— Шутка, — сказал я. — Сейчас приду. — И сбежал от неё в ванную комнату.
После её слов вспомнил, что в этом году, во второй половине лета, было много дождей и мы собирали грибы даже в начале сентября. Надо же было так проколоться! Нужно будет меньше болтать и больше слушать.
На кухне уже сидели отец с Татьяной.
— Куда это ты бегал? — спросила сестра. — Наверное, узнавать, не приехала ли зазноба?
— Оставь его, Таня! — сказала мама. — Ешьте, а я сяду после вас.
Сидеть вчетвером за кухонным столом было тесно, поэтому она сначала кормила нас, а потом ела сама. Вопрос сестры о зазнобе всколыхнул память, и я вспомнил, что Лена Цыбушкина, в которую я был влюблён уже три года, уехала по путевке в "Артек". Почему-то вспомнился сюжет из "Ералаша", где на совете дружины пропесочивали влюблённого пионера. Это когда говорили, что как целовать, так отличниц. Я фыркнул.
— Чему радуешься? — спросил отец, накладывая себе картошку.
— Жизни, — ответил я и занялся тем же самым.
— Полезное занятие, — одобрил он. — Сходил бы ещё за грибами, пока они есть и не начались занятия. А то свежих уже долго не увидим, а у сушёных совсем не тот вкус. Я составил бы тебе компанию, но нужно помочь матери.
— Обязательно, — с полным ртом ответил я. — Хоть и вредно, но вкусно!
— Это что же там вредно? — спросила мама. — Грибы, что ли? Так ведь сам принёс.
— Жареное вредно: сплошные канцерогены. А на подсолнечном масле нельзя жарить.
— Откуда взял такие слова? — сказала недовольная мама. — Если всё готовить на сливочном масле, нам не хватит зарплаты. И чем плохо подсолнечное? Всегда ел, а сейчас вдруг стало вредным!
— Почитал статью об онкологии, — начал выкручиваться я. — В ней пишут, что жареное вредно, а когда жарят на подсолнечном масле, вредно вдвойне, потому что оно при жарке превращается в олифу и гробит печень.
— То, что жареное вредно, мы знаем и без твоей статьи, — сказал отец, вымакивая хлебом остатки масла. — Вред будет, если есть каждый день, а вы не раскатывайте губу на картошку. Картофеля два мешка на всю зиму. Это только на борщи и супы. К грибам можно ещё пожарить, а потом перейдём на каши и макароны. А скоро мой отец заколет кабана и пришлет сала. На сале я тоже несколько раз пожарю, в нём нет никакой олифы.
— Пусть отказывается, — ехидно сказала Танька. — Мне же больше достанется! Хоть что-то он не сожрёт!
Это она намекнула на то, что я, как младший в семье, объедал её в тех нечастых случаях, когда нам доставались какие-нибудь вкусности. Я промолчал, но мама сделала ей замечание:
— Не ожидала от тебя таких грубых слов, да ещё в адрес брата!
— Я не обиделся, — примирительно сказал я. — Как можно обижаться на любимую сестру? Спасибо, мама, всё было очень вкусно!
Встал и пошёл мыть руки, проигнорировав удивление матери и вытаращившуюся на меня сестру. Всё равно не получится быть прежним, так что пусть привыкают к моим странностям. В конце концов, у меня переломный возраст. В свою комнату не пошёл. Если бы это сделал, мама наверняка пришла бы допытываться, всё ли у меня в порядке. Чтобы избежать объяснений, вышел на улицу, пытаясь вспомнить, кого из ребят увидел до школы в той реальности. Наверное, таких встреч не было, потому что мои друзья приехали в последние дни августа. Девчонок из "рабочего" городка тогда видел, но подойти к ним и завязать разговор... В школе — другое дело, а так... Слава богу, что от прежней стеснительности не осталось и следа. Если нет ребят, пойду искать девчонок. Я вернулся в квартиру и, пока мама возилась на кухне, поменял трико на более приличные брюки и причесался. В детстве волосы доставляли мне немало огорчений. Они были материнские: густые и слегка вьющиеся. Я так и не смог сделать ни одну из нравившихся причёсок. В конце шестого класса даже пропустил день занятий из-за неудачной попытки уложить волосы назад. Помыл голову, расчесался в нужном направлении и туго завязал косынку. Когда утром её развязал, не смог сдержать слёз из-за того, что волосы встали дыбом! Я не успел бы высушить их ещё раз, а идти с мокрой головой в середине апреля... Меня все жалели, даже сестра отсмеялась тогда, когда думала, что я этого не замечу. Сейчас несколько раз провёл расчёской по шевелюре и остался доволен. Было бы из-за чего терзаться! Очень красиво, не у всякой девчонки такие. Уже потеплело, поэтому решил ограничиться рубашкой. Дополнив свой наряд купленными к школе туфлями, вышел из дома и направился к дыре в заборе. Хотелось пообщаться хоть с кем-нибудь из одноклассников и посмотреть, как они будут на меня реагировать. Да и соскучился я по ним за лето, а другой я — за все семьдесят лет.
Идти пришлось через территорию школы. В школьной ограде были две калитки. Выйдя в одну из них, двинулся к двухэтажным домам, в которых жили многие девчонки нашего класса, в том числе и моя первая любовь. Повезло только в третьем дворе, где на лавочке о чём-то разговаривали Алла Орленко и Ира Алфёрова. Увидев меня, они замолчали. Ира была самой высокой девочкой в классе, а Алла могла похвастать хорошей фигурой и прекрасными светлыми волосами, но её внешность портили крупные черты лица. Когда я выбирал даму сердца, их кандидатуры не рассматривались.
— Привет, девочки! — поздоровался я. — Прекрасно выглядите! К школе морально подготовились?
В ответ на меня уставились две пары широко открытых глаз.
— Что я такого сказал, что вы удивились? — спросил я, садясь между ними. — Разрешите присесть рядом? Не бойтесь, я не кусаюсь.
— Что с тобой, Ищенко? — спросила Алла. — Не заболел?
— Неужели так плохо выгляжу? — спросил я, глядя в глаза смутившейся девчонке. — Так вроде смотрелся в зеркало и не нашёл дефектов. И что у вас за дурацкая манера — звать по фамилиям? Учителям простительно, а мы с вами школьные друзья. За четыре года не запомнить имени... Точно говорят о девичьей памяти, что она короткая.
— Выглядишь ты нормально, — пришла на помощь подруге Ира. — Ты ведёшь себя ненормально.
— Ну вот! — я сделал вид, что обиделся. — Уже ни с того ни с сего записали в ненормальные. Злые вы, уйду я от вас! Не знаете, приехали Черзарова или Цыбушкина?
— А зачем они тебе? — спросила Алла. — Решился подкатиться к Ленке?
— А тебе-то что? — вопросом ответил я. — Кого хочу, того и люблю!
Всегда думал, что выражение "круглые глаза" — это метафора, а теперь смог воочию наблюдать две пары таких глаз.
— Опять удивились, — засмеялся я. — Учтите, что я ничего не сказал о своей любви, а то разнесёте небылицы, а мне потом уличать вас во лжи. Люся с Леной нужны только для разговора, раз его не получилось с вами. Они умницы и отличницы, поэтому с ними я нашёл бы общий язык.
— Нет их, — ответила Ира. — Ленка уехала из "Артека" к бабушке. За ней должна была заехать мать. А Люся с родителями сегодня в Минске, так что не с кем тебе разговаривать, Геночка!
— Здорово! — сказал я, опять садясь на лавочку. — Как заговорил о других женщинах, так даже вспомнили имя, да ещё его ласкательный вариант.
— Ты шутишь? — догадалась Ира.
— Наконец-то, дошло! Я провёл всё лето один. До школы осталась неделя, а никто и не думает приезжать. Обошёл все дворы и никого не встретил, кроме вас. Изнываю, понимаете, от жажды общения, а меня заносят в ненормальные.
— Я так не говорила, — запротестовала Алла. — Не ты ненормальный, а ведешь себя не так, как всегда. И разговор у тебя какой-то взрослый. Как будто говорит мой отец. Мне даже стало страшно! Была бы одна, убежала бы.
— Ну извините, захотелось пошутить.
— Я приглашаю на день рождения, — неожиданно сказала Ира. — Придёшь?
— А когда он? — спросил я.
— В середине декабря.
— Если доживу и ты не отменишь приглашения, обязательно приду, — пообещал я. — А кто ещё будет?
— Из девочек будут Алла, Лена с Люсей и Света Зимина, — ответила Ира, — а из мальчишек, кроме тебя, — только Сашка Широчин. У нас есть магнитофон, есть даже гитара. Потанцуем, а если не умеешь — научим.
— Если не будет вальса, обойдусь без учёбы. Вот его так и не выучил, сколько... — Вовремя я заткнулся. Ещё немного, и сказал бы, что так и не научился танцевать вальс, сколько меня ни учила жена. Тогда они точно дёрнули бы со скамейки. Что со мной творится? Откуда этот словесный понос? Неужели это то, о чём говорила Ольга из другой реальности? Проснулся мальчишка и, радуясь новым возможностям, отрывается по полной программе?
— Что замолчал? — спросила Алла.
— А кто умеет играть на гитаре? — перевёл я разговор на другое.
— Гитара отца, — объяснила Ира. — Сашка говорил, что умеет, но я уже проверила. Бренчать он умеет, а не играть. Может, ты умеешь?
— Нет, я играю только на пианино! — ответил я, вызвав дружный смех.
Зря, между прочим, смеются. Когда после института отрабатывал три года в Перми, загорелся желанием сделать клавишный электронно-музыкальный инструмент. Микросхем у меня тогда не было, а на транзисторах получилось очень сложно. Звучание было изумительным, особенно с аккордами, но из-за наводок шёл сильный шум. То ли из-за него, то ли из-за того, что пропал запал, я за полгода разучил с десяток мелодий одним пальцем и одну — обеими руками, на чём всё и закончилось. Удивительно, но я прекрасно помнил разученное. Купленное сестре пианино уже несколько месяцев стояло без пользы, и родители начали разговоры о том, чтобы его продать. Вот стоило брать деньги в кассе взаимопомощи, а потом больше года их выплачивать? Надо будет выбрать время, когда все разбегутся, и попробовать сыграть.
— Не хотите сходить за грибами? — спросил я девчонок.
— А разве они ещё есть? — спросила Алла.
— Вчера набрал полную корзину и мелочь не брал. К завтрашнему дню должны вырасти. Вряд ли туда кого-нибудь занесёт.
— Можно, — неуверенно сказала Алла. — Это далеко?
— С полчаса ходьбы. Часа за три обернёмся. Давайте встретимся у ворот завтра в десять. Ладно, я пойду. Спасибо за компанию.
Не знаю, о чём говорили девчонки до моего появления, но сейчас точно будут меня обсуждать. Ну и пусть болтают и расскажут о моих странностях другим, мне же лучше. А Ирку что-то во мне заинтересовало. Я вспомнил, что и в той реальности она приглашала на свой день рождения нас с Сашкой. Что же я тогда принёс в подарок? Надо будет вспомнить, чтобы вторично не ломать голову.
Я был недалеко от ворот, поэтому решил не лезть через забор, а воспользоваться проходной и зайти в Дом офицеров посмотреть, какой будет фильм. Когда прошёл через вертушку, не вызвал у дежурных никакой реакции. Вдоль забора была заасфальтированная пешеходная дорожка, которая сворачивала к Дому офицеров. Сегодня и на дневном, и на вечернем сеансах показывали "Человека-амфибию". Не хотелось тратить двадцать пять копеек на фильм, который смотрел раз десять. Деньги будут нужны на покупку общих тетрадей для моих планов. Хоть мы рассчитались за пианино и больше не платили репетитору, всё равно экономили, потому что мама каждый месяц старалась что-то отложить на летний отпуск. Тяжело будет свыкнуться с нехваткой денег, когда привык ни в чём себе не отказывать.
Когда вошёл в квартиру, в ней была только мама.
— А где все? — спросил я.
— Таня у кого-то из подруг, а отцу позвонили из штаба. Сказал, что скоро придёт.
Знал я это "скоро". В лучшем случае отец вернётся к обеду.
— Даже в выходной не дают отдохнуть, — недовольно сказал я. — Он хоть успел сделать тебе то, что хотел? А то я могу помочь.
— Спасибо, ничего не нужно, — отказалась мама и посмотрела на меня с удивлением. — Всё уже сделали. Я тебе не нужна? Тогда ненадолго схожу к Кулешовым.
Оставшись один, я подошёл к пианино, откинул крышку, сел на стул и положил руки на клавиши. Единственной мелодией, которую я выучил с аккордами, была песня из кинофильма "Три дня в Москве".
— Ты говоришь мне о любви, а разговор напрасно начат...
Слух у меня был неплохой, сыграл тоже хорошо, вот только голос... Надо будет им заняться. Мантра-йогой не так сложно сделать его сильнее и улучшить тембр и благозвучность, вопрос в том, где этим заниматься. Если начну часами выкрикивать мантру, у родителей поедет крыша. Ладно, что-нибудь придумаю. Я закрыл пианино и ушёл в свою комнату отжиматься. На шестом отжимании сдох. Всё, с сегодняшнего дня начинаю тренировки. Главное — не перестараться и не потянуть мышцы. Переодевшись в домашнее, приступил к ревизии своих личных вещей. Какой только ерунды у меня не было! Почти всё найденное отправилось в мусорное ведро, которое тут же вынес в стоявший во дворе бак. А ведь для мальчишки, которого я заменил, весь этот хлам имел ценность. В ящике письменного стола были найдены пятьдесят три копейки. Тетрадь стоила сорок четыре, так что на одну денег хватало, а потом придётся выпрашивать их у родителей. Вернулась сестра, и мне пришла в голову мысль — научиться с её помощью танцевать. Сейчас от такого умения мало толку, но в будущем может пригодиться, а сестры рядом не будет. Таня училась в десятом классе и жила с нами последний год. Она великолепно танцевала и была постоянной участницей самодеятельного танцевального ансамбля, который на вполне приличном уровне выступал в воинских частях.
— Тань, научи танцевать! — попросил я. — Мечтаю кружиться в вихре вальса.
— С кем? — ехидно спросила сестра. — И потом у тебя нет способностей к танцам! Два года назад уже пыталась научить танцевать вальс, и без толку. Ты просто пробежался со своей Леночкой по залу!
Было такое. На новогодний бал-маскарад, который устроили в школьном спортзале, у меня был костюм римского воина, а Лена пришла в костюме Снежной королевы. Эти костюмы были признаны лучшими, поэтому нам предложили станцевать вальс, что и сделали. Лена танцевала, а я держал её за талию и кружился, стараясь не отдавить ей ноги. До бала я тоже подкатил к сестре с просьбой научить танцевать вальс, но она промучилась со мной два часа и признала безнадёжным. Более поздние попытки жены тоже не увенчались успехом. Я надеялся, что сейчас всё-таки выучу этот танец.
— Ну не будь врединой. Что тебе стоит? Если не получится, больше с этим не подойду.
К удивлению сестры, я выучил вальс за полчаса. И что в нём было такого, что я мучился? В сущности, очень простой танец.
К обеду собралась вся семья. Поев вкусный борщ с говядиной, я отказался от второго, на которое была котлета с перловкой. Есть не хотелось, тем более перловку, которую не любил. Отбившись от матери, опять ушёл гулять. Взвинченное состояние сменилось более спокойным, и я мог нормально обдумывать уже случившееся и то, что буду делать дальше. Проблем со школой не ожидалось. Я не собирался скрывать свои знания и подстраиваться под слабого хорошиста, каким числился в классе, но не было и желания выставлять их напоказ. Неприятности могло принести знание английского языка. Я учил его в общей сложности десять лет, но так и не освоил. В институте вызубрил больше трёх тысяч слов, а через год после его окончания помнил их в лучшем случае три сотни. Намного позже, когда оформил загранпаспорт и решил проехаться по заграницам, проштудировал больше половины англо-русского разговорника, а месяц спустя смог вспомнить сущую ерунду. Память была неплохая, но проклятый английский мне не давался. Оказалось, что я ничего не забыл и сейчас мог свободно пользоваться большим словарным запасом. С одной стороны это обрадовало, но с другой — вызвало опасение. Человек может по каким-то причинам поменять поведение, и это вызовет интерес знавших его людей, но если семиклассник за лето выучит английский, он не отделается одним интересом. А тут ещё затаившаяся во мне часть мальчишки подталкивает пошалить, блеснуть знаниями и удивить окружающих. Надеюсь, что с этим удастся справиться.
