Волчица и пергамент. Том 7

Неудивительно, что после этой просьбы Коул вздохнул. Даже его болевшая с похмелья голова знала, насколько бесполезно предлагать ей сходить самой.

— Я слышала, там есть много-много разных историй.

И их можно было либо одолжить, либо купить.

И ещё для переписывания книги потребуется место.

— Ну, чего ждёшь, может, удастся найти разгадку насчёт того ремесленника.

Запахло нелёгкой работой, но в мире действительно продают и покупают истории, до которых не дотянулся Ле Руа. И коль скоро сейчас не было никаких подсказок, куда мог деться ремесленник, спросить в книжной лавке было не самым плохим занятием. Коул неохотно кивнул, и Миюри, обняв его, крикнула:

— Брат, я люблю тебя аж до смерти!

Вот подлиза, — вздохнул Коул и легонько стукнул её оловянным кувшином по голове.

— Не забывай заполнять водой, когда всё выпьешь.

Волчьи уши, прижатые кувшином, зашевелились, пытаясь распрямиться. Эта девушка-непоседа, только что сказавшая, что его любит, надулась, схватила кувшин и показала Коулу язык.

Прежде чем Миюри потащила Коула в лавку, ему пришлось заглянуть к Хайленд, чтобы уточнить, помнит ли она вчерашний разговор о Ханаане и Родосе. Заглянув к ней в комнату, он увидел наследницу с болезненно-бледным лицом, сидевшую за столом и подписывавшую какую-то бумагу. Коул удостоверился в том, что она всё помнит, и сообщил, что он и Миюри идут в книжную лавку, Хайленд ответила такой высушенной улыбкой, что, казалось, наследница может разлететься пылью от дуновения ветра. Даже Миюри не стала зубоскалить по этому поводу и тихо вышла из комнаты, пробормотав что-то под нос насчёт вчерашнего перебора.

Затем Миюри повела Коула по полным жизни улицам Раусборна. Он обратил внимание на уверенность, которой она шла, как оказалось, ей показывала путь бродячая собака. Вскоре они вошли в северную часть города, имевшую не самый благополучный вид и особенный запах, висевший в воздухе, здесь размещались мастерские по обработке кожи и изготовлению клея. В них для работы использовали огонь, требовавший постоянный утомительный присмотр, и малейшая небрежность грозила бедой. Право же, это место было не из тех, куда ходили книготорговцы вроде Ле Руа, чьи книги стоили дороже золота.

— Запах напоминает время, когда я делала свечи.

Сальные свечи, о которых вспомнила Миюри, действительно очень отличались запахом от восковых. Иногда проказы Миюри в Ньоххире кончались тем, что Коул в качестве наказания заставлял её делать такие свечи.

— Сюда.

Они прошли за худой бродячей собакой по улице Ремесленников, пока не дошли до мастерской, перед которой были свалены горы старого тряпья. Стены, выходившей на улицу, у мастерской не было, можно было легко увидеть, что происходило внутри. Там несколько ремесленников, разбившись попарно, били деревянной колотушкой в рост человека по содержимому огромного чана. В углу кучка детей рвала тряпьё в клочья, в центре мастерской стоял на огне невероятно большой котёл, в который могла бы поместиться корова, и там что-то булькало и пузырилось.

— Это потрясно! — воскликнула Миюри под впечатлением от процесса изготовления бумаги.

Однако не было похоже, чтобы здесь продавали книги.

— В чём дело? — раздался сзади вопрос.

Они обернулись, подошедший сзади мужчина снял плеча шест, концы которого были нагружены тяпками, должно быть, собранными со всего города.

— А, прошу прощения. Я слышал, что здесь можно найти несколько книг для лицедеев.

Подозрительность по отношению к незнакомцам — обычное дело для таких мест, где упорно трудятся ремесленники. Но пояснение Коула несколько смягчили мужчину.

— Тогда вы пришли не туда, поверните налево — то место там. Выйдете на площадь с колодцем, и на углу будет мастерская по изготовлению бумаги.

А здесь, должно быть, лишь осуществляли предварительную обработку тряпья, чтобы отдать туда.

— Спасибо, что подсказал.

Среди этих людей "спасибо", вероятно, воспринимается как надуманная формальность, и мужчина, усмехнувшись, кивнул и пожал плечами. И Коул с чувством некоторой неловкости последовал за Миюри, двинувшейся в указанном направлении мимо мастерской.

Они быстро нашли мастерскую по изготовлению бумаги, при ней была лавка, и они заглянули в открытую дверь.

— Вся бумага продана, — заявил с серьёзным выражением лица владелец.

— И книг для лицедеев тоже нет? — высунувшись из-за спины Коула, спросила Миюри.

Владелец в грязном фартуке, посмотрев на неё, с удивлением поднял густые брови:

— Юная госпожа, ты поёшь в таком возрасте? Или танцуешь?

— Я могу и петь, и танцевать, не беспокойся.

Ему, вероятно, понравилось бесстрашие Миюри, он фыркнул, улыбаясь, вытер руки и сделал знак подойти. Может быть, содержание книг для лицедеев может сделать лавку мишенью для Церкви, и поэтому такие лавки выбирают себе покупателей среди посетителей.

Позади владельца дело шло полным ходом, всюду виднелись сетки из железной проволоки, в них лежало замоченное сырьё. Работники умело набирали сырьё на прямоугольные деревянные рамки с тонкими ситами, замачивали, встряхивали и, наконец, помещали для отжима в деревянный ящик, на крышку которого помещали камень. Если отпустить Миюри посмотреть, как делают бумагу, она, наверное, вернётся дней через десять, подумал Коул. Он подтолкнул девушку в сторону соседней комнаты, где их ждал владелец. Там на стене была пристроена полка с различными маленькими книгами.

— Если покупаете, два серебряка королевства, одалживаете — пять медяков за ночь.

Стоимость серебряной монеты зависит от её разновидности. Та, что выпускается королевством, не слишком ценная, но и её хватит семье ремесленников, чтобы несколько дней питаться, ещё немного и на одежду останется. Такие маленькие книги не несут духовного совершенствования, как Священное писание, их нельзя, скажем, съесть, да и бумага в них плохая. Два серебряка королевства — слишком дорого для них. Скорее всего, эта цена нужна не для продажи, а чтобы показать, насколько дёшево одолжить.

— А если поменять книгу на ту, которой тут нет?

— Тогда сможешь одолжить любую здесь бесплатно, но бумагу для переписывания ты должен будешь купить тоже здесь. Однако я не думаю, что у тебя найдётся что-то, чего здесь нет.

Ему хватило решимости, если не нахальства сказать это. В мире для комедиантов и менестрелей написано столько всего, что вопрос Коула действительно мог показаться глупым.

— Брат, сколько книг на переписывание я смогу одолжить?

Глаза Миюри, обращённые на Коула, горели огнём нетерпения, её хвост и уши были готовы вырваться наружу. Он не сомневался, что она состроит недовольное лицо, какое количество он бы ни назвал, поэтому Коул напряг свою голову и выдал такой ответ:

— Возьми сначала одну, а когда скопируешь, мы сможем вернуться.

Он решил, что она быстро поймёт, как трудно переписывать текст и насколько это отличается от записи того, что просто придёт в голову, а, поняв, скоро сдастся. И у неё всё ещё была история о рыцарях Арона, которую она взяла у лицедеев. Должно быть, она не заметила его хода мыслей, её взгляд обратился к полке:

— Лучше выбрать самую толстую.

Владелец следил за их разговором.

— О, ты умеешь писать в столь юном возрасте? — воскликнул он, глядя на Миюри.

— Её приходилось привязывать к стулу, чтобы научить.

Владелец рассмеялся, кивая головой. Должно быть, такой способ ему был знаком.

— Значит, твой брат... значит, ты служишь кому-то из аристократов, да?

Одежда владельца небольшого торгового дома, которая была вчера на Коуле, пропахла дымом жарившейся баранины и пропотела от его пьяного танца, так что надеть её было невозможно. Поэтому он надел обычный свой наряд, а чтобы не походить на священника, перепоясался довольно ярким поясом. И раз он в таком изысканном наряде ищет книги для комедиантов и менестрелей, значит, решил владелец, он мог быть писцом, нанятым аристократом для записи доходов с земель и составления писем знатным особам.

— Да, можно сказать, что да, — ответил Коул ровным тоном, такая догадка его собеседника была ему удобна с учётом того, о чём он хотел расспросить. — Я каждый день молю Господа дать мне больше рук.

И когда владелец ожидаемо рассмеялся, Коул задал вопрос:

— Я слышал, как люди говорили о способе печати на бумаге единым духом, так что не надо каждый раз писать рукой. Если бы такое действительно было, просто не представляю, насколько стало бы легче.

Ле Руа говорил, что печатный способ копирования книг был объявлен еретическим ещё до того, как он заработал, и о нём никто не узнал. Однако, если бы мастер этого способа действительно ускользнул из сети Церкви и применил его, какие-то слухи распространились бы. Тем не менее, после вопроса, на который Коул возлагал надежды, владелец расхохотался ещё громче.

— Будь у меня такое волшебство, я б расширил свою мастерскую вдвое и быстро разбогател!

Смеялся он от души, вряд ли за таким смехом можно было что-то утаить. Да и Миюри, куда более чувствительная в таких делах, продолжала рыться в книгах, не обращая внимания на разговор.

— К слову сказать, с тем, что бумага хорошо продаётся, у меня есть одна проблемка. Не могу же я заставить соседей ходить голышом из-за нехватки тряпья для бумаги, — сказал владелец и пристально посмотрел на Коула. — Что, если бы ты поговорил с твоим хозяином, чтобы собрать на его землях старую одежду и тряпьё? Ты бы тогда смог переписывать, сколько захочешь.

Возможно, он пригласил войти Коула и Миюри, чтобы сделать это предложение.

— А, да, ты же вроде сказал, что бумага распродана?

— Несколько дней назад её скупил один прилично одетый человек, и они, — ремесленник кивнул на работников, — пока не смогли её восполнить.

Коул сразу подумал про Ханаана, столь восторженного Священным писанием на общедоступном языке, что Коулу даже становилось неловко. Ханаан мог пожелать дополнительно к своему плану переписать писание и для себя.

Но, как бы то ни было, сказать, что ничего не осталось, было бы сильным преувеличением. Бумагу, сделанную из тряпок, использовали обычно в торговых домах для записи ежедневных операций. Когда Коул прикидывал, могло ли недавнее опустошение бумажных запасов лавки оказаться столь радикальным, до его ушей донеслось ворчание владельца:

— Посмотреть бы, чьё аристократическое тщеславие выплеснулось в таких скучных, плохоньких стихах, просто стыд один.

Он основательно потянулся и с шумом вздохнул. Слова "аристократическое тщеславие" стали неожиданностью для Коула и серьёзно его озадачили. В тот миг вмешалась Миюри:

— Вроде этой? — она подняла руку, сжимая в ней книгу. — "Приключения рыцаря Дагуфока".

Услышав название, владелец, хмуро улыбнувшись, подтвердил:

— Да, точно такая же, как эта. Чистая скукота.

Глядя на Миюри, он пожал плечами.

"Выстояв против тысяч наёмников, он в одиночку отстоял крепость и с победой вернулся невредимым под защитой Господа. Небо осыпало его лепестками цветов, все были благодарны своему правителю, церкви встречали его по пути звоном колоколов. О, храбрый рыцарь Дагуфок, храбрый воин, милосердный и мудрый повелитель".

Миюри, подражая вчерашней певице, пропела это торжественно-хвалебно, и владелец восхищённо воздел брови. Коул понял, почему он ворчал, и тихо сказал:

— Это такая же самая история, которую ты пишешь ночами.

Миюри поджала губы и наступила ему на ногу.

— В последнее время создали ещё немало бессовестных стихов, над которыми даже и посмеяться нельзя, — владелец подошёл к полке и взял одну из книг. — Конечно, отважным рыцарям или аристократам всегда противостоят полчища в сотни тысяч врагов, сподвижники мужественны и отважны, никогда не предают, никогда не трусят. Господь вечно на стороне главного героя, а дисциплина строга и справедлива. Пшеница у него растёт быстрее, чем бороды у селян. Сплошная Божья благодать.

Говоря о бородах селян, владелец специально почесал свою косматую бороду, насмешив Миюри.

— Но когда эта история попадает к талантливому поэту, она превращается в поэму, которую можно слушать. Сверх того, даже если аристократ напьётся, он не утратит совсем стыд, и немногие станут петь эти глупые стихи при его жизни. Но теперь... Может, потому что страна начала процветать, и у знати завелась в карманах лишняя монета, аристократы стали находить низкопробных поэтов, чтобы они пели повсюду эти стихи, неважно, что они не участвовали когда-либо в сражениях и не знали сами воинского искусства. Должно быть, они считали достаточным, чтобы их имена стояли рядом с теми утончёнными аристократами, о которых пели поэты, — возмущение владельца вызывали не столько неудачные стихи, сколько то, что бумага, которую он с таким усердием производил, уходила на эти скучные произведения, если бы он прочёл историю про идеального рыцаря, которую то и дело продолжала дописывать Миюри, его бы мог хватить удар. — Меня разрывает на части, когда я смотрю на это. И писал это не мастер-писец, а просто безграмотный ученик-миниатюрист. Повсюду слова с ошибками, некоторые вообще попутаны с другими, что особенно плохо.

Художники-миниатюристы добавляют в рукописи рисунки, в большинстве своём они просто неграмотны. Но буквы тоже можно рассматривать как рисунки, и их можно срисовать с образца. Поэтому торопливые или оставшиеся без заработка художники нередко берутся за переписывание, при этом, будучи неграмотными, не могут исправить уже имеющиеся ошибки и вносят новые сами.

— Вот эти паршивые книжки для вас будут по три медяка, — сказал под конец владелец.

— Два, — немедленно попыталась сбавить Миюри.

— Две на переписывание за пять монет.

— Три книги за семь.

Владелец еле слышно простонал: "Ммм..."

Коул перевернул страницу и вздохнул, чувствуя неловкость от торговых навыков Миюри, прочитанные строки показались ему действительно слабыми. Он взял книгу, лежавшую рядом, и обнаружил, что её содержание совпадало с первой.

— Эти книги как-то очень похожи?

Может, это потому, что при слабом содержании описанная история всё же пользуется спросом? Владелец, расстроенный Миюри, обернулся и сказал:

— А, эти... Должно быть, этот аристократ был так доволен своей историей, что заказал её по разным городам, а комедианты привезли их в Раусборн для обмена на новые песни.

— Понятно.

Даже на плохую книгу надо потратить немало труда и денег. Это кажется ненормальным, но что-то вдруг зацепилось в голове Коула.

Требует немало труда и денег?

Коул глядел на книгу в его руке и пытался ухватить какую-то мысль, когда прозвучал задорный голос Миюри:

— Тогда, значит, три книги за семь и сверх того уборка мастерской!

— Хочешь подмести? Мм... А обнять тебя не дашь?

— Только посмотреть!

Владелец, не сдержав улыбки, потрепал Миюри голову и пожал ей руку, заключив тем самым сделку.

Коулу бы хотелось, чтобы она читала поменьше таких бесполезных книг и побольше изучала толкования Священного писания, но, возможно, он хотел слишком многого. К тому же, каким бы ни было содержание, книги были написаны аккуратным почерком, что послужило бы девушке хорошим образцом. Возможно, те, кто много пишет, привыкает писать некоторые слова нечётко, что может вызывать неудовольствие у людей.