Путешествие Гнева

— И все же придется, — без тени сомнения заявил проводник. — Прошу за мной. Сейчас вы сами все увидите.

* * *

Бескрайний океан хлестал соленым кнутом прибрежные скалы, шипя и плюясь от злости. Он гнал свое нескончаемое воинство на отчаянный приступ серой твердыни волну за волной. И, не в силах победить неуступчивого противника, лишь сглаживал его острые грани. Только в узком глазке подзорной трубы не было видно и десятой части всей этой прелести, поскольку взор смотрящего вдаль капитана был направлен в небеса. Он ждал последнего — девятнадцатого по счету посланника.

— Тэр, — нерешительно произнес Пирс.

Райдер поднял левую руку, замер. Труба медленно опустилась вниз, и на нас нацелился отрешенный взгляд человека, лишенного последней, самой призрачной надежды.

— Я привел ваших гостей, — совершил привычный ритуал приветствия проводник.

— Благодарю Бао-Лога.

— У вас будут какие-нибудь распоряжения?

— Не сейчас.

Островитянин все понял с полуслова и уже через секунду бесшумно исчез за массивной дверью.

— Капитан, ваше распоряжение исполнено, — по-военному отчеканил рулевой.

Я облегченно выдохнул. В обществе капитана я чувствовал себя намного спокойней, нежели под неусыпным оком Пирса.

— Благодарю. Я знал, на тебя можно положиться, — устало произнес Райдер и обессиленно повалился в глубокое кресло.

Еще никогда я не видел капитана таким беспомощным.

— Рад стараться! — Заметив слабость одноногого, рулевой не спешил предлагать свою помощь.

Даже в свободных землях существовали незыблемые правила поведения в присутствии благородного тэра. Именно они запрещали воздушным странникам оказывать своему капитану излишнюю заботу. Поскольку бессилие летунов начиналось с бессилия их лидера, и главной задачей каждого члена корабля — не выносить это самое бессилие на всеобщее обозрение.

Безусловно, я тоже знал данный постулат и поступил так, как подобало поступить настоящему летуну. Опустив взор, я дождался, пока капитан немного придет в себя и продолжит разговор.

— Сти, присядь рядом, — Райдер указал на соседний с ним стул. — А ты, Пирс, возвращайся-ка на "Купер" и проследи, чтобы всем дали двойную порцию похлебки. Завтра мы отчаливаем.

Приставив к виску два пальца, рулевой отдал честь и направился к выходу. Всего на секунду он задержался у дверей. Сдвинул брови, немного подумал и, проглотив горькую пилюлю обиды, вышел вон. Только ни я, ни капитан не придали этому значения.

Пирс был старым летуном и умел хорошо служить, а стало быть и хорошо подчиняться, — и капитан ценил его за столь нужное качество, никогда не переходя тонкой грани, возникавшей между командиром и подчиненным. И никакой юный летун, стоявший на много ступеней ниже Пирса, не должен был нарушать этой четкой границы. Но вышло все иначе. В одно мгновение между Пирсом и Райдером возник 'след черной кошки', как говаривали в таких случаях. Одной короткой фразой капитан умудрился посеять в душе рулевого ядовитый росток обиды.

Весь обратный путь до корабля Пирс ломал голову над сложной задачкой: почему капитан променял его и остальных членов команды на чужака? Зачем заставил сопровождать — назначив его чуть ли не нянькой? А когда надобность в нем пропала, отпустил восвояси, дозволив сопляку сидеть в присутствии тэра!

Так или почти так размышлял в тот момент рулевой — мне неизвестно. Только именно это недопонимание явилось началом череды довольно неприятных, а вернее будет заметить, весьма трагичных событий.

— Скучаешь по материку?

Повертев в руке мятое послание, капитан отбросил его в сторону — к куче таких же бесполезных скомканных листов.

— В первые дни думал, что да, а потом понял, что мне страшно возвращаться назад.

Отчего-то мой ответ совсем не удивил капитана.

Подхватив бутылку ромуса, Райдер наполнил кружку и залпом осушил крепкий напиток.

— Чего же ты боишься?

— У меня много страхов, — честно признался я. — Но определиться с главным трудновато.

— Разве ты клятвопреступник? Или совершил еще какой-то Итаров грех?

Я вздрогнул, вспомнив блюстителей, колонну арестантов и безумные взгляды контрабандистов. Неприятная картинка сменилась ощущением абсолютной свободы — мой первый полет на крылоплане.

— Я никого не предавал, — решительно ответил я.

— Тогда в чем же дело?

Разговор, стряхнув с себя налет недосказанности, обещал превратиться в исповедь. И я был несказанно рад такому повороту. Мне необходимо выговориться, сняв с себя невыносимый груз вины.

— Мне кажется, я запутался. До недавнего времени, жизнь сводила меня с людьми, которые предоставляли мне кров, заботились и давали работу, и я считал их хорошими. Но со временем я понимал, что ошибался. Я старался платить добром за добро, а мне давали пинка при первом удобном случае.

— Ты сейчас говоришь про своего учителя, мистера Босвела, — догадался капитан.

— Все верно, тэр.

— Продолжай.

— Все дело в том, что мастер Хвост... то есть, я хотел сказать: если рассуждать о тех днях, что я провел в ангаре... в целом он ведь не такой плохой...

— Ты уверен?

— Не совсем так... — я слегка запнулся и замолчал.

Сомнение, — вот какое слово вертелось у меня на языке. Чувство, которое заставляет ошибаться в самые неподходящие моменты. Только благодаря ему летные капитаны выбирали неверный путь, а механикусы так и не решались совершить по-настоящему великое открытие. Именно оно заставляло довериться слепой удаче и в итоге оступиться, стоя на краю пропасти, и только из-за него я до конца так и не смог довериться Райдеру, назвав моего второго наставника — врагом.

Я прекрасно понимал, что Белый Хвост был больше, чем рядовой механикус. Он работал на Рифте, знал его как свои пять пальцев и с легкостью обходил ловушки Ржавого города. Уживаясь под одной крышей с контрабандистами, он пользовался непререкаемым авторитетом у служителей ангара. Кем же он был на самом деле? Талантливым самоучкой в услужении жадного леприхуна? Или мятежником, чей непокорный дух требовал новых жертв во имя высшей цели?

Сомнение — враг не только знати, но и простолюдинов, теперь заключило в свои крепкие объятия вашего покорного слугу. И теперь все суждения не стоили жалкого оловянника, поскольку каждый новый вопрос лишь порождал очередную неуверенность моих суждений.

Не отрываясь, капитан опустошил еще один стакан ромуса, задумчиво побарабанил по столу и, указав на рваные клочки бумаги, начал говорить:

— Ты, наверное, хочешь спросить: по какой причине я оказался здесь? — подхватив кувшин с вином, он наклонил его, и тонкая струйка протянулась красной нитью от медного носика до неровной поверхности ненужных обрывков, навсегда связав прошлое с настоящим. — Это все весточки свободных островов. А знаешь, что в них? Ни-че-го. Пустота. Одна пустота. Все, кто смог выжить в ту роковую ночь, кто проклял Рифт, назвав его стальной плитой для неудачников — мертвы. Икарова участь настигла их всех до одного. Мы бороздили небеса, расспрашивали пилигримов, переворачивали вверх дном города в поисках Хрома. Мы жаждали мести, но он успел ускользнуть и от регулярной армии, и от нас. Ему удалось стереть собственный след, оставив после себя лишь горькие воспоминания... Бесконечная гонка окончилась много лет тому назад, когда нам удалось-таки обнаружить обоз из маленького города Желзна, того самого, что стал единственным пристанищем и единственным напоминанием о былом величии Рифта.

— И что же вы обнаружили? — с замиранием сердца спросил я.

— Доказательства, жезийские лжецы! Все, что мы увидели в тот день, было очередным обманом. И он достиг своей цели. Мы, наконец, поверили, что наше преследование увенчалось успехом.... Нападение на обоз произошло утром, когда Хром достиг Южной границы Рифта. Используя зажигательные смеси Болди и мощные самозарядные винтовки, мы сделали акцент на внезапность и не прогадали. Засада не была раскрыта, и нам удалось застать их врасплох. Мы не встретили серьезного сопротивления — три крытых повозки горели не больше минуты. Никакого шума и криков. Короткий бой, два десятка выстрелов и исход оказался предрешен. Тогда у нас не возникло сомнений. Нам казалось, что сам Икар в тот миг осенил нас своей дланью. Каждая пуля нашла свою цель. У нас ни одного раненого, у противника — один выживший, непонятно отчего решивший пустить себе пулю в сердце. Хотя о чем я, он, безусловно, поступил правильно. Я никогда не любил наемников, и если бы нам удалось взять его в плен, ему бы не поздоровилось. Тогда нами руководил слепой гнев, способный разорвать в клочья жизнь любого, кто попытался бы встать на нашем пути.

— И в одной из повозок вы обнаружили тело вашего врага, — сгорая от нетерпения, прошептал я.

— Все верно. Но самым ужасным было то, что мы не почувствовали желаемого облегчения. Нас словно выбросили на берег, как беспомощную рыбешку. Получалось, что все наши усилия, долгие годы стараний закончились, а Хром так просто взял и ушел в иной мир. Нет, не такой легкой смерти мы ему желали. Нам нужен был суд и мучительные пытки, чтобы каждый из нас высказал все, что накопилось у него на душе. Мы хотели произнести сотни имен. Тех, кому не удалось покинуть Рифт живым. Имена детей и их матерей, мужей и подростков, стариков и старух. Уж поверь, список у нас был подлинней министерских указов. Но, увы, он покинул наше общество, так и не успев выслушать наших проклятий.

— Так вы считали, пока не услышали мою историю, — догадался я.

Капитан кивнул и загадочно улыбнулся:

— Ты можешь мне не верить, но я словно заново родился, когда услышал от тебя о гноме-великане с металлической рукой. Признаюсь, он ловко обвел нас вокруг пальца. Но тем хуже для него, подумал я тогда. Теперь то мы уж точно захватим его и завершим задуманное. Суд состоится по всем канонам свободных людей Рифта. И каждый будет вправе спросить с него лично за давнишние грехи. Но милостивый Икар! — как я ошибался. Время, к сожалению, сыграло злую шутку не с нашим врагом, а с его преследователями. Я остался абсолютно один. Мне некому сообщить радостную весть и некого позвать с собой в новый праведный поход.

Повесив голову, капитан уставился на ворох посланий.

Сомнения, чем они могу помочь? Уберечь от неверного шага или заставить заново проверить все расчеты и не допустить ошибки? Как ни крути, человек сам выбирает — стоит ли доверять своим чувствам.

И я сделал свой выбор.

— Я готов.

— Что? — не понял капитан.

— Я готов отправиться с вами в поход.

Сдвинув брови, Райдер растерянно посмотрел в мою сторону. Правда, его взгляд так и не смог сфокусироваться на мне, а завис в полумраке комнаты.

— Ты уверен?

Я кивнул.

— В приюте мне говорили, что мои родители трудились на Рифте. Если бы они выжили, то непременно нашли бы меня даже на краю света... Думаю, у меня тоже есть причины поквитаться с мистером Хромом.

Оглушительный писк раздался возле моего уха, заставив меня закрыть уши и спасти от внезапней атаки бедные перепонки, которые уже порядком настрадались за сегодняшний день.

Розовый латосас, распрямив крылья, плавно приземлился на спинку стула и гордо выпятив грудь, протянул капитану послание.

Дрожащей рукой Райдер принял конверт, скрепленный крохотной сургучовой печатью. Я успел заметить, что ни одно из предыдущих писем не имело подобного клейма.

— Мученик Икар, неужели кто-то откликнулся?

Неровно надорвав конверт, капитан приблизился к свечам, сощурился и стал читать. Его губы беззвучно шевелились, словно разъясняя хозяину смысл незнакомых ему слов. Несколько раз Райдер замирал, склонялся еще ниже и, по всей видимости, начинал перечитывать письмо заново.

Ожидание, превратилось для меня в настоящую пытку. Не смея нарушить тишину, я сгорал от нетерпения узнать, что за весть принесла капитану умная птица.

Наконец Райдер закончил читать. Откинул бумагу, но мять ее не стал. Затем закрыл лицо рукой и, отвернувшись, уставился на клонившееся к горизонту солнце, которое окрасилось в мрачные тона приближающейся ночи. Решив не спрашивать разрешения, я осторожно поднял с пола пару рваных посланий.

" Простите, но мистер Морган, умер по старости лет".

" Смею заверить вас, что Чейз-Синкли скончался от страшнейшего недуга".

" Сожалею, но мистер Горди наложил на себя руки накануне дня Урожая"

Короткие, неровные строчки, способные поставить жирную точку в любой даже самой богатой биографии.

Я покосился на капитана. Он пребывал в таком же положении, как и минуту назад. Тогда я набрался смелости и притянул к себе последнюю весточку. Листок податливо пополз по столу и перекочевал на мою сторону. Обладая прекрасным зрением, я без труда смог прочитать послание от начала до конца...

Мой дорогой, Рай. Прости, что вновь докучаю тебя своим стариковским ворчанием, но на этот раз, как мне кажется, мои предрассудки не лишены смысла. Конечно, ты можешь решить, что я в очередной раз потерял свой новый осенний шарф или обнаружил возле калитки подозрительного типа, — спешу тебя разуверить — это не так.

Последнее время меня вновь стала мучить подагра — видимо, дни мои на этом свете сочтены и вскоре я отправлюсь в царство мученика Икара.

Старый я ворчун, опять морочу тебя своими проблемами. Пора переходить к главному. Ты, наверное, еще не страдаешь провалами в памяти и прекрасно помнишь те славные деньки, когда мы все-таки ухватили за хвост этого бромвиноского нава, Хрома! В ту минуту я радовался больше всех, представляя, как он будет жариться в подземелье Итара. И больше всех убивался горем, когда оказалось, что ему удалось избежать праведного суда.

Десять лет я неустанно молился, желая повернуть время вспять. Потому что не такая участь должна была ждать это чудовище. Он обязан был захлебнуться собственной кровью, метаться в агонии мучительной болезни, а не погибнуть от случайной пули, пускай и выпущенной одним из охотников.

Похоже, я опять забылся. Великодушно прошу меня простить.

Не прекращая финансировать своих ищеек, которых я выкупил из тюрьмы Антир-нак, я, кажется, сделал невозможное. Благодаря чудесному провидению я напал на след Хрома. Да-да, мой дорогой Рай, именно так. Не сочти за честь и прими слова старика за чистую монету, на время отложив все сомнения в ящик для старого хлама. Не кривя душой, скажу: я и сам не сразу поверил донесениям моих верных помощников, но факт остается фактом — нашему врагу удалось перехитрить нас.

Скажу больше — его помыслы вновь прикованы к Рифту. Уж не знаю, что он задумал, только попахивает эта новость весьма скверно.

А теперь о главном. Обитает наш старый приятель в Плакте, граничном городе, но основную часть времени он проводит в Желзне. Да-да, мой доверчивый Рай, именно в Желзне, а ни где-нибудь на Марлайском побережье. Положи вещь на видное место, и ты никогда в жизни не отыщешь ее, если забыл, куда подевал.

Пожалуй, мне больше нечего тебе сказать милый мой соратник по охоте. Жаль только, что мне так и не повезет лицезреть финал этой великой гибели мерзкого чудовища, поэтому всецело вверяю мою судьбы и судьбу моих убиенных братьев и сестер в ваши руки. Будьте тверды и непреклонны. Да благословит вас Икар!