Приказано выжить (Ирис)

Прочих сходств не нашлось: классы тут делились иначе: отдельно мальчики, отдельно девочки, а с возрастом была и вовсе полная неразбериха. В моем я оказалась младшей, другим девочкам исполнилось уже по четырнадцать-шестнадцать лет, и если до этого момента я считала, будто ничему в Академии не научилась, то уровень знаний этих барышень уверил меня в обратном.

Впрочем, и преподавались тут не такие сложные предметы: литература, основы счета, домоводство, богословие, рукоделия, искусства: пение, музыка, танцы. Последние вводили меня в ступор, танцевать, допустим, полагалось с мальчишками, для чего почти все классы сгоняли вместе в залу. Я обычно предпочитала стоять в сторонке, чтобы не путаться зря под ногами, ибо все попытки заучить хоть простейшую связку движений проваливались с треском, и преподаватели вскоре махнули на меня руками.

А в остальном у меня отлично выходило не выделяться. Говорила, если спрашивали, делала указанное без особенного старания, но и без небрежности, чтобы выходило именно как нужно — обычно. Средняя горожанка, ничего особенного. Да и общение не выходило, "доброго утра" перед занятиями, "хорошего дня" — после, и все на том. Меня это устраивало, и я, подхватив сумку и зонтик, мчалась скорей в "Крысу" — к вечеру собирались посетители и я, сидя за стойкой, обычно читала что-нибудь или помогала самому Ригу разливать пиво, да доброе вино. Он, добрая душа, не гонял меня, не давал маяться скукой, все рассказывал что-то, а то и знакомил с посетителями — многие не прочь были почесать языками, особенно если приходили одни.

Похоже, Ригу очень недоставало общения с женой да дочерями, но куда тут разговаривать, если всего три женщины, да на немаленькую "Крысу", — иной вечер Уле и Анне не присесть было и на миг, дыхание перевести — носились меж столами, да в кухню, только мелькали белые переднички.

Риг качал головой:

— Отдам замуж скоро, кто работать будет? Это ж нанимать надо дурех, учить уму разуму...

Я понимала о чем он: несмотря на разношерстную публику, — а среди прочих тут попадались и аристократы и кое-кто из Черных Гильдий, — "Крыса" была как второй дом: здесь все были как старые приятели. Даже если заходил человек злой и промокший от дождя, садился в угол и рычал желаемое Уле, и получаса не проходило, как оттаивал душой и телом, заводил разговор с соседями, а то и подсаживался к тому, чье имя узнал только что. Велись беседы меж столами, обсуждались во всеуслышание и новости и сплетни, иногда кто-то вслух зачитывал статьи из газет, или отрывки из книг, поэмы и стихи. В "Крысе" никогда не играла музыка, но этого и не требовалось: ее заменял треск камина и оживленные разговоры.

Многие ценили ее именно за эту атмосферу. По мере возвращения аристократии в город, появлялись и слухи, но никогда бы я не подумала, что пожилой мужчина в шляпе и плаще, молча читающий газету, вытянув ноги в высоких сапогах к камину, — граф. А тот развеселый усач, травивший байки о своей гулене-соседке — известный банкир, девица подле него, с глубоким до неприличия декольте, не разудалая любовница, а дочь, которую он все надеется отдать, наконец, замуж, да не выходит.

Любой новый человек может разрушить эту хрупкую взвесь доброжелательности, понимания и принятия, а потому даже оба наемных работника: Варг и Гусь под строгим наказом никогда не совались к гостям.

Со временем, я поняла почему Аэон выбрал именно это место для меня, а не, скажем, пансионат. Тут я была свободна, сама по себе: хочешь, помогай Ригу, хочешь, читай или занимайся школьным заданием, хочешь, общайся с посетителями, благо по негласным правилам здесь никто никогда не позволял себе щипать девчонок за мягкие места и отпускать сальные шуточки. А чувствуешь себя плохо, так поднимись к себе, никто не скажет и слова.

Именно это избавило меня от кошмаров, с той последней ночи в резиденции не отпускающих каждую ночь: равновесие. Забота, но без навязывания. Свобода, но с разумными правилами.

Дни не просто шли — летели быстрокрылыми птицами куда-то вдаль, я не успевала их замечать.

Однажды, насквозь мокрые от непрекращающегося ливня, в "Крысу" вошли двое в плащах, с которых стекала вода. Ула бросилась к ним, проводила к столу, подала сухие полотенца. У камина в такие дни ставилась кованая решетка — повесишь плащ, или поставишь сапоги — высохнут враз.

— Давно их не было, — вполголоса отметил Риг.

— Кто это? — я с любопытством смотрела, как гости снимают свои плащи и вешают на решетку, а расторопная Ула подтирает натекшую воду.

— Большие гости, — туманно ответил он. Ула унеслась полоскать тряпку, сестра ее вертелась у другого стола, поэтому поднос с двумя дымящимися кружками прикрытыми особыми крышечками, чтобы не теряли тепло, Риг дал мне. — Отнеси, Сири, будь добра.

Спрыгнула со стула, схватила поднос — привычное дело. Отчего не помочь, если добром просят?

Старший мужчина — черноволосый, усатый, в военной форме со знаками отличий на груди — улыбнулся мне на встречу:

— Вижу, не забыл нас старина Ригерт, помнит, что по душе его глинтвейн!

— Грейтесь, — улыбнулась в ответ, составляя кружки на стол. — В такую погоду без горячего вина впору с тоски выть, а и заболеть недолго.

— Дело, — согласился военный.

Его спутник, сын, судя по возрасту, тоже в военном облачении вдруг воскликнул с удивлением:

— Да ты же та девочка с площади!

Я вгляделась в его лицо и не узнала черт.

— Прошу прощения...

Он нетерпеливо перебил меня:

— На ярмарке в прошлом году, ну, вспоминай! Я на параде был, а ты подошла лошадь мою погладить, помнишь? Сказала что учишься в Академии, и работаешь где-то... А имени-то я не запомнил, не то Ирен, не то... А нет... Сора?

— Сири, — машинально поправила я, судорожно вспоминая. — А ты — Рик, да?

— Рикардо, — он важно кивнул.

Немного по правде сказать осталось от того мальчишки с которым мы когда-то катались по ярмарке: черные глаза, да смуглая кожа, оттененная бело-синей формой. Уже не ребенок, молодой парень смотрел с улыбкой на лице, от которой меня кинуло в жар.

— Присаживайтесь, барышня, — старший мужчина указал рукой на место напротив него. — Не дело вам стоять у стола, коль мы сидим. — Я послушалась, бок о бок оказавшись с Риком. — Итак, вы знакомы?

— Да, дядя, — придвинув к себе кружку, Рик рассказал о нашей встрече на ярмарке.

— Вот как... Так вы студентка?

— Уже нет.

— А что так?

Виновато улыбнулась:

— Не хватило способностей. Родители мой талант несколько... преувеличивали.

— Ясно. Работаете тут?

— Нет. Живу. С моим домом случилась беда. — Опустила глаза. Ложь, все равно эти слова ложь, хотя и звучат для нынешнего времени более чем привычно, ведь больше половины зданий города пострадали в большей или меньшей степени. — Помогаю иногда, не сидеть же сложа руки, правда?

— Действительно. Немногие барышни рассуждают так же.

Сочту за похвалу.

Рикардо с жадным любопытством осматривал меня с ног до головы, я даже ощутила некоторую неловкость за слишком короткое платье: оно едва доходило до щиколоток, зато не так пачкалось на улице и подол не трепался. Удивительно как меняет нас окружение: два года назад я и помыслить не могла, что буду сидеть в таверне с парой людей и стеснятся своей одежды. В прежней жизни этому не было места.

Анна принесла гостям их еду, и я поспешила встать:

— Не смею вам мешать!

Дождь лупил в окна с завидной силой. На стойке горели свечи в подставках, которые Риг любил куда больше масляных ламп, хоть и ругался, оттирая капавший мимо плошек воск. Я оглядела зал.

Кажется, я наконец-то начала понимать.

Жизнь изменилась.

То был обычный день.

Еще вчера в школе сказали, что пару ближайших дней занятий не будет, и я тут же затосковала, предвкушая целых два вечера мучительного ничегонеделания, и тут же попросилась у Лукии посидеть внизу, за стойкой и получила свое "до первого замечания".

С самого утра народу было достаточно. Ели, обсуждали дела и какие-то новости, все как всегда. Я рассматривала монеты и называла Ригу страну, и если угадывала, получала леденец.

— Арсид!

— Почему?

— Потому, что кошка с палкой в зубах.

Риг улыбался:

— Не просто кошка, а тигр, и пика, а не палка. Правильно. А это?

— Тсаройа, потому что герб — чайка. А этот мужик на обратной стороне, он кто?

— Король Эрфир, отец королевны Регины и королевича Регана... будь они неладны. Хорошо, это легко. А вот эта откуда?

Я повертела в руках треугольную медную монету с неясными символами по обеим сторонам. Этот вот похож на человечка, правда какого-то кривого, а этот и вовсе странный...

— Не знаю.

Риг забрал монетку, повертел в пальцах.

— Такими расплачиваются путники из Сэти.

Я вздрогнула:

— А они часто приезжают?

— Не особо. А если и появляются не всегда столь состоятельны, чтобы заглядывать ко мне.

Дверь хлопнула, впуская очередного посетителя.

Коран убил двоих, Тарона и Зарну в этом самом городе. Когда именно мне неизвестно, но ведь они оба были тут, хотя их Гнездо находилось где-то в пустыне Сэти. Что если еще кто-то оттуда прибудет сюда? Сэти велика, очень велика, и только известных Гнезд в ней больше пяти. Пять Гнезд — это, как минимум, семь-десять семей, а может и больше. Около пятидесяти Детей Рассвета и Огня, а может и вдвое больше...

Каков шанс, что кто-то придет именно в эту страну, этот город и этот гостиный двор?

Невелик... Но он есть.

Снова хлопнула дверь, и я краем глаза увидела знакомую темную макушку.

— Рик пришел!

Я спрыгнула со стула и подбежала к приятелю, устроившемуся за любимым — самым дальним, у окна, — столом.

— Привет!

Он заулыбался:

— Привет, Сири! Садись. Какие новости?

Я послушно села и принялась рассказывать про услышанное сегодня от посетителей, когда к столу подскочила в сверкающем чистотой белоснежном переднике Ула.

— Чего желаете?

Мне и раньше следовало заметить, что на Рика она смотрит по-особому, всегда прибегает за заказом сама и готова волосы выдрать сестрице, если та хоть случайно пройдет мимо.

Но он то ли в упор этого не замечал, то ли делал вид, что не замечает, и это девицу очень печалило.

Зная, что обычно в "Крысу" Рик прилетает голодный как уличная собака, припомнила:

— Утята с горошком уже должны поспеть.

У бедного парня даже глаза загорелись.

— Тогда я буду утенка, а пока, принеси сыра. Сири?

— Ела.

— И морса.

Вообще-то молодому аристократу больше приличествовало бы вино, но Рик признался мне как-то, что терпеть его не может. Перебрал однажды на приеме, с тех пор и мается.

Ула улыбнулась, показывая ровные белые зубы:

— Сию минуту!

И ушла, нарочито виляя бедрами.

Рик пригладил немного отросшие волосы, как делал обычно, если пытался что-то вспомнить.

— Что я хотел... А, точно. Мои любимые братцы вернулись в город. К счастью, они целыми днями торчат в этой своей АМИ, но если приходят, мы неизменно встречаемся за ужином, а это ужас. Их дом сильно пострадал в блокаду, так что они временно живут у нас с дядюшкой. Сири, ты не представляешь... Они снобы. Они ужасны. Они говорят только о формулах, пентаграммах и носятся с огромными пыльными талмудами. А еще они вечерами пьют вино. Поднимаются на балкон, смотрят на вечерний город и пьют красное вино из бокалов.

Я рассмеялась.

— Да уж, это истинный кошмар. Они и в самом деле твои братья?

— Не-а. То есть мы родственники, то ли двоюродные, то ли еще дальше. Они из старшей ветви, а я из младшей, но мы же "одна семья" как любят говаривать наши отцы. И должны называться братьями, даже если это фактически и не так.

— Мне никогда не понять ваши аристократические заморочки.

— И слава богам. К слову, а ты не хочешь вернуться в Академию?

Опасный вопрос. Делано равнодушно пожала плечами:

— Не особо. У меня слишком маленький дар, чтобы ее закончить, так что нет смысла.

— Но ты же училась.

— Отец думал, что дар... вырастет. Разовьется. Но этого не случилось. И я не жалею. — Улыбнулась. — Еще новости?

Подошла Ула и поставила на стол тарелку с нарезанным сыром скольких-то там видов. Рик не глядя, кивнул:

— Да, есть кое-что. Но не такое веселое. — Дождался пока Ула отойдет дальше и наклонился ближе. — Завтра на главной площади повесят Черного короля. Он всю блокаду по городу шуровал, много натворил. Еще слышал, что именно он науськивал свое ворье на бедных горожан. Да и на лицо, говорят, страшный мужик. Пойдешь смотреть?

Сердце вдруг пропустил удар, а потом забилось где-то в горле.

— Черный король? Кто это?

— Ты не знаешь? — удивился Рик. — Он же государственный преступник! Дядюшка сказал, что на чтение его приговора уйдет пара часов, столько на нем преступлений! Его назвали Черным королем, потому что в блокаду он объединил под своим началом все Черные Гильдии... ты знаешь, что это такое?

Помертвевшими губами я кое-как улыбнулась.

— Нет... Расскажешь?

Аэона повесят. Завтра. На площади.

Как государственного преступника.

Почему я ничего не знала об этом?!

Этой ночью я не сомкнула глаз.

От усталости и напряжения дрожали ноги: весь вечер я неустанно бегала по залу от окна к окну, тщетно ожидая, что появится кто-то из гильдийских. Хотела уже нестись в темноту, искать резиденцию, но вовремя была перехвачена Варгом у порога.

— Куда собралась на ночь глядя? — приподняв меня как щенка, за шиворот, что при его росте было нетрудно, поинтересовался он.

Я рванулась:

— Пусти! — Голос сорвался.

— Вот еще, — невозмутимо ответил и толкнул в сторону лестницы на второй этаж. — Иди к себе.

Вдохновленная посетившей мыслю, я птицей взлетела наверх, вбежала в свою комнату и принялась дергать окно. Защелка не поддавалась, тяжеленная рама даже не дрогнула под ударами.

Все напрасно.

Потом до меня дошло, что по такой темнотище я не то, что резиденцию, я соседнюю улицу не найду. Вот тут и пришла пора ждать утра, нервно щипать косу, выдергивая волоски по одному.

Лишь под утро меня сморило, прямо так, сидящую с ногами на кровати. Очередной огненный кошмар едва не вынул из меня душу, я едва не закричала в голос, продираясь сквозь него...

За окнами виднелось пасмурное утро. Охнув от ужаса, я в мгновение ока оказалась на ногах, и, утеплив наряд плащом, выбежала и понеслась к площади, расплескивая лужи. Сердце стучало у горла, перед глазами мутнело. Было страшно.

Народу столпилось изрядно. Рассмотреть что же происходит на помосте и происходит ли вообще я никак не могла, поэтому принялась рыскать у края толпы, не то в поисках щели, не то... У стены какой-то лавки стояла высокая старая бочка. Недолго думая, я взлетела на нее, двумя руками цепляясь за мокрую стену и наконец-то увидела.

Мало не сверзилась с неустойчиво опоры.

Мертвое тело болталось в петле. С такого расстояния все, что я видела это черную от грязи кожу, которую не высветлил даже дождь. Повешенный явно обладал ростом выше обычного.