... Рабочее движение в Эстонии имеет славную боевую историю и много героических имен. В годы революции 1905-07 годов эстонский пролетариат был на острие борьбы за свободу, равенство, братство. Эта борьба эстонцев за национальное и социальное освобождение шла рука об руку с рабочими всех национальностей, подтвердив тезис о том, что у пролетариата есть свои коренные интересы. Именно здесь накал классовой борьбы против полуфеодальной системы социальных отношений, установленной в пользу привилегированного остзейского дворянства, достиг наивысшего апогея ... . (из выступления представителя Компартии Эстонии на Международной встрече коммунистических и рабочих партий в Афинах 24 ноября 2018 г.)

* * *

Погода нас 'радовала', в кавычках, конечно, и была, можно сказать, премерзпакостной. Хотя чего Бога гневить, это обычная погода для конца октября в Эстонии, или правильнее сказать, в Эстляндской губернии. Хмурое небо в свинцовых тучах, сыро, непонятная морось, не прекращающаяся целый день, тусклый, серый пейзаж в густой пелене тумана.

Выдвинулись мы сюда примерно часа полтора назад, сразу, как получили сигнал от информатора. По его словам, именно здесь сегодня должна пройти группа рЭволюционеров, или, как они недавно стали себя называть, 'лесных братьев'. Видимо, кураторов движения вдохновляли баллады о предводителе благородных Шервудских разбойниках Робин Гуде и его друзьях. Не буду спорить об истинных целях и методах борьбы героя английских баллад, но здесь это были просто бандиты и боевики — националисты, занимающиеся тотальным террором. А террор, он и есть террор, независимо от его целей, он одинаков во все времена. Это всегда кровь, грязь, прикрытая 'правильными' лозунгами. Это чума, раковая опухоль, разъедающая общество. Но должен сказать, в обществе постепенно, не сразу конечно, но приходит понимание этого факта. Что касается офицеров моей группы, то недавнее, буквально пять дней назад, зверское убийство младшего унтер — офицера лейб — гвардии Кексгольмского полка Николая Хохлова прекратило все сомнения офицеров, даже если они конечно были. Во время патрулирования в районе Балтийского вокзала в Каламае (район Ревеля), на группу, которой он командовал, было совершенно нападение. Старший патруля, младший унтер — офицер Хохлов, прикрывая отход двух своих подчиненных, был не просто убит, эти 'борцы за свободу' глумились над уже мертвым телом.

Нас здесь пятеро, костяк моей группы: Федя Вольф, Георгий Одоев, Иванов из 4-го стрелкового, ну и Юра Лишин, куда же без него. Ну и я, в качестве командира.

Загодя выбрали места для 'лежек' по обеим сторонам довольно таки широкой тропинки, разведя пары так, чтобы не попасть под перекрестный 'дружественный' огонь, определили порядок действий. Ожидается, что их будет четверо, племяник хозяина хутора и трое 'гостей', один из которых, по докладу нашего агента, являлся своего рода координатором подпольных групп, действующих во всем крае.

— Вроде идут, — шипит Юра. Он сегодня со мной, вторым номером работает.

— Тихо ты, вижу, работаем по плану! — шепчу в ответ.

Вот они, голубчики! Но их пятеро, а не четверо, как ожидалось. Идут, не особо и таясь, замыкающий только озирается по сторонам, все вооружены. Главным, судя по описаниям, третий. Самое правильное, конечно, просто пристрелить, по закону военного времени имеем право, адвокатов тут не требуется. Идут с оружием, в районе, где объявлено военное положение (особый правовой режим в государстве или его части, который устанавливается решением высшего органа государственной власти в случае внешней агрессии, непосредственной угрозы агрессии или открытых выступлений против существующего строя. К 1 августа 1906 года из 87 губерний и областей России 40 состояло на военном положении, 27 на положении чрезвычайной охраны и 15 на положении усиленной охраны). Одного этого уже достаточно, факт преступления налицо. Я бы так и поступил, но приходится учитывать наличие моих подопечных, а они не готовы сразу стрелять в живых людей. Будем считать этот случай своего рода тестом и учебой. Как говорится, идем от обратного, делаем так, а потом объясняю, почему это неправильно. На ярком примере. Все под контролем, риск сведен до минимума, поэтому могу так и действовать.

— Стой, ни с места! — подаю команду и тут же кидаю в сторону ветку, припасенную заранее. Лучше переоценить противника, чем недооценить, вдруг среди них найдется умелец стрелять на звук. А так, может и отвлекутся они. В ответ звучит выстрел, к счастью, не в нашу сторону. Расчет оказался верным, боевик среагировал на шум упавшей ветки, стреляет на звук. Подельники его, кидаясь на землю, так же открывают огонь.

Все формальности соблюдены, работаем по плану. Цели распределены заранее, стреляю в своего, целясь в ноги, этого желательно брать живым. Краем сознания замечаю, что он упал, схватившись за рану, но не отвлекаюсь, перезаряжаю винтовку и перевожу огонь на сопровождающего. Этот уже не так важен, скорее наоборот, будет только мешать. Ловлю голову в прицел, одновременно нажимаю курок. Да, тяжелая пуля со стальным сердечником — это вам не игрушка! Лицо боевика моментально превращается в кровавое месиво. Вокруг выстрелы, мат, но в принципе все идет по плану. Одоев и Иванов с той стороны добивают замыкающих, раненый пытается отползти в кусты.

— Юра, прикрой меня! — кричу Лишину и кидаюсь к подранку. Ну а дальше на автомате — тычок в место ранения, рывком переворачиваю мордой в землю, скручиваю руки. Бандит шипит, ругается. Успокаиваю его очередным ударом по почкам. Все закончилось, но успокаиваться не стоит.

— Не расслабляться, осмотр, доклад! — привожу в чувство подчиненных.

— Первый, чисто!

— Второй чисто!

— Третий чисто!

— Принято, пакуем!

В принципе, нормально, так и допускалось, главарь живой, остальные — по возможности. Ну а то, что возможности не оказалось, ну что же, бывает, не повезло. Им. Нам же осталось только убрать за собой. Это тоже было обговорено заранее, Федя Вольф осматривает труппы и собирает оружие убитых, Лишин отправился за транспортом для перевозки трупов и нашими лошадьми. Верный денщик мой Федор с денщиком Одоева, они, кстати, так же приписаны к моей группе, ожидают с подводами в перелеске, километра за два, чуть в стороне от места засады. Георгий отправился вперед по тропинке, разведать обстановку, поручик Иванов в обратную сторону. Ну а я пока допрашиваю главаря. Тот упорствовал недолго, пары ударов по ране и несколько тычков в морду, вкупе со зверским выражением лица и мельканием ножа перед глазами не только быстро научили его русскому языку, хотя в начале он его не понимал, но и сделали настолько разговорчивым, что мне пришлось даже делать некоторые пометки в записной книжке, дабы не упустить потом некоторые нюансы. А рассказал он много чего интересного. Как оказалось, этот хутор уже длительное время использовался как своего рода база хранения оружия, боеприпасов, взрывчатки для целой сети бандитских групп, действующих на территории Гапсальского уезда (административная единица в составе Эстляндской губернии в 1745-1920 годах. Центр — город Гапасль (Хаапсалу), где и определено 'работать' нашей группе. И этот молодчик сегодня как раз проводил своего рода 'ревизию' этого 'склада' с целью дальнейшего распределения всего этого добра по бандитским группам.

Возникла мысль тихо захватить этот 'склад — базу' хуторского масштаба, устроить там засаду и брать потихоньку 'гостей', что будут приходить за 'гостинцами. Но по здравому размышлению пришлось от этого отказаться. Живем не в изолированном пространстве, скрыть захват хутора не удастся. Да и самого 'распределителя', что лежит передо мной не удастся привлечь в виде приманки. А без этого ничего не получится. Да, как бы заманчиво это не звучало, но реально этот план не сработает. Ну что же, как говорится, 'за неимением гербовой, пишем на простой'. Долго скрывать сегодняшнюю операцию не удастся, и чтобы 'богатства' не перепрятали, хутор надо брать сегодня же, в этом не может быть сомнений.

Начальство не проинформировано и не получено разрешение на проведение этой операции? Еще при планировании всей кампании было обговорено это мое право в экстренных случаях принимать самостоятельное решение на проведение операции, включая, кстати, и выход на 'свободную охоту'. Но это уже уж в очень особых случаях. Не готово еще мое начальство к столь радикальным методам противодействия противнику. Ну а данный случай не должен вызвать никакой негативной реакции, все предельно ясно.

Ну а 'гости'? думаю, они от нас никуда не денутся. Придется плотно 'поработать' с этим 'шустриком', да и остается надежда, что на хуторе тоже кто разговорчивым окажется. Моральными принципами я не страдаю, а вопросы задавать таким орлам научили еще в той жизни, так что и до гостей доберемся. Смею надеяться.

А жизнь идет своим чередом. В смысле, эти мысли ничуть не мешали ни мне, ни моей команде заниматься 'зачисткой места'. Нет, имею в виду именно хозяйственные дела. Подошли подводы, погрузили на одну из них тела, реквизированное оружие боевиков, накрыв все дерюгой, на всякий случай убрали на тропинке и в кустах следы схватки.

Подводу одну с телами отправлять на 'точку', что находилась за семь километров, а базировались мы на мызе с зубодробительным названием Ыйзу, в имении, которое принадлежало исправляющему обязанности начальника штаба Виленского военного округа генерал — майору Фаддею Васильевичу Сиверсу, не рискнул, а выделять сопровождающих — не видел смысла распылять команду. А так, как и сейчас, двое денщиков, они в захвате не участвуют, будут держаться чуть поодаль, в тылу, но в зоне если не видимости, то хотя бы слышимости, на подхвате, так сказать, основная команда участвует 'в деле'. Посовещавшись, так и решили действовать.

Кружить по лесу не пришлось, не мудрствуя лукаво, по наглому, отправились караваном из двух подвод, основная команда — верхом, по тропинке, в сторону бандитского логова. Минут сорок энергичного движения и показался огороженный высоким добротным забором хутор.

Тихо, будто вымерли все, никакого движения не наблюдается. Неужто услышали стрельбу и попрятались? Тогда плохо, если придется выкуривать их, брать штурмом, без потерь с нашей стороны не обойтись, мало нас. Сказать по честному, конечно большая авантюра эта с нашей стороны, 'брать их' без подготовки. Расчет делал только на внезапность. Но, и это очевидно, по-другому никак, время дорого, как только узнают о гибели своих, перепрячут все, пойди — найди эти 'подарки'. Нет, только сейчас, иначе упустим.

Ну что, диспозиция понятна, Юру Лишина с Одоевым на всякий случай направляю в обход, на случай, если кто попытается сбежать по тихому. Хотя навряд ли, по словам раненого главаря, гостей сейчас тут не должно быть, только семья хуторянина, хозяин сам, мужик лет чуть сорок, с женой, бабка старая, да детей выводок, человек семь, старшему нет и пятнадцати, ну а младший — еще и не ходит. 'Информатора' нашего эти подробности не интересовали, дети и дети, что их считать и рассматривать. Есть, правда еще и батрак, немой, чуток не от мира сего, в сарае обычно обитает. По его словам, силы не мереной, этот, кстати, может быть и опасен.

Подойдя к воротам, я вежливо постучал в привязанную колотушку. В ответ — никакой реакции. Пришлось добавить 'вежливости' прикладом.

— Minge porgu, Alan!(эст.катись к черту, Алан) — о, вот и реакция последовала. Только что то истинного эстонского гостеприимства не наблюдается, да и не Алан я, - miks sa seda peaksid tahtma?(эст.какого черта тебе надо) последовало продолжение

Скрипнув, ворота чуть приоткрылись и выглянула хмурая морда с растрепанными волосами.

— А, тибла (презрительное название русских), — увидев нас, пробурчал себе под нос, но уже другим, более спокойным тоном, но все так же угрюмо, — че-е ко на-т-то? — при этом даже не делая попытки пропустить нас во двор.

— Поручик Белогорьев, — представился я, — Вы позволите задать Вам пару вопросов?

— Мо-о-жно потумать, таже е-если не по-озволю, не заттатите, — так же угрюмо ответил хуторянин, придерживая створку ворот, не пропуская нас, — сто Вы хоттите услышать?

— Благодарю. Вы не замечали в последнее время чего-либо подозрительного?

— Нет— т, не заметил ничеко, у меня своих дел хватает, в Фаши не лезу!

— Вы позволите пройти? — толкаю створку ворот, пытаясь пройти во двор, оттесняя мужика, и тут же как ни в чем не бывало, продолжаю, — благодарю, любезный... — kurat! (эст.черт), — прошипел хозяин в ответ на весьма ощутимый тычок Федора, вломившегося следом.

Едва мы зашли во двор, из сарая, стоящего чуть правее, на задворках, выбежало что то огромное в одном исподнем и с топором в руках, видимо упомянутый батрак, и с каким то диким ревом кинулся на нас. Федор среагировал моментально и весьма эффектно. Он просто поднял ногу. Представьте себе ступню, эдак 47 размера, а теперь представьте всю ногу, которую венчает эта ступня. Вот на эту махину, да еще и с разбегу и наткнулось это чудо. Несколько секунд ничего не происходило. Потом оно жалобно хрюкнуло и повалившись на землю, свернулось в позе эмбриона.

— У — у — ю— ю, — и все выше и выше и выше! По тональности, я имею в виду, как в песне.

Я аккуратно обошел это недоразумение, и бросив на ходу оторопевшему от столь быстрого способа успокоения хозяину:

— Ну, показывай свое хозяйство, любезный. Да, ты уж скажи сразу, есть ли еще посторонние дома. А то я и казачков приглашу, холодно им, понимаешь, в лесу вокруг усадьбы стоять. А тут и тепло тебе, да и весело, смотрю, пошутить можно.

Резко повернувшись к нему и схватив за грудки, прижав к стене избы, почти в упор, глаза в глаза прошипел, — ведь есть же и где пошутить и с кем. Семья то у тебя большая.

Хуторянин побледнел, сразу утратил свой гонор, даже если он и был, и заплетающим голосом прошептал

— Не губи, пан офицер, нет никого, а это Тойво, работник наш. Слаб он совсем умом, не в себе он. Видя нашу 'милую' беседу, во двор выбежало все многочисленное семейство хуторянина, жена, изможденная баба непонятного возраста, бабка старая, еле державшаяся на ногах, с клюкой, видимо мать хозяина, выводок детей, мал мала меньше. Бухнулись в ноги, вой, плач, слезы

— Господин офицер, не убивай ...

Кстати, на довольно таки сносном русском языке. Хозяин вообще спал с лица, как то съежился весь, ссутулился, из глаз потекли слезы.

— А скажи мне, курат этакий, чего это я должен думать о твоей семье? Если ты, идиот о ней не хочешь думать? В Сибирь захотел? Так милости просим, там люди нужны, снега много, убирать его надо. Ну а что не все доедут, не велика беда, баба у тебя здоровая, да на сибирском морозе вообще расцветет, еще нарожает.

Хуторянин стал закатывать глаза и буквально сползать по стенке.

— Стой, сучья морда, куда ... ? Ты этого хочешь, да?

Вой во дворе усилился, наступил полный бедлам. Федор и Иванов переминались с ноги на ногу, не зная, толи оттаскивать меня от мужика, толи пытаться отцепить от себя повисших на их ногах и ревущих детишек. Ко мне представители семейства подходить не решались. На шум прибежали Лишин с Одоевым и тоже стояли в полном обалдении. Даже убогий раненый работник умолк, только изредка чуть слышно поскуливая.