...да-да-да, Анна! это шизофрения!.. бе-бе-бе-бе!..
...отложила немного сметаны на блюдечко и поставила его на пол кухни. Для кота. Если вдруг захочет полакомиться. А на ночь надо оставить ряженки. Она вспомнила — у неё был когда-то кот, который просто обожал ряженку.
Решительно шагая через двор и толкая перед собой тележку на колёсиках, Анна составляла в уме список "чего бы не забыть купить".
...ха-ха — купить!
...взять, нагрузить в тележку... стырить...
... "абсолютно безд-возд-мезд-но, то есть, даром!" — говорила гнусавая умная Сова из знаменитого мультика...
Четыре пятилитровки воды... картохи — десяток штук, сок персиковый "Любимый". Надо попробовать сварить курицу — почему же они всё-таки не тают в холодильном прилавке?— сделать себе бульончик... ... и — да, да! — о, да, Анна! конечно! — пакетик ряженки.
Со стороны детского садика доносился привычный, чуть ощутимый слухом, звукоряд: щебет детских голосов, бряканье кастрюль на кухне, звуки пианино со второго этажа — утренняя зарядка под музыку. Анна знала, что внутри нет никого, но верила, что где-то, совсем рядом, за неуловимой и непробиваемой плёнкой времени (вселенной?) по-прежнему текла обычная жизнь.
По дороге к магазину, приветливо кивая головой призракам, уже казавшимися такими знакомыми...
...молодые влюбленные опять о чем-то шепчутся на ушко...они стали совсем прозрачным...призрачными...скоро исчезнут вовсе...унесутся...вознесутся?...
...простоволосая женщина уже не смотрится в витрину, а бродит под стриженными тополями — надо перестать винить себя... перестать винить себя... винить себя... винить...
...девочку давно не встречала... убежала куда-то...
...Анна напряжённо размышляла. Нечто вытолкнуло её из привычной жизни! Что-то... или кто-то? Это надо разбираться. Зачем? — это ещё более сложный вопрос. Может быть, случайно... а может быть и нет. Но ведь не её же одну, наверное? Что в ней такого исключительного? Значит, рассуждая логически, где-то, возможно, есть ещё кто-то такой же, как Анна, — вытолкнутый, потерянный, заблудившийся. А может быть и не потерянный, а во многом разобравшийся. А может быть и не один, а много нас тут таких... плутающих и плачущих от страха в тумане. Надо искать людей. Вот только как? Легко сказать — искать...
И ещё — если её сюда втолкнуло, значит, есть вход. А где есть вход, там обязательно есть и выход. И есть шанс вернуться. Домой! Как было бы хорошо! Нет, обязательно надо искать людей, нащупывать выход из этого дурацкого положения. Необитаемый остров, ёлки-зелёные, затерянный мир... Анна Робинзон и индифферентный пёс Пятница...
Когда до арки, ведущей в знакомый двор, оставалось метров пятьдесят, Анна вдруг увидела лежащего посредине улицы немолодого мужчину в странном защитном комбинезоне. Он был удивительно реальный. Вместо ног шевелилось жуткое месиво из мяса, костей, клочьев ткани, пропитанной кровью... и каких-то черных, жирно блестящих лохмотьев, напоминающих обрывки копировальной бумаги. Искаженный мучительной гримасой рот медленно открылся...
Анна споткнулась, ноги её моментально ослабели, переднее колесо у тележки окончательно свернулось набок.
...в следующий раз надо взять в магазине новую тележку... эта давно уже растряслась на асфаль...
Она бросилась к лежащему. Тяжело упав на колени, Анна схватила мужчину за горячую дрожащую руку. Ей казалось, что она уже видела его, этого мужчину интеллигентного вида, похожего на физика или геолога в славных фильмах 60-х. Он смотрел сквозь Анну (ох! он тоже не видит её!) и хрипло бормотал. Изо рта некрасиво и страшно выдувались кровавые пузыри. Анна наклонилась, чтобы лучше слышать, и... вот оно, — опять, как когда-то раньше...чужие образы, чужие чувства, чужая память...
....гигантские дуги... паучьи лапы из перекрученного спиралью торнадо...
...чёрные кораллы, про стающие в землю, в здания, в людей...
...сирены... они снова включили сирены...
...Джеф... больно, Джеф...
...я понял...сразу же понял... двоичный код...
...херня всё...
...бл..дь, как больно... обидно... не контакт... это
...другое... это не... это по другому... ...техника...на хер, Антоныч! не то!... Джееееееф! ...
...ЯРКИЙ СВЕТ ЯРКИЙ СВЕТ ЯРКИЙ СВЕТ ЯРКИЙ!
...синева пронизана... синева... свет...
...бездонная лазурь...
... ... ...... ... ... ... ...
Хриплый вой яростно ввинтился в уши. Анну отшвырнуло от мужчины. Она неловко упала на спину и сразу же перевернулась на живот. Ей казалось, что земля содрогнулась. Ей хотелось вцепиться в этот пыльный асфальт. Стоя на четвереньках, растрёпанная, полуобморочная Анна видела, как клубы тумана вывалились из каких-то своих тайных углов и теней... и сгустились в отвратительный шевелящийся купол над лежащим. Сквозь клубящуюся хмарь этого саркофага Анна видела, как в тягостной предсмертной судороге изогнулось тело человека, и бессильно опало... и становилось всё бледнее, прозрачнее... жадно растворяемое туманом... чем-то, вывалившемся издалека, где нет ничего, кроме тьмы и бездны.
Сбивчивое бормотание в её голове становилось всё тише... тише... тише... пока не исчезло совсем.
...Пётр Феликсович... его звали Пётр Феликсович... и ещё что-то про зайчиков...
...зайки... синева... свет...
Мутная клякса мглы ещё какое-то время шевелилась там, где лежал умирающий, а потом рассеялась, растворилась в ставшем уже обычным тумане. Асфальт был чистым, словно ничего не было — ни крови, ни мук, ни истерзанного тела.
Тишина... только где-то издалека...
...с-с-с-с... ш-ш-ш-ш...с-с-с-с... ш-ш-ш-ш...
...шелестящее шарканье равнодушно уходило в туман.
Вот как это бывает.
Анна с трудом встала на ноги. Ободранные, испачканные колени дрожали, голова раскалывалась, кожа горела. С трудом волоча за собой изуродованную тележку, Анна свернула в арку. Мыслей не было.
Вообще. Никаких.
Глава 19
Илья
"А чего бы и не жить? — думал Илья. — Жратвы навалом, выпивки — море... а поговорить и с Сашкой можно. На баб мне никогда не везло, что вполне естественно... так что привык управляться сам. Как говаривал наш лечащий врач Евгений Засыпкин: "Когда Робинзон остался без секса, он, не отчаиваясь, взял дело в свои крепкие руки!" Словом, живи и радуйся. Заболеть, вот, только страшновато... да кошмары наяву мучают. Но, в принципе — можно годами так и болтаться... и даже не жалеть о телевизоре"
Он вдруг представил себе, как они втроём пробираются в библиотеку имени Белинского... и находят книги... и читают запоем при свечах...
Впрочем, там сейчас темно и страшно. И бродят призраки опрятных библиотекарей и замученных аспирантов. Да и идти далековато. До книжного магазина ближе... только там, кроме чтива "для дам-с" ни черта нет.
А сегодня им нужно было просто сделать очередную вылазку за водой, едой и прочими надобностями. Смешная девица Мёрси таскала свой бесполезный пистолет, не снимая кобуры. Ей-богу, девчонка носится со своим ментовским ПМ, как курица с яйцом! Впрочем, Сашка тоже носит на плече ружьё... но это уж Илья сам его просил. Мало ли что? Вдруг как-нибудь ночью поднимется ветер, раздует поганый туман... и всё снова заработает? Машины, оружие... люди... Люди? Нет, пожалуй, людей не будет всё-таки...
А вдруг?!
Ладно, пусть все носят свои железяки, нечего на них ворчать. Тебе-то самому хоть пистолет дай, хоть пушку — один чёрт, господин Васильев, ты ни заряжать их, ни стрелять из них не умеешь. Однако своё ружьё держишь в порядке — на вешалке висит, рядом с осенней курткой. И патронташ поверх красуется.
Словом, все трое собрались "на охоту", как нехотя сказала Мёрси. Сегодня, слегка опухшая от сна, она была молчалива. Долго возилась в ванной по каким-то своим девичьим делам. Плескалась, звенела ковшиком, шипела, выливая на себя прохладную воду, брякала куском мыла. Невнятно ругаясь, уронила его в таз с чистой водой.
Илья лежал на диване, слыша, как Сашка шебуршит на кухне, готовя салат. Несмотря на то, что вчера Илья здорово нализался, сегодня для утреннего похмелья он чувствовал себя неплохо. Потягивая прохладный "Diesel" он представлял себе гладкое тело, длинные ноги и маленькие упругие груди. Вот зашуршала занавеска — это Мёрси отдёрнула полиэтиленовую шторку и сейчас, придерживаясь за никелированные поручни, перекинула ногу через борт ванной, ступая маленькой розовой ступнёй на мохнатое синее полотенце с вышитой розовой надписью "Мерсилон". Противозачаточное средство, кстати, этот мерсилон.
Мёрси и "Merсilon"...
Илья вспомнил, как хихикала Ленка, принеся два таких синих полотенца.
— Это у нас в конторе девочка одна сидела — медицинский представитель "Мерсилона". Я у неё три таких полотенца выклянчила. Как раз тебе для ног пригодятся. Не очень большие, как ты любишь! Видишь, в углу даже специальное металлическое колечко — можно аккуратно на вешалку пристроить.
— Противозачаточные, говоришь, полотенца? — спросил тогда Илья. — Это уж тебе, Ленка, больше нужно. Мне тут зачинать некого... в смысле, не с кем.
Получилось неловко. Ленка поспешно перевела разговор на другую тему. Что ж... Илья знавал одну симпатичную женщину, у которой вывернутые ноги Ильи и скрюченная левая кисть не вызывали неприятных чувств. Удивительно, как в больницах, где лежат подолгу, возникают человеческие чувства, бушуют нешуточные страсти... любовь, ревность, обман и восторг...
— Понимаешь, Сашка, — говорил он тем вечером, сидя на кухне, — ортопедические больные в моё время могли по полгода в больнице проваляться. Вместе в курилку ходишь, вместе обедаешь, вместе весь день проводишь. Не болит ничего... если не сразу после операции, конечно... или спицы у аппарата Илизарова не воспаляются. Скучно. Вот у нас в 11-й палате восемь человек лежало, хотя она, кстати, на четырёх рассчитана была. Так за полгода с некоторыми только что не побратался. Переписывались потом долго... созванивались...
Он замолчал. Галина из Благовещенска... каким-то лукавым образом попавшая в областную больницу с неправильно сросшейся в аварии голенью. Мягкий розовый халат, улыбчивое лицо... огромные зелёные глаза и душистые пышные волосы. Все волочились за ней... а врач Засыпкин, домогаясь, обещал бросить свою жену-анестезиолога и уехать с Галкой в Благовещенск, Комсомольск-на-Амуре, Владивосток — к чёрту, к лешему, к долбанной матери! Впрочем, он был бабник и даже не скрывал этого. В палате Галины постоянно собирались все "молодые" и трепались чуть ли не до полуночи, пока у дежурной медсестры не лопалось терпение.
— Девки-мальчики! — говорила стройная Наташка или строгая очкастая Надя, или смешливая Алла. — Вам-то что, можете спать до утреннего обхода, а мне первые уколы в шесть утра делать! Да послеоперационных двое!..
Эх, хорошо было сидеть в полумраке на кроватях по двое-трое, пить тайком выклянченный и разведённый кипячёной водой спирт, закусывая сухим до невозможности, "махамом" весёлого Жени-Джамиля. "Я вас всех татарами сделаю, — блестя очками, обычно говорил Женя-Джамиль, преподаватель техникума связи. — Махам кушаете? Кушаете! А это — сушёное конское мясо. Кулинарный секрет великого татарского народа! Раз нравится — татарской веры будете!"
Сыпались шутки об обрезании, в тёмном углу изнывала от похоти неуступчивая Олька, позволявшая своему ухажёру всё... кроме самого акта. "Ведь дрожит вся, стонет! Вот-вот в обморок ё...нется, — говорил поутру красавчик-экскаваторщик Николай, — всё уже, всё... и — нет! Дура какая-то, ей-богу! Говорит, я, мол, себя берегу... а сама уж подтекает — только суй!" "Способы есть, Коля, — таинственно говорил лежачий дядя Саша. — Вот молодняк выгоним — расскажу!" "Х...ля ты мне говоришь? — возмущался бравый экскаваторщик. — Я и без тебя знаю! Только не хочет она, целка неломанная! Ну, ничего, я её доломаю..."
И Галка... которая всегда улыбалась краешком красиво очерченных губ. Рядом с ней все эти скабрезные разговоры казались совсем неуместными. Илья разворачивал свою коляску и выезжал в коридор, где они сидели до утра. Жалостливые медсёстры, как правило, не гоняли их. Илья говорил... будь оно всё проклято, он говорил, как Цицерон, Марк Аврелий, барон Мюнхгаузен и Тартарен из Тараскона... и все они — в одном окрылённом Илье!
Много позже, Илья как-то подумал, что в чаду любовной лихорадки он не замечал того, что добрая половина из рассказываемого им проходила у Галины мимо ушей. Она просто не понимала его. В конце концов, она была просто телефонисткой со средним техническим образованием и бывшим мужем-алкоголиком. Но у неё было одно чрезвычайно ценное качество — она умела слушать! Говорить с ней было легко. Легко и... волшебно.
За полторы недели до операции она сказала Илье, что заведующий отделением физиотерапии дал ей ключ от своего кабинета, попросив перепечатать его диссертацию на старенькой разбитой машинке "Башкирия". Они запирались там тайком во время сончаса...
Потом, выписавшись раньше Ильи, она даже написала ему три письма...
А через год, снова угодив в то же отделение на плановую дополнительную операцию, Илья, уже ходивший с палками, встретил разбитного Николая. Тот упросил Засыпкина положить его в ту же палату, где лежал Илья. Было весело. Коля вообще был жизнерадостным и лёгким на подъём мужиком с огромным количеством друзей-приятелей и подружек. "Галку помнишь? — как-то вечером сказал Илье Николай, когда они сидели вдвоём в курилке, только что распив бутылку 0,8 портвейна "777". — Да должен ты её помнить, ты тогда всё около неё ошивался!" "Ну, помню, конечно", — напряжённо сказал Илья, чувствуя, что сейчас он узнает что-то ненужное.
"Она у зава отделением физиотерапии в любимицах ходила, — сказал Колька. — Я полгода назад опять здесь лежал. И она приезжала. Вот девка, а? Огонь! Мы с ней каждый сончас в кабинете у этого мужика трахались, как бешенные!.."
Илья промолчал. Через неделю Коля получил от Галины письмо. "Слушай, я ей тут писал, что ты вместе со мной опять в одной палате лежишь! Вот... ага, вот! "Передай Илюшеньке привет. Я его хорошо помню". Это она пишет!" "Спасибо, — мёртвым голосом сказал Илья. — Ей тоже передавай, когда ответ писать будешь".
Мёрси была похожа на Галину. Наверное, Галочка в свои семнадцать была такой же...
— Я салат сделал, — сказал на кухне Сашка.
Илья допил пиво и пошёл на кухню. Мёрси, раскрасневшаяся, накрутившая на голову полотенце, уже сидела за столом.
Мёрси
Сегодня ночью кто-то ходил под лоджией... он шаркал ногами и несколько раз тихо подвывал: "Люба! Любка! Выходи!" Мёрси лежала на диване, обливаясь потом и думая о том, что ещё немного, и она закричит... а может быть, засмеётся и заплачет... одновременно.
