Змеиная паутина

Рядом сидящие профессора стараются не смотреть ни на меня, ни на Кэрроу. И даже на Снейпа. Ощущаю повисшее в воздухе напряжение. МакГонагалл сжимает в руке вилку так, что костяшки белеют. Флитвик молча глядит в пустую тарелку.

Скажите, Анна Фоминична, первое время вас тоже так приняли? Тоже ненавидели и не смотрели в вашу сторону?

Я понимаю. Тяжело. Новая власть, новые порядки. К тому же, хотя Пожиратели Смерти и легальны теперь, но отношение к ним никуда не делось. Мало кто воспылал к нам любовью...

"К нам"...

* * *

Первые два дня проходят без пациентов. Мадам Помфри все так же безвылазно сидит в комнате Сестер, я — безвылазно в кабинете колдомедика. Проверяю еще раз зелья — как в шкафчике в кабинете, так и в кладовке с основными запасами. Зачем-то тренирую Диагностические Чары. Но они пока никому не нужны.

И пусть они будут не нужны подольше.

На завтраки, обеды и ужины, как выясняется, колдомедик может не ходить. И это к лучшему. Я совершенно не горю желанием сидеть в обществе людей, которых передергивает от моего присутствия. Местные домовики приносят мне еду в кабинет.

Еда откровенно паршива — местами подгоревшая, местами непроваренная, местами пересоленная. Можно было бы возмутиться и пожаловаться директору Снейпу, но я не жалуюсь, а молча съедаю все без остатка. Если что случится с животом, всегда могу выпить пару флакончиков зелий.

В четверг томительное ожидание заканчивается. В приоткрытую дверь в Больничное Крыло входят двое мальчишек с красными галстуками. Один поддерживает второго, а второй практически висит на первом. С его лица капает кровь.

Кидаюсь к детям.

Взмах палочкой — Диагностические Чары. И, слава Гиппократу, они показывают лишь разбитый нос, несколько синяков и перелом щиколотки.

— Что случилось? — интересуюсь.

— Упал, — бурчит пострадавший мальчишка. По лицу вижу, что врет.

Накладываю Кровоостанавливающие Чары на нос ребенка, следом Очищающие на его лицо и мантию.

— А если честно? — шагаю к шкафчику за Костеростом.

— Упал, — твердит ребенок. По виду — курс первый-второй. Скорее, второй — я не помню его на Распределении.

Протягиваю склянку.

— Что это? — мальчик оглядывает зелье, от которого идет легкий пар.

— Костерост, — поясняю.

Мой пациент делает первый глоток и, выпучив глаза, тут же плюется.

— Тихо! — прекращаю истерику. — Ты что, Костерост впервые в жизни хлебнул?

Мальчик сжимается. Видимо, да, попробовал впервые. Но чего он боится?

— Так, — аккуратно говорю испуганному ребенку. — Костерост — штука противная. Рот жжет. Но выпить надо. У тебя щиколотка сломана. Поэтому ты сейчас его выпьешь и до вечера посидишь в палате. К вечеру нога заживет, и ты пойдешь в свою комнату. Твой друг может уйти сейчас, потому что в комнату ты дойдешь уже сам.

Его друг бросает на меня взгляд исподлобья.

— А можно я с ним посижу?

— У тебя уроки, — качаю головой. — Не стоит пропускать занятия. Это всего лишь Костерост. Если ты его пил когда-то в жизни, то должен знать, что ничего страшного.

— Я пил, — хмурится второй мальчишка.

— Так, — говорю пострадавшему: — Я сейчас отнесу тебя в палату и уложу на кровать. Сидеть будет скучно, но придется потерпеть. И да, скажи мне свои имя, фамилию и курс. Мне надо будет сделать запись в твоей медкарте.

Ребенок поджимает губы.

— Николас Кроуфорд, второй курс Гриффиндора, — тихо произносит он и еще тише выдавливает: — Магглорожденный.

А, ясно, почему он Костерост не пил никогда. Ладно, поясню еще немного.

— Костерост позволит твоим костям срастись намного быстрее, чем если это был бы маггловский гипс, — произношу. — Но ощущения будут не из приятных. Возможно, будет ныть, болеть и тянуть. Поэтому не бойся, просто потерпи. Если будет совсем невмоготу, позови кого-нибудь. Меня или мадам Помфри.

— Мадам Помфри здесь? — изумляется второй ребенок, имени которого я не знаю.

— Да, — киваю. — Поэтому без присмотра ты не останешься. Давай, малец. Помогу добраться до кровати.

Поднимаю замершего Николаса на руки, отношу в палату и устраиваю на ближайшей койке.

— Можешь поспать, — говорю. — Так иногда бывает легче выздоравливать.

Друг Николаса не хочет никуда уходить, но я настойчиво выпроваживаю его прочь. Потом сажусь за стол и приманиваю с полки тоненькую пергаментную тетрадку, нахожу последнюю запись и вписываю короткую строчку:

"Носовое кровотечение. Лечение — Кровоостанавливающие Чары. Перелом левой щиколотки. Лечение — Костерост 7 жидких унций (200 мл), покой в течение 8 часов".

Мои корявые строчки смотрятся неуместно среди четкого почерка мадам Помфри.

Ну вот, с почином, дохтур Крам...

* * *

Неделя проходит относительно спокойно. Два перелома, три расстройства желудка, ушибы, растяжения. Ожог от взорвавшегося котла, пара детских проклятий. Обычные детские травмы. В Дурмстранге, конечно, было бы побольше пациентов, но там и учеников больше. И дерутся они регулярнее. И злее.

В среду десятого сентября в лазарет трое парней притаскивают семикурсника, корчащегося от боли. По галстуку вижу знакомое имя — Невилл Лонгботтом. Помню его еще со времен Турнира.

Лонгботтома его сопровождающие по моей указке укладывают на одну из кроватей в палате, взмахиваю палочкой...

— Отошли все! — рявкаю на однокурсников, пытающихся удержать парнишку на кровати. — Немедленно.

Двое отходят, но один упорно держит Лонгботтома, у которого уже белки глаз от боли покраснели.

— Тупой, что ли? — оттаскиваю "помощничка". — Не тронь, говорю!

— Ты... Ты!.. — полыхает ненавистью парень, которого я оттащил от Лонгботтома. — Мерзкий Пожиратель!

А отошедшие кидаются снова к пациенту.

Та-ак...

Взмах палочкой, и сопровождающие Лонгботтома укладываются рядком на полу.

— Да, я мерзкий Пожиратель, — говорю неподвижным парням, которые только могут глазами вращать. — А вы — трое тупых идиотов, которые не знают, что после Круциатуса человека нельзя трогать две минуты, и при этом не слушаются колдомедика. Две минуты — это досчитать до ста двадцати. Потому что любое прикосновение вызывает очередную волну боли. Поздравляю, добрые мальчики. Вы только что добавили вашему дорогому другу лишних пять минут Круциатуса. Потренируйтесь еще, замолвлю за вас словечко перед Лордом.

Снимаю паралич и указываю на дверь.

— Вон отсюда!

Парни вываливаются из Больничного Крыла кучей, едва не снеся откуда-то взявшуюся в дверях мадам Помфри.

"...сто пятнадцать, сто шестнадцать..."

Дойти до кабинета, открыть шкафчик, взять Обезболивающее... Вернуться.

Лонгботтом уже приходит в себя. Надо бы ему Антикруциатусное... Но его нет.

— У нас есть Антикруциатусное? — интересуюсь у мадам Помфри, уже зная ответ.

— Нет, — сухо отвечает колдомедичка.

— Почему? — задаю вопрос быстрее, чем успеваю понять, что и этот ответ я тоже знаю.

Мадам Помфри молчит, а затем произносит:

— Не знаю, как у вас, мистер Крам, но у нормальных людей Антикруциатусное не входит в стандартную комплектацию зельями школьного Больничного Крыла.

— Сварите, — коротко говорю, протягивая Лонгботтому склянку. Лонгботтом косится на нее, но не берет.

Мадам Помфри фыркает.

— Я не умею его варить.

Чего?

Поворачиваюсь к женщине.

— Нормальным людям нет необходимости в таких знаниях, — вскидывает голову мадам Помфри. — Они не раскидываются Непростительными так, чтобы нужно было варить специализированные зелья.

Дура... Вот дура. Колдомедик сраный...

— Значит, сейчас пройдете со мной в кабинет, я вам продиктую рецепт, — холодно говорю. — И вы его сварите. В достаточном количестве, а не на один раз.

Лонгботтома, несомненно, пытали Кэрроу. Ну, или какой-нибудь из лояльных Лорду. Вряд ли Малфой — у него кишка тонка. А вот кто-то другой... вполне.

— Я не уверена, что моих знаний достаточно, — с вызовом отвечает Помфри. — Лучше этим заниматься тому, кто в этом... специалист.

Вдох, выдох.

— Разумеется, мадам Помфри. Я понимаю. Разрешаю вам, как неспециалисту, стоять и смотреть, как ваши пациенты будут мучиться. И да, можете попинать еще. Нормальным людям про две минуты помнить необязательно.

Мадам Помфри смотрит на меня, и в ее глазах что-то проскальзывает. Что именно, я понять не успеваю. Отвлекает звук разбившегося стекла. Разворачиваюсь. Рядом с Лонгботтомом — разбитая склянка, а сам он смотрит на меня, как на злейшего врага. Хочу попросить мадам Помфри еще об Обезболивающем, но Лонгботтом цедит сквозь зубы:

— Из твоих рук я не выпью ничего, урод.

Еще раз. Вдох, выдох. Досчитать до десяти. Спасибо, дурмстранговская наука.

— Тогда встал и убрался, — тихо говорю.

Лонгботтом слезает с кровати, морщится. Ну да, без Обезболивающего он еще полчаса будет ковылять. Учитывая, как ему "помогли" его дружки.

— Мистер Лонгботтом! — ахает мадам Помфри, но я качаю головой.

— Хочет — пусть идет. Насильно мил не будешь, и лечить никого из-под палки я не собираюсь.

Мадам Помфри что-то пытается сказать, но, видя мое выражение лица, осекается. Лонгботтом, пошатываясь, выходит из палаты и Больничного Крыла.

Дуракам закон не писан.

* * *

Спустя день мадам Помфри приносит корзинку с флакончиками.

— Антикруциатусное, — коротко говорит она, ставя его на стол передо мной. — Девяносто четыре порции.

Моргаю раз, другой.

— Больше не получилось, — говорит колдомедик, и в ее голосе я слышу оправдывающиеся нотки. — Усики златоглазки закончились.

— Спасибо, — отвечаю, понимая, что на девяносто четыре порции у нее должна была уйти вся ночь. — Я закажу еще.

Мадам Помфри вскидывает голову и выходит из кабинета, ничего не отвечая.

В шкафчик прячу пять флаконов, остальное отношу в кладовую.

* * *

Я надеюсь, что использовать их придется нечасто, но ошибаюсь. Каждый день приходят то двое, то трое. Некоторых приносят, не выждав положенные две минуты. И каждый раз я терпеливо объясняю, что нужно выждать время, прежде чем трогать пострадавшего. Кто-то слушает внимательно, принимая к сведению — в основном это рэйвенкловцы. Кто-то фыркает, поджимая губы, не доверяя мне. В основном — гриффиндорцы.

Когда несчастного Лонгботтома притаскивают ко мне в пятый раз за месяц, снова не выдержав время, мое терпение лопается.

— Значит, не доверяете, — медленно произношу. — Ладно, своей шкуре, думаю, поверите больше.

С этими словами вскидываю палочку и по очереди накладываю на идиотов сперва Силенцио, а затем и сам Круциатус.

— Почувствуйте на себе, — говорю в слезящиеся глаза парня и девушки, когда снимаю заклятье. — Тридцать четыре. Тридцать пять секунд. Боль слабеет, верно? А теперь я возьму вас за ваши тупые загривки и потрясу. Приятно? Приятно, уроды? Что, еще потрясти?

Вертят головами.

— Нет? А чего так? Больно? Еще хуже стало? А вашему товарищу каково было? А? Идиоты! Еще раз подобное случится, рядом ляжете после того же Круциатуса! "Помогальщики" хреновы. Выпили по флакону Антикруциатусного и вымелись нахрен! И своего дружка напоите! Мне плевать, как вы его заставите, но чтобы выпил!

После ухода трех особо одаренных балбесов у меня трясутся руки. Выпиваю флакон Успокоительного, сделав пометку в журнале выдачи средств.

Нет хуже пациента, который забивает болт на предписания врача. Или видит во враче врага.

Кладу в коробку с пустыми флаконами пузырек из-под Успокоительного и встречаюсь взглядом с мадам Помфри. Колдомедичка тут же опускает взгляд и выходит прочь.

Плевать.

* * *

Спустя пару недель все больше детишек первого-третьего курса начинает обращаться с травмами и слабыми проклятьями. Интересуюсь, откуда им это достается, и мне рассказывают, что это особо стараются слизеринцы.

— Слизеринцы, значит, — барабаню по столу пальцами. Мадам Помфри делает вид, что ее здесь нет, но я о ней помню. — Хорошо.

Отпускаю малышей, которые при виде меня трясутся, как осиновые листы, и лишь присутствие привычной и знакомой колдомедички их немного успокаивает.

— Слизеринцы, — говорю в воздух.

Встаю из-за стола и, пройдя мимо замершей мадам Помфри, выхожу в коридор.

Слизеринские подземелья нахожу быстро. Я еще помню Хогвартс, и даже вертящиеся лестницы меня не смущают. По дороге встречаются школьники разных факультетов, которые при виде меня жмутся к стенам, провожая настороженными взглядами.

Ну да. Выгляжу я мрачно. Потому что зол неимоверно.

При подходе к гостиной факультета вылавливаю какого-то мальчишку, то ли четвертого, то ли пятого курса и волоку за собой.

— Проход открой, — велю.

— "Чистая кровь", — тихо говорит стене парнишка, и в стене образуется дверь.

Все верно. Правильно пришел.

Отпускаю мантию своего провожатого.

— Спасибо.

В гостиной Слизерина я был пару раз, когда еще был в Хогвартсе три года назад как участник Турнира. Тогда целая куча народу рвалась со мной познакомиться и подружиться, поэтому звали к себе. Был я и у рэйвенкловцев, и у хаффлпаффцев. Чаще, конечно, у хаффлпаффцев — там кухня рядом, можно было захватить немного вкусной еды и посидеть, болтая ни о чем. И на их девчонок поглазеть. А вот у гриффиндорцев я был всего один раз. Гермиона приглашала.

Гермиона...

Мое появление в гостиной вызывает у слизеринцев шок. Они замирают, не понимая, зачем я пришел.

— Привет, — здороваюсь. — Я тут решил к вам в гости зайти. Вы не против?

Расслабляются.

— Всегда пожалуйста! — улыбается мне в ответ кудрявая девушка с плоским лицом и вздернутыми ноздрями. Оглядываю ее и замечаю значок старосты. Вот ты мне и нужна, дорогая.

Растягиваю губы в профессиональной улыбке — такой, какую я демонстрировал журналистам и всяким колдофотографам.

Действует.

— Выпьешь с нами? — робея от собственной наглости, обращается ко мне другой слизеринец. Значка старосты у него на груди нет. Жаль.

— А вам можно? — с интересом спрашиваю. У нас в Дурмстранге за спиртное гоняли жестко.

— Ну... — парень смущается. — Нельзя по идее. Но кто нас проверять будет? Ты-то своих не заложишь! У нас огневиски есть.

— Нет, — качаю головой. — Мне бы вашего второго старосту увидеть.

— Харпера? — спрашивает староста-девушка. — А он в спальне. Позвать?

— Позови, — соглашаюсь.

— Как тебя зовут? — интересуюсь у нее, когда она отдает распоряжение, и кто-то бежит в сторону спален.

— Паркинсон, — отвечает она и уточняет: — Панси Паркинсон.

Упомянутый Харпер появляется в гостиной через пять минут. Он трет глаза, но при виде меня расплывается в улыбке.

— Крам! Привет! А я не поверил, что ты действительно у нас в школе теперь работаешь! Как тебе, не достают грязнокровки?

Не помню, мальчик, чтобы мы с тобой на брудершафт пили...

Мой холодный взгляд его останавливает.

— Харпер и Паркинсон, — говорю, глядя на рядом стоящих старост. — Паркинсон и Харпер. Старосты факультета Слизерин школы Хогвартс.