— Да. Ей собирают буквально по косточкам, но жить она будет. Правда, я не знаю теперь, как её возвращать в пансионат. Керней, скажи правду, — внимательно взглянул Лиам на фамильяра. — Стоит ли её вообще туда возвращать?

— Отдышусь — вернусь в пансионат, выясню обстановку, — буркнул Керней. — Моё присутствие никого не удивит. Напротив — больше удивит, если я не появлюсь.

Лиам снова пристально пригляделся к фамильяру и предложил:

— Судя по всему, будет удобней, если я тебя отвезу, как только ты отдохнёшь.

— А есть такая возможность? — вскинулся Керней и объяснил: — Мне бы отсюда не хотелось уходить, но, с другой стороны, желательно было бы быть в курсе того, что сейчас происходит в пансионате. На лошади было бы быстрей...

Лиам молча встал и вывел из-за небольшой коновязи лошадь.

— Последний вопрос, — чувствуя себя жутким врединой, но всё же высказал Керней. — Как ты относишься к Лирейн?

— С недавних пор она одна из самых моих востребованных танцовщиц, — пожал плечами мужчина. И улыбнулся. — По-дружески. Отношусь к ней по-дружески. И... Хотя она в последнее время не болтлива, но я знаю, что она неровно дышит к одному из своих сокурсников. К партнёру. Надеюсь, я не выдал её самый страшный секрет.

— Не выдал, — подтвердил Керней, усаживаясь на его подставленные у земли ладони. Затем — осторожно вознесённый на седло, фамильяр вцепился в его рожки, втихаря посылая на голову Лиама благословения всех богов за удобное строение седла...

Уже на месте, неподалёку от усадьбы пансионата, они договорились, что Лиам вернётся за Кернеем через пару часов, и тот сумеет убедиться своими глазами, что Лирейн жива, а то и приходит в себя...

... Только благодаря своевременной помощи Лиама вернувшийся на место происшествия фамильяр оказался в курсе всего, что в пансионате происходило.

Едва он появился на пороге комнаты, пробившись через небольшую толпу взбудораженных студенток, которые пытались рассмотреть, что делается в комнате Лирейн, чья дверь была на этот раз распахнута настежь, на него уставились все: и те два охранника, и маги-следователи, успевшие приехать на вызов, и даже хозяйка пансионата. Судя по неоднозначным взглядам, о внешности фамильяра присутствующие были уведомлены заранее.

— Что здесь творится? — проскрипел Керней, суженными глазищами оглядывая комнату. — И где моя подопечная Лирейн?

Ему нехотя объяснили всё то, что он уже знал, и выспросили о том, что могло заставить трёх девиц избить до потери сознания однокурсницу. На последнее Керней поднял кожистые бровки и потребовал уточнения: его подопечную избили три девицы?

Один из магов-дознавателей объяснил:

— Они самоуверенно попытались скрыть следы своего преступления. Но для нас их попытка была слишком... дилетантской. Мы восстановили происшествие — пусть не до мелких подробностей, но основное знаем.

— И что теперь с ними будет? — злобно от радости, что хоть это вскрылось, хотя он и не надеялся на силы магов-следователей, переспросил Керней.

— Отчисление из академии и штраф с родителей в пользу пострадавшей, — последовал ответ.

Керней только было открыл рот, чтобы спросить, а что будет с девушкой, которая предательски попросила Лирейн открыть ей дверь. Но промолчал. А вдруг они, эти маги из полиции, её ещё не нашли? Так, надо бы уточнить ещё один момент.

— Но вы не сказали, где моя подопечная! Я должен её увидеть!

Вот на этот вопрос маги-дознаватели развели руками и пообещали немедленно прояснить ситуацию с возможным похищением студентки.

— Я вам ещё нужен? — жёлчно спросил Керней, в душе надеясь, что магам надоело созерцать его уродливую физиономию и что они будут рады отпустить его.

Его предположение подтвердилось: его отпустили охотно.

И он развернулся к порогу, в очередной раз злорадно напугав студенток, отшатнувшихся от него, тем самым давая дорогу в толпе. И Керней спокойно прокатился по удобным приусадебным дорожкам на намеченное место встречи с Лиамом. Ждать долго не пришлось. Мужчина приехал и забрал фамильяра с собой. Приехал, хотя по его осунувшемуся лицу Керней сразу сообразил, что тому больше всего хочется спать, а не путешествовать за всякими фамильярами. Но своего настроения Лиам не высказал вслух, а благополучно доставил фамильяра Лирейн к своей лачуге, где и поставил перед порогом, благо магическая буря внутри домишка утихла. Лиам распахнул дверь в помещение, и взволнованный Керней подкатился к деревянной лежанке, едва-едва застеленной старыми, но чистыми тряпками, на которых и лежала Лирейн. Старуха, сидевшая рядом с ней на грубо сколоченном табурете, ничуть не удивилась странному существу, а легко подняла его, придерживая за бока, и подсадила на край лежанки.

Лирейн лежала так, словно спала крепким сном. Похудевшая, но без единой метки на лице, что её жестоко избили. Керней, переполненный впечатлениями, просто осел рядом с ней и искоса взглянул на старуху.

— Да, маленький фамильяр, — тихо сказала та, — ты можешь остаться с нею, пока она не откроет глаза. Или пока тебе самому не понадобится уйти.

Керней почтительно опустил глаза перед старой некроманткой и снова обернулся к Лирейн. Он будет изо всех сил надеяться, что до вечера, когда ему придётся исчезнуть, девушка сумеет прийти в себя.

Одиннадцатая глава

... Осторожно поглядывающий на хозяйку лачуги, которая, едва уступив ему место рядом с Лирейн, легла в уголке, на скамье при низенькой печке, и крепко уснула, Керней сидел и с тревогой размышлял: "Кто очнётся в теле Лирейн? Кого вызвала старуха? Вернётся ли сама Лирейн? Или в теле окажется Ирина? И знает ли старая некромантка о том, что душа в этом теле не своя, не родная? А что знает этот проходимец Лиам? — Он склонился в сторону, чтобы разглядеть в открытом дверном проёме "проходимца", который тоже спал, прислонившись к дверному косяку. — Доверилась ли ему Ирина, когда он позвал её на выступления? Или она не стала ему ничего говорить? Девушка-то вроде серьёзная... Нет, скорее всего — нет. Она не сказала ему..."

... Ноги вязли в плотной трясине, холодной и тяжёлой. Девушка мёрзла. Дрожь от промокшей одежды, облепившей тело, то и дело сотрясала её мелкими точечными волнами, из-за которых судорожно сжимался живот и которые снова и снова заставляли предпринимать попытки выдраться из цепкой жижи. Но каждое отчаянное движение лишь ещё глубже погружало её в трясину. Кричать нельзя — это она твёрдо знала. Услышат — и тогда не жить сразу. А пока ещё есть минуты — хотя бы на надежду выжить. Она попыталась ухватиться за кривое деревце, которое едва разглядела во мраке. Надо бы получить хоть какую-то опору, чтобы потом лечь на поверхность трясины и перекатом подтянуться к берегу... Как это деревце очутилось рядом? Везде темно. А как она разглядела его?.. Осторожно, боясь сломать ненадёжный ствол, потянула его к себе. Гнилая древесина треснула сразу... Холод вкрадчиво подступил к бёдрам. Своих стоп она уже не чувствовала... Всё. Больше никаких мыслей. Паника поднималась к горлу задушенным криком... Внезапно на голову и плечи словно обрушилась ледяная вода, и девушка, сжавшись от внезапного водопада, резко оглянулась. Нет, это не вода. Это крик. Зовущий. Кто-то звал её по имени... Откликнуться? А если это враг?

— Разве у меня есть враги? — Она с трудом заставила шевелиться онемелые губы.

— Много! — весело отозвались за спиной.

Ошпаренная страхом от неожиданности, девушка попыталась обернуться. Но трясина теперь больше походила на жидкий, но быстро и уверенно застывающий бетон. Да и что можно разглядеть в кромешной тьме?..

— А ты позови на помощь! — злорадно предложили ей.

Она моргала и жмурилась, изо всех сил стараясь разглядеть того, кто прятался в темноте и просто издевался над ней.

— Кого... — прошелестела она в чёрную мглу.

— Того, кто носит тебя на руках, — подсказали уже с другой стороны.

— А мы посмотрим, сумеет ли он тебя вытащить! — расхохотались за спиной.

— Вы его... — начала девушка. И замолчала. Не хотят ли его поймать на неё? На ловушку с нею, с приманкой?

— Да, мы его... — ехидно ухмыляясь, ответили ей.

— Но он всё равно твоя единственная надежда, — спокойно объяснили ей.

— Как и ты — его! — зло хихикнули за спиной.

— Если успеешь дозваться... — намекнули сбоку.

Она опустила голову, недоумевая от последней реплики, и дыхание перехватило: пока с нею разговаривали (или отвлекали внимание?), трясина исподтишка, будто поймав момент, когда она отвлеклась, поднялась до её груди, вдавив слабое тело в своё чрево, прожорливое и беспощадное. И тогда девушка выдрала из жадной грязи руки, которые невесть когда затянуло в плотную жижу, и что есть силы, срывая голос, закричала:

— Бринда-ан!

... Бриндан собирался на занятия. Машинально совал в учебную котомку сменный костюм для репетиций, в тысячный раз сверялся с расписанием, чтобы положить нужные учебники, а не те, которые складывал, а затем с досадой вынимал. Голова шла кругом. Где же Лирейн? Докопались ли полицейские-маги, куда она пропала? И... жива ли она? Узнает ли он что-нибудь о ней, когда приедет в академию?

На пороге его апартаментов появился дворецкий и, склонив голову, привычно поинтересовался:

— Что сегодня предпочтёт для поездки молодой господин? Лошадь? Карету?

Парень бессмысленно уставился на него. До сих пор Бриндан углубленно раздумывал о своём, а теперь неожиданным вопросом его выбили из колеи, и потому он пару мгновений не совсем понимал, кто перед ним и чего от него хотят. А потом дошло, но... Мужчины сильно вздрогнули, когда одно из настенных зеркал внезапно с грохотом упало на пол, разбившись вдребезги. Остолбенев, оба глазели на суховато звенящие разлетающиеся осколки, пока Бриндан не охнул от боли и не затряс рукой, вновь не сразу сообразив сбросить браслет. А сообразив, буквально секунды смотрел на сияющие ослепительным светом звенья от цепочки, вкрапленные в валяющийся на полу браслет. И на магическую нить, сиявшую так сильно, что слепила глаза.

— Карету! Быстрей!

... Старая Триса бесшумной тенью переместилась к лежанке с девушкой, выведенной из краёв тьмы. Её фамильяр заснул, не заметив, как старая некромантка наслала на него заклинание усталой дрёмы. Старуха мягко опустилась рядом с ним и столь же невесомо опустила ладонь на его уродливые отростки по всей поверхности тела-головы... И закрыла глаза, вчитываясь во всё то, что знал фамильяр.

Триса привычна к несчастненьким девицам, которых порой приволакивал её непутёвый внук, как негласно они договорились между собой называть свои отношения. Как привычна была к десяткам бездомных котят и щенков, которые он притаскивал в лачугу, будучи сердобольным мальчишкой. Ей часто приходилось успокаивать его девиц, которые попадали в неприятное положение, а внук из-за этого терял деньги, на которые они могли жить. Впрочем, потерянные деньги его не смущали. Он легко зарабатывал и легко тратил их. Она знала, что Лиам быстро откликался на чужие несчастья, так что в любой таверне ему могли в три счёта наплести небылиц о плохом здоровье родных или о трудностях с деньгами. И, если в расчётах с теми, кто заказывал ему выступления, он был твёрд и умел настоять (опять-таки из-за своих танцовщиц и музыкантов) на своём, то разжалобить его и развести на деньги мог любой прощелыга.

Но на этот раз всё случилось иначе. Лиам привёз девушку, чья душа оказалась... чужой. Старуху-некромантку это так поразило, что она не сразу сумела сориентироваться, каким образом вытащить эту самую душу, прилипшую было к телу, как к своему, из странствий по тёмным царствам и вернуть... И, едва девица всхлипнула, начиная дышать, некромантка прогнала события назад, чтобы увидеть всё и понять. Что именно она хотела узнать, Триса чётко бы и сама не сказала, но наблюдать пришлось многое.

Она узнала, каким образом девушку чуть не убили. Три девицы, избивавшие её, впали в неконтролируемую ярость, а придя в себя, сочли, что всего лишь попинали конкурентку в учёбе и чувствах. Это открытие Трисе было не так интересно, как промелькнувший в памяти самой злобной девицы образ молодого мужчины, странно знакомого некромантке. Только было старуха пожалела, что не может отчётливо его разглядеть, как вдруг успела заметить тот же образ в памяти избитой девушки.

Магический круг семи заканчивал введение души в тело, и Трисе пришлось отказаться от попыток провести собственный поиск, пока ритуал не прекращён. Потом приблизиться к пострадавшей девице поневоле не позволил Лиам, который неожиданно привёз в лачугу ещё и фамильяра девицы. И тут вся усталость Трисы мгновенно взорвалась: вокруг этого магического существа, фамильяра Кернея, всё прямо-таки кричало о его связи с Маровыми болотами!..

В какую историю влип на этот раз непутёвый внук?

Круг семи, закончив ритуал воскрешения, разошёлся

И тогда старухе-некромантке пришлось выждать, пока оставшиеся не успокоятся. Успокаиваться никто не хотел: ни Лиам, ни фамильяр. Слишком шустрыми оказались. И поговорить им, видите ли, хочется у лежанки бедной девицы, и языки почесать о том, что произошло и почему... Пришлось слегка поколдовать, чтобы не мешали утолить личное любопытство. Первым задремал Лиам. Неудивительно. Всю ночь не спал. Затем начал задрёмывать Керней...

Ошеломлённо приоткрыв рот, Триса считывала с фамильяра девицы такое, что почувствовала громадную потребность вновь созвать круг семи. Созданное сильнейшим магом, существо носило на себе три смертельных проклятия, опять-таки связанных с Маровыми болотами. Но его создателю сброс проклятий на магическое существо не помогал. Однако что оказалось ещё интересней — фамильяр оказался носителем не только проклятий. Внутри него едва заметно просвечивала странная магическая фигура, близкая к пентаграмме, вписанной в другую фигуру, и смутно знакомая Трисе. Решив, что чуть погодя она всё-таки соберёт круг семи, старуха продолжила поиск всего, что окажется любопытным, а возможно — и нужным. Нужным — хоть она и не могла сказать, для чего.

Первое, что Триса сообразила: Маровы болота появились не сами по себе и не оттого, что там прошлась богиня Мара, как гласили легенды. Нет, они были искусственно созданы человеком, очень сильным магом, чью смутную фигуру удалось рассмотреть внутри той же пентаграммы. А вот завязаны болота... Когда нос Трисы, которая постепенно, сама того не замечая, склонялась к фамильяру, чтобы лучше понять, коснулся мягких отростков Кернея, старуха опомнилась и выпрямилась. Осторожно сняла ладонь с его странного, уродливого тела, а затем мягко вложила свои костлявые пальцы в ладонь лежащей девицы, переплетая их с её тонкими. Образ молодого мужчины вспыхнул перед глазами некромантки так ярко, что старуха мгновенно впитала портрет худощавого темноволосого парня и сузила глаза.

Поймала. Рассмотрела. Узнать в чертах, более собранных по-юношески, чуть размякшие черты верховного мага, когда-то приближённого к трону короля, легко. В королевстве обычный люд не знал, что маг отдаёт свою жизнь, чтобы остановить проклятое болото, грозящее уничтожением страны. Знали только маги — даже те, что занимались бытовой магией в самых низах общества. Но об этом помалкивали даже самые болтливые: не ровен час — накличешь беду и на себя, лишний раз помянув Маровы болота... Старуха скривила губы, нехотя ухмыляясь. Цепочка некоторых событий стала ясней: верховный маг умирал, отдавая свои силы на ограничение Маровых болот, и к той же участи покорно готовился его племянник. Но все смутные фигуры между ними! Особенно та, мужская, что промелькнула в пентаграмме!..