А дальше идти-то и некуда, передо мной больная девушка. Она смотрит на меня большими глазами, и я вижу, они не черные, просто темно-карие. Зрачки у нее так расширены...

— Риса, — зову я.

И ледяное сияние кристалла накрывает и ее, затягивая душу девушки туда, где все просто и понятно.

Я погружаюсь в ее воспоминания.

Вот Риса, молодая, красивая, но грустная, вот она идет от подруги, она расстроена. Она поссорилась с парнем, и тот отказался ее провожать, нашел себе другую, демонстративно, напоказ... она идет мимо заборов и расстраивается.

Как так можно?

За что?

Повод кажется ей откровенно надуманным... от забора отделяется темная тень.

— Одна, вторая, третья...

— Гуляете, девушка?

Риса пятится назад, ищет глазами помощь, но ее нет. Зато есть грубые руки,, они хватают, тянут, мнут и рвут на части...

И есть много-много боли, отчаяния...

ЗА ЧТО!?

В какой-то миг этого становится так много, что Риса не может выдержать. И словно темное покрывало отгораживает ее от мира.

Там ей уже не больно. Не плохо, не страшно... она — спряталась. А здесь ее просто нет.

Я медленно касаюсь висков девушки.

— Рина, иди ко мне? Рина...

Мои руки медленно раздвигают занавесь... оказывается, она не одна большая. Их много. Мелких, прозрачных, словно вуали для танцев в гареме... темных,, гадких, закрывающих солнце. А ведь солнце есть.

И есть мир, и смех, и счастье, и зеленая трава, по которой так приятно пробежаться босиком, и алая земляника, которую так приятно срывать губами с веточки, или собирать в большой букет. И дождевая вода на деревьях, такая тяжелая, такая прохладная и сладкая, и можно ее даже выпить, если наклонить к себе большой лист, и теплый песок у моря, в который так приятно зарываться пальцами, и смешные крабики, которые угрожающе шевелят своими клешнями, и море...

Да, море...

Вечно непостоянное, изменчивое, восхитительное, такое разноцветное и такое глубокое... оно есть. Неужели ты забыла даже море?

Рина, я тебе не верю.

Море смывает все, оно заберет твои воспоминания навсегда, растворит их в себе, и они станут просто кораллом на дне океана. Красивым и совершенно не страшным, кто же боится кораллов, даже если они принимают самые причудливые формы?

Иди ко мне, Рина, сейчас я протяну тебе руку и мы вместе будем скользить в его прохладных глубинах. Посмотрим рыбок, дернем вон за ту забавную водоросль... иди ко мне.

И я почти чувствую, как на моей руке сжимаются тонкие слабые пальцы.

* * *

Когда я открываю глаза, кристалл трескается, падает, осыпается сотнями тысяч осколков. А я остаюсь в крохотной комнате.

И рядом Рина.

Она держится за мою руку, сильно и цепко, смотрит мне в глаза.

— Ты кто?

— Шайна, — от неожиданности отвечаю я.

— А я где? Что это вообще такое?

Меня вежливо оттесняют от больной, так, что я не успеваю ответить.

— Позвольте-ка? Шайна?

— Да, господин Альво, — отзываюсь я.

Мужчина берет Рину за руку, с некоторой опаской, но девушка не кричит, не пытается вырваться, а смотрит на него, пожалуй, даже и с любопытством.

— Вы кто?

— Вы меня не помните?

— Я должна вас помнить?

— Вы находитесь у нас больше двух лет...

— Где — у вас? — выходит из себя Рина.

— В лечебнице для сумасшедших.

— ГДЕ?!

Мы с Ветаной переглядываемся, и женщина улыбается. Широко и весело, от всей души. Ей ясно, что Рина здорова, целиком и полностью. Остается вызвать родных и передать ее с рук на руки. Поверить в это не может только господин Альво.

— Позвольте... два года назад вы возвращались от подруги. Вас поймали...

— Да, я что-то такое помню.

— Что-то?! Да вы тут два года орали, когда к вам прикасались...

— Правда?

Рина искренне удивлена. Она не помнит, она смотрит на себя... и смотрит с ужасом.

— Почему я в таком виде? Какая грязь... и волосы...

Ветана сдерживает смех героическим усилием.

— Позвольте мне? Господин Альво, я думаю, вам нудно позвать кого-то из служительниц и попросить помочь девушке? И послать человека к ее родным?

— Но... но как же! Это же такой случай!!!

— Господин Альво.

В голосе Ветаны хрустит холодный осенний лед. Я тихо завидую. Вот, в кристалле я могу приказать что угодно. А чтобы вот так... нет, так мне никогда не удастся. А господин Альво теряется, и выходит за дверь.

Вета берет девушку за руки.

— Обещаю, все будет хорошо.

— Правда? — вопрос Рины звучит чуть испуганно, но ее можно понять. Вот так, с бухты-барахты услышать о себе такое...

— Правда. Я же пообещала. И родители скоро придут...

— Спасибо, госпожа Ветана.

— Меня благодарить не за что. Госпожа Шайна — вот кто тебе помог.

— Спасибо, госпожа Шайна. А я вас помню... мы плыли в море, да?

Я улыбаюсь.

— Тебе понравились желтые рыбки? Или розовые?

— Зеленые, в полосочку, — решительно выбирает Рина, и мы все втроем смеемся. Оказывается, это так хорошо — помогать людям? И кристалл совсем не страшен...

В палату вваливаются служительницы, и начинается суматоха. Так что мы с Ветаной выходит в коридор, где нас ждет господин Альво.

— Дамы?

— Шайна? — переадресует мне вопрос Ветана. Все просто.

Ты устала — или мы еще можем поработать?

Я прислушиваюсь к себе.

Нет, пожалуй, я не так устала. С удовольствием поработаю. Действительно — с удовольствием. Оказывается, это очень хорошо — помогать людям.

* * *

Следующая комнатка.

Пожилая женщина что-то бормочет на кровати, играет в куколки, передвигает их...

— Впала в детство, — поясняет господин Альво. — Вроде и не старая, сорок пять лет всего, а вот, за два года...

Я киваю. О таком я тоже слышала. Читала, кажется...

— А ее семья?

Хотя ответ я уже знаю. Семья ее сюда и поместила. Если Рина не могла видеть людей, пыталась убить себя, то тут другой случай. Ее мужу просто больно. И детям тоже... они до сих пор ее любят, приходят постоянно...

— Господин Альво?

Молодая женщина входит в комнатку. Она очень похожа на свою мать, только волосы у нее не седые, а темно-русые. И глаза ясные, серые...

— Госпожа Илора, — приветствует ее лекарь.

— Что тут происходит? Ох... простите, госпожа Ветана.

Ветана поднимает тонкую руку.

— Все в порядке. Мы привели лекаря к вашей матери.

— Лекаря? — в глазах женщины вспыхивает надежда, потом она сменяется тоской. — Но вы же говорили... неизлечимо?

— Сейчас попробует другой лекарь, — Вета пожимает плечами. — я не могла помочь, но это не значит, что я — последняя надежда.

— А... хуже не будет?

— Нет, — качаю я головой. Мне просто надо подойти и взять вашу мать за руку.

Женщина смотрит с сомнением, но кивает.

— Хорошо.

И я ощущаю, как вокруг меня начинает воздвигаться знакомый ледяной кристалл. Но в этот раз он меня не пугает. Он показывает, что происходит, только более ясно, четко... разве это плохо?

И я вижу, что дочь безумно волнуется за мать. И очень ее любит, и ей больно, но она приходит каждую неделю, и будет приходить, и сейчас ей страшно.

Страшно надеяться.

И страшно жить без надежды.

Я касаюсь руки пожилой женщины — и проваливаюсь куда-то вглубь.

Да, и так бывает. Иногда приходит болезнь, которая разрушает не только тело, но и душу. Но тело вылечили, я вижу работу Ветаны так же отчетливо, как саму Ветану. Тело — излечили, а душа куда-то ушла и не вернулась.

И что же мне делать?

Эта женщина... она словно бы глубоко внутри себя.

Говорят, человек до старости остается ребенком, это верно. И ребенком, и внутри нас всегда есть место для уголка детства. Вот туда она и спряталась.

Она не здесь, она там.

Ее близким было больно видеть ее такой, а она — она ничего не могла с этим поделать, и спряталась от своих близких. Как-то так...

И я иду по граням кристалла, поворачивая ее память и так, и сяк, словно драгоценный камень, я ищу проход в то место, где она находится сейчас... это сложно, каторжно тяжело, но...

Наконец я словно соскальзываю по ледяной горке — и оказываюсь рядом с маленькой девочкой. Она сидит на большой поляне, вся в цветах, и ей тут очень хорошо...

— Привет, — шепотом говорю я.

— Привет, — откликается девочка. — Ты кто?

— Я Шани. А ты?

— А я Илис... что ты тут делаешь?

— Я за тобой пришла. Домой пора.

Илис дует губки.

— Домой? Я не хочу...

Я могу приказать, и знаю, что меня послушаются, но вот приказывать я и не хочу. И я просто сажусь рядом с девочкой.

— Хочешь, я расскажу тебе сказку?

— Хочу. Я люблю сказки.

— Я тоже... Так вот, жила-была девочка Илис...

Я рассказываю. Как она росла, как взрослела, как вышла замуж, как родила детей, как заболела и ушла, далеко-далеко... девочка смотрит. И когда я второй раз подаю ей руку, она решительно берется за нее.

— Пойдем. Им без меня ведь плохо, да?

— Очень плохо, — подтверждаю я.

И мы идем по лугу, а ромашки так пахнут, и щекочутся, и здоровущие шмели жужжат над осыпающейся кашкой, и кажется, они ругаются. Ходят тут всякие, мед собирать мешают...

Шаг, другой... и кристалл опять осыпается острыми гранями, а я открываю глаза.

Мы все в той же палате, но больная уже не играет в кукол, она держит меня за запястье. И взгляд ее становится острым и ясным, а потом падает на госпожу Илору, и начинает сиять любовью и узнаванием.

— Лори?

— МАМА!!!

Я удираю сама. Господина Альво грубо утаскивает за руку Ветана, пока рот не открыл не ко времени. Вот ведь... лекарь!

* * *

В комнате отдыха для лекарей меня отпоили вкуснющим малиновым взваром, и подсунули пирожки. С рыбкой.

Вкусные...

Я отказываться не стала, в желудке сосало так, словно я месяц голодала, а тут дорвалась.

— Ты силы много потратила, — погладила меня по руке Вета. — Кушай, не стесняйся.

— Как хорошо, что хоть кому-то удалось помочь, — порадовалась местная лекарка, пожилая женщина лет шестидесяти. — У нас ведь работать тяжело... безнадежность такая... а тут двое сразу. Вот родные-то порадуются. И Рининым родным я скажу, они счастливы будут. Очень хороший у вас дар, госпожа Истар.

Я кивнула. Сегодня я была с этим полностью согласна, мой дар мне нравился. Вот именно так, не вытаскивая наружу грязь из человеческих душ, не выворачивая наизнанку подонков, не приказывая и не распоряжаясь, помочь кому-то. И ничего взамен не надо, только вот это счастье в человеческих глазах. Только эти улыбки...

Я такого тепла не чувствовала с того времени, как с Михом встречалась.

Тепла, уюта, спокойствия...

— Лечить — один из самых лучших талантов, — улыбнулась Вета. — Помогать людям, видеть, как они снова здоровы...

Я кивнула. Ответить не могла, зубы были заняты пирожком.

— Люди не всегда бывают нам благодарны, — Вета решила чуть опустить меня с небес на землю, — но, поверь, Шани, это не так важно. Важен твой дар. Ты не себя отдаешь людям, ты от них вдесятеро получаешь.

Я снова кивнула. Разговор прервал господин Альво.

— Это потрясающе! Шайна, как вы это делаете?

Вот уж кто никакой благодарности не испытывал. Только интерес. А раз так...

Я развела руками.

— Дар такой.

— Замечательный дар. А он на всех действует?

— Я думаю, мы это еще проверим, — Вета прищурилась. — Вы хотите что-то предложить?

Я прищурилась, и взглянула на господина Альво.

Предложить?

Нет, он хотел попросить. Больные-то у него не всегда бедные, и содрать с их родственников можно достаточно много. Он мог, только надо точно знать, что я справлюсь. И... в долю меня взять? Нет, делиться он не хотел, но Вету побаивался.

А еще подозревал, что я любовница Рамона Моринара, и обижать меня тоже накладно получится...

Меня передернуло от отвращения и гадливости. Я медленно положила пирог на место.

— Вета, пойдем отсюда?

Ветана посмотрела на меня, на Альво, покачала головой.

— Я еще раз напоминаю, что Шайна находится под покровительством семьи Моринар.

Господин Альво аж зеленью взялся, дурной, кислой, как недозрелый лимон.

Да, делиться придется...

И я не выдержала.

— Если попробуете взять с больных хоть медяк, я об этом узнаю. И обещаю, герцога привлекать не буду, сама вам рассудок наизнанку выверну. Ясно?

— Да что вы...

Вета медленно встала.

— Вы, господин Альво, забыли, что поставлены здесь ради больных? Так я напомню. И проверяющих в лечебницу пришлю, Шани, надо?

— Надо. Я могу даже сказать, где и сколько он украл...

— Вернет. Или нигде не спрячется.

— Особенно в маленьком поместье, купленном на имя господина Эдона, о котором, якобы, никто не знает, — припечатала я.

И господин Альво окончательно скис.

— Я... я... это...

Лекарка со злорадством смотрела, как ее начальство буквально размазывают по полу. Испуг? Отвращение? Трепет перед магией разума? Не было у нее ничего такого. И рядом не было, и никак не было...

А вот удовольствие (наконец-то ты попался, гад), злорадство и моральное удовлетворение — были. Кстати — не худшая смесь. Просто сейчас она мне не слишком нравилась. А так... ни зла, ни гнева, ни боли... разве плохо, что ворюге досталось по заслугам?

Да замечательно!

— Мы придем завтра. А послезавтра придут проверяющие, — припечатала Ветана. — Идем, Шани?

— Идем.

Мы вышли на улицу.

Ветер дул с моря, принося запахи водорослей, соли, йода, оседая на губах...

— Вета, получается, что я могу помогать безумным?

— Тебе это не понравилось?

— Наоборот...

Ветана улыбнулась мне. И так приятно было смотреть на ее ауру, розоватую, голубоватую, прозрачную, с золотыми искорками, после этого гадкого Альво.

— Помогать людям... это честь. Но и очень большая ответственность. Ты никогда об этом не думала?

— Н-нет...

— И о своем даре — тоже?

Когда бы! У меня все было подчинено выживанию, не до размышлений было! Да и...

Вета поняла меня правильно.

— У меня родители были заняты только собой. До детей им дела не было, но мне повезло, меня воспитывала бабушка. Она заметила у меня дар, она научила меня его скрывать... и она же объяснила, что просто так боги ничего не дают. Если мне дан этот дар, то дан он для чего-то...

— И для чего же?

— Лечить и помогать, — Вета искренне удивилась. — А для чего еще?

— Н-ну... твой дар иначе и не применишь.

Ветана фыркнула.

— Шани, самый страшный убийца — это лекарь. Если он пожелает, конечно. Мы знаем на что воздействовать, как это сделать, к примеру, с помощью моего дара можно сделать так, что женщина забеременеет с первого раза — или сделать человека бесплодным. Можно остановить болезнь, а можно развить ее... и никто не догадается. Человек-то умрет от естественных причин.

— Но вы же не можете никого убивать с помощью своего дара?