302. Окопные работы во взводном районе должны производиться непрерывно с момента занятия взводом района обороны укрыто от наземного и воздушного наблюдения. Последовательность работ:
а) расчистка обстрела и самоокапывание, устройство НП командира взвода, отрывка запасных окопов и противотанковых щелей;
б) отрывка ложных окопов;
в) отрывка ходов сообщений;
г) устройство убежищ.
Маскировка должна производиться одновременно с отрывкой окопов."
Не отставал и полевой устав:
"380. Инженерное оборудование местности производится, в зависимости от обстановки, в следующем порядке.
Работы первой очереди:
а) силами войск — расчистка обзора и обстрела, постройка окопов полной профили для стрелков, пулеметов, гранатометов, минометов и орудий с щелями для укрытия и запасными позициями; устройство противопехотных препятствий, приспособление местных предметов к обороне, постройка скрывающихся огневых точек для станковых пулеметов и пехотной артиллерии, обеспечение укрытого сообщения на важнейших участках;
б) инженерными частями — устройство важнейших командных и наблюдательных пунктов, противотанковых препятствий, установка прожекторов, обеспечение войск водой, постройка полевых дорог, необходимых для боевого и хозяйственного снабжения войск, и исправление существующих.
Работы второй очереди:
а) силами войск — устройство ходов сообщения с тылом, постройка запасных окопов, развитие работ первой очереди;
б) инженерными частями — постройка различного рода убежищ и запасных командных и наблюдательных пунктов.
Работы третьей очереди — развитие работ первой и второй очередей.
Все инженерные работы производятся в условиях тщательной маскировки как самого процесса работ, так и возводимых построек. Маскировка обороны в целом проверяется контрольными снимками с земли и воздуха.
В случае длительной обороны оборонительная полоса укрепляется железобетонными сооружениями и глубокими полосами искусственных препятствий."
Ну и в наставлении по инженерному делу пехоты РККА окапыванию был посвящен целый раздел. Да, начиная с индивидуальных ячеек, но вообще там говорилось "45. Устройство бойцами для себя отдельных ячеек с последующим их развитием называется самоокапыванием". Ну так я еще из восьмидесятых помню, что сначала — ячейка для стрельбы лежа, затем — с колена, затем — стоя, затем — траншеи. В сороковых было то же самое. Другое дело, что в начале войны далеко не всегда хватало времени развить систему обороны — подходили немцы и выбивали наших с позиций. Ну так это не то что "только отдельные ячейки — и ничего больше !" — это же совсем другое дело. Если есть время — откопал себе ячейку для стрельбы стоя, затем — противотанковую щель — отходящий назад отросток, а если две ячейки расположены близко — то делают парную ячейку, соединяя индивидуальные узким ходом. Правда, если все-таки было время на оборудование общего хода сообщения, то он стыковался с ячейкой через противотанковую щель, то есть ячейка была как правило вынесенной вперед, а не оборудованной в этом самом проходе. В таких окопах, действительно, было сложнее смотреть за командиром и товарищами — это в траншее с примкнутыми — оборудованными прямо в ее стенке — ячейками — отклониться назад, повернуть голову — и видишь и соседа, и командира. Но по телевизору упирали именно на отдельные ячейки. Да тьфу на этих "экспертов".
В общем, окапываться наши бойцы полюбили очень быстро — буквально после первого же боя. Да и артиллеристы не отставали — потери в расчетах всегда были выше, чем потери в орудиях. Порой одно орудие сменяло два-три расчета, прежде чем выходило из строя при прямом или очень близком попадании. Причем расчеты комплектовались даже из обычных пехотинцев — стрелять прямой наводкой — не такая уж сложная наука. Ну, потратят вместо одного-двух выстрелов три-четыре — это все-равно лучше, чем ползти с гранатой под танк. Правда, после третьего выстрела по орудию уже начинали вести сосредоточенный огонь, но еще выстрел-другой можно было сделать, да и более глубокое окапывание значительно снижало поражающие способности немецких снарядов. Шанс был.
ГЛАВА 19.
И вот, оставшись на четвертый день войны в среднем с двадцатью-тридцатью артиллерийскими стволами, стрелковые дивизии все еще продолжали оказывать отчаянное сопротивление. Правда, со снарядами было уже не очень. Так, по бронебойным снарядам для сорокопяток обеспеченность до войны составляла 91% — на одно орудие было 373 снаряда. При боекомплекте в двести снарядов — это почти два б/к, причем чисто бронебойных. Хотя, выходя из глубины на встречу с врагом, наши дивизии смогли прихватить хорошо если по одному боекомплекту. А в одном б/к бронебойных — только четверть, да и то были подозрения, что они не очень качественные — порой артиллеристы садили в борта чуть ли не со ста метров — и броня не пробивалась. А иногда — нормально. По бронебойным же для 76мм было гораздо хуже — до войны имелось всего 12 снарядов на ствол при потребности в 79 снарядов — то есть обеспеченность была 15%. Вот и садили наши по немецкой бронетехнике все чаще осколочными и шрапнельными на удар — тоже была вероятность если и не пробить, то повредить внутренности танка или ходовую. А каждый поврежденный немецкий танк — это как минимум одна спасенная жизнь. Но лучше всего по немецкой бронетехнике работали гаубицы. Уже на второй-третий день боев их начали выставлять на прямую наводку — заградительный огонь или конрбатарейная борьба оказались гораздо менее значимыми факторами, чем уничтожение танков — немецкую пехоту неплохо останавливал и пулеметно-минометный огонь, а артиллерия немцев участвовала далеко не в каждом бою — как уже отмечалось ранее, очень часто немецкие передовые отряды действовали без ее поддержки, и только уперевшись в достаточно прочную оборону, они подтягивали артиллерию и начинали обрабатывать ею наши позиции. Так что одну, две, а порой и три атаки можно было отразить и с применением гаубиц на прямой наводке. Пусть у них и не было бронебойных снарядов, но и осколочно-фугасные весом двадцать килограммов для 122мм гаубиц, а то и сорок килограммов для 152 причиняли немецким танкам боль и страдания. С такими снарядами практически не было промахов — даже при взрывах в паре десятков метров от танка осколки и ударная волна тяжелых снарядов рвали гусеницы, ослепляли смотровые щели, клинили башни, а уж если снаряд проламывал броню и взрывался внутри ... Немцев можно было бить.
Бойцы, уцелевшие к этому времени, уже совсем по-другому смотрели на фрица. Если перед первыми боями бывало шапкозакидательное настроение, то затем, после первых неудач, порой охватывало отчаяние — как говорили сами отступавшие, включенные в состав других частей — "Бить-то немца нечем. Патроны и те кончились. Да и винтовки не у всех... Было бы чем воевать, не отошли бы!". Но с патронами было плохо далеко не у всех, по-крайней мере у дивизий второго эшелона, что и задержали немцев на Ясельде и затем под Ружанами. По мере того, как нарабатывался опыт уничтожения живой силы и техники противника, его сменяла холодная злость, порой переходившая в безбашенный кураж, когда бойцы лихо ползли по полю навстречу танку, закидывали под него гранаты и при этом еще и возвращались обратно.
А в промежутках между боями помогали артиллеристам поправить крепление подсошникового бруса, очистить снаряды от смазки и пыли, сделать дополнительные окопы для укрытия расчета, организовать запасные и ложные позиции, замаскировать все штатными и подручными средствами. Я вообще удивился, когда узнал, сколько здесь штатных, или, как их называют здесь — табельных маскировочных средств. Только для индивидуальной маскировки бойца — летний маскировочный халат — длинная рубаха с капюшоном, летний маскировочный костюм — куртка с капюшоном и брюки, маска для стрелка в виде проволочного веера, куда вплетаются ветки и трава, маскировочная сетка. А еще маска-чехол для станкового пулемета, с которой он становился похож на заросшую кочку, маскировочная бахрома, маскировочные сети N4 и N5 — первая размером 2,5х10 метров для маскировки окопов и ходов сообщений, вторая — 10х10 — для маскировки техники. И во все это вплетались ветки и трава с того места, где находились позиции. В общем, на артиллерию не то чтобы молились, но заботились о ней как только могли. Хотя ... Так что вокруг орудий формировались небольшие коллективы, спаянные общим делом и проверенные в бою. Многие уже поняли, что целью немцев в бою является артиллерия — в отличие от нас, где даже в уставах было написано "Основной целью боя пехоты является уничтожение противника", поэтому делали все, чтобы ее уберечь. Да и танки с нею уничтожать гораздо легче. Хотя к 27му июня артиллерии уже оставалось мало и в ротах начали из добровольцев формировать группы истребителей танков — эти группы по три-четыре бойца, находясь в окопах, должны были подпускать танки на восемь-десять метров и забрасывать их связками гранат и бутылками с бензином, пока другие отсекают и заставляют залечь пехоту или ослепляют танк — стрельбой по щелям или постановкой дымовой завесы.
Главное — обеспечить подходы — либо по естественным неровностям почвы, либо прокопав канавы хотя бы для передвижения ползком. Хорошо, если у саперов оставался плуг-канавокопатель — прицепленный к трактору, нн позволял за час отрыть ход сообщения для переползания длиной километр-полтора. А без него такой ход отрывался исходя из расчета полчаса на один метр одним бойцом. Ход для перемещения согнувшись — сорок пять минут, стоя — час. Этими же плугами могли отрывать и ложные окопы, с плохой маскировкой. Да ладно плуги — у саперов были машины-дернорезки, и даже краскопульты для маскировки поверхности краской. Вот вам и шутки про покраску травы.
Так что по мере выбивания артиллерии пехоте приходилось все чаще вступать в противоборство с немецкими танками. Но в стрелковых дивизиях была не только артиллерия, там была и бронетехника. В автоброневой роте было 10 бронеавтомобилей — пушечных и пулеметных. В танковой роте — 16 танков — плавающих, а то и БТ-7. И даже в разведбатальоне было четыре танка. То есть стрелковой дивизии было чем выполнить контрудар, придержать фрицев при отходе на другие рубежи, да и поддержка в бою была ощутима, даже от бронеавтомобилей. Так, один вышедший к нам в середине июля боец рассказывал, как "Из леса на шоссе выскочил броневик. Фашисты не заметили его. Он подошел с фланга и почти в упор ударил по немецкому танку. Подбив его, броневик попятился назад, стреляя по другим машинам." Да это еще что — в противотанковых дивизионах были тягачи "Комсомолец" — бронированные, с пулеметом. И эти машины подходили не только для таскания пушек — по сути, это был пулеметный танк, танкетка, пусть и с броней всего в сантиметр, да и то лобовой — борта были по семь миллиметров. Но немцам и того хватало. Так, один из командиров рассказывал следующее:
"До батальона автоматчиков с десятком танков ворвались на передний край нашей обороны. Наши немногочисленные пушки, стрелявшие прямой наводкой, и истребители танков сумели подбить несколько вражеских машин. Но отдельные мелкие группы пехотинцев, не выдержав натиска, начали отходить. Положение становилось угрожающим.
В это время из-за безымянной высотки, что справа от шоссе, выскочил бронированный трактор-тягач "Комсомолец". На предельной скорости врезался он в самую гущу фашистских автоматчиков, стал давить их и поливать огнем из двух пулеметов. Ответная стрельба из автоматов не причинила тягачу вреда, пули отскакивали от его брони. Минут пять тягач, управляемый чьей-то опытной рукой, носился вдоль фронта, добивая тех, кто не успел обратиться в бегство. Вражеские танки стреляли по нему из пушек, но тягач, как заколдованный, оставался невредимым. Наша пехота приободрилась. А танки, видя, что автоматчики потерпели неудачу, начали отходить за железную дорогу, огрызаясь огнем."
Так что одна стрелковая дивизия могла иметь до сорока бронированных машин с пушечным или хотя бы с пулеметным вооружением. Это, напомню, в дополнение к 156 артиллерийским стволам. А ведь еще у пехоты была своя ПВО, которая могла вести огонь в том числе и по танкам. Зениток — восемь 37-мм, четыре 76-мм. Комплексных, то есть счетверенных, зенитных пулемета — по 6 в каждом из трех полков, 2 в артполку, 3 — в гаубичном полку, 1 — в батарее 76-мм орудий. Всего — 24 установки. Зенитных 12,7 мм пулеметов — по три в каждом из трех сп. Правда, средняя обеспеченность в ЗОВО орудиями 37мм была 16%, 76мм — 88%, счетверенными установками — 43%, крупнокалиберными — 25%. То есть и при так невысокой насыщенности их не хватало. Ладно хоть по ручным и станковым пулеметам обеспеченность была в районе 90%, как и по противотанковым 45-мм пушкам. А по 82 и 120 мм минометам — 113% и даже 130%.
Все это могло довести количество противотанковых стволов в стрелковой дивизии до двухсот штук. Правда, по рассказам, зенитные дивизионы всех дивизий ЗОВО на начало войны находились на полигоне в районе Крупки (восточнее Борисова, а он — восточнее Минска), и в дивизиях оставались только те средства ПВО, что были непосредственно в полках и батареях. Так ли было на самом деле — сказать трудно, так как у нас были свидетельства, что все-таки какие-то зенитки в 37 и 76 миллиметров участие в боях принимали — при отражении как воздушных, так и наземных атак. Возможно, на полигоне были все-таки не все зенитные дивизионы, возможно, да практически наверняка — в боях участвовали зенитные батареи ПВО. Так, нам точно было известно об участии в отражении танковых атак зенитных орудий 48й и 49й зенитных батарей ПВО, находившихся в Барановичах, да и Слонимская 50я батарея тоже участвовал в боях — в этом районе располагался 15-й район авиационного базирования — аэродромы с их батальонами и ротами аэродромного обслуживания, авиабазы, зенитные батареи. А рядом, в районе Кобрин-Пружаны-Ружаны-Ивацевичи располагался и 16й район. Так что зенитное прикрытие и противотанковую оборону наши войска получали еще и от этих частей. Да и восточнее, в районе Слуцка, был 19й район. И все это стреляло в том числе и по танкам.
Так что в 17й и 18й тд вермахта из первоначальных 420 танков к этому моменту на ходу оставалось не более 200. Ну, еще в 47м моторизованном корпусе был танкоистребительный дивизион из 27 САУ на базе Рено R-35 с 47-мм противотанковой пушкой. У нас же в районе Слонима действовали три стрелковые — 121я, 143я, 155я дивизии, часть 55й, 205я и 29я моторизованные, и еще танковые — помимо 30й и 22й, сражавшихся на южном фланге начиная с 22го июня, тут собирались и другие танковые дивизии, участвовавшие в предыдущие дни в боях под Гродно — 4я и 7я. И в каждой из этих десяти дивизий еще оставалось по тридцать-пятьдесят-семьдесят-сто стволов, которые могли работать по немецким танкам. Пусть снарядов и немного — по десятку-другому на ствол, но чтобы еще уполовинить танки у немцев — этого бы хватило. Так что, если бы не прорыв к Барановичам 4й тд вермахта, в которой после слияния с 3й тд было полторы сотни танков, учитывая и два танкоистребительных дивизиона с САУ Panzerjaeger I, а также подход свежего 46го моторизованного корпуса с его 10й танковой дивизией, имеющей 182 танка, и моторизованной СС Рейх — пожалуй, мы бы позиции под Слонимом и удержали бы. А так — приходилось откатываться на восток, к старой границе — многие были уверенны, что именно там высшее командование уже собрало мощные силы и вскоре о них разобьется немецкое наступление, после которого агрессор будет выкинут за границы СССР. Поэтому-то, несмотря на поражения и тяжелые потери предыдущих дней, большинство войск более-менее организованно отходило на восток либо ожесточенно участвовало в оборонительных боях.
