Убийственные болоньезе

— Брось раскачиваться, как вдова на поминках! Их кто-то убил, и мы с тобой обязаны узнать кто! Одна лишь эта мысль выводит меня из ступора. Мы найдем этого человека или эту организацию или... Мы найдем, не можем не найти! Кому могут помешать две девчонки?

— А может это из-за Павлова?

— И за Павлова отомстим!

— Тина, опомнись! Первым делом надо подумать о похоронах! О живой Виолетте!

— Да, да, ты прав, Ветку надо допросить, может быть, она сможет пролить свет на это дело.

— Месть блюдо холодное. Сейчас мы не в силах правильно соображать. Сначала отдадим долги мертвым. Я позвоню в прокуратуру, попробую связаться с теми, кто в Москве вел дело, в которое замешана Лада, я не хочу, чтобы в газетах трепали ее доброе имя. Дело надо закрыть.

— Давид, я так благодарна тебе, ты поступаешь, как мужчина. Ладушка смотрит на нас с небес...

— Не надо, Тина, иначе я не справлюсь с собой. Звони ее родителям, скажи, что мы готовы на любую помощь. Финансовую часть я возьму на себя.

Давид произнес слова Бернса, и интонацией и выражением лица сейчас он напоминал своего дядю, как будто был не его племянником, а сыном. Тина вздрогнула. На какое-то мгновение она подумала, так ли она права, что безоговорочно доверяет ему? Кровь не водица.

'Сумасшедшая, — одернула себя Тина, — это Давид, мальчик, испытывающий такое же горе, а родство... бог с ним, с родством!'.

Но напомнить о вездесущем и всесильном Бернсе решилась:

— Как мы объясним свою заинтересованность? — осторожно спросила она.

— Погибла твоя подруга, — с трудом произнес Давид, но Тина видела, какие перемены в нем происходят, он становится жестче, решительней, безжалостней. — Мое участие — твоя просьба. Если будет чинить препятствия, попробуем другие меры. Одевайся. Мы уходим.

Тина послушно ушла за ширму.

В это время в столице узнали новость о случившемся на трассе Москва-Ангельск. Ожидали приезда Павлова и вот тебе раз! Следствие заходит в тупик. Кто может ответить на вопросы? Придется привлекать косвенных свидетелей, хоть и так ясно, что на их показаниях версии не выстроишь, а что делать? Амбросимов и Наумов после новостей из Ангельска и Ельской городской больницы сделали несколько запросов и, наконец, получили разрешение вызвать на допрос гражданина итальянской республики Маурицио Камилиери.

— Слышь, Леха, не все так плохо, — пропел Амбросимов, — только что разговаривал с Ангельском! Кренникова наняла адвоката, к тому же успела ввести его в курс дела. Само собой ни видео, ни аудио записей он не делал, но все равно, лучше, чем ничего!

— Сам знаешь, что это за публика — адвокаты.

— Выбирать не приходиться. Давид Коткин прибудет к нам после похорон Кренниковой.

— Когда похороны?

— В четверг, четвертого сентября, — наморщив лоб, ответил Амбросимов.

— Подождем.

— А пока, мой друг, вернемся к нашим... итальянцам. Маурицио Камилиери.

— Что за имя? — хмыкнул Наумов. — Как будто карамельку во рту гоняешь! Ка-ми-ли-ери. Маурицио. Ну и имечко у мужика, прямо Маруся Карамелькина какая-то.

— Ладно, ладно не будем усложнять российско-итальянские отношения.

— Слышь, а не итальяшки ли Павлова бомбанули? — выдвинул предположение Наумов. — А ведь было за что, много знал майор, десять лет работал на Браско. Мафия!

— Версия имеет право на жизнь, — подтвердил Амбросимов. — Но стоит учесть, что в машине Павлова находились женщины, бывшие в недавнем прошлом любовницами итальянцев, к тому же, одна из них, ныне покойная, замешана в убийстве их соотечественника. Помнишь Санта-Барбару?

— Так и знал, что без баб не обойдемся.

— В Ельской больнице та, что была любовницей Камилиери, так что есть возможность поторговаться.

— Если она его еще интересует, — хмыкнул Алексей. — Девок в Москве много.

— Согласен. Но к Браско он приходил искать свою, а не клеить другую.

— Идеализируешь.

— Ладно, завтра кое-что прояснится, — Николай протянул для прощания руку.

— Тогда, до завтра, — пожал руку Наумов.

Глава семнадцатая

Последнее время неприятности преследовали Маурицио Камилиери. Его наиприятнейшее пребывание в Москве было прервано исчезновением Виолетты. Пробовал итальянец завести новую интрижку, но в сравнении с ней любая девушка проигрывала. Скончался Браско, а теперь еще и известие о скором возвращении в Милан. Конечно не завтра, а через три месяца. И вот последнее: вчера получил вызов в полицию. Неприятно, да и сослуживцы косятся, что натворил добропорядочный с виду Камилиери? Все это связано с убийством Ризио. Знал, конечно, знал Маурицио, что Джованни балует с наркотиками. Но как можно было ожидать от Браско, что труп Джованни найдется в его холодильнике? Теперь объясняйся с русскими!

Так думал Маурицио Камилиери сидя за рулем своего автомобиля по дороге на улицу Малую Лубянку. Припарковаться рядом со зданием не получилось — стоянки только для служебного транспорта. Пришлось сделать круг по площади, вокруг клумбы разбитой на месте памятника Дзержинскому. Наконец-то, припарковавшись, Маурицио вошел в парадное одного из зданий Федеральной службы безопасности. На входе предъявил повестку молодому человеку в погонах. Офицер посмотрел на бланк и вписанный от руки текст, потребовал удостоверение личности. Маурицио протянул ему свой паспорт. Повертев его немного в руках, офицер вернул документ, козырнул и указал Маурицио на лифт.

— Четвертый этаж.

Маурицио вошел в лифт. Он бывал по делам в различных московских учреждениях, и всегда удивлялся, зачем в советской России делали лифты, похожие на гробы. Искомый кабинет нашелся быстро, возле него находилась площадка для курения. Там было многолюдно, и дым, как утренний туман, окутывал головы курящих.

— Входите, — откликнулись на деликатный стук в дверь.

Высокий мужчина встал из-за стола навстречу входящему.

— А, господин Камилиери! Добро пожаловать! Меня зовут Николай Амбросимов.

Маурицио на секунду засомневался, будет ли удобно рукопожатие, но рука по привычке протянулась на встречу. Амбросимов пожал руку итальянца.

— Прошу садиться, вот сюда, пожалуйста, — гостеприимно начал он, предлагая Камилиери удобное кресло, и объявил: — Беседа наша будет происходить в присутствии вашего адвоката и переводчика, во избежание недоразумений и расхождения толкований. Или вы считаете, что справитесь сами?

— Нет, — ответил Маурицио. — Я плехо говорю по-рюсски. Адвокат будет.

— Ну, и ладненько. Хотите кофе, чаю?

— Нет, спасибо.

— Ну и ладненько.

— Ляд-не-ко. Это что?

— Это значит хорошо.

— Корошо. Я знаю корошо.

— Ну и хорошо.

Открылась дверь, и в комнату вошли трое мужчин, Амбросимов представил и их.

— Алексей Наумов, и наш переводчик Михаил Громов, прошу любить и жаловать.

— Флавио Клементи — адвокат.

Мужчины обменялись рукопожатиями и заняли свои места. Амбросимов за столом, Наумов у окна, опершись на подоконник, переводчик и адвокат рядом с креслом Маурицио.

— Итак, начнем, — Амбросимов кивнул переводчику, и тот приглушенным голосом стал переводить фразы итальянцу. — Вы, я думаю, догадываетесь, с какой целью мы пригласили вас сюда?

— В повестке указано, что по делу об убийстве Джованни Ризио, — через переводчика ответил Маурицио.

— Вот и расскажите следствию, в каких отношениях вы состояли с убитым, — вступил Наумов. Адвокат сделал знак Маурицио, что он может не отвечать, но Камилиери выбрал другую тактику.

— Мы мало знакомы, но здесь, в Москве, нас связывали дружеские отношения.

— Вы бывали у него дома, то есть в квартире, которую он занимал? — снова спросил Амбросимов.

— Нет. И Джованни не был у меня в гостинице, — просто отвечал Маурицио. — Я приехал недавно, а Джованни работал в Москве почти год, он хорошо говорил по-русски, знал город, иногда мы вместе ужинали.

— Это вы познакомили Джованни с Ладой Кренниковой? — спросил Наумов, с равнодушным видом рассматривая шикарные туфли итальянца.

Камилиери явно игнорировал советы своего адвоката.

— Их познакомила моя подруга. Они из одного города, дружили с детства.

— А с Виолеттой Архиповой вы где познакомились? В Италии?

— Нет. Мы летели в Москву одним рейсом, и познакомились случайно, уже в Шереметьево. Обменялись визитками.

— И, как я понимаю, продолжили знакомство? — двусмысленно улыбаясь, то ли спросил, то ли констатировал факт Наумов.

Адвокат рассерженно отчитывал Маурицио по-итальянски.

— Да, я позвонил ей и пригласил на ужин, — подтвердил Маурицио, как само собой разумеющееся.

— У вас были близкие отношения? — взял допрос в свои руки Амбросимов.

— Да. Были.

Адвокат закатил глаза и закрыл свой портфель.

— Когда вы познакомились с Ладой Кренниковой?

— Даты я не помню, но приблизительно около месяца после моего приезда в Москву. Виолетта сказала, что ее подруга нуждается в отдыхе, и спросила, не смогу ли я устроить свидание на четверых.

— Вам не показалось, что она это сделала специально, чтобы познакомить Кренникову с Джованни Ризио?

Наумов было дернулся спросить, но Амбросимов осадил его взглядом.

— Нет, Виолетта не знала, кого я приведу на свидание.

— Считаете, это была случайность?

— Считаю.

— Хорошо. Вы еще устраивали свидания на четверых?

Адвокат многозначительно кашлянул.

— Нет. Джованни сказал, что Виолетта девушка слишком строгих правил, и приглашал Ладу на свидания сам. Они любили посещать клубы, ну и конечно, 'Джоконду'.

— А вы часто бывали в 'Джоконде'?

— Да. Мне и Виолетте нравилось ужинать там. Прекрасная атмосфера, хорошая кухня, да и Браско относился ко мне очень дружелюбно.

— Какого рода отношения связывали вас с Браско?

— Я очень уважал Джеронимо. Он всегда помогал мне дельным советом, предлагал свою помощь. Кстати, он не одобрял моей дружбы с Джованни.

— У него были натянутые отношения с Ризио?

Адвокат вытаращил глаза, умоляя Маурицио помалкивать и быть осторожным.

— Браско предупредил меня, что Джованни приторговывает наркотиками.

— Вы сами были свидетелем, как Ризио приобретал, продавал или употреблял наркотики?

— Нет, никогда.

— Вы поверили Браско? — снова бросил реплику Наумов.

— Как можно не поверить Браско? — удивился Маурицио. — Джеронимо знал всё про всех, кто чего стоит.

— И вы ограничили свой контакт с Ризио? — Амбросимов посчитал, что лучше вести допрос одному и знаком попросил Наумова не вмешиваться.

— Мы и так встречались не часто, с тех пор, как он познакомился с Ладой.

— Чем закончились ваши взаимоотношения с Архиповой?

— С кем? — переспросил Маурицио.

— С Виолеттой Архиповой?

— Извините, я не привык к ее фамилии. Это неприятно для меня, ...как мужчины, — сбился Маурицио, но продолжил: — она бросила меня.

— Бросила? — уточнил Амбросимов.

— Ну, если женщина не отзывается на звонки, не открывает дверь, значит, она во мне не нуждается.

— Вы звонили ей? Приезжали на ее квартиру?

— Да. Я даже ходил к Браско, спросить, не знает ли он причин ее отсутствия.

— Поясните, — попросил Амбросимов.

— Вечер двадцать шестого августа я и Виолетта провели вместе, — начал рассказывать Маурицио. — Из моего отеля мы вышли около одиннадцати часов вечера. Я проводил Виолетту до квартиры, и даже зашел на чашку кофе. Насколько мне известно от сеньора Браско, Джованни и Лада в тот вечер ужинали в 'Джоконде'. Поздно ночью, нет, простите, уже ранним утром ко мне в номер позвонил незнакомец и от лица Браско просил у меня номер телефона квартиры, где проживали девушки. Поскольку незнакомец не раз упомянул имя сеньора Браско, номер я дал. С тех пор никаких вестей от моей девушки я не получал. Если она меня не бросила, позвонила бы.

— И вы ходили к Браско узнать, кто звонил вам ранним утром?

— И это тоже, — сказал Маурицио. — Но меня интересовала Виолетта. Я сразу подумал, что исчезновение Джованни и девушек, как-то связано между собой.

— Мне интересно, что вы подумали, когда узнали, что труп Джованни Ризио хранился в морозильной установке господина Браско? — спросил Амбросимов с интересом наблюдая за реакцией итальянца.

Адвокат больше не пытался остановить Маурицио, и делал вид, что ему все равно то, что он скажет.

— Я был в шоке, — честно ответил Камилиери.

— Что ж, спасибо вам, господин Камилиери, — Амбросимов встал из-за стола и попрощался с итальянцем, остальные мужчины последовали его примеру, — наше сотрудничество было плодотворным, но разрешите нам еще раз побеспокоить вас, если в этом деле возникнут какие-нибудь вопросы.

— Да, пожалуйста, — не возразил Маурицио, открывая дверь кабинета.

— Камилиери! — окликнул его Наумов.

— Да? — откликнулся тот.

— Вас еще интересует Виолетта Архипова?

— В каком смысле? — удивленно вскинул глаза итальянец.

— Вы хотели бы знать, где она находится сейчас? — спросил Наумов.

— Где она? — Маурицио рванул навстречу Наумову, и чуть ли не схватил того за грудки.

— Да, тише ты, — осадил его Алексей. — Город Ельск, Ангельской области, городская больница.

— Что с ней?! — в глазах Маурицио застыла тревога и боязнь услышать плохую весть. Адвокат вцепился в рукав итальянца, пытаясь оградить от решительных действий.

— Взрывное устройство в автомобиле, — ответил Николай, дружески похлопывая по плечу помертвевшего итальянца. — Ее выбросило взрывной волной. Через лобовое стекло.

Маурицио покивал, давая понять Амбросимову, что с ним все в порядке, и вышел из кабинета, даже не закрыв за собой дверь. Наумов выглянул вслед, посмотреть, как Маурицио идет по коридору к лифтам и, закрывая дверь, сказал:

— Взрывчик-то не Камилиери устроил, вишь, как побежал, на подогнутых. Или он большой артист. Замажем, что он рванул в Ельск?

— Нет, Леха, мазать будем на то, что по приказу полковника ты побежишь в семерку выписывать задание на наружное наблюдение за нашим Ромео.

В продюсерском центре 'Венус' творилось что-то невообразимое. Из кабинета Бернса доносились крики, весьма напоминающие крики о помощи. Роман Израилевич был вне себя, все доводы Федерико, и Михалыча, директора картины несчастливой порно версии 'Войны и мира', отмел как непрофессионализм, и кричал и охал и стенал. Лишь Тина, виновная в срыве съемок, тихо сидела на утлом диванчике, на котором она когда-то потеряла девственность, уступив горячему, но слишком короткому взрыву похоти продюсера.

— Ну, что ты молчишь! — умаявшись пороть своих подданных, обратил на нее внимание Бернс.

— Отпустите их, ведь знаете, что не виноваты!

— Так уж и не виноваты?

— Вам уже не раз сказали, что это я остановила съемку.

— Хорошо, но подстраховаться они должны были! Михалыч, — Бернс обратил свой огненный взор на директора, — резервный состав актеров всегда должен быть на месте.

— Помилуйте, Роман Израилевич, — в который раз взмолился директор картины, — кто им простой платить будет? Вы же меня сами и прибьете, если на съемках два состава будет!