Жестокая мозаика жизни

Еще только вчера у меня была мама! И я мечтала о семье... после страшного ритуала, я пришла в себя в этой камере, все так же привязанная. Где я была? Почему никто нас не ищет? Что стало с мамой?

Вспомнила, что отчим отпустил большую часть слуг, в связи со свадебным путешествием. Я еще больше зарыдала — никто нас не хватится! Мы же утром должны были все вместе уехать отдыхать на море. Я так этого ждала... глупая я!

А в голове все звучали и звучали последние мамины слова: 'Чтобы им не досталось Пламя!' Мамочка, я выполню это! Я обещаю! Они его не получат!

Дверь неслышно отворилась, и вошел отчим. Его злость я чувствовала всей своей кожей, так если бы она была осязаема и могла жечься.

— Дорогая доченька, как ты себя чувствуешь? — приторным голосом спросил он. Я, всхлипывая, отползла к стене и что было сил вжалась в нее. — О, я вижу ты в добром здравии! Замечательно! А то твоя мерзкая мать спутала мне все планы! Но ничего, — мужчина приблизился, и я ощутила его дыхание на коже лица. Потом боль разорвала мне щеку и скрутила шею. Пощечина была такой силы, что не опирайся бы я на стену спиной, улетела на пол далеко от отчима. — Жаль, а я так хотел тебя использовать для другого, — он нежно провел пальцами по моей пылающей щеке, по которой текли слезы, немного охлаждая удар. — Нэрри, почему в тебе сила не пробудилась во время ритуала? — цепкие пальцы схватили мой подбородок и повернули в сторону его лица. Можно подумать он что-то видит в этой темноте! Я от отчаяния тихонько завыла, за что снова получила по лицу. — Не переживай, дорогая, скоро мы пробудим твою силу! Жди! Три дня и все!

С этими словами он поднялся и ушел, так же неслышно закрыв дверь. Я же, свернувшись калачиком на полу, обнимала себя и рыдала, еще до конца не осознав, что мне предстоит. И только холодный камень пола отрезвлял мои лихорадочные мысли. А веревки, опутывающие мои запястья и лодыжки, четырьмя длинными змеями терялись у двух противоположных друг другу стен, связывая меня с реальностью и не давая окунуться в грезы.

Три дня ко мне никто не приходил, и я жила в постоянном страхе и темноте. Ни еды, ни питья мне не давали... безысходность просачивалась все глубже и глубже в мое тело, занимая остатки тепла и надежды. Что со мной будет? Вот единственный вопрос волновавший меня тогда. И чем больше времени я проводила в этом темном вместилище безжизненности, тем яснее становилось леденящее кровь понимание, что участь мне уготована худшая, чем у мамы. Мама... я постоянно возвращалась к ней мыслями, но потом слез уже не было, ведь влаги в обезвоженном теле неоткуда было взяться. Она всегда говорила, что сила приходит с сильными эмоциями, переживаниями, зачастую это была первая любовь. А отчим теперь собирался искусственно пробудить мою силу... но насколько же были сильны мои переживания, когда я видела маму на алтаре, однако сила ко мне так и не пришла.

На третий день сил у меня совершенно не оставалось, а нервы были натянуты до предела. Скорее всего этого и добивался отчим. Я могла еле передвигаться по отведенному мне веревками пространстве, стараясь справлять нужду в отдаленном от выбранного для лежания месте. Потрескавшиеся от жажды губы нещадно болели, а тело сотрясал глухой кашель, видимо, пребывание на холодном полу не прошло зря для моего организма. А вонь, сначала мучившая меня своей резкостью и тягучестью, стала потихоньку въедаться в мою кожу, преследуя и становясь неотделимой частью. И я уже мечтала о приходе отчима, лишь бы не быть в этой гнетущей тишине, разъедающей внутренности своей неопределенностью; лишь бы мне дали глоток воды, снящейся мне в лихорадочных сновидениях. Мне казалось, прошло бесконечное число часов, будто света я не видела много лет...

И вот уверенные шаги разорвали мой непереносимый мирок, яркостью новых звуков. Дверь с тихим скрипом, раздавшимся в моей голове страшным лязгом, отворилась и на пороге замерли две фигуры — отца и сына. Высокая и широкоплечая и рядом не достающая ему до плеч худенькая и нескладная. Они были такими разными, и на фоне темного коридора, который был для меня виден намного светлее, чем вся моя камера, являли собою леденящее душу зрелище.

Сил плакать у меня не было, и я, лежа на полу, отстраненно взирала на этих людей. А людьми ли они были? Чудовища! Они были именно чудовищами из сказок мамы, которые появились во время преображения земли.

Закрыв двери, они снова погрузили мою темницу во мрак, но вот щелкнула искра, и на стене запылал факел, свет которого больно резанул по глазам. Раздался страшный скрежет и стук колесиков, в то же мгновение веревки мои стали двигаться, вызвав в душе моей панику. Я слабо дернулась, а веревки все набирали ход, и уже быстро-быстро стали волочить меня по полу распластывая посередине комнаты. Я и опомниться не успела, как все замерло, и я осталась обездвижено лежать, широко расставив руки и ноги.

— П-пожалуйста... — простонала я, а внутри все разрывалось на мелкие кусочки от страха.

— Нэрри, Нэрри, — покачал головой отчим. — Неужели ты не хочешь поздравить своего брата с днем рождения? Жоршену сегодня исполнилось четырнадцать! — мужчина весело засмеялся.

Свет от одинокого факела рыжими тенями создавал причудливые очертания лицам отца и сына. Как гротескные маски были запечатлены их неестественные улыбки, придавая сходство с духами ада. От голода и жажды у меня кружилась голова, и я не совсем понимала смысла произнесенных слов.

— Отец, ты уверен... — ломким голосом произнес Жорш. — Она же еще совсем маленькая... разве нет другого способа?

Звонкий подзатыльник эхом отразился от стен камеры.

— Что ты себе позволяешь, щенок! — прошипел отчим. — Я больше тридцати лет готовился к этому... столько носителей погубил на алтаре выискивая необходимое соответствие... меня теперь ничто не остановит! И ты, мой мальчик, сделаешь все как надо! Не правда ли? — грозно нависая над Жоршеном, Гарэд провел ладонью по его щеке.

— Д-да, отец.

— Вот и славный мальчик, — похлопал его по щеке отчим, — Ты же знаешь, что чужое Пламя никогда не подчинить иным способом. Особенно Фиолетовое не пойдет на контакт с нами...

— Да, отец, — уже уверенно произнес Жоршен и повернулся ко мне.

Глаза его горели фанатичным огнем и чем-то еще... ужасом и страстью одновременно. Я оцепенела, сердце забилось вдвое быстрее, а дыхание перехватилось. Капелька липкого пота скатилась по виску... мамочка!... они не получат его!

В руке Жорша блеснул кинжал, и меня будто прорвало. Появились силы, я забилась в веревках, кусая губы и глядя сквозь слезы на приближающегося юношу.

— Жорш, прошу... — жалобно всхлипнула я.

— Нэр, пора взрослеть! — жестоко улыбнулся он. Я поразилась и откуда в подростке столько желчи. — Ты, мой подарок...

А Гарэд обошел меня и опустился на пол, так что моя голова оказалась между его коленей. Он положил горячие ладони на мой лоб, и голову пронзила мгновенная боль, растекаясь разноцветными кругами в глазах. Из моего горла вырвался вскрик, но сразу же потонул в хрипе обезвоженной гортани.

— Вот, дорогая, теперь ты не сможешь последовать за своей драгоценной матушкой, — с покровительственной улыбкой заглянул в мои расширенные глаза отчим. — Твои сердце и разум теперь принадлежат мне, и только я могу решать, когда они остановятся.

Жоршен тем временем опустился на колени у меня между ногами, и я почувствовала, как холодная сталь касается моей кожи. Послышался звук рвущейся ткани, и я всхлипнула, дернувшись, но руки отчима крепко держали мою голову, чтобы я смотрела только ему в глаза. А лезвие тем временем щекотало мне кожу, вызывая ледяные мурашки, правда, пока не доставляя боли, но от невозможности посмотреть, становилось невыносимо.

— О, Нэр, ты такая грязная, грязная девочка! — хохотнул Жорш, сдернув с меня разрезанную одежду. — Прямо противно к тебе прикасаться, — он больно сжал мою грудь, а я подавилась хрипом.

Зачем? Зачем все это? Но они Пламени не получат! Я буду давить в себе все эмоции... Да!

— А запах! Нэр, разве ж так можно? Ты воняешь хуже псины! — Жоршен наклонился и понюхал у меня между ног. Я сцепила зубы, а по вискам потекли слезы. — Но ничего, ничего. Я научу тебя быть хорошей девочкой! Ведь ты теперь моя девочка!

Его руки бродили по моему телу, доставляя боль и смущение. Я попыталась трепыхаться, но быстро силы мои иссякли. Я внутренне сжалась, заморозив свою душу, чтобы ничего не могло тронуть меня... ведь на что они способны, я видела совсем недавно! Не позволю им! Меня здесь нет! Это только оболочка!

— Не тяни! — резко бросил отчим. Глаза его предвкушающее сверкали, и я не могла отвести от них взгляда.

В меня что-то тыкнулось, раз, другой... Жоршен сердито засопел и стал ворочаться.

— Идиот, неужели тебе и в этом нужна моя помощь? Не знаешь, что делать с голой девкой? — раздраженно прорычал Гарэд.

И в тот же миг внутренности мои разорвала жгучая волна боли. Резко, жестоко... она ворвалась в меня и стала двигаться... я закричала, срывая последние силы, но сдержаться не могла... огненный смерч пульсировал во мне, лишая возможности думать... только боль! Я засучила ногами, пытаясь отползти, укрыться... но Жорш навалился всем телом сверху, тяжело дыша и двигаясь, двигаясь, даря мне все новые приступы боли...

— Вот так, дорогая, чувствуй! Чувствуй это! Ты стала женщиной Нэрри. Отпусти свои эмоции... сделаешь это, и все кончится! — нежный голос отчима гонгом врывался в мое сознание, а я лишь повторяла про себя: 'Это лишь оболочка!'...

Боль разлилась по всему тело, затопила разум. И только холодные камни пола не давали мне окунуться в эту агонию целиком, возвращая к реальности, к необходимости терпеть. Я НИЧТО! Меня нет! Я КУКЛА! Да! Я КУКЛА!

— Нэрри, впусти ее! Давай, моя хорошая! А ты знаешь, что с помощью своей СИЛЫ ты можешь вернуть маму? — утешающее говорил отчим, пока Жоршен пыхтел надо мной.

Последние слова заставили меня прекратить кричать и безумно посмотреть на мужчину. Неужели это возможно?

— Мама мертва... — прохрипела я и закусила губу.

— О, нет, дорогая, она очень даже жива. Только разум больше не присутствует в ней. Она лишь подобие человека. Это ужасно, Нэрри! Но ты можешь все исправить!

Мама... мамочка! Жоршен сжал мои груди и выгнул спину с удовлетворенным стоном, ускоряясь. Во мне все пылало, растапливая лед, в который я сковала свою душу. Гадость! Мразь... она все должны поплатиться за то, что сделали с мамой и мной... Слезы безудержно катились из моих глаз, а Гарэд довольно улыбался. Я спасу маму...

Перед глазами все заволокло фиолетовой дымкой... я видела лишь языки пламени... они были всюду, они сжигали меня изнутри... Не осталось боли. Только Пламя и ярость. Никогда ранее я не чувствовала такого накала в себе. Предо мною встало огромное Пламя с провалами глаз и рта. Источник, со смесью страха и желания поняла я. 'Готова ли ты заплатить Цену?' Реальность ударила меня по голове, выбив все мысли о мести... на них сила наша не действует... мне нельзя принимать силу... Я смотрела на Источник и понимала лишь одно — нельзя! 'Нет!' — простонала я, и фиолетовый огонь вокруг меня померк.

— Что ты сделала, проклятая девчонка! — удары один за одним сыпались на лицо. — В тебе должна была быть сила! — кричал отчим.

— Отец, глаза же у нее цвет поменяли... — испуганно пискнул Жорш.

— И что? Нет в ней силы! — он резко поднялся и уже спокойно произнес. — Я исправлю эту ошибку! Слишком близко моя цель, слишком... Жоршен, чтобы места живого на ней не осталось! Приду проверю. Но не преступай грань, чтобы она не умерла от болевого шока.

Когда громко хлопнула дверь, Жорш истерично засмеялся и наклонился надо мной, и я впервые увидела его лицо. Он же безумец! Глаза вытаращены, волосы торчат в разные стороны, и кривая улыбка играет на тонких губах.

— О, Нэр, теперь-то я получу свой подарочек, — в его руках блеснул кинжал. — Тебе будет очень, очень больно, но ничего. Теперь когда, твоя кровь не нужна для ритуала, я могу немного позабавиться. Жаль, что поглощение силы требует именно таких методов. Но по другому никак... поэтому мне приходилось сдерживаться, но теперь...

Вдоль ребра расплескалась жгучая боль, и потекла тягучая теплая жидкость...

Сколько я так висела на этих веревках, без возможности опуститься на пол и дать отдохнуть измученному телу? Неделю? Больше? Они приходили каждый день...

— Ну же, Нэр, умоляй меня! — держа в притягательной недосягаемости от моих губ мисочку с водой, шептал Жоршен.

— Умоляю, тебя... возьми меня! Делай со мной, что хочешь! — говорила я, пытаясь достать языком живительную влагу.