А когда я вылезаю (или вылазию? После сегодняшних развлечений — скорее даже коряво вылазию все таки) из ванной — в двери щелкает ключ и я оказываюсь в объятиях буквально влетевшей Надежды. Она как-то так приникает ко мне всем телом, что на несколько мгновений мне кажется, что мы — единое целое. Слились воедино. Не было у меня раньше такого, всякое было, но вот так — впервые. Это очень непривычное, но очень приятное чувство. Вот ведь как странно — вроде как обычные обнимашки, а какие разные могут быть...
И поцелуй, долгий, взаимный, распаляющий до плавления... Чудом не запнувшись о вьющуюся под ногами собаченцию оказываемся в спальне. Свое полотенце я уже где-то посеял, Надя ухитряется — и вроде как я ей помог — не отрываясь от меня — выскользнуть из белого халата, а кроме него на ней только узкие трусики, остатки мозга отмечают, что такого белья на ней не было раньше, вообще такого у нее не видел, но трезвая часть сознания не удерживается долго и плавится, как камешек в магме... И теперь я чувствую, что нашел свою половинку... Вместе мы целое... Единое... И сливаемся еще крепче и крепче...
Просыпаюсь я внезапно, и мне становится стыдно немножко — ну не было у меня, героя — любовника, чтобы я так вырубился после оргазма. А ведь вырубился. Впервые. Как в омут провалился, даже, судя по всему, и к стенке повернуться не успел. Вона как! Старею что ли? Или вымотался? Или эмоции перехлестнули и контроль потерял? Пушистая головенка медсестрички уютно и уже привычно покоится у меня на плече. И знакомо посапывает. Тоже спит. По возможности зеваю не слишком размашисто, чтобы не разбудить спящую и опять вырубаюсь.
Пробуждение странное. Я одновременно ухитряюсь услышать звяканье чашек и понимая, что слышу звяк — увидеть сон. При этом вполне понимая, что это сон, но при том относясь к нему совершенно спокойно, словно это действительность... То есть не совсем спокойно, если честно, сердчишко-то заколотилось. И что совершенно непонятно — сон совсем не к месту, нет чтоб что-нибудь, ну даже и не эротическое, а хотя бы приятное — нет, деловитый производственный сон, воспринимающийся во время просмотра как должное и как вполне логичное и толковое повествование.
— Милорд, ваш завтрак! Да, сэр! — бодро рапортует звонкий голосок.
Продранные глаза видят милую сценку — уже причесанная и умытая свеженькая медсестричка, (черт, всегда удивлялся, как быстро и легко девушки и женщины приводят себя в порядок) в непринужденной позе стоит у постели и держит подносик, уставленный всяким разным — откуда что взялось-то? Из всяких сластей гордо торчит заварочный чайничек на две персоны и две фарфоровые чашки явно Ломоносовского завода — рисунок — сетка у них характерная, императорская.
— Хорошо, Джемс! — хриплым голосом, вполне приличным отставному адмиралу Адмиралтейства, отвечаю я. И только сейчас замечаю, что на Надьке — моя собственная рубашка, застегнутая на одну пуговичку. В самом стратегическом месте, надо сказать. И мне это очень нравится. И раньше нравилось. Хотя об этом сейчас говорить не стоит. Определенно не стоит.
И не мне одному нравилось — почему-то девушки утром в мужской рубашке смотрятся куда лучше, чем мужчины в женских... Не знаю, что тут привлекает. Может то, что получается фривольное декольтированное мини-платье, то ли то, что своя рубашка получается и впрямь ближе к телу, не знаю.
— А почему это — Джемс? Из-за мужской рубашки? — удивляется девушка, ловко ставя на постель подносик и усаживаясь рядом. Когда она разливает чай, рубашка слегка распахивается, открывая нежно колышашуюся в такт движениям кругленькую грудь с аккуратным сосочком. Глядел бы и глядел, все таки живая грудь куда приятнее глазу, чем силиконовый протез...
— Кхм... — начинаю я плетение трепа — потому что у англичан нет имени Надежда, а назвать тебя Хоуп — как-то не по-людски. А Джемс — нарицательное имя слуги у лордов, пэров и мэров.
— Слуги, значит? — настораживается Надька.
— Ну дворецкого. Или там мажордома... А мне к слову успел сон присниться, пока ты чай собирала — выкручиваюсь я.
— Надо полагать, я должна кинуться целовать тебе руки, восклицая: 'Расскажите! Расскажите!' — с ехидным прищуром вопрошает медсестричка.
— Ну зачем так сложно — я могу и так, без ансамбля, сам. Черт, половину уже забыл, надо же...
— Нормально. Если будешь тянуть кота — так через полчаса и все забудешь. Сон тает в реальности, как кусок сахара в горячем чае — неожиданно образно выдает практичная обычно Надя.
— Поэтично! Так вот — то, что еще помню, опять же относится к производственному циклу...
— Пирамиды строил в Иджипте? Или наяривал таксистом в Нью-Дели?
— Не. Еще проще. Из-за кучи навороченных компьютеров в мире стали происходить пробои из виртуальной в реальную реальность. Понимаешь?
— В общем — да. Чай стынет. К слову — сегодня отменный заварила. С бергамотом. Пахнет вкусно! И цвет красивый.
— Ну ладно, я коротко. В общем из компьютерных игр периодически вываливаются в реальность разные действующие персонажи разных компьютерных игр... Ну, ты в компьютерные игры не играла, да?
— Почему же. Косынка, тетрис. Что я дикая совсем что ли? — поднимает бровки Надя.
— Эх, этот бы сон да Сашке рассказать. Или ботану-связисту... Впрочем не, не катит. Мне гораздо приятнее смотреть на тебя, чем если бы тут сидели расхристанные ботан с Сашей... Ладно, нет в жизни полного счастья, слушай дальше...
— Это, значит, я сижу расхристанная — делает неожиданный вывод женщина и начинает демонстративно застегиваться на все пуговички. Но застегивается вроде и суетливо, но получается медленно. А я знаю, как быстро она умеет одеваться, как солдат или опытная секретарша. Или как фельдшер Скорой помощи, когда будят на выезд.
— Да нет же, господи! Но сама посуди, какая мне радость от вида Саши или ботана с декольте? Ну совершенно нечем любоваться, у них на груди даже шерсть не растет! Слушай, чай стынет, сон вымерзает — ну потерпи чуток, а? И не застегивайся ради бога, ну пожалууууста! И то, что застегнула — расстегнула бы обратно, а? Вот эту пуговичку?
— Закончишь рассказ — так и быть, расстегну. Может быть — многозначительно рисует перспективы девушка.
— В общем короче говоря — прихлебываю я чай — есть специально команда 'Тукикбекеров' — возвращателей...
— Какой ты образованный, это что-то! Даже сны на английском смотришь! — голосом Калягина, который в роли донны Розы Д,альвадорес, заявляет Надька. Иронично так выходит.
— И действительно, сам не заметил. Так вот в зависимости от того, что за игра — получается или смешная работа или тупая или опасная. Потому что выпавшие из игры 'Симс' туповатые члены многочисленной семьи не так опасны, как например орки из... черт, забыл название, ну фиг с ним, а самые неприятные — это из разных серий 'Лефт фо дед'. Не слыхала про такое?
— Дед? Слыхала. У меня самой был дед. Даже двое. А что?
— Ну в общем я был в команде, которая их ловила и возвращала в виртуал.
— Эко как! Да ты работу не то, что на дом берешь, а даже и во сне видишь! А я в твоем сне была?
— Была, но чуток раньше, ты прибежала домой, как была на дежурстве — в одном халатике...
— И с пистолетом в кармане?
— Ну разумеется, ты же без него никуда... — признаю я очевидный факт.
— А потом? — блестит глазами Надька.
— А потом мы целовались совершенно чудно... эээ...
— Это что такое за ээээ? — с легким оттенком возможной в ближайшем же будущем грозы вопрошает самым спокойным тоном девушка.
— Гм... Я хотел сказать, что ты была прекрасна, но — вот помолчи секунду, я знаю, что ты тут же спросишь, дескать это что, я была тогда, а сейчас я уже и не прекрасна что ли, так ведь? Угадал?
— Ты же велел мне молчать! Или могу ответить?
— Ты и сейчас прекрасна! Только чуточку по-другому. А эта халва откуда?
— Купила. Не съезжай с темы, так когда я была прекраснее? И к слову — тебе что, получается нравятся волосатые груди?
В общем завтрак получился веселый и вкусный... Хотя на этих волосатых грудях я подавился чаем и долго чихал и кашлял самым убогим образом... Память у женщин работает совершенно непонятно.
А мой рассказ ее совершенно не заинтересовал. Ну в общем ожидаемо. Не ее тема. А такой сон был — выпуклый реальный, но стремительно тающий в памяти. Черт, всегда так. Жаль, не писатель, получился бы недурной фантастический рассказик, особенно если пригладить некоторые несуразицы — например во сне присутствовал Енот, но почему-то с лицом известного писателя Круза, у которого при том были усы Липского. Это после пробуждения как-то стало смущать. А во сне все было вполне приемлемо. Никакого удивления даже не вызвало. И персонажи.
Вывалившиеся из игры 'Симсы' — симулятор семейной жизни — вели себя как глупые подростки. Хотя один из них был седой бабушкой в инвалидном кресле. А бакланил — чисто малолетний гопник. То есть бакланила. А с орками оказалось договориться вполне реально, хотя на мой вкус они скорее напоминали викингов со старательно прокрашенными зеленкой физиономиями. И в игру они вернулись с удовольствием, попугивали их реалии реала.
А вот с зомбаками из 'Лефт фо дед' мы намучились и был шанс, что они нас завалят. Еле-еле отбились, хорошо, что наш 'Рейкер' — полная, добродушная женщина, почему-то в английской колониальной форме — ловко и четко сгребла хватательной таскалкой и Прыгуна и Толстяка. Вот с танком пришлось возиться. Эх, хороший рассказ бы вышел... Как этот танк по стенкам прыгал! Здоровый гад! Но я не писатель... А ведь интересное дело — понять — откуда у писателей идеи возникают. Про вываливающихся из виртуала в реал персонажей у Лема точно было. Только там из телевизоров вываливались, не было в то время еще компьютерных игр.
Кто-то у старика Лема из телика вылез, не иначе. Как в японском кино 'Звонок'. Вот про его роман 'Непобедимый', где мощный, хорошо вооруженный крейсер космофлота с таковым названием прибыл на пустынную необитаемую планету Регис-3, чтобы найти такой же крейсер 'Кондор', бесследно исчезнувший на ней и нашел искалеченный корпус этого суперсовременного космолета в пустыне — с полным запасом продовольствия и воды, с исправными системами связи и вооружения, но с мертвым экипажем — мне понятно, откуда ноги растут. Пустыня, погибший гигант, чудо инженерной мысли, целые запасы всего необходимого, нетронутые запасы — и скелеты и мумии в летных комбинезонах, медицинских костюмах и обмундировании техперсонала, черепа и кости в песке, разбросанные вещи, неиспользованные баллоны с кислородом и полная неизвестность — почему произошла такая катастрофа, которой быть не могло — все это было в забытой уже газетной шумихе того давнего времени. Параллели уж больно показательны. Нашли в 1958 году в ливийской пустыне нефтяники потерпевший аварию бомбер Б-24. Пустой, разбитый, но с исправными пулеметами и работающей рацией — они снятой с разбитого самолета рацией заменили свою, сильно барахлившую. И запасами продовольствия и воды с самолета воспользовались. Все целехонькое было. Не хватало экипажа, парашютов и почему-то спасательных жилетов. Но это никого не заинтересовало, с войны такой техники много где осталось, бывает, и шумиха поднялась куда позже — через пару лет, когда опять же нефтяники нашли в пустыне пять мумий — полускелетов в летной американской форме. Мертвый лагерь. Всякие вещички — фляжки, фонарики, остатки снаряжения, куски парашютов, котрые пользовали как защиту от солнца пустыни. По отлично сохранившимся документам стало ясно, что это экипаж валяющегося более чем в ста тридцати километрах от лагеря мертвых бомбера. И имя бомбера выяснили — 'Леди, будь паинькой!' называлась эта махина. И вот тут запахло тайной. Как же — пустой самолет, пустыня, мумии и скелеты... Ну а тайна — это сенсация, дело вспухло, стали искать тщательно, нашли в тридцати километрах от бомбера место с брошенными парашютами и спасжилетами. Явно место сбора приземлившихся горемык. Стали разбираться с оставшимися записями и бумагами...
68. Команда лекаря. Разбор полетов.
Разгадка страшной тайны оказалась довольно тривиальной — при вылете группы, шедшей в 1943 году бомбить Неаполь, 'Паинька' отстала, штурман оказался неопытным, потому куда летели и как летели — понятия не имели никакого. В группе такой экипаж держался бы за хвост опытных товарищей, а в одиночку... Неаполь не нашли, бомбы сбросили в Средиземное море и уфитилили вглубь пустыни, перемахнув через море. Бензин кончился, один за другим вставали двигатели и экипаж решил прыгать. Надели спасжилеты, полагая, что внизу — море. Оказался — песок. Собрались восемь человек, один пропал и найти товарища им не удалось. Его нашли куда позже поисковики — в 800 метрах от места сбора остального экипажа -парашют не раскрылся и он погиб первым, врезавшись в песок. Может быть это можно было бы назвать везением — потому как остальные пошли на север (эх, стоит ли говорить, что на юге всего в тридцати километрах валялся их бомбер с едой, водой и рацией, да и оазис там был недалече. Беспризорный самолет на диво мягко сел.
А вот на севере — только несколько сотен километров песка и вся вода — что во фляжках.) Дойти у них шансов не было никаких. Но они шли и протопали в нечеловеческих условиях больше ста километров за пять дней. Как они смогли это сделать — непонятно. Температурка-то в пустыне — за 55 градусов Цельсия, да и солнышко...
Эксперты уверенно считали, что прожить люди могут в таких условиях три дня и пройти только сорок километров. Летчики прошли более ста и прожили неделю. Трое тех, кто покрепче, оставили ослабевших товарищей в импровизированном лагере и двинули дальше. Одного нашли в 34 километрах, другого — в 42 от лагеря.
А последнего оказалось нашли куда раньше — английский патруль нашел скелет неизвестного в песке, сфотографировал и похоронил. Это и был последний, самый выносливый член экипажа. Сенсация сдулась, писать об этом перестали, а вот потом родился роман, отличный надо сказать роман. Сколько погибло самолетов в войну, а вот 'Леди' сподобилась послужить зачином для целого романа. Кстати, название мной переведено не вполне корректно — вообще-то имя самолета скорее стоит перевести иначе, это из песни — там 'леди, будь добра', в контексте — будь добра ко мне. И мне кажется, что леди была добра к ним до последнего момента. И мягко села и сохранила все необходимое, чтобы парни выжили. Зря они ее бросили, это их угробило.
Времени нам хватает спокойно понаслаждаться чаем, после чего принять соответствующий вид и отправиться по делам — я пешком двигаю к месту сбора нашей группы, Надя осторожно выкатывается на четырехколесной балабушке — все таки я ее уговорил учиться потихоньку водить машину как следует, то есть в городских условиях.
Погода замсечательная, утро прохладное и солнечное, потому мои сослуживцы сидят на улице, неохота быть в душной комнате, где у нас проводятся инструктажи. Майор обычно приходит точно вовремя, пока его нет — значит я с запасом приперся.
Пока ждем майора, общее внимание привлекает симпатичная девушка, ухитряющаяся грациозно идти на высоченных каблучищах (это вообще-то очень непросто и многие девчонки выглядят в такой инквизиционной обувке смешно — сутулятся и семенят на полусогнутых в коленках ногах). Эта красавица явно умеет ходить на каблуках и — я уверен в этом — у нее еще и танцевальное обучение было, очень уж она легко двигается. Верхним чутьем ощутив внимание кучи глазеющих самцов, девчонка теперь не то, что идет, она гарцует, но при этом и виду не подает, что заметила наше внимание.
