Волчица и пергамент. Том 7

— Хозяин, хозяин, какие книги ты мне посоветуешь?

— Что? Ты уже называешь меня хозяином? Ты, кажется, действительно хорошая девочка.

— Мм, да, точно, точно, — радостно подтвердила Миюри, нетерпеливо оттесняя застывшего Коула от полки и собираясь вместе с владельцем отобрать книги. — Гррр, брат, уйди, уйди.

Однако Коул продолжал стоять несмотря на её усилия. Его внимание было сосредоточено на книге, которую он держал в руке.

— Брат?

Коул пропустил её обращение мимо ушей и обратился к владельцу:

— Я хочу взять эту.

— Мм? — немного растеряно протянул владелец.

Брови Миюри полезли на лоб.

— Эй, не надо помогать мне!

— А ещё две — эта и эта.

— Что!..

Миюри возмущённо заколотила кулачками по плечу и руке Коула, но он, не обращая на это внимания, отсчитал семь медных монет и отдал владельцу.

— Ээ... Э, слышь, ты не ошибся? Кажется, две эти совершенно одинаковые? — пряча монеты, спросил крепкий бородатый владелец, вероятно, обеспокоенный тем, что Миюри не находила себе места и от переполнявших её чувств была похожа на вытащенного на берег осьминога.

— Не беспокойся. Кстати... — Коул похлопал по плечу Миюри, возможно, прикидывавшей, не стоит ли ей заплатить из денег, собравшихся у неё на мелкие расходы за время путешествия. — Ты не знаешь, о каком аристократе написаны эти стихи?

На сей раз на Коуле сошлись взгляды не только владельца, но и Миюри. И в этот момент Миюри заметила, что у Коула подрагивают руки.

Коул с Миюри вышли из лавки под пристальным взглядом владельца, теперь уже Коул шёл на шаг впереди.

— Господин Ле Руа у госпожи Ив? — спросил он, не оборачиваясь.

— Он сказал, что давно не был в королевстве Уинфилд, — ответила Миюри, догоняя Коула, — и собирается провести несколько дней в книгохранилище. Зачем, вот, только? И ещё...

— Тогда ты не могла бы пойти в хранилище к господину Ле Руа и с ним посмотреть, что это за аристократ?

Он протянул девушке одну из трёх одолженных книг, и она неуверенно пошевелила губами.

— Ну, ладно. Но, братик, а что?..

— А я спрошу у госпожи Ив. На самом деле, такие вопросы следует задавать досточтимой принцессе Хайленд... — с сомнением в голосе произнёс Коул.

Он действительно не был достаточно уверен. Хайленд, услышав о плане Ханаана, преисполнилась решимости его выполнить даже ценой своей жизни. Было бы грешно подать ей ложную надежду. Ему следовало разузнать настолько тщательно, насколько это ему удастся, и лишь потом рассказать наследнице.

— Эй, брат! — требовательно обратилась Миюри, дёргая его за рукав.

Коул повернулся к ней и встретил взгляд, который был у неё в детстве, когда её шалости так всех рассердили, что её заперли в кладовке.

— Куда спешишь, что за срочность? Разве не надо сначала?..

— У меня появилась подсказка.

Все эти дрянные истории, которыми комедианты и менестрели обменивались в той лавке, были запечатлены на дешёвой бумаге из тряпок, которые по исполнению не шли ни в какое сравнение с тяжёлыми книгами Священного писания, тексты которого были написаны на листах пергамента, а твёрдые обложки обтянуты воловьей кожей. Но в любом случае изготовление книг — занятие не из дешёвых. Тем не менее, плохонькие истории распространились, по словам владельца, во многих городах. Сначала Коул подумал, что это выходки очередного ненормального аристократа с деньгами, которые ему некуда было девать, при этом текст был в его книгах такой ровный, что даже возникла мысль, а не привлечь ли его к переписыванию Священного писания.

Но кое-что развернуло ход его мыслей в иную сторону. В книге были места, где текст разбирался с трудом, а кое-где понять его было невозможно.

— Чего?.. Снова про это?

Объяснение, брошенное Коулом на ходу, было ею воспринято с явным скепсисом.

— Вспомни про способ, о котором рассказал преподобный Ханаан.

— То есть, э-э-э... А!

— Именно. Это печать, набранная отдельными буквами, — и Коул передал Миюри книгу, которую та стала поспешно листать.

— Хотя и не везде, но во многих местах одни и те же буквы видны одинаково неясно. Я подумал, что этими буквами часто печатали. Тогда я стал внимательно всматриваться и увидел, что очертания букв повторяются в самых мелких деталях, причём на разных страницах. Конечно, если пишет хороший писец или миниатюрист, он сможет выписать буквы одинаковыми.

Миюри прищурилась, услышав это, вероятно, она недостаточно хорошо усвоила начертание букв, чтобы видеть различия в буквах.

— Такое ощущение, что вроде так и есть, но...

— И эти буквы написаны очень правильно. Сделано так точно, причём надо было сделать в разных городах... Вряд ли писец бы смог так сделать.

Миюри, потрудившаяся уже над собственным почерком, ещё какое-то время присматривалась к тексту и, поняв, похоже, насколько трудной была бы задача переписчика, уныло кивнула.

Улица Ремесленников завершилась разветвлением.

— Возможно, конечно, что я слишком много себе вообразил, но подумай вот о чём... — сказал девушке Коул, остановившись на перекрёстке. Это мир плохих стихов, мир, в который Ле Руа и подобные ему не сунут своего носа и не прочтут такие книги.

Миюри, затаив дыхание, недоверчиво смотрела на него своими красноватыми глазами.

— Если тот ремесленник действительно существует, не будет ли этот мир ему лучшим прибежищем?

Губы девушки сжались — надо же, как всё сошлось, она внимательно посмотрела на серьёзное лицо Коула и книгу в его руке. Её брат был глупым бараном во всём, за исключением книг.

— Может, аристократ из этой поэмы что-то знает, во всяком случае, стоит разузнать.

Миюри больше не стала спорить, она лишь беспомощно кивнула:

— Если тебе нужна моя помощь, то помоги и ты мне с переписыванием книг. Перепиши мне эти плохие книги!

— Конечно, всё в порядке. Тогда встретимся потом перед собором.

Миюри, не дослушав, убежала по левому ответвлению улицы.

Когда серебристые волосы девушки исчезли из виду, Коул неторопливыми шагами пошёл от перекрёстка направо.

Коул, запыхавшийся после пробежки по улицам Раусборна, нашёл Миюри сидящей на каменных ступенях у собора, девушка с мрачным видом жевала кусок баранины. Её пасмурное лицо резко контрастировало с весёлым оживлением на площади.

— Бесполезно, совсем ничего, — сообщила она.

— У меня — то же самое, — ответил Коул.

Уйдя с улицы Ремесленников, он невольно всё ускорял шаг и к дому Ив практически прибежал. При виде книги озадаченная Ив, в прошлом аристократка королевства, а ныне глава торгового дома, имеющего широкие торговые связи, лишь пожала плечами и показала книгу Язону и другим своим охранникам. Ответ получился таким: об аристократе из книги никто не слышал, а описанной там битвы не происходило, всё было просто вымыслом.

— Однако лицо дяди Ле Руа просто позеленело.

— Что?

— Он сказал, что никогда бы не подумал, что этот ремесленник мог спрятаться в мире таких книг.

Вероятно, Ле Руа не мог предположить, что такой ценный способ, запрещённый Церковью, мог найти применение в столь бесполезной области. Однако Коул хотел пойти дальше.

— Он изменился в лице, может быть, потому что заметил особенности, характерные некоторым буквам?

Пусть Ле Руа и искушён в торговом деле, он оказался перед серебристой волчицей, способной вынюхать добычу, чей след засыпан палой листвой. Пусть Миюри и не могла разглядеть особенности начертания букв, но увидеть изменения выражений лица человека она была должна.

— Разве Ле Руа не враг тому ремесленнику, разве не говорил ты мне не показывать книгу, в которой мог быть ключ к тайне ремесленника? Всё это странно как-то.

Красноватые глаза Миюри буравили Коула.

— Моё собственное суждение может быть ошибочным, поэтому я хотел позаимствовать его знания.

Коул не лгал, но и не был полностью откровенен. Если бы Ле Руа нашёл след ремесленника там, куда он раньше не смотрел, он сразу бы оценил огромное влияние этого на его торговые дела. Узнав о существовании этой книги, Ле Руа отчаянно захотел бы найти ремесленника.

Миюри усмехнулась, показав клыки:

— Я попросила бродячих собак и противную курицу проследить за ним. Если он выйдет, она сразу узнает.

Пусть у Ле Руа есть свои опыт и навыки, у Миюри есть свои помощники в деле поиска. Впрочем, прежде чем Коул продумал следующие шаги, серебристая волчица, требуя награды за уже сделанное, потянулась к нему, и он со словами "вот и умница" погладил её по голове.

— Кстати, история эта, кажется, действительно выдумана.

— Госпожа Ив и её охранники решили так же.

Если бы удалось установить личность аристократа, от него можно было бы проследить след к ремесленнику, но всё оказалось сложнее. Хотя эта книга вызывала у Коула ощущение, что ремесленник может существовать, как воспользоваться ею для поиска, было неясно.

— Может быть, он знал, что его собирались схватить, и потому придумал аристократа?

— Вообще-то это в основном верно.

Но когда они уже отправились обратно, Коул обнаружил, что теряет смысл в своих рассуждениях.

— Как сказал владелец бумажной лавки, если бы не тщеславие свихнувшихся аристократов, никто бы не заплатил за изготовление книг со стихами столь низкого пошиба, так? — сказал он, и будь у Миюри выпущены волчьи уши, они бы сейчас встали торчком. — Но каким простым ни стало бы печатанье текста, бумага бесплатной не сделается.

— Хочешь сказать, что аристократу странно платить за книгу, рассказывающую неизвестно о ком?..

— Именно.

Миюри, подняв перед собой книгу, посмотрела на неё, чуть склонив набок голову.

— Тогда зачем эту книгу создали?

Изначально Коул предполагал политические мотивы заказчика, но по здравому размышлению решил, что это не так. В книге изложена скучная, напыщенная история, прославлявшая искусность героя в сражении, повествование истории преувеличенно суровое, а слова и выражения выдавали, что автор не ведал, что такое торжественность стиха. Это крикливое повествование каждым предложением провозглашало: "Моя поэзия — лучшая!"

Если такое было сделано намеренно, можно было бы сузить число возможных авторов до опытных придворных поэтов, но, скорее всего, это не так.

— Прежде чем потащить в бумажную лавку тебя, я пошла сама и спросила, откуда взялись книги, — сказала Миюри, её вопрос не принёс ответа, книги обменивали лицедеи, источник остался неведом. — И у меня возникла мысль, а вдруг там какой-то шифр?

— Шифр?

Миюри принялась листать книгу, пытаясь считать по первой букве из каждой строки.

— Разве на ремесленника, а может, и его товарищей не охотятся плохие типы? Тогда ведь можно сделать такие книги и вставить в них шифр, чтобы он распространился бы повсюду с книгами и дал найти потерянных товарищей? Они получат книгу, прочтут послание и придут к месту встречи!

Кажется, Коул слышал истории о поиске потерявшихся во время войны товарищей. Кроме того, преследователям ещё надо догадаться, что эти обычные книги имеют особое значение в силу того, что они такие обычные.

— Либо наоборот, книги должны создать у людей впечатление, что в них есть шифр, чтобы заставить купить.

Мысли у Миюри летали быстрее призраков, как ни у кого в Ньоххире, эта мысль просто ошеломила Коула. Особенно если вспомнить, как его самого одурачили, когда он был чуть младше её нынешней.

— Ты напомнила мне о неприятном случае из моего прошлого. Встретился мне тогда один мошенник, так он примерно таким же образом заставил меня купить много бумаг.

Коул был тогда нищим, бездомным маленьким школяром, и к этому всему его ещё и обманули. Мошенник сказал, что ему отрубили руку за то, что он проник в важные тайны. А в итоге он всучил мальчику копии торговых сделок, подтверждения уплаты налогов и прочие, ничего не стоившие бумаги, которые прихватил какой-то юнец в торговом доме, когда сбежал оттуда, не выдержав издевательств, но в глазах Коула это было чуть ли не всеми тайнами мира.

— Мои родители вроде бы подобрали тебя, когда ты встрял с этой кипой бумаг и не знал, что делать.

— Именно. И, судя по всему, я этого заслуживал.

Миюри хихикнула и, подтянув колени к груди, обняла их.

Давным-давно Коул сидел на обочине дороги и так же, как и сейчас Миюри, отчаянно вглядывался в бумаги, пытаясь найти в них что-то значимое. Он покинул родные места, был теперь один во всём мире, ему не на кого было положиться, и он отдал все деньги за ворох бумаг и с замиранием сердца, еле сдерживая слёзы, воздевал их к небесам в надежде, что однорукий продавец не обманул его. Вспоминать это было очень грустно.

Грустно принимать как должное, что никаких тайн нет, а если что-то и есть, то только отблески на бумаге в лучах солнца. Может, в слезинках, упавших на бумагу.

Коул вздохнул, так живо было в нём то воспоминание и так сильно он вырос с тех пор. И вдруг застыл на месте.

— Что? Брат, что?

Коул посмотрел на Миюри, и него не было ответа. Что же? Что же он не мог взять из своей памяти?

Странствующий школяр? Не то... Мошенник? Или момент, когда он в полном смятении сидел с ворохом бумаг у речной таможни? Нет, нет и нет. Коул надолго задумался.

Вот. Тот момент, когда он воздевал бумаги к небу.

— Да, это оно!

Коул раскрыл книгу и поднял её к солнцу. Его резкое движение распугало птиц, выклёвывавших что-то между булыжниками. Но его глаза не отрывались от бумаги, потому что это сохранила его память.

— Возможно, это действительно шифр.

Девушка, сидевшая на каменной ступени, уперев подбородок в колени, забеспокоилась, глядя на странное поведение брата.

— Но ведь... э-э-э... это же относится к моменту, когда делали бумагу, — сказала она, широко раскрыв глаза.

Когда Коул работал в Ньоххире, деревне горячих источников, он сам готовил свои письменные принадлежности, так как место это было затеряно в горах. Он не смог бы даже сосчитать, сколько раз он записывал истории, которые рассказывали гости купальни, сколько раз брал книги, чтобы переписать их, а потом переплести. Так что представление о написании и изготовлении книг он имел. В отношении изготовления бумаги его познания были скромнее. Но Коул никогда не забудет тех волшебных знаков на бумаге, которые возникли, когда он со слезами на глазах смотрел, направив бумагу на солнце. Когда Коул вырос, он постарался разузнать, что это за знаки.

Вернувшись к действительности, Коул увидел, что Миюри уже стояла рядом с ним, сердито надувшись.

— Возможно, мы сможем узнать, откуда взялась книга.

Миюри посмотрела на книгу в своей руке, потом в руке Коула и нарочито пожала плечами:

— И что?

Два попутчика, один по какой-то причине возбуждён, другой — холодно бесстрастен. Коулу показалось, что он уже много раз видел такое. Миюри, стоявшая, слегка наклонив голову и уперев руки в бока, походила на одну мудрую волчицу с волосами льняного цвета.

— Бумага — это тоже след, тоже своего рода шифр.

Случай с мошенником направил Коула навстречу родителям Миюри, тот опыт осветил его путь сейчас. Тот однорукий, продавший ему ворох бумаг, сыграл в его жизни роль ангела.