Моя первая война. До этого я думал, что я мирный человек. Но после сегодняшней битвы я понял, как опасно воевать. Тебя словно что-то сжигает изнутри, сжигает твою суть. Отнимать человеческие жизни становится даже приятно. И осознание этого приходит лишь после битвы, когда понимаешь, что же я натворил. И после этого наваливается такая ненависть к самому себе. К этим рукам, которые несли смерть, к этим ногам, которые тоже несли смерть.
Воевал я в двух ипостасях своих: человеческой и получеловеческой. Ведь у боевых магов есть три ипостаси: человеческая, когда они сражаются как маги, получеловеческая — когда боевой маг трансформируется в полузверя — обычно у человеческой формы отрастает звериное что-то. Ну, например, у меня вот голова превращается в голову сокола(размер головы остается прежний, как у человека), руки превращаются в крылья, ноги — в лапы, тело покрывается стальными перьями. Получается что-то похожее на настоящего сокола, только в несколько раз больше, и разить я могу не только клювом и когтями, но и взмахом крыльев, а также своими металлическими перьями. Правда, в последнем случае я сам на время остаюсь без защиты. Это своего рода моя кольчуга. Ну и третья ипостась — звериная.
Я вот в сокола оборачиваюсь, настоящего сокола, не отличишь даже. Вот и сейчас после победы нас отпускали домой. Вот только домой вовсе не хотелось, а хотелось нести смерть и дальше. Поэтому приняв облик третьей ипостаси, потому что она несла наименьший ущерб, я полетел, стараясь унять боль своего сердца и утолить жажду убийства.
Задрав случайно подвернувшегося зайца и съев его, мне и дальше хотелось крови. Я парил в небе, когда увидел девушку, которая пасла козу. Я уже даже рассматривал вариант, кого мне убить — человеческое дитя или животное. А сокол разит как? Вначале высматривает высоко в небе добычу, а потом складывает крылья и камнем падает вниз. Падает очень быстро. И только когда до жертвы остается совсем немного, расправляет крылья, чтобы спланировать к своей жертве, подлететь более точно к ней, при этом не разбившись в лепешку. Когда я пошел уже на снижение, расправив крылья, девушка повернулась ко мне, словно почувствовала мой взгляд. И я встретился с её голубыми глазами. О Боги! Что же я наделал? И будто на мой призыв из леса выпорхнула стрела. Я услышал лишь её свист. Благодарствую Боги! Стрела поразила меня. И я упал. А девушка подбежала ко мне, в её глазах был ужас. Так мне и надо! Я это заслужил. Прощай, любимая!
Даша
Сегодня какой-то день, слишком насыщенный событиями. То экзамен, завершение сессии, закрытие зачётки, то потом поход в ювелирный магазин. Ох и перепугалась я. Я понимаю, Лёша мне доверяет, но почему ж он сам такие вещи не может сделать. Для меня это слишком волнительно. Коленки стали подгибаться, так что переложила его обязанности на него же и пошла присела. Сердце уходило в пятки. Лёша выбирал-выбирал да не выбрал, а потом его провели куда-то в подсобное помещение. Там он был недолго, потом вышел и мы ушли. Сказал, что под заказ сделают колечко для меня. Ну зачем эти траты? Хотя мне приятно. Потом погуляли весело. А потом Лёша настоял на том, чтоб проводить меня. И вот тут началось. Вначале захотел провести эксперимент в том жутком переулке. Вот только зачем такой чудесный день портить? Но я видела всю его серьёзность намерений. Он делал это для меня. Значит, это важно. Я согласилась. А потом меня переклинило. Когда он попытался меня схватить, я не смогла молча это всё переносить. Просто выплюнула фразу ему в лицо. И он замер. А потом отпустил. А потом вновь на меня набросился. Вот тут я уже перепугалась жутко. И сказала фразу, почувствовала её силу. А потом словно очнулась, ведь это Лёша.
А ведь я осознала, что моя фраза не просто приказ. Это был внушаемый приказ. А ведь если я сейчас что-то такое скажу, ведь это на Лёше отразится. Что, если потом отменить свой приказ не смогу, а потом он никогда больше не прикоснётся ко мне? Лёша понял и направил меня. А я договорила фразу так, как было безопасно для наших отношений.
А потом мы поцеловались, когда я увидела тоску в его взгляде. Он словно уже прощался. И мне так захотелось никуда его не отпускать. И мы чуть было не перешли грань. Хотя я была не против. Но когда Лёша остановил меня, я поняла, что перестала соображать. Вот так и дети появляются или аборты. Последнее не для меня, но всё же... Лёша мог бы зайти ко мне и мы могли бы продолжить, если б дома никого не было. Но он сильнее меня морально и не стал проверять сможем ли мы остановиться на этот раз. Вот так и проснулась во мне страсть.
До этого я вообще об этом не думала, ну, я конечно, читала всякие постельные сцены в любовных романах. Точнее читала именно только сцены. Мы с подружкой брали романы её мамы и пролистывали в поисках постельных сцен. А потом читали. Это было интересно и возбуждающе. А ещё я сама для подружки тоже сочиняла такие истории и сцены. Хотелось помочь в её очередной несчастной любви. Но с Лёшей было романтично, красиво, я просыпалась в магии. А вот об интимной стороне вопроса даже не задумывалась, да и мечтать было некогда, романтики хватало и в личной жизни и в жизни Травинки. А тут накрыло. Слишком страстно ОН меня поцеловал, и я ответила, во мне что-то загорелось и по телу словно искры побежали. Так, всё, не время сейчас думать об этом.
Травинка
Солнышко светит. Птички поют. Небо голубое-голубое. Все вокруг яркое, зеленое. Где-то уже первые завязи. С огородов веет запахом земляники. Не все, конечно, разводят её у себя на участке, но на открытых солнечных полянках, да ещё и редко посаженная, она дает больший урожай да крупнее ягодки. А запахи какие... Помню, как я раз в лесу набрела на кустики земляники. Ощутив запах чего-то вкусного, я принялась искать, что же это пахнет. Найдя источник, я решила сорвать несколько плодов и узнать, что это за ягода такая. Мама мне объяснила, что это — земляника. Не помню, сколько мне тогда было лет, мама тогда ещё была жива.
Захотелось выкопать её и пересадить к себе на участок, о чём я и сообщила маме. На что получила ответ, что сейчас нельзя, кустики засохнут. Пересаживают растения либо поздней осенью перед тем, как почва замерзнет, а лучше весной, когда только наступает весна и природа пробуждается. Еле дождавшись следующей весны, с трудом найдя нужные кустики, я пересадила несколько штук к себе на участок возле дома. Каждое лето* всё это добро приходилось пересаживать, чтобы они не глушили друг дружку, давая отростки усиками. И вот теперь возле дома огромная поляна земляники. Постоянно предлагаю соседям новые кустики, прямо летом, когда на усах появляются новые отростки. Потом они падают на землю и пускают корешки. Вот как пустят их, но ещё не достаточно прикрепились можно новый кустик отрезать от материнского и пересаживать. Уже довольно неплохой урожай собрали в этом году. Я наварила варенья, помнится, Финисту в том году оно понравилось.
Иду себе, любуясь природой. Почему-то вспомнились сны.
Мне часто снился сокол. Уж не знаю, к чему это, но после моего имянаречения частенько видела его во снах. Видела, как он летит, как сидит на моей руке, как охотится. Интересно, к чему это? Сокол вообще символ суженого, но что все эти сны означали, я даже не хотела гадать.
Мне уже семнадцать. Уже и замуж можно выходить, да только пока не дождалась ЕГО. Свататься уж скоро начнут, как закончится пора сбора урожая. А где-то на юге война недавно была. Хорошо ещё, что не в нашей стране, поэтому воинская повинность обычная — из каждой семьи по одному мальчику, кроме тех семей, у кого единственный сын — всё ж наследник рода, а род прерывать нельзя. Ну и нет повинности в тех семьях, где сыновей нет. Вот и брат мой на войне был, вернулся уже, уже и о детках задумываются, тем паче после войны, когда, наконец, наступили мирные времена и пора пополнять утраты. Кстати, воины по-другому женятся. Гораздо позже, чем обычные крестьяне. Брат рассказывал, что война была с пустого места, предлог просто нашли соседи наши. Войной не на нас пошли, а на других своих соседей. Конфликт вроде бы и не большой был, а раздулся как мыльный пузырь, пришлось соседей, т.е. нас — страну нашу, привлекать.
Вот такие мысли меня иногда посещают, пока занята чем-то, в данном случае козу пасу. Вот так от природы, переключилась ко снам, от них уже и о войне думы думаю. Интересно, как скачут мысли мои. Вот бы узнать, это только мои думы так переключаются или всей женской половины населения или может вообще всех людей? Говаривают, что женщины по-другому мыслят, нежели мужики.
И где же мой Финист? Ведь я думала, что на войне он, но брат ведь уже вернулся, а его всё нет. Неужели погиб? Нет, не может быть, не верю в это.
Вот и вышла из деревни и пошла полем. Пастухом ведь заделалась я, травка козе нужна. А тут чую чей-то взгляд, будто следит кто. Оборачиваюсь и вижу: сокол летит, когти приготовил для атаки. А потом встретились мы взглядом и я его узнала. Интересно, а соколы чем-то отличаются? Или я только по взгляду поняла, что он ТОТ самый. Сокол меня словно тоже узнал, и весь словно сжался, убрал когти. А тут стрела просвистела, а дальнейшее всё замедлилось. Стрела пронзила его грудь, и он еще какое-то расстояние пролетел по направлению ко мне. А потом упал. Я подбежала к нему, взяла его на руки. Он еще был живой.
— Не трогай его, вначале надо добить, — услышала я мужской голос.
Я подняла взгляд и увидела Рыжего, с чуть пробивающейся бородкой. Изменился он, похорошел. И где только лук раздобыл.
— Только прикоснись к нему, и я тебя сама добью, — ответила я, трепетно прижимая к себе сокола.
— Я между прочим тебе жизнь спас, — обиделся парень.
— А тебя никто не просил, — огрызнулась я, потом подумала и добавила, — прости, спасибо, что спас, но молись Богам, чтоб он выжил.
— Зачем тебе этот свихнувшийся сокол? — я еще раз посмотрела на парня. Да, наверное, я тоже выгляжу свихнувшейся в его глазах. Сокол и правда приготовился для атаки, а судя по всему кроме нас с козой тут никого не было. Никогда не слышала, чтоб сокол нападал на кого-то такого большого, как человек или коза.
— Извини, мне пора, — нет смысла разглагольствовать, что-то доказывать парню. Он не моего поля ягоды.
Я завернула сокола в подол передника и погнала козу к дому.
Дома промыла раны горилкой, которую могли пить лишь по большим праздникам мужи, родившие потомственный круг (шестнадцать) детей. Женщинам пить не дозволялось, поскольку яд мог сказаться на детях, которых ещё могла родить мать. А в быту её использовали лишь для обработки ран и инструмента, если вдруг зашить рану надо было. Но в основном, если что серьезное — обращались к лекарю или ведунье (от слова ведать).
Насколько понимаю, сокола надо обработать, вытащить стрелу, может быть зашить рану, перевязать и молиться богам. Лекарь его лечить не возьмется — зверьем они не занимаются. Ведунья может и стала бы лечить, да только она одна на несколько сёл, и живёт в соседнем, боюсь мой сокол не протянет столько. Придется обходиться своими силами.
...Выхаживала я его 3 недели. Постоянно читала заговоры, давала пить воду. Он периодами открывал глаза, но потом вновь закрывал. Я попросила домашних, позволить мне выполнять только домашние дела, за водой и скотиной ходила сноха, я занималась уборкой, готовкой, засолкой, закваской и прочими запасами на зиму.
Сокол был всё время на виду. Сёстры даже шутили, уж не суженный ли это мой, что я так о нем беспокоюсь. На что я лишь отмахивалась, они и отстали. Через какое-то время сокол стал вставать, я ему носила мясо!
— Извини, живую добычу давать тебе не буду, не могу смотреть, как убивают кого-то. Никудышняя из меня хозяйка, даже курице голову отрубить не могу, — говорила я соколу. Но сокол видно не возражал.
Когда он окреп, я сняла с него тряпки, которыми его перевязывала. Позже стала брать его на улицу, надев на руку кожаный рукав — все же соколиные когти могут меня просто порвать. Так незаметно начали сбываться мои сны, в которых я везде таскала с собой сокола. Когда он окончательно окреп, я стала выпускать его на охоту. Поскольку я уже вступила в пору(для замужества), отец выделил мне горницу, которую раньше занимала старшая сестра Весняна. Поскольку она недавно замуж вышла, и горенка освободилась. В ней не было двери, но висела занавеска, отделяющая от других горниц. Сокол жил со мной. Я даже не видела ничего такого в том, чтоб переодеваться при нём. Разве что в баню его не таскала. Не знаю, но я и правда привязалась к своему соколу. Даже не представляла, как раньше жила без него.
Будто он и правда был моим суженным. Братья-сёстры отстали от меня.
Весной, когда надо было идти на гулянки, мне не хотелось. Вспоминался Финист. Как же тяжко без него было. Сердце так и разрывалось. Отец пытался меня заставить туда ходить, но я игрища не посещала, только посиделки. Девчата мне сочувствовали, поначалу пытались свести с кем-нибудь другим, но потом отстали. Сказки я тоже перестала рассказывать. Не было настроения, мысли просто не складывались в одно целое. На другие парочки отвлекалась, любовалась, была за них рада, но сама отказывалась участвовать.
Когда мы гуляли во съемной избе, откупившись тканями с хозяйкой, девчата во что-то играли с парнями. Лишь я тихонечко в сторонке шила.
После Масленицы начались гулянья. Но я уже не ходила на них. Потом сокола подстрелили и я его выхаживала. Всё лето я провела с ним. Странно, но мне было с ним хорошо, так, словно я была с Финистом. Мы с ним постоянно гуляли вместе, выполняя при этом какие-то поручения или ещё что. Теперь я не была в доме хозяйкой, если честно, чувствовала себя абсолютно чужой тут, некогда бывшим мне родным. Теперь это был дом моего брата, а мы жили там лишь до того времени, пока замуж не выйдем. А коли выйдем, тогда уж делать там будет нечего. Грустно это всё. Дом, ещё недавно такой родной, теперь совсем не привечал меня. Хотелось поскорее отсюда выпорхнуть, словно голубка. Одно радовало — сокол.
Прошло три месяца, как я повстречалась с ним. Урожай был собран. Наставала пора сватовства. Ох, нелегко мне придется. Пару раз мелькали чужие люди, выпытывали кто у нас тут уже готов замуж выходить. Понятное дело, что насильно меня отец не выдаст замуж, но всё равно, отказывать сватам — значит, что добрых отношений скорее всего уже не выйдет. Хотя вроде и понимают всё, что у каждого своя судьба и свой суженный. Но все же отказ оставляет осадок на душе, поэтому обычно стараются после этого только по великой нужде обращаться к тем семьям, кому отказали в сватовстве. И вот всё: детство закончилось. Я взглянула на своего сокола, который приземлился на мою руку.
— Соколик, скоро пожалуют сваты, чует моё сердце, — грустно сказала я.
В ответ сокол что-то сказал на своем языке. Я его погладила по голове.
— Вот если б ты был человеком, было б, наверное, здорово. Такое ощущение, что ты мой суженный, — вздохнула я и улыбнулась. — Ладно, не думай об этом.
И вот, в один прекрасный вечер к нам постучали. Сноха открыла, пригласила в дом кого-то. Я сидела в своей горнице и вышивала.
