— Могу обрисовать ситуацию, как её вижу я, а ты, если что будет неясно или неправильно, укажешь на это.
— Ладно, — нерадостно согласилась я.
— Ты — бывший рендер, получивший гражданство в Белокермане, узнавший о своей неполноценности и об истинном отношении белокерманцев к таким людям. Ты хочешь посмотреть мир, найти место, где сможешь сама, без пособий, заработать на жизнь, и, одновременно, перебраться в подходящую тебе зону. Твои заслуги и достоинства: ты выжила (пусть и в Белокермане), получила гражданство, с первого раза прошла тест на вменяемость и показала себя достаточно разумным, хотя и излишне эмоциональным существом. Недостатки: ты склонна принимать необдуманные решения в стрессовых ситуациях, не обладаешь полезными умениями, и здоровье достаточно сильно пострадало из-за длительного пребывания в смертельной для тебя зоне без достаточной защиты.
— Всё это знаю, кроме разве что того, что уже успела посадить здоровье, — прокомментировала я.
— Тогда продолжим. В Белокермане неполноценные граждане ограничены в получении информации, и для этого есть веские основания. Твоя страна спокойная, с небольшим разнообразием населения и высокой социальной направленностью. Поэтому, если ты думаешь, что самые большие сложности после ренства закончились, то сильно ошибаешься. Да, ты смогла бы жить в тепличных условиях, но и то только при поддержке государства. Ты не способна обеспечить себя, не знаешь законов, обычаев, мира, культур и отношений. Простым решением было бы вернуться в Белокерман и там доживать тот срок, который тебе остался (а, учитывая, что территория страны для тебя смертельна опасна — он невелик). Если ты переедешь в Тартар, то, скорее всего, совершишь ошибку и очень быстро попадешь в рабство или даже погибнешь. В Древтар — либо погибнешь (хотя шанс и меньше), либо попадешь в зависимость к кому-либо из местных и станешь прислугой самого низкого уровня. Устроиться не сможешь ни в одной стране. А даже если и удастся выжить и приспособиться — то за это придётся заплатить очень большую цену. Причём сейчас я говорю отнюдь не только о деньгах. Чёрная Дыра слишком отличается от любого мира во Вне, и лишь единицам из миллиардов рендеров удаётся приспособиться без посторонней помощи. Если не веришь мне, тартарцу, то спроси у посла, сколько ему известно покинувших Белокерман и сумевших добиться нормальной жизни неполноценных граждан, — заметив мой взгляд, добавил Шас. — Только учти, что до этого им помогали акклиматизироваться в Белокермане, так что какую-то, пусть и недостаточную, подготовку они уже прошли.
— Всё равно, даже если ты говоришь правду, я не понимаю, чем лучше добровольное рабство, да ещё за доплату.
— Не только доплату, но ещё и расходы на твоё содержание, — уточнил собеседник. — В этом случае мы можем составить договор, в котором заранее обговорим твои права и срок рабства. Думаю, тебе нет резона идти в рабство дольше, чем на два стандартных года — это достаточное время для того, чтобы поправить здоровье, осмотреться и привыкнуть.
— Привыкнуть к рабству? — скептически поинтересовалась я.
Тартарец рассмеялся.
— Осторожность — это хорошо, но ты точно не выживешь сама. Ты не в таком положении, чтобы привередничать, и, если хочешь приспособиться, то должна хвататься за каждую возможность, каждый шанс, даже если он кажется не самым лучшим. Странный ты человек: если не веришь послу, то зачем отнимала у него время и просила помощи? Чтобы потом отказаться от того, что ему удалось достичь, и продемонстрировать своё недоверие и презрение? Если доверяешь — то почему вдруг начала тянуть время и капризничать? Мне-то в принципе безразлично, что ты выберешь. Если ты поедешь в Тартар, и у меня вдруг появится желание взять тебя в рабы (а оно уже есть), сделать это удастся без проблем — надо будет лишь совсем немного подождать. Не зная наших обычаев, ты быстро совершишь ошибку и наживёшь неприятности. Даже здесь уже успела её совершить — удивительно, что только одну. Так что быстро попадешь в рабство. И в этом случае, естественно, не будет договора, хоть как-то ограничивающего мою власть. Если решишь эмигрировать в Древтар — то туда тебе и дорога.
— А какой резон тебе брать меня в рабство без доплаты? — подумав, спросила я. — Насколько я знаю, рендеров достаточно много, чтобы был хороший выбор.
— Да. Но химеры — всё равно дефицитный товар и идут дороже, — ничуть не смутившись, пояснил Шас. — Я бы предпочел как раз такой вариант тому, который предлагает твой благодетель.
Я промолчала, чтобы не спровоцировать очередной виток спора. Надо успокоиться и постараться избежать поспешного необдуманного решения. Всё-таки в чём-то тартарец прав — мои поступки, особенно последние, чаще были продиктованы эмоциями, чем здравым смыслом. Если подумать, то самый актуальный вопрос: почему белорун вдруг предложил отправиться в рабство — так и не прояснился. И не хочу поднимать его в разговоре с Шасом. Лучше узнать из первых рук.
Попросив тартарца подождать, я вернулась к белокерманцу. Он по прежнему сидел на полу, крепко переплетя пальцы рук.
— Прости, обычаи моего прошлого мира всё ещё имеют приоритет над местными, — опустившись напротив, извинилась я. — В моём мире, во Вне, рабство считается одним из самых больших зол, и высказанное тобой предложение воспринялось как серьёзное оскорбление и унижение. Подумав, я начала сомневаться, что за ним действительно стояли такие цели.
— Я тоже прошу прощения, — напряжённые кисти белоруна дрогнули и слегка расслабились. — Долгая работа за пределами Белокермана наложила свой отпечаток и испортила мой характер. Я не имел права считать намеренным оскорбление от неполноценного гражданина.
Значит тартарец был прав, и мне не показалось, что посол ожидал совсем другой реакции.
— Поясни, пожалуйста, почему ты предложил именно такой вариант для повышения шансов на выживание.
— Так было бы удобнее и безопаснее для тебя. Владелец поможет не попасть в опасные ситуации, да и сам статус раба защитит.
Я с сомнением пожала плечами. Ну как может защитить переход в разряд вещей?
— У меня не очень много времени. Если ты решила принять предложение и тебе нужна помощь, чтобы грамотно составить договор, то лучше скажи сейчас. Через три часа я улетаю обратно в Тартар, — добавил белорун.
Ему легко говорить. А вот выбор между рабством и свободой придётся делать мне. И я всё ещё не понимаю, что в неволе такого хорошего. С другой стороны, знаний о новом мире действительно недостаточно. Но стоит ли брать слова посла на веру?
— У меня есть три вопроса, — подумав, решительно сказала я. — После них надеюсь, что смогу дать ответ. Какой процент уехавших из Белокермана неполноценных граждан смог нормально устроиться в других странах?
— Примерно восемь из каждых десяти тысяч. Но это по официальной статистике. Часть эмигрантов пропадает из нашего поля зрения, так что, скорее всего, реальное число раза в три выше.
Все равно негусто. Намного меньше одного процента. Нерадостная перспектива вырисовывается. Конечно, можно обвинить посла и тартарца в сговоре и лжи, но почему-то верится.
— Рабство действительно помогает не только выжить, но и жить после него нормальной жизнью?
— При правильно составленном договоре и стремлении самого раба вписаться в местное общество, а не переделать его под себя — да, — без колебаний ответил белорун. — Но из неполноценных граждан такие договоры почти никто не заключает.
А из полноценных, выходит, заключают? К счастью, я вовремя прикусила язык и не выпустила наружу неуместное любопытство.
— И последний вопрос. Ты не знаешь, почему Шас мной заинтересовался и согласился взять в рабство? Из-за денег или по другой причине?
— Плата, которую мы оговорили, невысока, — отрицательно повел кистью посол. — За такие деньги очень мало кто согласится заключить нормальный договор. Я не знаю причины, могу только предположить, что это из-за того, что он такой же, как и ты.
У меня вырвался скептический смешок. Такой же? Да ни в одном глазу.
— Он тоже химера, — пояснил белорун.
Химера. А значит — бывший рендер. Рендер, который смог выжить и устроиться в Чёрной Дыре. Достаточно хорошо устроиться, судя по всему. Последний ответ помог принять решение.
— Я согласна. И прошу тебя помочь с договором.
Сказала и тут же засомневалась, а не совершаю ли сейчас большую ошибку. Но если уж вступила на такую сомнительную тропу, то надо пройти по ней до конца. В конце концов, это всего на два года. Как-нибудь переживу.
День – ранний вечер 19 июня 617132 года от Стабилизации
Сворована
— Ещё укажи, что в случае, если раб проявит злостное повторяющееся непослушание, я имею право раньше времени отпустить его на свободу.
— Э, нет, так не пойдет, — бодро возразил посол. — Лучше сделаем так: в случае злостного непослушания ты имеешь право применять некалечащее физическое или моральное наказание или взимать денежный штраф по стандартной схеме номер три.
Шас задумался.
— В принципе меня такой вариант устраивает, но предлагаю в качестве четвёртой меры предусмотреть свободу. Хотя бы с согласия раба.
— Ни в коем случае. — Пальцы белоруна гневно дрогнули. — Я готов уступить и позволить комбинацию наказаний, а также допустить лёгкие, бесследно проходящие травмы, но без досрочного освобождения.
— А я согласна на свободу при непослушании, — влезла я в разговор.
По крайней мере, при такой формулировке у меня всегда будет шанс выйти на волю. Да, придётся потерпеть, но ведь недолго, а результат того стоит.
Мужчины оторвались от компьютера, на котором составляли договор, и посмотрели на меня. Причём, если будущий хозяин промолчал, хотя на его лице чётко отразилось нелестное мнение о моих умственных способностях, то посол не постеснялся высказать мысли вслух:
— Ты что, дура? Хотя что взять с неполноценной...
Возмутившись, я потребовала объяснений и обоснований тем условиям, которые только что обсуждались. Но мужчины полностью проигнорировали мои слова и вернулись к разговору.
— Ну что, убедился, что ни о каком досрочном освобождении даже речи быть не может? — как ни в чём не бывало поинтересовался белорун у Шаса. — Кстати, вон тот пункт, о прерывании контракта по взаимному согласию тоже, на мой взгляд, следует вычеркнуть.
И без того шокированная происходящим, от такого заявления я вообще потеряла дар речи. Посол на моей стороне или как?
— Хм... Я бы не стал убирать его так однозначно, — не согласился тартарец. — Но, если ты так настаиваешь, то согласен дополнить его требованием справки о вменяемости и минимальной ответственности раба.
Белорун ненадолго задумался, похоже, перебирая варианты.
— Базовой ответственности, а не минимальной.
— Тогда этот пункт вообще не имеет смысла, — разозлился Шас. — Ты сам-то хоть понимаешь, что достичь базовой ответственности за такой срок нереально?
— Понимаю. Но настаиваю: или так, или вычёркиваем, — спокойно, но непреклонно заявил посол.
— Ладно, тогда убираем всю запись, незачем плодить лишние сущности, — раздражённо махнул рукой потенциальный хозяин. — Но в виде компенсации настаиваю на увеличении силы возможных наказаний и взятия штрафов по схеме номер четыре.
— Увеличение силы наказаний до слабо-калечащих, без последствий, предусмотрим возможность их комбинации, но штрафы по схеме номер три, — не согласился белорун.
— Теперь вернёмся к двадцать седьмому пункту...
Мужчины продолжили оговаривать договор, а мне с каждой минутой всё больше хотелось побиться головой об стену. Причём не просто побиться, а посильнее, чтобы хоть какая-то ясность мысли вернулась. Происходящее напоминало бред или сценку в сумасшедшем доме. Я уже запуталась, кто защищает мои интересы (ага, предлагая увеличить наказания, но вычеркнуть свободу), а кто — свои. Две трети обсуждаемых вопросов вообще остались загадкой, а в той части, где хоть что-то удалось понять, больше половины пунктов вызывали если не прямое отторжение, то как минимум сомнения. Заглянув послу через плечо, вновь попыталась вникнуть в то, что сейчас обсуждают, и вновь потерпела неудачу.
— Знаешь, что? — не выдержал тартарец. — Иди погуляй, пока взрослые лю... мы согласуем договор. Потом вернешься и прочитаешь.
— Да, так будет удобнее, — с готовностью согласился посол.
Вот, значит, как. Иди, неразумное дитя, поиграй в песочнице, пока большие дяди решают твою судьбу. Насупившись, я не отреагировала на эту провокацию, но, постояв ещё немного и поняв, что, если так продолжится, то сумасшествие не за горами, решила всё-таки последовать совету.
Голова болела и как будто даже опухла от бесплодных попыток разобраться в происходящем. Если раньше казалось, что хотя бы в самых простых вопросах я уже ориентируюсь, то теперь даже это вызывало сомнения. Я понимаю только то, что ничего не понимаю! Насколько же легче и проще было жить в Белокермане: несмотря на все тайны и неприятные события, происходящее выглядело логичным и доступным для разума.
Мысли о новой родине вызвали тёплое чувство. Сейчас даже снисходительное отношение и бессмысленная работа перестали казаться таким уж злом. Может, и правда рендеры не могут приспособиться жить в Чёрной Дыре, и лучший путь для нас — стать местными дурачками-умственными инвалидами? Хотя нет, какая-то возможность должна быть: ведь приспособился, например, тот же Шас. Другой вопрос — могут ли тут влиться в общество люди с Земли? В любом случае, белокерманцы очень много делают для рендеров, попавших в их страну: они дают шанс не просто на существование, но и на жизнь — здоровую и достаточно свободную, пусть и в виде неполноценного члена общества.
От таких размышлений захотелось уехать обратно в Белокерман. Подумав, честно призналась себе, что единственным удерживающим от возвращения фактором является сильное желание жить. Ну почему мне не подходит территория Белокермана? Нет, нельзя предаваться бессмысленным волнениям. Но все попытки переключится на окружающую природу, потерпели неудачу: слишком уж беспокоило близкое и отдалённое будущее.
Интересно, как эти двое вообще оценивают мои возможности устроиться и выжить в Тартаре? Что там говорил посол? «При стремлении самого раба вписаться в местное общество, а не переделать его под себя, шанс увеличивается». Ну, я не настолько самонадеянна, чтобы считать себя в силах изменить местные обычаи. Но не предполагаю, что даже просто понять и принять чуждый, настолько отличный от привычного, порядок будет так уж легко. И чем дальше — тем больше сомнений.
