Рыцари Старой Республики 2: Тень Ревана

— Не наизусть же, — уныло отозвался Рэнд.

— Хоть что-то ты должен помнить.

— Ну, в принципе, мы можем отследить гипертрассы балкеров.

— Кого?

Аттон ткнул пальцем в список идентифицированных в системе судов:

— Твёрдое топливо перегоняют балкерами. Здоровые такие коробочки, и следы у них очень характерные. Срисовать точку входа мы осилим, затем аппроксимация...

— Куда они возят груз?

— В основном, на Телос. Нам туда… не очень надо, — парень слегка поёжился, — но за неимением лучшего варианта, сойдёт.

— Что не так с Телосом?

— Ну! Там же здоровая база, «Цитадель». Уверен, внимание армейцев ты привлекать не захочешь, а, приятель?

А вот в этом Рэнд ошибался: прикрыться от Владыки Голода военной станцией — лучше и не придумаешь. Одинокий «Разоритель» не в том состоянии, чтобы атаковать республиканскую крепость. Кондор уточнил ещё пару моментов и скомандовал:

— Телос.

— Слушаюсь, капитан, — сказал Рэнд, которому тоже явно не хотелось задерживаться в одной системе с «Разорителем». — Но только если получится экстраполировать…

— Приступай, — бросил Кондор, прерывая беседу. Быть полезным в рубке он больше ничем не мог, оставил пилотирование пилоту, а сам отправился проведать пациенток.

Лазарет на «Чёрном ястребе» был совсем крохотным, всего на две койки, но оборудованным на славу, имелся даже довольно продвинутый меддроид. Кому бы ни принадлежала яхта раньше, он явно заботился о своём здоровье. Мысленно поблагодарив прежнего владельца за предусмотрительность, Кондор склонился над ближней койкой.

Спасённая девушка спала, окутанная сканерами, шлангами и проводами. С первого взгляда было понятно, что непосредственной угрозы её жизни нет: индикаторы дроида горели сочной зеленью, высокая грудь пациентки вздымалась ровно и спокойно, лицо посвежело и даже слегка разрумянилось. Аттон не стал раздевать её сверх необходимого, ограничившись тем, что задрал рукава робы и скинул капюшон. К предплечьям девушки присосались автокапельницы, ноздри заполнял респиратор. Дроид не стал вводить интубационную трубку, и Кондор счёл это ещё одним хорошим признаком.

Он всмотрелся в лицо спасённой, поднимая из памяти свои первые впечатления. Да, благородное, спокойное лицо. Слепота девушки с «Перагуса» не портила её внешность, придавала определённый флёр отстранённости от мирской суеты.

«Есть миры, которые не заслуживают того, чтобы быть увиденными», подумал мародёр. Он поневоле вспомнил выжженные глазницы Креи, торжество в её сухом голосе, странные слова про того, кто не сможет их увидеть… как сказала женщина, «он» или «она»? Кондор не мог вспомнить, но внезапно почувствовал, что обязан Крее очень многим: жизнью, свободой… самой способностью чувствовать, хаос побери!

Он оторвался от созерцания девушки, шагнул ко второй койке, где, с головой накрытая тонкой простынёй, лежала…

Стоп.

Откуда здесь вторая койка? Кондор точно помнил, как вместе с Аттоном укладывал девушку на единственное доступное место в лазарете.

...Так же точно, как помнил, что на корабле не было никаких дроидов, включая медицинских. Во время первого обыска мародёр не смог найти даже лекарств. Неужели Тёмная джедайка успела принести на яхту так много всего?

— Крея, — позвал Кондор. — Вы... спите?

Простыня на второй койке оставалась совершенно неподвижной. Ткань была такой тонкой, что дыхание человека не могло не колыхать её. Мысль, что старуха умерла от ран, напугала Кондора по-настоящему.

— Крея! — сдавленно крикнул он и вздёрнул простыню.

Первыми на свет появились ступни. Изящные, с аккуратными пальцами, такими чистыми, словно им ещё не приходилось ступать по земле.

Затем — тонкие лодыжки. Точёные подтянутые икры. Округлые, чуть полные колени.

Ошеломлённый Кондор понимал, что следует остановиться... но не мог. Он тянул и тянул простыню, а под простынёй тянулись и тянулись длинные, гладкие, чувственные женские ноги. К счастью, бёдра оказались укрыты стандартным физиобельём, которое не скрывало форм, но хотя бы дало мародёру шанс почувствовать себя не совсем уж мародёром. Он сглотнул слюну и сдёрнул простыню полностью.

На койке лежала женщина.

Разумеется, отнюдь не Крея.

Молодая — старше незнакомки с «Перагуса», но гораздо моложе Тёмной джедайки. Белокожая — но не анемичная, как часто бывает у пустотников или уроженцев холодных планет. Линия губ выделялась так контрастно, что казалась нарисованной густой помадой.

Кондор, сам не зная почему, ожидал увидеть длинные распущенные волосы платинового оттенка, но женщина оказалась шатенкой, с практично короткой, хоть и растрёпанной причёской. Он склонился ниже, жадно рассматривая новое лицо, инстинктивно надеясь почувствовать янтарный аромат духов, но женщина пахла только женщиной, чисто, ещё слишком чисто. Мародёр зажмурился, вдыхая.

— Не делай этого, — очень тихо прозвучало от двери.

— Чего? — так же сдержанно спросил Кондор, раскрывая глаза.

— Не буди её, — ответила Крея таким тоном, словно ни на миг не сомневалась, что в этот раз мародёр ослушается.

— Кто она?

— Погибель.

Он мотнул головой, отказываясь принимать слова:

— Крея… это вы привели её на корабль?

Старуха коротко рассмеялась:

— Это ты привёл её.

— Я?!

— Ты не помнишь?

— Нет…

— Хорошо, — неожиданно заключила Крея. — Ты существуешь лишь потому, что сумел забыть достаточно много. Забудь и… это.

— Я не могу… Крея, я не могу жить в пустоте. Я должен вспомнить.

— Знай, что я помогу тебе вспомнить всё, в чём ты действительно нуждаешься. Но это… забудь. Всё может быть иначе, всё должно стать иначе! Твоя память стала теперь твоей главной слабостью, твоим проклятием. Забудь!

На самый краткий миг Кондору показалось, будто старуха говорит не с ним, убеждает кого-то другого, бесконечно далёкого и в то же время незримо близкого. Ощущение поколебало упрямство мародёра. Быть может, в этот момент слабости он и сдался бы, но… Щёлкнул интерком, и азартный голос Рэнда возгласил:

— Алё, капитан? Как ты там, проведал Ея Величеству? Хотя мне всё равно, есть новости поважнее: я срисовал гипертрассу! Алё? Ты там?

— Да, — тихо сказал мародёр.

— Что? Говори громче, приятель.

— Готовь корабль к прыжку, — повысил голос Кондор. — Время погибели… ещё не настало.

Крея сухо выдохнула. Женщина на кровати открыла глаза.

Ярко-синие, густые, осторожные, как чужая память. Взгляды встретились.

Далеко за пределами их мира, но совсем рядом, закричал незримый зверь. Когти пустоты, знакомой, выворачивающей наизнанку бессмертной пустоты, которую Кондор уже привык называть Голодом, сомкнулись над яхтой.

— Аттон, прыжок! — закричал Кондор. — Немедленно!

Мониторы транслировали картинку с кормовых камер: металлический мост над бездной. Грандиозная конструкция на глазах разваливалась на куски, газопылевое облако стремительно расширялось. Очень скоро невидимое пламя охватило опорные астероиды.

Станция «Перагус» возвращалась в ничто.

Глава 8. Жизнь замечательных (часть 33)

Глава 8. Жизнь замечательных

33.

Людей привлекают мемуары.

И нелюдей тоже: всем охота заглянуть под юбку Истории. В этом смысле собственно исторические документы ощутимо проигрывают воспоминаниям, хотя реальная жизнь обычно превосходит любую выдумку в бредовости, драматизме и скабрёзности. Зато у литературы мемуарного жанра имеется фундаментальное достоинство: можно, в общем, и приврать. Фундаментальное — потому что именно на нём большинство мемуаров и основывается.

Ну, у меня-то совсем иное дело: я не вру, я интерпретирую факты. С учётом информации, что стала известна мне много позже описываемых событий.

Извините, что объясняю банальные вещи. Примерно такие же банальные, как речи, что пришлось толкать на банкете.

Встречали нас с ужасающей помпой, по меркам «Цитадели», конечно. Космическая станция — далеко не планета, места маловато, но уж по нашему поводу власти расстарались. В ангаре, когда пришлось залезать на трибуну и приветствовать встречающих, я прям расчувствовался. С одной стороны, раньше не доводилось принимать подобных почестей. С другой… если честно, чувствовал себя немножко Хлестаковым.

«Ревизора» в школе все проходили. А мне ещё и в универе пришлось… Хотя «пришлось» — не то слово: с преподавателем литературы нам повезло, умел мужик показать, насколько живы и близки давно знакомые (и вроде бы нами давно забытые) сюжеты и герои. Вот и теперь я ничего не мог с собой поделать: вспоминал записи из студенческих конспектов.

Тут самое время врубить «мемуарный» режим и наврать, будто помню все эти цитаты наизусть. Но делать так я не стану: разумеется, пишу вовсе не по памяти, а специально освежив материал.

Вот, например, что заявил знаменитый критик Белинский: «Многие почитают Хлестакова героем комедии, главным её лицом. Это несправедливо. Хлестаков является в комедии не сам собою, а совершенно случайно, мимоходом, и притом не сам» — видите? Словно про меня-попаданца написано!

Вот писатель Мережковский, тоже когда-то знаменитый, намекая на потустороннюю сущность Хлестакова: «главная сила дьявола — уменье казаться не тем, что он есть» — всё верно, мой случай. На статус и масштабы падшего ангела не претендую, но ведь в самом деле: и пришёл с другой стороны, и врать приходится постоянно.

А это какой-то Воронов (кажется, совсем не знаменитый, но довольно неглупый): «он [Хлестаков] благодаря неожиданному повороту судьбы уверовал в свою „сверхчеловечность“ — да так искренне и убеждённо, что и весь город разинул рот при виде новоявленного „мессии“» — тонко подмечено. Как раз про Силу и её прикладные аспекты.

И сам автор, Николай свет Васильевич: «чем больше актёр, исполняющий эту роль, выкажет чистосердечия и простоты, тем больше он выиграет» — не поспоришь. На Тёмную Сторону тянет постоянно, но выигрываю я потому, что друзья видят во мне Свет и за этот Свет готовы сражаться до конца. Не за меня — за Свет, понимаете? А я так, всего лишь проводник. На моём месте мог оказаться кажный.

«Всякий хоть на минуту, если не на несколько минут, делался или делается Хлестаковым» — снова Гоголь.

Не понимаю: почему, как? Как он мог всё знать? Почему русские классики всегда всё знают? Ведь не про псевдо-ревизора написано — про меня. Любой может сделаться Хлестаковым, любой может запустить игру и стать мной-Реваном. И сам я — мог бы стать кем угодно, занять в этом мире любое место, будь на то воля Силы.

Великой, всемогущей… и совершенно безвольной?

Бр-р. Чушь какая. Надо отвлечься… стоп, вот ещё цитата. Критик Воронский: «фигура Хлестакова воздушна, во всякий момент она готова расплыться туманным пятном. Он весь в неверном полёте. Недаром появляется он внезапно и так же внезапно исчезает. Куда исчезает, почему? Не человек, а тень, мираж, мыльный пузырь».

До чего ж слащаво… Наверное, так себе критик. «Тень», ха-ха, «мыльный пузырь», надо же. Только мне и не хватало, что лопнуть прямо на трибуне: вот удивится высокое собрание.

Я поднял голову, чувствуя, что пауза затянулась. Что поделать, не привык выступать, опыт студконференций тут мало помогает. Хорошо, что Дастил заодно с сапогами приволок и модный мундир. Военная форма, даже без знаков различия, всегда придаёт уверенности, особенно когда она чужая.

Ангар был заполнен почти полностью. Кроме выстроенных подразделений Телосианской службы безопасности, нас встречали представители гражданской администрации, делегация иторианцев, люди из «Цзерки», ещё какие-то важные персоны. Надо будет индоктринировать далёкую-далёкую галактику традицией «хлеба-соли»… попаданец я или нет?..

— Благодарю за встречу! — сказал я, машинально включая официозный тон. — От лица своих товарищей рад приветствовать доблестный гарнизон орбитальной станции «Цитадель», островка непоколебимой уверенности в бушующем океане тёмных для Республики времён, когда каждый из нас…

В общем, волну я поймал, вещал уверенно и даже умудрился ни разу не пустить петуха. Микрофонов на трибуне предусмотрено не было, звук снимался прямо из колебаний воздуха, очищался от посторонних шумов и, допускаю, подвергался превентивной цензуре: динамики повторяли мои слова с крошечной, почти незаметной задержкой.

Впрочем, сболтнуть что-то лишнее я не собирался, ограничившись именно тем, чего от меня и ждали: общими фразами патриотически-духоподъёмного характера. Доблестный гарнизон внимал с некоторым недоумением, но, кажется, доброжелательно. Судя по внешнему виду, особой уставщиной солдатики не страдали и чувствовали себя вполне «на расслабоне». Дастил говорил правду: война догорала далеко от здешних мест.

Довольно быстро я выдохся и уступил трибуну местным шишкам. Надо было слушать, но слушать не хотелось и не моглось. Накатил новый приступ голода, я маялся между Бастилой и Джоли, которые тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Шишки сменялись неустанно и неразличимо.

— Это когда-нибудь закончится? — спросил я, склонясь к Дастилу. — Должны они устать...

— Ну да, как же, — без тени иронии ответил молодой джедай. — Бюрократы! Такой повод набрать…

— «Очки престижа»? — я непроизвольно вспомнил нашу первую встречу в Академии ситхов на Коррибане. Там всё «обучение» вертелось вокруг этих идиотских очков: кто больше подлостей и гадостей наворотит, тот и чемпион. Примерно как в укропских добробатах.

Мне пришлось встряхнуться, чтобы напомнить себе, где я нахожусь.

В далёкой-далёкой галактике, в орбитальной крепости. Среди друзей.

Триумвират давным-давно уничтожен.

Глава 8. Жизнь замечательных (часть 34)

34.

Если Триумвират уничтожен, почему я здесь? Зачем я Силе?

Мне казалось, что она по каким-то причинам отвергла Митру Сурик, решила снова выдвинуть на «главную роль» меня. Но что, чёрт побери, за спектакль придётся играть?

Кто враг, новый враг? В этой вселенной не существует иных сюжетов, кроме сюжета о Великом Зле и героически превозмогающем его Великом Добре. Значит, должен быть кто-то, кто…

Вишейт? Дарт Вишейт, известный как Император, бессмертный повелитель Истинных ситхов? Это он в своё время промыл мозги Ревану и Малаку, обратив неплохих ребят на Тёмную Сторону. После победы над бывшим учеником Светлый Реван отправился в Неизведанные регионы, именно для того, чтобы…