Больной Мозг Армии

А взять вопросы женской эмансипации? Известнейшие суфражистки вообще то зря эпатировали консерваторов. Толку от этого было мало и кюхен-киндер-кирхен как и встарь продолжал угнетать прекрасных представительниц передовых наций. Не тем людям девушки мозги пачкали. Следовало записаться на прием к Начальнику Генштаба и объяснить ему на пальцах, что каждая женщина, занятая в промышленном производстве, способна не только рожать будущих солдат. Она способна в самое ближайшее время освободить для службы в армии дополнительное количество сильных и умелых мужчин. С таким утверждением не станет спорить даже самый замшелый моралист. А потому, заручившись поддержкой военщины, бабенки гораздо быстрей освободились бы от 'домашнего рабства'. А там и до обретения столь желаемых гражданских прав недалеко. Если конечно им удастся убедить Мольтке-старшего в том, что армии от этого ничего кроме пользы не будет.

Но самый большой диктат испытывает на себе промышленность. С военной все ясно, она всегда пользовалась особой любовью у военных людей. Но ведь военную продукцию могут производить и гражданские предприятия! Тут тоже есть кого и за что строить да равнять. Промышленник, занятый производством табачных изделий отныне не сможет приобрести самое лучшее в мире специализированное промышленное оборудование. Специализация — это ересь! А вот двойное назначение — это правильно и патриотично. Поэтому оборудование мы будем производить может быть и не самое лучшее в мире, но зато фабрика, производящая папиросы, легко и непринужденно начинает выпускать патроны 7.62Х39. Конфетная фабрика имеет возможность снаряжать взрывчаткой корпуса мин и снарядов. Производство красителей это прекрасно! Но еще лучше будет, если этот химзавод сможет быстро перейти на производство взрывчатки и боевых отравляющих веществ. Перечисляя те заботы, которые свойственны Генеральному Штабу в мирное время, читатель наверняка вспомнит и о боевой подготовке в войсках. Все правильно, Генштаб о ней не забывает и не отдает ее на откуп строевым командирам. Как и чему учить войска, это тоже исходит от Генштаба. Все проекты боевых уставов, наставлений и руководств проходят через него и утверждаются им.Кто, кого и чему должен учить, определяется не отдельными творческими личностями, а серьезной руководящей структурой.

Я упомянул не все функции Генерального Штаба. А о самой важной я промолчал Но даже то, что я упомянул, достаточно для того, чтобы сделать вывод — полноценный Генеральный Штаб, это не что иное как орган военной диктатуры в стране. Не имея официальных полномочий в сфере политики, он тем не менее обладает достаточными возможностями для того, чтобы на нее влиять. Вы можете жить в стране с самыми демократическими порядками. Но если Генеральный Штаб скажет 'нет', значит действительно нет! И спорить с ним никто не станет. Даже правитель страны. Пусть даже его зовут Батрак Абрама.

В Америке это правда не прижилось, ибо военные там изначально считались третьесортными гражданами. Но Пруссия, а вслед за ней Германская империя к озвученному выще идеалу подошли достаточно близко. Пруссия и раньше, до создания Генерального штаба считалась не страной, у которой есть армия, а армией, у которой есть страна. В результате деятельности Мольтке старшего, она начала двигаться в сторону другого идеала, который озвучен был позже Людендорфом: Германия, это не страна, у которой есть армия, а Большой Генеральный Штаб, у которого есть и армия, и сама страна!' Вот теперь давайте и посмотрим, что из себя представляло творение Мольтке— старшего.

5.Революция Мольтке

К моменту появления нашего "возмутителя спокойствия", собрания военных интеллектуалов названные Генеральным Штабом, были практически у всех ведущих держав мира. И занимались они тем, для чего и были предназначены: подготовкой к войне. Под присмотром своего Генерального штаба, происходило строительство вооруженных сил, подготовка территории страны к ведению боевых действий и подготовка к проведению мобилизации. А вот с управлением ведения боевых действий дело совсем не ладилось. В мануфактурный период этому были причины объективного характера. Средства связи и транспортные возможности были такими же, как и у древних римлян. Оперативно реагировать на изменение обстановки было невозможно. Поэтому вопросами непосредственного управления войсками на поле боя занимались исключительно полководцы при помощи своих войсковых штабов. Все изменилось когда наступила индустриальная эпоха. Армии стали массовыми, а вести согласовано боевые действия на разных ТВД стало невозможно. Даже Наполеон, успешно наступавший на Москву, не имел возможности вмешаться в ход сражений в Испании.

Но вот технический прогресс предоставил в распоряжение военных два козыря: телеграф и железные дороги. Появилась возможность мгновенно получать информацию о ходе боевых действий не покидая столицы. Кроме этого, стало возможным в приемлемые сроки производить переброску резервов и материальных средств туда, где они в данный момент нужны. В общем, новые возможности влиять на ситуацию в глобальном масштабе. Как это изменился процесс управления войсками? Радикально ничего не изменилось. Просто потому, что даже гению трудно правильно оценить то, что происходит в войсках. А если войска действуют на широком фронте? А если они к тому же действуют на разобщенных ТВД? Каким образом тот же Наполеон будет учитывать местные географические условия? Войсковые штабы конечно облегчат ему жизнь, но не намного. Тот объем знаний, что следует держать в голове, весьма ограничен, даже у Наполеона. В итоге, на повестку дня встал вопрос о необходимости коллективного руководства. Только как это осуществить? Единоначалие придумано не просто так. Как коллективное руководство сочетать с этим принципом? Долго люди думали, но ничего придумать не смогли. В итоге все свалили на главкомов, а Генштабу определили роль организатора работы тыла. И это в лучшем случае. В худшем — чисто административные функции. И становилось это учреждение сборищем военных бюрократов напрочь оторванных от жизни. Самым обидным было то, что это сборище было укомплектовано наиболее квалифицированными специалистами. В иной ситуации они способны были на многое, а в этой только раздражать войска своей заумью и высокомерием. Но как создать эту "иную ситуацию"? Над этим ломали головы многие, а нужное придумал человек, чьи лучшие годы прошли на службе в армии, которую в то время не бил только ленивый. Звали этого человека Хельмут Карл Бернхард фон Мольтке — потомок онемеченных славян из Мекленбурга. Последнее обстоятельство весьма важно. Дело в том, что офицерский корпус Прусской армии из таких как Мольтке состоял изначально. Кашубы, силезяне, мекленбуржцы и померанцы — это кадровая основа Прусской армии 18 века. Семилетняя война основательно выбила офицерские кадры. И пока подрастало потомство погибших лихих вояк, свободные вакансии были заполнены "наемной иностранной сволочью" — чисто немецкими офицерами. Вот эти природные немцы и довели некогда прекрасную армию Фридриха Великого до цугундера. Цугундер этот наступил в битвах при Йене и Аурштадте. Сохранилось достаточно свидетельств позорного поведения немецкого офицерства в эту пору. А что еще следовало от них ожидать, если патриотизм им был чужд? Возрождали Прусскую армию потомки ветеранов войн Фридриха Великого. Именно потомки онемеченных славян вынесли главную тяжесть войны 1813-14 годов. Особенно отличились "самые несчастные люди Европы" — жители Силезии. Воевали воины прусского ландштурма столь активно и доблестно, что Пруссия могла к концу войны остаться совсем без армии. И какова была благодарность? "Какие грязнули!" — презрительно отозвался прусский король, увидев под стенами Парижа своих грязных, оборванных и голодных вояк. Понятно, что для участия в параде победы, что проходил во вражеской столице их не допустили. Незачем пруссакам позорить Германию перед монархами со всей Европы! Такое вот отношение было к этим людям со стороны собственного правителя. Ну а послевоенная эпоха только все усугубила. В моде был германский патриотизм и немцы опять вытесняли бедных пруссаков отовсюду. Ничего хорошего на прусской службе Мольтке не светило. Поэтому он пошел служить датскому королю. С 1822 года по 1835 год, перейдя на прусскую службу, он сумел дослужиться до капитана и был причислен к Генеральному штабу. Но и тут ему мало что светило. Все нормальные места обсела немчура проклятая, а потому бедному пруссаку в большие люди было не выбиться. Поэтому он и согласился стать военным советником при турецкой армии. Именно в армии-неудачнице он и приобрел практический боевой опыт. Когда он в 1855 году вернулся в Пруссию, то ничего не говорило о том, что вторая половина его сознательной жизни пройдет намного успешней. Хотя, как сказать. Революция 1848 года много чего изменила. Видимо поэтому таланты скромного военного советника нашлось кому оценить. Через три года после своего возвращения в Пруссию, он стал начальником Прусского Генерального штаба. Должность эта хоть и была высокой, но не совсем престижной. Иметь под началом сборище штабных штрюлей, это совсем не то, что командовать гвардейской частью или на худой конец захудалым полком. Отношение к ним со стороны смтроевых офицеров было не просто ироничным. А как еще можно относиться к офицеру, который не только не воюет сам, но даже и не командует никем? Вот так и относились. Но как говорится, не место красит человека. Мольтке серьезно взялся за дело, превращая военно-бюрократическую контору в орган управления войсками. На это до него замахивались многие, но не преуспели. Прежде всего он "перебрал людишек" в своем хозяйстве. Не всякий штрюль ему подходил. Но Мольтке прекрасно знал, кто его устроит и решительно избавлялся от безвольных эрудитов. Тут вот в чем дело. Офицер обязательно должен иметь качества лидера. Неважно, врожденные они или приобретенные, но без этого успешным он быть не может. Таких офицеров в прусской армии хватало. Но ему требовалось больше — наличие у подчиненных качеств, свойственных обычно диктаторам. Посланный в войска с поручением офицер Генерального штаба, должен уметь добиться своего не взирая на сопротивление авторитетных и амбициозных командиров. В принципе, эта работа была сродни работе наших комиссаров времен Гражданской войны или работе представителей Ставки времен Великой Отечественной войны. Именно тогда прусский Генеральный штаб стал органом военной диктатуры в войсках, а корпус офицеров-генштабистов пророками его. Обламывать строевых командиров пришлось долго и не сразу Мольтке добился желаемого. Но добился. Ибо посылал в войска не тупых самодуров, а грамотных и компетентных людей, чьими умениями невозможно было не восторгаться. Вот вам пример: Описывая работу офицеров прусского генштаба во время франко-прусской войны, русский военный наблюдатель при ставке Вильгельма Первого упоминает о том, что в число достоинств этих офицеров, входит умение составить расписание движения поездов. Насколько успешно они это делали, иллюстрирует один бородатый анекдот:

"Германия: Пассажир спрашивает начальника станции, не задержится ли прибытие поезда?

— А бог его знает голубчик! Ведь сейчас идет война!"

И не стоит это приписывать каким-то особым природным свойствам немцев. Немцы той поры были теми еще анархистами. Такое идеальное воспитание — плод работы сложившейся системы, а не врожденное качество коренного населения страны. Система долго приучала к этому пруссаков, а уж пруссаки потом долго тиранили самих немцев, прежде чем сделали из них людей. За это их ненавидели в первую очередь сами немцы, а потом уже все остальные. И не случайно Э. Манштейн жаловался в своих мемуарах после войны на то, что Бундесвер утратил "прусский дух". А что он еще мог ожидать от немцев? Но во времена Мольтке с этим был полный порядок. Но если бы он сделал ставку только на волевые и интеллектуальные качества своих подчиненных и на том успокоился, то изменить радикально ситуацию не получилось бы. Решать с помощью своих людей великое множество частных задач, оперативно вносить коррективы в план в случае возникновения непредвиденных обстоятельств и при этом не отвлекаться от главной цели и это в условиях когда информация поступает непрерывно... Как тут суметь вычленить главное и отбросить несущественное? Нет такого гения, который сумел бы подчинить ход событий своей воле. Не справится мозг отдельного человека с таким! Тут есть еще одна проблема: рутина. От нее никуда не денешься. Что предусмотренные заранее, что непредвиденные частные задачи необходимо решать. И количество этих задач огромное. Можно конечно тупо увеличить корпус офицеров генштаба. Но где предел этому? И не превысит ли в один прекрасный момент количество "штрюлей" численность самой армии? Кроме того, громадные учреждения быстро вырождаются в чисто бюрократические конторы, чья бурная деятельность не имеет ничего общего с той задачей, ради чего они и создавались. Мольтке такие вещи понимал. Мысль о том, что неплохо бы задействовать суперкомпьютер его не могла посетить лишь потому, что о компьютерах он ничего не знал. И все-таки он выход нашел! Он начал превращать Генеральный штаб в систему искусственного интеллекта, элементной базой для которой послужили те самые "штрюли" которых он усиленно дрессировал. И теперь было неважно, насколько умен конкретный исполнитель его воли, потому что со временем все они стали частичками сверхразума. Последнее конечно преувеличение, но свойства коллективного разума Прусский Генеральный штаб приобрел. Теперь он мог качественно управлять войсками и не молить бога о ниспослании сверхгениальных полководцев. Они просто становятся ненужными, когда есть совершенная самообучающаяся система искусственного интеллекта.

Конечно, не все сразу стало здорово. Неудачи на этом пути у Мольтке были. Но когда началась Франко-прусская война, главное было сделано — система искусственного интеллекта была построена, ее работа была отлажена и сбоев в программе не наблюдалось.

— Наконец-то я смогу отдохнуть! — заявил творец в первый день войны.

А вот отдохнуть творцу не пришлось. Сколь бы совершенной не была созданная им система управления, пригляд за ней все-равно требовался. Тем более, что первый бой должен стать экзаменом для всех его соображений и расчетов. Не выдержать этот экзамен — значит провалить все эти соображения, а вместе с тем и доказать несостоятельность его детища. Что в итоге вышло? Как и в прежние времена, все разработанные планы были хороши лишь до первого выстрела. Сюрпризом это для него не было:

"Ни один план не переживает встречи с противником".

"Ни один план операции не может определенно предвидеть развитие событий, которые произойдут после первого столкновения".

Сюрпризы посыпались на тех, кто привык полагать собственные замыслы безупречными:

"Обычно оказывается, что из трех возможных способов действий противник выбрал четвертый".

Так было и на этот раз. Французы были далеко не просты и сюрпризы преподнести умели. Кроме всего прочего, увлекшись стратегией и оперативным искусством, Мольтке упустил из виду тактику. А она была изрядно устаревшей и даже гибельной в тех условиях. Применение плотных и громоздких построений, в условиях, когда возросла плотность огня и дальность поражения, могло дурно кончиться для пруссаков. К их счастью, французы оказались в этом плане ничуть не лучше. Но вот что у пруссаков не отнять, так это умения учиться на ходу. Попавшие под плотный огонь штурмовые колонны не побежали от огня, а продолжили натиск, но уже в рассыпном строю.