглись. Миранда крепко спала и даже не проснулась, когда дверь открылась и закрылась. Но она услышала свое имя и когда открыла глаза, то затуманенным сном взором увидела, что на нее смотрит Николас.

Он поставил на стол свечу и вернулся к кровати. Миранда увидела на его рукаве черную траурную повязку и не могла ни отвести от нее взгляд, ни поднять глаза на его лицо.

— Миранда! — позвал он. — Взгляни на меня.

Она медленно подчинилась, переведя взгляд с черной ткани на его подбородок. Тяжело дыша, Николас одним резким движением прижал ее к себе. Он страстно целовал ее, и она почувствовала, как яростно бьется его сердце.

— Нет, нет, — испуганно зашептала Миранда и постаралась оттолкнуть его.

Он поднял голову и так быстро разжал руки, что от неожиданности девушка упала на подушки. Выпрямившись, он коротко рассмеялся.

— Если я чего-то захочу, неужели вы считаете, что ваше глупое "нет" сможет меня остановить?

— Я... я не знаю, — прошептала она. Его тигриная свирепость напугала ее, но сейчас, когда он отстранился от нее, вновь холодный и полностью владеющий собой, она взглянула на него с мольбой.

— Вставайте, наденьте пеньюар, — распорядился Николас. Пока она вылезала из постели, он повернулся к ней спиной, подошел к камину и помешал затухающие угли.

Одевшись, она подошла к нему, высокая и стройная, ее волосы были по-детски забраны за уши и золотым каскадом падали на плечи.

Он наклонился и взял ее левую руку. Ничего не понимая, она смотрела, как Николас надевает на ее средний палец массивное кольцо. Миранда в недоумении уставилась на него. Это было старинное золотое кольцо в форме двух крошечных рук с выступающими на них бриллиантами, которые окружали темно красный карбункул в виде сердечка.

— Это обручальное кольцо Ван Ринов, — сказал Николас.

Она подняла недоумевающий взгляд.

— Я... я не понимаю.

— Нет, понимаете, Миранда, — нежно сказал он.

Недоверчивая радость охватила ее и исчезла. Она отшатнулась. Не более чем в пятидесяти футах от нее лежало бездыханное тело со странной застывшей улыбкой.

— Джоанна, — прошептала она.

Глаза Николаса стали жестче. За секундное молчание она услышала неторопливое тиканье часов на каминной полке, лай собаки где-то за конюшней, торопливые шаги в коридоре.

— Она никогда не носила это кольцо, — сказал он. — Ее пальцы были слишком толстыми.

Слава Богу, смущенно подумала она, тогда все будет хорошо. Конечно, если она никогда не носила это кольцо, все будет хорошо.

— Ты сделаешь так, как я тебе скажу, — произнес Николас.

В свете камина темно-красный карбункул горел на пальце и огнем сверкали крохотные бриллианты.

— Да... да, — прошептала она. — Всегда.

— Спрячь кольцо. Не говори никому о нем. В пятницу ты уедешь домой. А ровно через двенадцать месяцев я буду просить твоей руки.

— Двенадцать месяцев... — повторила она.

— Конечно, этот год будет годом траура.

— Но Николас, — воскликнула она, сжав руки и в отчаянии глядя на него. — Я не могу поверить... я никогда не мечтала... Ты действительно любишь меня... ты так и не сказал...

Николас улыбнулся, положил руки ей на плечи.

— Я прошу тебя носить мое имя, а нежные речи годятся только для школьников. Живи будущим Миранда... как и я.

Он наклонился и быстро поцеловал ее. Затем он ушел, а девушка осталась стоять у камина, не отрывая взгляд от обручального кольца, словно оно гипнотизировало ее.

* * *

В это же самое время в Гудзоне Джефф, запершись в операционной и занавесив все окна, заканчивал последние анализы. У него не было книг по токсикологии, но в одном из учебников по фармакологии он нашел таблицу с необходимыми данными.

На тарелке лежало несколько крошек — все, что осталось от образца, который он позаимствовал в Драгонвике. Остальное он исследовал через микроскоп, который хоть и был слабоват, все же был в состоянии показать крохотные крупинки белого или серого порошка, если бы таковые там имелись. Он не обнаружил ничего. Следуя инструкциям в книге, он сжег в реторте один кусочек торта, а другой посыпал соответствующими реактивами. И вновь результат был отрицательным.

И тут с неожиданной злостью Джефф схватил тарелку и швырнул ее в каменную раковину, где она разбилась вдребезги.

Мне следовало бы стыдиться, думал он. Мои подозрения — это детская досада на то, что моя собственная некомпетентность привела к трагедии, и я потерял пациентку.

Джефф захлопнул учебник и поставил его обратно на полку — собирать пыль, потом привел в порядок операционную и пошел спать, решив больше никогда не возвращаться к этому делу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Джоанна была похоронена со всей пышностью, приличествующей ее положению.

Миранда не принимала в этом никакого участия. На похороны ее не пригласили. В этот день она в одиночестве сидела в своей комнате, а на следующее утро отправилась домой.

Река все еще была закрыта для навигации, и Николас отправил ее в путь в карете с Диком, вторым лакеем, который должен был исполнять роль кучера, и Гретой, горничной средних лет, которая стала при ней дуэньей. Поскольку Миранде предстояло провести в дороге две ночи, первую в Бикман-Армсе в Финебекке, а вторую в Пиксилле, то будучи молодой леди, она не могла оставаться в гостинице в одиночестве.

В торопливом отъезде в это хмурое холодное утро Миранде мерещилось нечто постыдное, напоминающее опалу. Она зашла попрощаться в комнату Кэтрин, но спросонья та не проявила к ней никакого интереса, тем более что сегодня ей предстояла долгожданная поездка к тете Ван Таппен в Олбани. Но гораздо хуже безразличия Кэтрин было отсутствие Николаса. Девушка верила, что он придет, чтобы пожелать ей счастливого пути, даже если у них и не будет возможности поговорить наедине. Но он не пришел.

Грета, полная женщина с бесстрастным лицом, укутанная в черную альпаку, ожидала ее в карете. Множество свертков и новый сундук с одеждой, полученной в Драгонвике, были аккуратно привязаны наверху. На красном лице Дика читалось нетерпение, а лошади фыркали и перебирали ногами, не испытывая ни малейшего желания отправляться в дальний путь.

Выхода не было, надо было ехать. Тяжелая дверь захлопнулась, и кучер щелкнул кнутом. Миранда прижалась лицом к оконному стеклу и бросила последний взгляд на Драгонвик. Его башенки и крыши сияли в лучах восходящего солнца. Миранду захлестнуло чувство одиночества, и огромный дом расплылся в тумане слез.

Рука Миранды сжала кольцо, словно ища в нем поддержку — это движение быстро вошло у девушки в привычку. Она села на место, стараясь спрятать лицо от Греты. Служанка открыла затянутый бечевкой мешочек и вытащила письмо, которое почтительно вручила Миранде.

— Вот, мисс, — сказала она. — Минхер велел передать вам, когда мы отъедем.