Ее голова лежала на его груди, он баюкал ее в объятиях, словно хотел успокоить, а успокаивал собственный порыв.
— Я готова нарушить обещание.
— Эл, — он произнес только имя.
— Я знаю, что ты не пойдешь против обещания. А я пойду.
Она посмотрела на него с нежностью, глаза были ясными. Он сдержал желание снова ее поцеловать.
— Эл, что ты задумала? Тиамита нет на острове.
— Я хотела быть человеком, смертной, обычной. Да как угодно назови. Я могу испытывать чувства и порывы, весьма человеческие. Ни один объект именуемый лицом мужского пола не вызывал такой бури чувств, как ты. Я держу дистанцию между нами не потому, что мне интересны доводы Тиамита, а потому что это дань уважения ему, кто меня опекал, кто меня спасал во времена моей беззащитности. Но ответственность за свои действия несу я.
— Нет. Не ты одна.
Эл посмотрела на него снизу вверх.
— Если бы не твоя сила воли...
— Поэтому ты задерживаешься после экспедиций? Ты выдворяешь нас сюда, чтобы я тебя от дел не отвлекал?
Она отстранилась, взяла его за руку.
— Идем.
— Куда?
— Увидишь. Тиамит решил меня испытать. Что ж. Я его огорчу.
Он пошел за ней. Эл привела его ко входу в башню.
— Мы поднимемся.
— Эл, Тиамит ставил условия, имея в виду, что ни ты, ни я туда не попадем. Это все равно, что после дождичка в четверг, или пока рак на горе свиснет.
— Я туда поднималась, — заявила она. — Когда-то.
Она вошла первой.
— Я готов, даже если до середины доберемся, там у меня не хватит сил даже поцеловать тебя в лобик. Обморок лучшее состояние для нас обоих. Я люблю тебя, командор.
Он в шутку использовал звание, которым к ней обращался Дмитрий. Если Димка проснулся и ощущает ее, а он на это способен, тогда он сидит на постели и потирает руки от удовольствия. Димка сто крат клялся не шутить на эту тему, но его клятв хватало на неделю самое большее. Будет еще повод.
Дмитрий действительно уже проснулся. Эл принесла на остров теплый бриз, который он ощутил, выйдя из комнаты в галерею. Купаться он сегодня не пошел. Он поднялся ярусом выше и ввалился в комнаты Игоря без стука. Игорь сидел в дальней из них у окна и смотрел на горизонт. Поза его была мечтательной, он подпирал лоб пальцами и смотрел на лист перед собой. Дмитрий вздохнул. Еще одна жертва любви начинала утро с грустных мыслей.
Он подумал о том, что бы сам чувствовал, будь у него предмет вожделений, который ходил бы с ним в одной плоскости на расстоянии вытянутой руки. И наверное, Алику даже легче, в отличие от поэта, который однажды вкусив радостей пылкой страсти, имея близость с любимой, был теперь этого лишен. Раньше Дмитрий думал только о выдержке Алика и о том, что сам бы не смог снести такого испытания, извелся бы сам, довел бы до исступления предмет своей любви. И смертью бы обоих все закончилось, как в трагедиях. Игорь переживал неудачу отношений с Ольгой по-своему, с тихой тоской на сердце.
Дмитрий еще раз шумно вздохнул.
— Ты не плаваешь? — удивился Игорь, делая вид, что ему причина поведения друга не ясна.
Играется. Ладно.
— Ветер сегодня сильный. Боюсь простудиться, — заметил Дмитрий с серьезной миной на лице.
— Как ваша экспедиция?
— Опять могли застрять. Не выходит у Эл. Злой рок.
— Нашли человека?
— Угу. Три месяца искали. Вторая мировая. Двадцатый век. Так близко к нашему времени мы еще не были.
— Хорошо адаптировались?
— Хм. Да. Я постоянно чувствую себя инопланетянином на собственной родной планете.
— Ты появился тут уже давно. Вдруг решил поделиться ощущениями.
— Я хочу пари.
— Великий космос! Что на этот раз?
— У кого из них сдадут нервы? Давай сделаем ставки Алька или Элька?
Игорь от возмущения скомкал лист бумаги, лежавший на подоконнике, и швырнул комок в Дмитрия. Дмитрий ловко поймал бумажку, развернул, она была пустая, без стихов, скомкал снова и запустил обратно.
— Будто ты не почувствовал! — с вызовом заявил он.
Они перекидывались скомканной бумагой несколько раз.
— Ты со мной согласен! Согласен! — настаивал Дмитрий, уклоняясь, подхватывая комок и запуская его назад.
— С чего ты взял?
Наступила очередь Игоря кидать комок. Он угодил Дмитрию в лоб.
— Ты не стихами в меня кидаешься. Значит, не совсем уверен. Ты будешь спорить! Вот если бы там был сонет, то тогда бы потерпели еще. Страсть описать невозможно! — рассуждал Дмитрий, пару раз успевая кинуть бумажку.
Игорь поймал комок и остановился.
— Я не смог! Я видел, как они целовались! Я хотел написать сонет! Слов нет. И я против предостережений Тиамита. Будет возможность, я их поддержу. Пусть меня хоть с острова гонят. Давай пойдем к нему. Если у него есть серьезный довод — пусть озвучит. При всех.
Дмитрий забрал у него из рук бумажку и сбросил на макушку Игоря.
— Бум. Не скажет.
Тут лицо Дмитрия просияло, потом стало серьезным.
— Сбежали, — сказал он.
— Ты не чувствуешь их?
— Не-а. Были в башне, а потом исчезли.
— Поднялись? Наверх?
— Не знаю.
— Ты? И не знаешь.
— Клянусь. Они сбежали.
— Куда? — изумился Игорь.
Дмитрий почесал затылок.
— Не нашего ума дело. Я их даже искать не намерен. Эл, точно знает, что я чувствую ее, и ты ощущаешь кое-что. Им полагается медовый месяц без Олиного занудства, твоих поделок и моих шуток. Я рад за вас ребята! — напутствовал Дмитрий.
* * *
Алик осматривал зал с нишами, рисунки на полу, небо так схожее с реальным. Эти звезды были ему неведомы.
— Нравиться? — спросила она.
Алик обернулся к ней и выдохнул. На ней было точно такое платье, какое он помнил при их встрече у реки, белое с каймой.
— Видение? — просил он. — Такое, что можно спутать с реальностью?
— Нет. Это место действительно существует. И путь сюда весьма опасен. Мы прошли в двери. Не знала, что окажусь здесь по такой надобности, но места для свадьбы лучше вообразить не могу. Уж если клясться — то в храме. Ты кстати тоже неплохо выглядишь.
Эл осматривала его с головы до ног уже не в первый раз. Ей требовалось придти в себя, не только от осознания, что они преодолели лестницу башни, но и от вида любимого мужчины. Он был одет в точности, как она когда-то. Слуга владыки. Святые небеса. Такое облачение было бы идеальным для него. Верность слову и долгу, ненарушение законов и воли господина. Да, Алик таков. В первые мгновения этот образ охладил ее пыл. Она и свого наряда не ожидала. Быть может для него она такова. А он для нее? Цвета свадебные, по меркам двадцатого века. Хорошо бы она смотрелась в сером походном костюме и сапогах, в форме Космофлота или службы времени! Лучше в джинсах. От своего белого наряда она почувствовала себя словно на утренней церемонии в мире отца. Даже плечам стало тяжело. Впрочем, эта тяжесть не сравниться с той, которую она испытывала несколько мгновений назад.
На последней трети подъема она начала терять сознание. Прежде она оставляла отметки на стенах, стараясь подняться выше раз от разу. В этом случае она не просто ушла дальше. Они, кажется, поднялись на самый верх. В этом она не была уверена. Кстати, как и в реальность происходящего. Давно на острове с ней не случалось видений. Но одно определенно, Алик, что был теперь перед ней, отличался от Алика из ее видений.
Последнюю треть пути он нес ее на руках, как традиционно полагается жениху, но причина была лишь в том, что у нее кончились силы. У них хватило сил иронизировать на этот счет.
Зато результат похода был неожиданным. Это уже не был остров. Это был тот храм в красных скалах. Эл вспомнила напутствие странника, что ниши — это двери, и они куда-то ведут. Направление одной она теперь разгадала. Она вела на остров и обратно. Упорство привело их сюда готовыми к тому, чтобы совершить по обоюдному желанию еще один значительный в их общей жизни поступок.
Алик подошел к ней, коснулся тыльной стороной руки ее щеки.
— Эл, мне не нужна клятва. Я прекрасно знаю, что любим. Мне странно считать тебя женой, называть женой. Что может измениться оттого, что мы пообещаем друг другу? Ритуалы — это уже давно не для нас.
— Изменится, — сказала она коротко. — Ты изменишься.
Они обнялись.
— Эл, только успокой меня, что это не твое упрямство против желания Тиамита. Он сам назвал эту меру, это условие — подняться сюда вдвоем. Попыток было достаточно, что случилось теперь?
— Любовь горами движет. А в нашем случае и страсть тоже. Я люблю тебя, я готова быть твоей. У меня опасные родственники, ты знаком с ними немного. Этот брак нам, ох как, аукнется. Если отец узнает...
Он положил пальцы на ее губы, но он упрямо вскинул подбородок и произнес:
— Я клянусь, что буду тебя хранить и защищать от кого угодно, кто решит покуситься на твою жизнь или твою свободу. Я не отдам тебя даже владыке. Если я нарушу это обещание, считай наш брак расторгнутым.
— А я обещаю любить тебя. Я помогу тебе достичь того, чего ты жаждешь. Ты получишь силу равную той, которой владела я. Я не спрошу, зачем она тебе. Я не знаю, куда она приведет тебя, — ответила она.
Она положила руку на его рукав и провела по черной, гладкой с отблеском стали ткани. В точности такая, какую носила она. Страшно.
— Я знаю, чего ты боишься, Эл. Любовь моя, этого не будет. Твои подозрения напрасны.
— И все же я сделаю оговорку. Если ты вознамеришься вернуться в миры, если он привлечет тебя на службу, я за тобой не пойду. Я не стану тебя спасать.
— А если ты примешь такое решение, я пойду за тобой. И никому кроме тебя там служить не буду. Ты выиграла состязания на моих глазах. Я свидетель.
— Я туда не вернусь. Если где-нибудь придется искать мирам владыку, то не там, не внутри. Мироздание безгранично. Кто-нибудь отыщется.
— Я буду близко. Отныне твоя судьба будет моей.
— И наоборот.
Они вместо объятий или поцелуя стиснули руки друг друга. И улыбнулись этому обстоятельству.
Эл посмотрела в центр зала. Там должна быть колонна с огнем. Ах, да. То было видение. Она не смотрела на него. Алик поднял ее кисть, поднес к губам и поцеловал.
— Ничего себе клятва. Мы словно не в брак вступаем, а братство образуем. И свидетелей у нас нет, — сказал он.
— Я командор и капитан, и еще я жрица культа Владычицы в мирах отца. Полномочий достаточно?
— Я бы Тиамита предпочел, — вздохнул Алик.
Они обнялись.
— А знаешь, мне стало легче, — вздохнул он и поцеловал Эл в плечо. — Ты права, в этом есть смысл. В сердце покой и любовь, а в голове легкий туман.
* * *
Алик поднялся, опираясь на локоть. Она лежала на спине рядом. Жена. Он улыбнулся этой мысли. Взгляд прочел изгибы ее тела под тонким покрывалом. Он снова улыбнулся, по телу разлилось приятное тепло. Потом он стал серьезным.
— Эл, — осторожно позвал он.
Она не спала, открыла глаза и посмотрела с нежностью, взгляд ее был туманным и совершенно безмятежным.
— Ты бледная. Тебе не хорошо? Я сделал что-нибудь не так?
— Все замечательно.
Голос был успокоительно нежным. Она улыбнулась, а тревога не покинула его. Он коснулся лица, провел большим пальцем по лбу. Она сделала движение, словно собираясь подняться, он отстранился назад.
— Раны? — встревожился он.
— Нет.
Теперь он лежал на спине, а она положила одну руку ему на грудь, уперлась подбородком в предплечье и изучала его.
— Ты меня удивил, — сказала она загадочным полушепотом.
— Что? Тебя можно чем-либо удивить? — он испытал некоторую неловкость от ее сканирующего взгляда, точно она искала разгадку в его лице. — Я очень давно не видел тебя удивленной.
Она лукаво улыбалась, тянула паузу, прищурила глаза. В нем опять начала разгораться страсть от этого взгляда, наполненного чувствами, глаза светились счастьем, любовью.
— Ты страстный, — констатировала она и ничего не добавила. В этом и была причина ее удивления?
— Не смотри так, женщина.
— А какой вулкан чувств! Я не знаю этого человека, я знала мальчишку из своего детства. Я отстала от жизни?
Она дразнила его.
Алик приподнялся, притянул ее за плечи и поцеловал, как мог страстно.
— Ты терзала меня ожиданием годы! Ты думала, что я смогу сдерживаться в такой момент?
Он снова поцеловал ее, а потом они смотрели друг на друга, позволяя изучать себя в новом качестве.
— Что тебя тревожит? — спросила она. — Ты слишком хорошо меня чувствуешь.
— Сейчас почти не чувствую. Поэтому мне кажется, что я причинил тебе боль или обессилил тебя. Я однажды так сделал в мирах.
Эл тихонько ткнула его пальцем в лоб.
— Вывод неверный. Подумай еще. Нет. Лучше не думай.
Она поцеловала его.
— М-м-м, как приятно, — выдохнул он. — Я начинаю приходить в себя и перестаю верить в то, что вижу.
— Не можешь поверить, что я могу вести себя, как человек, как женщина?
— Я не могу поверить, что смог выразить свои чувства в полной мере. Что имею такое право. Прежде мне казалось, что в моем сознании сработает какая-нибудь перегородка, и я навсегда откажусь от тебя. Я люблю тебя, Эл. Тебя, твое тело, твой характер, тебя, которую знаю и не знаю. Я ощущаю себя дикарем, вырвавшимся из плена на свободу. И одновременно, я спокоен. Ты права, страсть во мне бурлила так, что я едва мог ее сдерживать. А теперь мне легче.
Она снова хитро улыбнулась.
— И это сдержанный и правильный Алик, которым правит разум? Хм.
— Это твой муж, принимай, какой есть, — парировал он.
— Я люблю тебя, глупый мальчишка!
— Я бы попросил. Ты прожила жизнь в десятки раз насыщеннее, чем моя, возразить нечего. Но я не зову тебя старушкой.
Она рассмеялась, а он важно закинул руки за голову.
Она опять сощурила глаза и взглянула туманным взглядом.
— Эл, — выдохнул он, и напускная важность исчезла. — Не смотри так... У меня мурашки по коже. Давай удерём куда-нибудь от всех. Нам просто необходимо побыть наедине, я не смогу ни работать, ни думать, пока ты так на меня будешь смотреть. И ни дай Бог, если я увижу хоть фрагмент твоего обнаженного тела!
— У-у-у. У нас есть слабости?
— Ты — моя слабость!
Он почувствовал, как страсть снова закипает, как сердце бьется чаще. Он полагал, что они утолят свой пыл, им обоим станет легче. Не тут то было.
* * *
Дмитрий возвращался после купания через сад. Здесь появились листья, кое-где появились маленькие бело-розовые цветы. Он отлично знал причину этого явления. Он улыбался, был доволен царившей вокруг весной. Их не было на острове, а он все равно цвел в их честь.
В галерее мелькнуло одеяние Тиамита.
— Ой, елки-палки, — прошептал он.
Он хотел бы затеряться в саду, остаться незамеченным. Но стрик жестом поманил его. Дмитрий не спешно поднялся по лестнице, наклонив голову, подошел к Тиамиту.
— Где они? — спросил Тиамит.
Дмитрий, как провинившийся школьник, потупил глаза.
— Не знаю.
— А должен. Ты отпустил ее.
Дмитрий отвел взгляд в сторону, потом поискал что-то на потолке.
— Я не... соглядатай, — решился сказать он. — Уверен, что ее телу ничто не угрожает.
