Дети иного мира

В нужный день Семён и Андрей ждали на крыше соседнего склада. Снизу схрон было невидно. Да и вряд ли бы на пацанов кто обратил внимание. Фура въехала во двор, водитель отдал начальству ключи, расписался во всех документах и ушёл. Андрей показал напарнику кулак с вытянутым большим пальцем — тот самый, курьер. Дальше пришлось ждать больше часа, пока всё затихло. Осталась лишь охрана... Первым схрон покинул Семён: на нём была техническая часть. Отключить телефон и сигнализацию. Пятнадцать минут спустя во двор склада спрыгнул Андрей... И словно растворился в тенях. Как Семён ни старался, ничего увидеть не смог.

Так же неожиданно, как и пропал, Андрей возник посреди двора. Каким-то способом определил, где прячется напарник, махнул ему рукой — давай сюда. А когда Семён оказался рядом с грузовиком, показал ключи от машины и мешок, в котором что-то звенело.

— Всего четверо. И теперь у нас четыре ствола плюс патроны. Даже лучше, чем я рассчитывал.

Фура взревела двигателем, в первый момент дёрнулась — Андрей не сразу разобрался с непривычным управлением, и покинула двор. Впрочем, уехала она всего на несколько кварталов. Сам грузовик имперцам был ни к чему, поэтому из тайника вынули пакет, а машину бросили, оставив мину с таймером. Через пятнадцать минут всё полыхнуло, но оба диверсанта уже были далеко.

Посредник ждал их у себя дома. Получив пакет и наставления, как себя вести, чтобы покупатель не всадил нож под ребро вместо денег, худой бледный парень с исколотыми венами мелко закивал и торопливо выпроводил обоих за дверь.

Два часа спустя уже втроём имперцы стояли в той же прихожей, а посредник с горящими глазами трясущимися руками считал купюры, разделяя доли. Андрей мысленно усмехнулся: идиот решил их надуть. И даже на всякий случай спрятал под свитером нож. В какой-то момент парень так увлёкся, что на мгновение перестал контролировать окружающее пространство... Андрей ударил точно в нервный узел. И тут же Семён прижал согнувшегося от боли наркомана к стене, а Лена профессиональным движением вколола в вену шприц. Всё было проделано точно так, чтобы не осталось следов. Тело обнаружат через несколько дней и поставят диагноз "передозировка". Оставлять нить, через которую можно будет выйти на них, имперцы не собирались. Тем более что найти в районе подходящего наркошу для следующего раза, к сожалению, проблем не было.

Также не собирались они давать деньги в руки подросткам: слишком велико будет искушение, от которого не спасут ни договорённости, ни ментальные блоки. Средства пошли на аренду спортзала, покупку нужного инвентаря, взятку одному из служащих детского дома, чтобы тот "закрыл глаза", как друзья, прихватив ещё несколько воспитанников, систематически нарушают внутренний распорядок. На всё, что понадобится для будущей работы их маленького подразделения. Дальше начались тренировки. Сложные, выматывающие — но безумно интересные. Программа специально была разработана именно так, чтобы избранные мальчики и девочки старались не жалея сил — и смогли достичь нужного имперцам результата.

В каторжном труде пролетело больше полутора лет, но результатом можно было гордиться. К осени девяносто пятого у них уже было целых два подростковых клуба, формально управляемых одним из бывших учителей интерната. Старик отдал детскому дому всю жизнь, и сейчас, на закате своих дней, был безумно счастлив, что не уходит коротать остаток отпущенного Богом срока на пенсии, а может и дальше заниматься нужным делом. Ведь в его клубах обездоленные дети, брошенные и родителями, и государством, получали шанс не стать выкинутыми на обочину жизни изгоями. Смогли нормально общаться со сверстниками. А не смотреть на жизнь из-за забора. Не меньше остались довольны и "теневые" организаторы: почти три сотни мальчиков и девочек стали хорошим прикрытием четырёх десятков боевиков и полутора десятков прочих специалистов... В ноябре девяносто пятого их впервые "попробовали на прочность".

Кто-то из мелких криминальных "шестёрок" увидел в клубах возможность обогатиться: превратить облюбованные молодёжью места в игровые салоны или притоны. И когда старик отказался отдавать дело в "нужные" руки, а попытки натравить "прикормленных" участковых и чиновников почему-то провались — в дело пошли "отморозки" из подконтрольных гоп-компаний.

Семён узнал о том, что четверо неизвестных крепко избили одного из ребят-участников клуба, сразу же после школьных занятий, когда тусклое ноябрьское солнце уже почти скрылось за горизонтом. Весть принёс один из командиров отделений, и, глядя на ожесточившееся лицо подростка, инженер-лейтенант мысленно тяжело вздохнул: он до последнего надеялся, что силового столкновения не будет. Хотя умом и понимал, что вероятность такого близка к нулю.

— Передать по цепи, — он отдал приказ подчинённому, запуская давно разработанный сценарий, — жёлтая тревога один. Разведотделению — начать поиск. — Боевым отделениям пока жёлтая два. То же самое и медикам. Исполнять.

А сам отправился в клуб предупредить Андрея, что спокойная жизнь закончилась. И даже чуть раньше, чем они рассчитывали.

Через три дня Андрей вместе с десятком бойцов зажал в одном из тупиков пятерых бритоголовых парней, на лицах которых даже не было страха. В сумерках вечера можно было рассмотреть скорее удивление, что какая-то группа неизвестных в масках имеет наглость угрожать "владельцам" района.

— Кто?

Гопники нагло посмотрели в ответ, хотя сразу задираться впятером против десятка поостереглись. Ничего, они ещё отомстят.

Командир отделения разведчиков ткнул пальцем:

— Этот, этот, этот и этот.

Получив ответ, Андрей отдал следующую команду:

— Четверым виновникам — сломать руки. А ты, — обратился он к оторопевшему пятому, — передашь остальным, что так будет с каждым, кто в нашем районе посмеет хоть раз эти руки распускать.

После чего развернулся и, не слушая криков наказываемых, исчез в темноте: от искажающего голос устройства неприятно звенело в ушах, да и балаклава натирала.

Через пять дней Андрей снова стоял на той же улице — только стонали на земле уже не четверо, а три десятка. Рядом аккуратно были сложены отобранные кастеты и арматура: скоординированному удару сразу двух боевых отделений местная гопота ничего противопоставить не смогла. "Один — ноль в нашу пользу", ­ — пришла мысль. Впрочем, до победы было далеко — пока они вывели из строя лишь нижнее звено.

Война продлилась долго. На стороне криминала было превосходство в количестве. Имперцы оказались сплочённее, выучка бойцов лучше, а командиры обладали накопленными за тысячелетие знаниями партизанских действий в городе. К тому же, молодым солдатам Империи было за что воевать — ведь в случае проигрыша они теряли не деньги, и даже не жизни, а спокойное будущее родных и близких. Почти полгода Ульяновск "гудел" от непонятного "криминального передела", перестрелок и штурмов коттеджей главарей и "авторитетов". Несколько раз солдаты хоронили своих товарищей. Тайно, на окраине старого заброшенного пригородного кладбища. Андрей, когда звучали прощальные слова, а глина и дёрн маскировали яму, каждый раз до крови закусывал губу. "На могилах таких как мы в мирное время не бывает имён", — бились в голове слова сокурсника, сказанные сорок лет назад и тысячу лет вперёд. Но иначе было нельзя...

"Авторитеты" сдались. Их сломила даже не неуловимость неизвестных претендентов на спальные районы новостроек, и даже не жестокость. Отъявленные душегубы, они и сами могли кого угодно поучить пыткам и садизму. Сломала неотвратимость и персональность возмездия, когда даже самое защищённое логово могли взять штурмом неизвестные в масках, а потом казнить на глазах у остальных виновного — и при этом не тронуть остальных. Впрочем, и аппетиты "наглых беспредельщиков" были очень скромные: они лишь требовали отдать им на откуп часть новостроек. Пожелали, чтобы там не было ни организованных "группировок", ни притонов или подконтрольных "тёмным отцам города" клубов — если те будут связаны с наркотиками. Всё остальное захватчиков не интересовало. Протестовали лишь цыгане, которые получали чувствительный удар по своей торговле героином, но их быстро приструнили. Возобновления войны не хотелось даже самым "отмороженным" из главарей подпольного мира.

Друзья сидели у Семёна, пользуясь тем, что никого дома в тот день не было. Завтра они будут отмечать общую победу — вместе с бойцами, вместе со всеми, кто участвовал в этой невидимой войне. Но сегодня им хотелось посидеть втроём. Какое-то время они разговаривали, по военной традиции вспомнили каждого из погибших, потом... Семён вдруг произнёс:

— А у меня сюрприз! — и достал из холодильника пластиковый стаканчик с новым молочным продуктом типа йогурта, который появился недавно во всех магазинах города. — Ничего не напоминает? — дал он покрутить упаковку в руках. И не дожидаясь, пока сообразят остальные, схватил со стола маркер и пририсовал забавному зверьку, держащему в руках надпись-название, роскошный хвост.

— Да это же Свистун, — хором ахнули Андрей и Лена, узнав популярного героя детских мультфильмов.

— Точно. Наши пытаются выйти на связь, — хмыкнул Семён. — Но это ещё не всё, — и потащил друзей к телевизору.

Пощёлкав пультом, он нашёл нужный канал, где шла реклама с участием Свистуна: актёр в пушистом кукле-костюме уговаривал белобрысого парня "отведать вкусного". Парень думал, сомневался... время от времени поправляя левый манжет рубашки. Лена, в прошлый жизни офицерский клуб эскадры не посещавшая, ничего не поняла. Но Андрей, едва увидел жест белобрысого, радостно воскликнул:

— Не может быть! Счастливчик!

[1] Сборник "Кафе на лесной улице"

Глава 2. Счастливчик Гай

Удача... тонкая материя, капризная дама. Сколько людей молят её о встрече, просят побыть рядом хоть минутку? И завидуют тем, у кого Фортуна всегда стоит за плечом. Гаю, который частенько беседовал с привередливой богиней "на ты", всегда было жалко таких глупцов. Хотя в прошлой жизни обижаться на ветреную спутницу всех начинаний ему было вроде бы не с руки. Полковник Имперской Службы безопасности в тридцать два, генерал в тридцать пять — а ведь для большинства выходцев из провинции даже майорские погоны венец карьеры перед пенсией. Полный кавалер Звезд Славы и Мужества. Один из немногих, кого армейская и флотская офицерская братия принимала как своего — хотя "крысоловов" традиционно терпела только по необходимости. Вот и прилипло к генералу Гальбе прозвище "Счастливчик". Словно привязанное, следовало за хозяином к каждому новому месту службы.

Прозвище, которое Гай ненавидел. Никто из тех, кто поздравлял с очередной победой и завидовал новому карьерному успеху, не задумывался о горькой цене, выплаченной Счастливчиком. Выплаченной без его желания. Он мечтал отдать все свои удачи, чин и даже жизнь — лишь бы вернуть потери обратно. Случай увел его из дома перед самым началом кровавой пограничной войны, в которой сгорели и семья, и друзья, и коллеги. Родная планета оказалась первой, на которую посыпались бомбы... Вернулся лейтенант к развалинам только вместе с десантом, выбивавшим войска захватчиков. Гай мстил, стремился в самую гущу сражений: разведка, рейды по тылам, диверсии. Судьба почему-то сохранила его, хотя он похоронил немало сослуживцев. Подарила все четыре Звезды и репутацию везучего парня, способного залезть в самое пекло и сделать то, что никому больше не под силу. Да и после войны Фортуна осталась благосклонна внешней стороне жизни, выстроив молодому майору головокружительную карьеру одного из самых молодых генералов Имперской Службы Безопасности... И похоронила жену в операции, принесшей полковнику Гаю Гальбе генеральские "орлы"[1].

В прошлой жизни Гай так и остался бобылем, посвятил себя без остатка работе. И когда в двадцатом веке обрёл новую семью, считал её самым важным, что подарила ему вторая жизнь. Поэтому сейчас Гай вошёл в комнату без стука. Посмотрел на здоровенный синяк под глазом младшего брата, разбитые губы и спросил:

­— Сколько их было?

— Гай, не надо. Я сам...

— Вадик, я спрашиваю, сколько их было? ­— в голосе появился металл. — Я с самого начала считал и объяснял маме, что, не давая распоясаться этим вымогалам, ты поступаешь абсолютно правильно. И пока всё решалось один на один, это были только твои заботы. Но теперь кто-то, кажется, рассудил по-другому?

Вадим поморщился. Драки с пацанами из соседней "параллели" продолжались больше года, ещё с девятого класса. Сразу после того как Вадим, недовольный рэкетом среди шестиклассников, вмешался. До недавнего времени все разборки соблюдали негласный мальчишеский "кодекс", даже если противников было несколько. Но сегодня после школы Вадим вернулся порядочно избитый. Какое-то время оба молчали, наконец, младший брат сдался и с неохотой выдавил из себя:

— Знаешь ПТУ-ху через два двора от нас? Я из школы мимо шёл, там меня и поймали. Сразу четверо, в форме этой ПТУ-хи. Типа объясняли, чтобы больше не лез не в своё дело. Часто на меня пацаны жалуются, а они — это "крыша". А если не пойму — в следующий раз они будут разговаривать уже "не по-хорошему".

— Не по-хорошему, значит? — разом похолодел взгляд Гая, он побарабанил пальцами по дверному косяку. — Ну что же...

Вадим почувствовал, как по коже побежали мурашки. В старших классах брат сильно изменился. Стал жёстче. Хотя в паспорте имя оставил прежнее, взял манеру его сокращать и переиначивать на Гая — мол, чем я не будущий Юлий Цезарь? А ещё два года назад Гай вот с таким же холодным взглядом встретил новость про изнасилование одноклассницы. Незадолго до выпускного её затащили в машину четверо абреков, когда же родители девчонки подали заявление в милицию, им посоветовали "не вылезать". Радуйтесь жива осталась и помните, что главный среди удальцов — сын главы местной общины. И если родители не хотят обвинения дочери в проституции, пусть лучше молчат. Через неделю после отказа в расследовании дела все четверо абреков оказались в больнице с переломами, насильник остался инвалидом. Виновных так и не нашли, хотя искала не только милиция, но и по своим каналам отец главного "пострадавшего". Вадим сразу догадался, что отомстил кто-то из приятелей Гая.

­— Не надо... — попытался спорить Вадим: обычная драка на его взгляд не повод отправлять в реанимацию.

— Ну почему же, — потеплел голос старшего брата. — Один хороший писатель как-то сказал, что действие обязательно должно иметь противодействие. Не больше — но и не меньше. Думаю, здесь получится так же. Ладно, побежал я. Меня дядя Семён к себе сегодня ждёт.

В ответ Вадим только кивнул. Хотя его и разбирало любопытство, зачем Гай идёт к дяде: Семён Олегович был у них неофициальным главой "семейного клана". И не только потому, что был самым старшим по возрасту, опередив в этом и родную сестру, и обоих кузенов. Он единственный сумел неплохо устроиться в новой и бурной "постсоветской" жизни. В восьмидесятых удачливый кооперативщик, который с развалом Союза сумел вывернуться, не скатиться в нищету и не застрять на уровне хозяина десятка челночников да места на базаре турецких шмоток. Но никогда особо не был повязан с криминалом, хотя в девяностых это давно уже было не просто нормой, а почти обязательным условием работоспособности бизнеса. И при всём этом за руку с ним здоровались не только отцы города, но и отцы "ночной жизни".