Драгонвик

— Это же Ренни! — воскликнул молодой человек и, сорвав с глаз повязку, наградил девушку звучным слюнявым поцелуем прямо в губы. Не успев даже сообразить, что делает, Миранда с силой ударила его по толстой щеке, так что он покачнулся.

— В следующий раз играй с айсбергом, Зак! — крикнул кто-то из мужчин. — По крайней мере, они не дерутся.

Миранда отвернулась и заметила негодующий взгляд Табиты. Ренни посмела устроить сцену, испортив всем веселье на ее свадьбе! Миранда почувствовала, как к щекам прилила волна крови.

— Прости, Тибби, — прошептала она, а затем, подобрав юбки, убежала в дом.

В отличие от Эфраима, не удостоившегося счастья лицезреть инцидент, Абигайль все видела.

— Пойду проверю, как дела, духовка может остыть, — шепнула она соседке и пошла за дочерью.

Она нашла Миранду наверху, лежащую на кровати лицом вниз и рыдающую так, что она даже не услышала шагов матери. Но, почувствовав прикосновение, девушка подскочила.

— Успокойся, Ренни, — мягко сказала Абигайль. — Расскажи мне, что тебя беспокоит. Я же вижу...

Она остановилась, в удивлении глядя на дочь. На корсаже Миранды висело удивительное золотое кольцо с красным камнем в форме сердечка. Девушка быстро прикрыла его рукой, но мать покачала головой и вытащила кольцо из ее сжатых пальцев.

— Что это, Миранда? — строго спросила она. — И почему ты его прячешь? Я жду ответа, дорогая, — она положила руки на плечи девушки, и Миранда с судорожным всхлипыванием спрятала лицо на груди матери.

— Это обручальное кольцо Ван Ринов, — прошептала она.

Абигайль, совершенно сбитая с толку, встревожилась еще больше. Значит ли это, что Ренни взяла кольцо тайком и теперь боится признать вину и потому его прячет? Кольцо явно очень дорогое. Она убрала руку.

— Откуда у тебя это кольцо? — резко спросила она.

Миранда подняла голову. Раз уж все так получилось, она не может больше скрывать правду от матери.

— Он дал его мне, — гордо ответила она. — Николас.

На мгновение Абигайль почувствовала облегчение. Не удивительно, что при расставании мистер Ван Рин вручил девушке подарок, тем более, что он очень щедрый человек. Но затем ее недоумение вернулось.

— Но почему это обручальное кольцо? И почему ты прячешь его? И потом, — добавила она с возрастающим беспокойством, — ты называешь его просто Николасом, но ведь это неприлично, Ренни.

Миранда встала с кровати и медленно подошла к маленькому столику, на котором лежали ее туалетные принадлежности. Флакон с туалетной водой стоял не на месте. Она передвинула его, взяла роговой гребень и снова положила.

— Я собираюсь выйти за него замуж, мама, — ответила она.

— Что? — ахнула Абигайль.

Миранда обернулась. Ее подбородок был слегка приподнят, удлиненные глаза смотрели одновременно вызывающе и испуганно, но на губах играла легкая улыбка.

— Замуж, мама, следующей весной.

— Но Ренни, это же невозможно! Не глупи, девочка.

Абигайль в волнении сцепила пальцы. Ее обычная решимость перешла в смущение.

— Он слишком стар для тебя.

Из множества теснившихся в ее голове возражений это первое пришло на ум — представление о Николасе как о степенном, уже немолодом джентльмене.

Миранда тихонько рассмеялась, сообразив, что у матери, должно быть, сохранилось о Николасе прошлогоднее представление.

— Мамочка, ему всего тридцать два года и он самый красивый мужчина на свете.

— Вижу, Миранда, он совсем не такой, каким я его представляла. Но это неважно. Скажи мне лучше, как могло случиться, что его жена умерла в понедельник, ты уехала в пятницу, и все же он дал тебе обручальное кольцо?

Ее голос звучал очень холодно, и невольно девушка сделала протестующее движение.

— Да, — сказала она, стараясь подыскать верные слова. — Я знаю... это кажется... я знаю, что это трудно понять, все было не совсем так... — Миранда остановилась. Неожиданно она бросилась к ногам матери, и, обхватив ее худые колени, взглянула на нее с отчаянной мольбой.

— Я люблю его, мама. Думаю, я полюбила его с первого взгляда. Неужели ты не можешь меня понять? Пожалуйста? А он... он не был счастлив с Джоанной.

Абигайль понемногу успокаивалась, позволяя любви к дочери победить охватившее ее сомнение. Знатные господа живут по-иному, размышляла она, кто я такая, чтобы судить их? Она молчала, нежно поглаживая волосы дочери, и постепенно даже почувствовала гордость за нее, смешанную с чувством вины. Но, возможно, это будет прекрасный брак.

— Твой отец... — начала она, одновременно пытаясь привыкнуть к новости.

— Папа не должен ничего знать, — быстро перебила ее Миранда. — Никто не должен знать. Он так хотел. Николас.

Нахмурившись, Абигайль отвернулась от умоляющего взгляда дочери. Она видела все основания для сохранения тайны. Весь Гринвич будет взбудоражен, если о планах Миранды станет что-то известно. И все же во всем этом было что-то неправильное, что-то злое, думала Абигайль. Но девочка любит его. Она станет настоящей леди. Я не разрушу ее счастье.

Она резко поднялась и поправила свое поплиновое платье.

— Вытри глаза, Ренни, и посмотри, готов ли пирог. Я сохраню твою тайну.

Девушка взглянула на мать с пылкой благодарностью. Было приятно поделиться тайной. Это делало ее мечту более реальной. Потому что бывали моменты, когда Миранде начинало казаться, будто Драгонвик был сном, как сном было и все, что с ней случилось. Может быть, Николас забыл ее... Может быть, он и не любил ее вовсе... Может быть, он уже встретил другую...

Все медленнее тянулись летние дни, а страхи Миранды возрастали.

* * *

К концу сентября Миранда уже не могла больше ждать. Она не могла ни есть, ни спать. Ее талисманы — кольцо с сердечком и записка Николаса, которую она получила в день отъезда из Драгонвика, больше не могли служить утешением. По правде говоря, она уже приготовилась принять тот факт, что он может и не написать ей.

И еще она была уверена, что существует некий запрет на возможность написать ему самой. Но почему? — страстно размышляла Миранда. Что может быть более естественным? Несколько благодарных слов за доброту и самый безобидный вопрос о здоровье. Письмо, которое любой человек может прочесть без всяких подозрений.

Однажды утром, когда мужчины работали в поле, а Абигайль пошла навестить Табиту, Миранда прокралась в гостиную и села за отцовский письменный стол из вишневого дерева.

У нее получилось четыре варианта письма и, в конце концов, она остановилась на последнем, переписав его набело на линованной бумаге, вырванной из гроссбуха отца. Больше добавить было нечего.

Стэнвич-Роуд, Гринвич, 25 сентября, 1845.

Дорогой кузен Николас.

Кажется, прошла вечность (она соскребла это слово перочинным ножом и заменила на "прошло много времени") с тех пор, как я уехала из Драгонвика.

Я надеюсь, что, вы, как и Кэтрин, здоровы. Мои мысли все время возвращаются к вам (она становилась, торопливо поправила букву "м" на "ш" и добавила окончание "ей") вашей доброте и гостеприимству. Пожалуйста (это слово она соскоблила). Для меня было бы большой честью узнать, что у вас все благополучно.

Миранда отложила ручку, и ее глаза тоскливо устремились сквозь окно на листья вяза. Как же подписать письмо? Не "искренне ваша", не "с почтением". Она долго не могла подобрать подходящего слова, а затем решительно взяла ручку и написала "Миранда", тщательно сопроводив подпись причудливыми завитушками, которыми ее обучали в академии.

Сложив листок пополам, она сунула его в конверт и написала адрес. Ясным погожим днем, пройдя три мили до почты, Миранда отправила письмо без марки, а когда вернулась назад, бодро прошагав через поля золотарника и по Стэнвич-Роуд, почувствовала, что на душе полегчало.

Конечно, остальное он прочтет между строк и пришлет ей слова поддержки.

Но неделя проходила за неделей, а ответа не было.

"Девочка тает на глазах", — думала Абигайль, с тревогой глядя на дочь. — "Как бы я хотела, чтобы она никогда не ездила в этот Драгонвик и даже не слышала ни о каком Николасе. Она всегда была очень романтичной натурой, и к моему стыду, я, кажется, поощряла ее".

— Ешь хорошенько, Ренни, — приказывала она с раздражением, вызванным неподдельной тревогой. — Ты похожа на ощипанного воробья.

— Это точно, — соглашался Эфраим, вытирая рот и пристально глядя на Миранду. — Что тебя тревожит все эти дни, дитя? У тебя до того вытянулось лицо, что впору есть овес из кормушки.

В последнее время он был доволен дочерью. Она была такой тихой и покорной. Правда, ему казалось, что она стала худой как жердь, но девчонки неуравновешенные и странные создания, вечно со своими глупыми прихотями.

Эфраим нахмурился и открыл было рот, чтобы что-то добавить, но тут в разговор вмешался Нат.

— Смотрите, — закричал он, показывая на кухонное окно. — Какой-то чужак на чалой лошади въехал в наши ворота!

Миранда вздрогнула. Несмотря на здравый смысл, дикая надежда заставила ее сердце яростно забиться. Вместе со всеми она бросилась к окну, и они внимательно наблюдали за приближающимся всадником. Приезд любого незнакомца всегда был событием.

— Это не торговец, — заметил Нат. — У него нет котомки.

Чалая пошла шагом со склоненной головой. На всаднике был шерстяной плащ и круглая шляпа.

— Кто-то сбился с дороги, — предположила Абигайль. Ей в голову пришла мысль, что этот человек мог приехать к Миранде, но взглянув на разочарованную дочь, поняла, что это не Николас.

— Пойду узнаю, что ему надо, — сказал Эфраим, направляясь к двери. В этот момент незнакомец поднял голову, и Миранда удивленно вскрикнула.

— Это доктор Тернер!

Она смотрела на крепкие плечи, круглое улыбающееся лицо Джеффа и ненавидела его за то, что он прибыл с верховья реки, что он так сильно напоминает ей Драгонвик, но при этом он не Николас. Но он может сообщить ей новости о Николасе, с возрастающим возбуждением подумала она. Конечно, у него должны быть новости!

Пока Джефф слезал с лошади, она быстро сбежала по ступенькам.

В какой-то миг он даже не узнал ее. Золотые волосы были заплетены в косы и туго уложены вокруг головы. В розовом ситцевом платье и фартуке она выглядела очень худой и бледной, а ее карие глаза на заострившемся лице казались теперь огромными. Когда она робко ему улыбнулась, ее губы дрожали.

— О, доктор Тернер! — импульсивно воскликнула она. — Вы знаете... знаете?... — она оборвала себя, сообразив, что Эфраим внимательно смотрит на нее.

Джефф взял ее руку, почти не слушая, что она говорит. Он счел, что весь этот пыл, этот крик радости, когда она произнесла его имя — это все предназначено ему. Он решил, что она счастлива его видеть. Джеффа охватило невероятное волнение. В этом простом наряде она показалась ему гораздо красивее, чем в Драгонвике, где носила роскошные модные шелка. Его тронул вид ее впалых щек и тени под красивыми удлиненными глазами.

— И кто же этот джентльмен, Ренни? — строго спросил Эфраим.

Джефф выпустил руку девушки и несколько смущенно улыбнулся.

— Я Джефферсон Тернер из Гудона, мистер Уэллс. Может быть, Миранда рассказывала обо мне.

— Нет, не рассказывала, сэр, — ответил Эфраим.

Он тоже неправильно истолковал поведение дочери. Этот молодой человек, видимо, и был причиной всех ее вздохов и охов. Но хотя Джефф ему сразу понравился, как он всегда умел нравиться людям, Эфраим не собирался ничего предпринимать, пока не получит полного разъяснения.

Вскоре Джеффа усадили за стол, и Абигайль угостила его жареной свининой и пирогом. Миранда поняла, что ее собственное любопытство должно подождать, пока отец будет задавать гостю вопросы, и она двигалась от печи к столу и вновь от стола к печи с еле сдерживаемым нетерпением.

Оказалась, Джефф ездил в Нью-Йорк.

— Там живет замечательный врач, доктор Джон Френсис. У него есть новые идеи по излечению холеры. В июле в Гудзон зашло старое китобойное судно и занесло холеру из Индии. У нас, к счастью, было всего пять случаев заболевания, но двух пациентов я потерял.

Он отложил нож и его лицо омрачилось.

— Надеюсь, они были хорошими христианами и умерли с верой в нашего Господа, — вставил Эфраим.

Джефф кивнул.

— О, с их душами все в порядке, но меня гораздо больше беспокоит благополучие их тел.

— Молодой человек, — произнес Эфраим, — ваше замечание выдает ваше легкомыслие. Плоть это лишь пыль и тлен. И все же, — продолжал он, чувствуя интерес к гостю, который, несмотря на слабые принципы, показался ему прекрасным молодым человеком, — вы нашли новое лекарство от холеры?

— От нее ничего не помогает, кроме глины, — ответил Джефф. — Китайской глины. Доктор Френсис провел испытания, и эксперимент оказался успешным.

Джефф объяснил, каким образом используется глина и рассказал о своем путешествии из Гудзона. Он ехал верхом, так как надеялся остановиться в Поукипси, Фишкиле и Уайт-Плейнсе для встречи с друзьями и консультации с врачами.

— Утром я был в Ри, — улыбаясь, сказал он, — а, обнаружив, что это очень близко от Гринвича, я подумал, не стоит ли съездить повидаться с Мирандой.

Это было не совсем правдой. Сначала он вовсе не собирался ехать к Уэллсам. Он сам до конца не понимал, чего ради ему хочется вновь увидеть девушку и это сбивало его с толку.

— Я рад, что вы заехали, — сердечно сказал Эфраим. — Сегодня, конечно, вы останетесь у нас. Вы можете разделить постель с Томом... Миранда, — обратился он к дочери, — ты можешь немного прогуляться с доктором. Покажи ему наш сад. Уверен, там, откуда вы приехали, таких яблонь нет.

Эфраим знал, что делает. Без сомнения, парень явился сюда ухаживать за его дочерью. Он предпочел бы кого-нибудь из соседских сыновей, но Джефф ему очень понравился. Я не стану осуждать девчонку, решил Эфраим, могло быть и хуже.

Так, с отцовского соизволения, сопровождаемые недоуменным взглядом матери, Миранда и Джефф вышли на прогулку в яблоневый сад.

— Вы не очень хорошо выглядите, Миранда, — мягко заметил Джефф. — Полагаю, мне надо дать вам что-нибудь успокоительное.

Миранда шла быстро, стремясь подальше отойти от дома, чтобы их не было слышно. Она отмахнулась от всех замечаний и быстро перелезла через каменную ограду. Джефф последовал за ней, а затем, когда они уже стояли на вскопанной земле, среди упавших и изъеденных червями яблок, она резко обернулась.

— Скажите, вы были в Драгонвике? Вы видели мистера Ван Рина?

"Вот значит как", — подумал он, поразившись, до чего ошибался. Эта радость встречи предназначалась не ему. Девушка все еще была одержима владельцем имения.

— В Драгонвике никого нет, — ответил он, — с июня. Мистер Ван Рин путешествует где-то по Югу. Разве вы не знали?