Зверь лютый Книга 13. Рацухизация

В застенке было темно. Холодно. Вонюче. Елица даже не пошевелилась, когда я вошёл в её подземелье. Даже когда отстегнул цепочку — так и осталась сидеть.

— Ты просила у меня службы. Не передумала?

Молчит, смотрит мимо, в одну точку. Потом начала шевелиться, попыталась встать. Пришлось подать руку. Вцепилась. Сколько раз за эти годы я держал её за руки? А вот такой дрожи с холодным потом в её ладони не было.

— В баню. Отмыться, переодеться. Привести себя в порядок. Потом — ко мне. Давай, пошла.

Забавно... Рявкаю, как прапор в недопитии, а руку её отпустить не могу.

Продолжительность периода времени, требуемого для "приведения себя в порядок" у мужчин и женщин — очень различается. Причина — "между ушами": в понимании слова "порядок". Очереди в женские туалеты видели? Мужчина идёт в "мужскую комнату" чтобы "отлить". Женщина в женскую — "попудрить носик". Трудоёмкость процессов, сами понимаете, на порядок...

Елица, естественно, "носик не пудрила" — пудры у нас нет, но два часа...

— Ты поела?

— Нет. Господин.

Ну, пусть так. Лёгкая истощённость и сильное душевное волнение ей идут. Легче, жарче, живее, блеск в глазах... Спокойно, Ваня. Нельзя войти в одну реку дважды. Ты же себя знаешь. Так зачем дразнить девушку несбыточными иллюзиями? Это жестоко. А ещё — глупо и опасно. Давай ближе к делу. И, в данном конкретном случае, к телу.

— Там, в чулане, лежит отрок. Звать — Кастусь. Сутки назад он был княжичем. Официальный наследник правителя "Московской Литвы". Любимый сын в знатной семье, новооглашённый воин Перуна. Золотое яйцо с алмазным будущим. С тех пор... его отец умер, его мать затрахали до смерти, его люди убиты, имущество отобрано, сам он — стал рабом. У него не осталось ничего. Сейчас ты пойдёшь к нему. И станешь для него... всем. Он... его душа разбита вдребезги. Горстка праха. Поработай богом: вдохни в прах — душу.

Всё-таки она надеялось на другое. "Удар — держит", но... ещё сомневается.

— Что я должна с ним... сделать?

— Всё. Вплоть до...

Какой характерный жест мне Мара показала! Выразительный.

— Всё, что посчитаешь полезным. Для меня, для себя, для него. Вот в таком порядке.

— Я... мне надо кое-какие травки взять. В своей бывшей горнице.

— Сходи и возьми. Там никто не живёт.

Вздрогнула. Обрадовалась. На что она надеется? Что её комната ждёт её? Что всё вернётся назад? Зря: просто мне некогда было заниматься своим гаремом.

— Иди, делай. Постой.

Бли-ин! Что я делаю?! Подхожу, поднимаю её лицо. Целую. Целую крепко, сильно, "в уста сахарные". Дурак! На кой...?! Мгновенная пауза, и она закидывает мне руки на шею, обнимает, прижимает, прижимается... Отвечает. И губами, и всем телом... Горячая, гибкая, голая... под одеждой...

Приходиться отдирать её руки со своей шеи.

— Уймись. Хватит. Сделанного не вернуть. Но... жизнь — не закончилась. Она только изменилась. Теперь у тебя начинается другая жизнь. Новая. Постарайся сделать её... радующей тебя. Иди.

Умом — понимаю. Сердцем — чувствую правильность. Но... щемит. Больно.

Ничего, Ванюша, перетопчешься. Новая жизнь — это... это забавно. У меня только в первой — было четыре разных жизни. Эта, "святорусская" — пятая. Может, поэтому я и выживаю? Тут как в сексе: первый раз — интересно, страшно, волнуешься... А потом... интересен уже не сам факт, а его оттенки.

Явившиеся по моему вызову на завтрак Кастусь с Елицей выглядели... естественно. Как и положено выглядеть молодым любовникам — замучено, голодно, невыспано и счастливо.

Подойдя к накрытому столу, Кастусь сглотнул слюну и энергично перешёл к делу:

— Я... тут... мы... ну... эта... Отдай мне её в жёны! Вот.

Решительный мальчик. Сотрапезники мои дружно зашумели, переваривая новость. Елица дёрнула юношу за руку и прошипела на ухо: "Господин". Кастусь недоумевающе посмотрел на неё. Потом сообразил сказать:

— Господин.

И неуклюже поклонился.

Более всего мне была интересна реакция девушки. Этот характерный взгляд "любящей собственницы"... Смесь любви, гордости: "мой-то — орёл", тревоги — "не ляпнул бы чего сдуру", заботы — "чубчик надо было чуть намочить — лежал бы лучше"...

— Значит, жениться на ней хочешь? Под венец зовёшь?

— Хочу, зову. Господин.

Да уж, холоп из него, как из коровы — рысак. С таким задранным носом — хорошо ворогов на смертный бой вызывать, а не милости у хозяина просить.

— А ты что скажешь? Присядьте.

Кандидаты в "жених и невеста" усаживаются на скамье напротив меня. Оба настолько взволнованы, что никак не реагируют на грубейшее нарушение "святорусского" этикета: рабы не могут сидеть за столом господина. Как минимум — должно быть троекратно повторённое приглашение-приказание. Но... Елица привыкла к моему постоянному пренебрежению всякой... исконной посконностью, а Кастусь ещё не вошёл в образ холопа. Которому надобно твёрдо, спинным мозгом, знать своё место. Мне-то плевать, но я слышу ропот моих слуг: не по обычаю...

Елица морщится, присаживаясь, ловит мой понимающий взгляд — ночка, видать, была жаркая, вспыхивает и излишне резко отвечает:

— А я скажу "нет".

И после паузы, вспомнив — где она, и с кем говорит:

— Ежели господину угодно узнать моё скромное желание.

Неожиданность. У Кастуся отваливается челюсть. Он глотает воздух: а... а... а как же...?

Сходная реакция и у окружающих:

— Дуру-холопку в замуж зовут?! Не старый, больной, дурной, уродливый..., а молодой... Да ещё и не простой!... Ну, дура! Зовут — беги!... Это ж слава господу да пресвятой богородице, что господин наш многомилостивый, дурёху после таких-то её игрищ не забил, не запорол... Вот же — даёт бог всяким... бестолковкам хозяина доброго! И женишка гожего подогнал, и разговаривает без взрыкивания... А она рылом своим блудливым воротит, некать вздумала...

Прерываю общий ропот комментаторов:

— Объяснись.

— Кастусь... Лучшего мужа себе — я и мечтать не могла. А уж такого страстного да ласкового полюбовника и сыскать неможно.

Факеншит! Она что, дразнится?! Недавней наложнице высказывать такое мне в лицо... Но какая яркая реакция у мальчика! Счастье — аж выплёскивает! Уши — кремлёвскими звёздами!

— Одна беда: холоп из князя литовского... худой. Знаю-знаю, господине: у тебя и курицы закукарекают, и петухи нестись будут. Да только во всём ты ищешь не просто гожее, а наилучшее. О... оп... оптимальное. Да. Оптимальнее — я правильно сказала? — будет, если княжич станет князем. От этого Рябиновской вотчине пользы приключится куда поболее, чем от очередного неумелого холопа. Так я говорю?

Ивашко мотает головой — до него всякие умствования доходят медленно. Чарджи вцепился глазами в её лицо — что, инал, только сейчас девушку разглядел? Артёмий улыбается одобрительно: он ей несколько уроков фехтования давал, имеет представление о её сообразительности. А я... я балдею. Гребу кайф ложкой и умильно облизываюсь.

Удивительное чувство видеть себя со стороны. Слышать собственные интонации, наблюдать за сцеплением своих собственных мозгов. За собственными мыслями, собственным способом мышления. Со своими специфическими захмычками. В чужой, да ещё и женской, головке. Потраченное на разговоры, на общение время, вложенное внимание, часть души моей — не пропали даром.

Блин! И эта дура хочет уйти! От меня! Она же другого такого не найдёт! Она же всю жизнь будет мучиться! Это же — как петь романсы глухим!

— Эта... А причём тут? Ну... свадьба?

Ивашко — человек конкретный. Будет пьянка или нет?

Елица отвечает ему, но смотрит на меня. А ей в рот смотрит изумлённый Кастусь.

Попал мальчишечка. Попал в руки... и во все остальные места — умной сильной женщине. Какие там, нафиг, бутилированные джины! С примитивными тремя хотелками. Тараканы среднеазиатские. Вот она — может всё! Захочешь дворец — будет дворец. Она построит для тебя. Твоими руками. По твоему желанию. Которое возникло у тебя и стало твоей личной острой необходимостью, просто потому что ей негде "попудрить носик".

Всё, парень, твоё будущее обеспечено. Ты будешь счастлив. Хочешь, не хочешь — будешь.

— Свадьбы — не будет. Он — княжич. Князья не женятся на холопках. Кастусю нужна жена из сильного рода. Чтобы поддержал вооружённой рукой в грядущей смуте. Миром братья Кастусю стол поротвический не отдадут. Надобны союзники.

Кайф. Мощна красавица. Ночка была не только жаркая, но ещё и умная. Собрать в кучку "мясцо чуть тёпленькое", "прах рассыпанный", возбудить, ублажить, влюбить... Подчинить душевно и выпотрошить информационно... С нуля поднять, просечь ситуацию, уловить расклады и возможности... Это тебе не насчёт "а не побелить ли потолки?" — прикидывать. Умница. Я горжусь тобой, девочка.

— А ты?

— А я буду с Кастусем. Всегда. В войне и в мире, в радости и в горе, в веселье и в печали. Пока смерть не разлучит нас.

Детка, с такой осанкой хорошо позировать для изваяния противотанковых надолбов. Мы расстаёмся, но я тебе не враг. Не забывай. Не забыла:

— Если на то будет воля господина. Моего. И господа. Нашего.

Оттенки... "моего" — "нашего"... Кастусь пропустил, а остальным — не важно.

— Невенчанными? Блуд до гробовой доски по обещанию...

Это кто это у меня в ревнителях нравственности прорезался?!

— Слышь, Хохрякович, искоренять разврат в вотчине начнём с тебя. Говорят, девка, которую ты обрюхатил, утопиться пыталась. А не сводить ли тебе её под венец?

— Я... да я ж... только для общей пользы... только типа — люди скажут...

— Тогда затихни и не отсвечивай. Фанг, Авундий — подойдите сюда.

Лицо Елицы мягчает, открытая, широкая улыбка мне в лицо. Да, девочка, мы уже не любовники, но, по-прежнему, соумышленники. Счастливые. "Счастье — это когда тебя понимают".

Волхв со старшим учеником подсаживаются за мой стол. Фанг... мрачен. Похоже, поспать и ему не удалось. Хотя и без любовных приключений: выплёвывание кусков разрушенной собственной этики тоже приводит к бессоннице. А вот Авундий просто светится любопытством: чего-то новенькое заваривается.

— Давай, Елица, расскажи — что ты надумала.

Разврат и изврат: девка не должна открывать рот в присутствии "мужей добрых". Не должна смотреть прямо в глаза. Не должна холопка сидеть за господским столом. Наложнице, подстилке господской — место в постели, а не в совете. Да и вообще, баба — думать — не должна. А уж интересоваться бабскими думами...

"Волос долог — ум короток" — русская народная мудрость. Возьмите вашу мудрость, люди русские, и засуньте её... туда же, куда и косточку калины. В качестве противозачаточного средства. Чтобы такие как вы — не размножались. Давай, девочка, давай.

— Польза будет, если Кастусь станет князем. Его надо освободить и отпустить. Если просто отпустить — он не дойдёт. Даже со мною.

Ишь ты — "даже"! Ивашко хмыкает:

— Да уж. Отпустить голубков... Им полёта до первого охотника. А потом — в суп. В смысле: или — к гречникам, или — в могилу.

— Князю Кестуту надобно дать дружину. Как придёт Кестут на Поротву — братья его будут искать убить наследника Будрыса. Надобна крепкая защита. Особенно — на первое время. Хоть бы и малая.

Умница, девочка. Но — дальше. Это-то просто, очевидно. Стоит снять с Кастуся ошейник и сразу нужно городить вокруг него стенку. Из обученных боевым искусствам людей. Дальше, девочка, дальше давай.

— Дать в дружину людей из русских — нельзя. Поротвичи чужих не любят. Против — вся Литва Московская встанет. Потому — ему никто на Руси не поможет. Кроме тебя, господине.

Умница. Два раза. И что поняла, и как подала. Кастусь внимательно смотрит на меня. Недоумение сменяется надеждой. Дошло. Она права, мальчик. Ты, и в самом деле, в моей власти. Можешь, конечно, сбегать в Ромов, попросить подмоги там. Если дойдёшь. Потом договориться о проходе отряда через русские земли, потом... время! Братья возьмут власть, вырежут твоих сторонников, найдут союзников...

"Есть страшное слово — "никогда". Но ещё страшнее слово — "поздно".

Оборачиваюсь к Фангу. Ага, волхв "выпал из детства". Из своего детства с волшебными хранителями, носителями и держателями. Слушает внимательно. А Артёмий просто светится от удовольствия — Елица чётко, логично раскладывает ситуацию. Поиск выхода в лабиринте. У меня что — тоже такой же благостный глупый вид?

— Фанг и его выводок — голяди. Тоже литвины, как и поротвичи. Но племя-то другое! И они служители Велеса, а не Перуна. Их убьют сразу. Даже без князёныша.

"Чувак намёк понял!": утверждение — "идти должен Фанг со своими" — пропускается как очевидное. Но: "Пессимизм — суть мрачное мироощущение жизни" — так, Чарджи? "Из ничего — ничего и бывает". Поэтому "чего" — надо делать. Только делать — правильно.

Кестута без Фанга — убьют. Фанга без Кестута — тоже убьют. А — вместе? Давай, девочка, не разочаровывай меня, ты же должна была это продумать.

— На Поротве есть жрецы Перуна. Окрещённые по православному обряду. Как и Фанг. Есть тайные слуги Велеса, тоже крещёные. Они там все такие: снаружи — крест, а внутри — бес. Для одних Фанг — волхв, для других — христианин, для третьих — слуга князя, посвящённого воина Перуна. Он там — такой же как все. Кастусь... Крещёный князь Кестут приходит от Священного Дуба Перуна с благословлением от Криве-Кривайто и объединяет всех трёх богов против местной нечисти. Личным примером: своим первым слугой — волхвом-выкрестом. Объединяет — против водяных, леших, болотников... Против старых племенных богов. Старшие Будрысычи следуют дедовской вере — значит, и против них.

Умница, красавица. Взамен войны за власть — "и восстал брат на брата", предлагается "священная война за веру и правду". За любую из трёх, но против четвёртой. Самая крепкая дружба — дружба против кого-то.

Что, инал торканутый, сложновато? Это тебе не саблей с коня рубить! Тут думать надо. Не буром в стену переть, а точно по лезвию ножа станцевать. Найти баланс, оптимум, точку равновесия интересов разнородных сил, развернуть точку в линию, в линию своего пути, и пройти, держа равновесие, по пляшущему под ногами, постоянно меняющемуся канату групповых и религиозных взаимных исключений, к цели. К княжеской шапке у Кастуся на голове. Победить, имея только семь бойцов и глупую головёнку мальчишки-претендента. С благословением от очень далёкого "всемирного отопителя" и с неопределённой волей отца-покойника. Победить, будучи слабейшей среди многих. Будучи девчонкой в ошейнике. Ну, ошейник-то я сниму...

Фанг переводит взгляд с девушки на меня. Ну, битая велесятина, примешь эту заботу как свою собственную? Личную, выстраданную? Он неприязненно морщится:

— Пятая сила... пришла, повязала три других и натравила на самую первую... Перун, Велес и Христос в одной упряжке... А наложнице опостылевшей — кнут в руки... Блудливой холопке — жрецов погонять, богами править?

Не дурак, понял несказаное. И сразу взбеленился. Очередное табу жмёт-мешает? Так я эти глупости выжгу. Из души твоей...