Книга 1. Часть 1

— Можно сказать и так... — Грац покрутил сигару в руках. — Ведь что такое мысль, как не энергия? Сравнение, конечно, крайне неточное, но для первого приближения сойдет. Представьте каплю вина упавшую в бокал с водой. Каков будет эффект?

— Ну, думаю, первым эффектом станут круги на воде. — Я усмехнулся.

— Верно. Все в том же первом приближении. Во втором же, мы увидим, что изменился, пусть и незначительно, цвет. А в третьем, можно наблюдать изменение химического состава, а затем можно увидеть изменения структуры, а если присмотреться к моменту соприкосновения жидкостей? И дальше, дальше, дальше.

— Но, тем не менее, эффекты эти достаточно незначительны. — Заметил я.

— А представьте, что в воду попала не капля вина, а, например, крайне активное вещество в жидком состоянии. — Улыбнулся Грац. — И эффект будет уже не так незначителен, правда? А ведь свойства мысли, задаете вы. К тому же, не стоит забывать и об объекте воздействия. Скажем, а что будет, если бокал окажется неполон, и воды там будет на самом донышке?

— Возможно. — Я кивнул. — Но тогда мы имеем лишь ограниченное влияние "капли". Ведь как бы то ни было, но она одна не сможет "наполнить бокал".

— Вы правы. И слава богам, что это так. Иначе, мы просто уничтожили бы мир, в котором живем, одними лишь противоречиями в своих желаниях, облеченных в такую всемогущую мысль. Но даже в нынешнем своем состоянии, мы можем многое, и как мне кажется, только начинаем подбираться к истинным пределам чистого управления мыслью. А ведь есть еще и инструменты, которые расширяют спектр возможных воздействий на окружающий мир и нас самих. Например, работа с помощью полей позволяет опосредовано влиять на энергию и материю, подчас намного эффективнее, нежели прямое мысленное воздействие. И опять-таки, мы только-только начинаем понимать простейшие принципы этой работы, хотя некоторыми приемами, человечество пользуется уже тысячелетиями.

— Как так? — Не понял я. Судя по всему, тема здешней философии, была "коньком" Меклена Францевича, и он его с удовольствием оседлал, заполучив такого собеседника как я.

— Ну, скажем, такой пример. Давно замечено, что воздействие, произведенное даже сильным "философом", чуть ли не на два порядка слабее, чем то же действие в исполнении группы, состоящей хотя бы из трех-четырех "середнячков". Так называемый, "магический круг". Так вот, лишь два десятка лет назад, было обнаружено, что при работе в группе, ее действующие лица образуют, своего рода, локальное ментальное поле, входящее в резонанс с общим менталом, и оказывающее на него свое влияние, в определенных пределах, конечно. А те же действия одного, пусть и сильного мага, менталом попросту поглощаются, без какого либо эффекта резонанса и усиления. Но есть и обратное воздействие, недоступное магическому кругу, именно по причине возникновения резонанса. Опытный манипулятор может точечно воздействовать на ментал, например, создавая в нем определенную информационную структуру, увязав которую с некой материей, может попросту преобразовать последнюю, в тот предмет, чью структуру он создал в ментале. А это знаете ли, путь, куда более простой, чем попытки создать что-либо прямым воздействием мысли на материю. Собирать по атомам кусок отбивной, например, можно сотню лет, и результат не гарантирован. Зато, изучив в ментале информационную структуру той же отбивной, и привязав ее к любой деревяшке подходящих размеров, можно получить обед в течение нескольких секунд. Привязанная структура, сама воздействует на материальную составляющую, не требуя от создателя ни капли концентрации.

— Однако. И все же, Меклен Францевич, я не понимаю, каким образом мысль может сотворить все эти безобразия. — Я развел руками.

— Сама по себе, никак. — Ответил профессор, вдыхая аромат кофе. — За редкими исключениями. А вообще, для развития способностей к управлению мыслью существуют целые методики, системы, состоящие из медитативных, расслабляющих и концентрирующих комплексов.

— Знаете, профессор, если бы дело было только в медитациях, каждый второй на моей родине был бы великим магом. — Рассмеялся я. Вот ведь понимаю, что Грац говорит правду, да и фокус этот его с огнем в руке, убедителен, а все равно в голове не укладывается...

— Хм, Виталий Родионович, я, конечно, небольшой специалист, все-таки это хобби, а не основная моя работа, но даже такому дилетанту ясно, что все ваше неверие происходит из обычного для среднего человека убеждения: "то, что я не вижу, не существует". — Профессор чуть пожевал губами и, бросив на меня чуточку сердитый взгляд, вздохнул. — Давайте попробуем разрешить ваши сомнения... Вы говорили, что многие ваши соотечественники знают что такое медитация. Могу ли я предположить, что и вам известны какие-то методики?

— Разумеется. — Кивнул я. Вот уж действительно, что-что, а некоторые техники нашему брату вдалбливались, словно сваи в грунт. До сих пор в некоторых ситуациях, я перехожу в медитативное состояние, что называется, "на автомате".

— Замечательно! — Грац радостно потер руки. От его сердитости не осталось и следа. — Тогда предлагаю следующее: У нас есть пара часов до приезда в Хольмград, давайте доберемся до вашего купе, там вы продемонстрируете, что ваши соотечественники понимают под медитацией. А я попробую научить вас какому-нибудь простому воздействию.

— Думаете, получится? — Я с интересом посмотрел на своего визави. Но тот только отмахнулся и тут же вскочил с кресла. Профессора явно увлекла эта идея, и он определенно не собирался терять ни единой секунды. Надо сказать, что я и сам был бы не против, провести подобный эксперимент. Вряд ли, конечно, из этого выйдет что-то толковое, но... попробовать-то стоит! А вдруг?

Спустя полтора часа, от оптимистического настроя профессора остались рожки до ножки. Да, показанная мною техника, Грацу оказалась знакома, и по его словам она была весьма эффективна для необходимой настройки мыслительного процесса. Но вот никаких ожидаемых профессором о щ у щ е н и й, я так и не испытал.

— Право, ничего не понимаю. — Меклен Францевич в очередной раз вынырнул из транса, в котором он пребывал, наблюдая за моими потугами и, сосредоточено помассировав переносицу, пробормотал, — очень и очень странно, Виталий Родионович. Ваши тонкие оболочки реагируют как положено, но любые попытки осознанного манипулирования ими, словно чем-то блокируются. Не понимаю. Может продемонстрируете еще раз процесс ускорения?

— Меклен Францевич, мы же уже пришли к выводу, что эта техника действует исключительно потому, что ускорение для меня это неосознанное действие, на уровне рефлексов. Я не могу его жестко контролировать. — Проворчал я и, случайно взглянув в окно, хмыкнул. — К тому же, боюсь что время наших экспериментов подошло к концу. Если не ошибаюсь, мы подъезжаем к конечной точке нашего маршрута.

— Ох... как не вовремя. Да еще и обед пропустили! — Вздохнул Грац, разводя руками. — Ладно. Давайте собираться... но учтите молодой человек, так просто вы не отделаетесь. Сегодня же, я телефонирую своему коллеге с философского факультета, и мы займемся вашими заблокированными способностями всерьез.

Я улыбнулся, и поднял руки вверх, "сдаюсь" мол. Профессор с его просто-таки феноменальной тягой к решению всяческих загадок, мне откровенно импонировал, и лишать его возможности поломать голову над моими гипотетическими заблокированными способностями, мне не хотелось. Да и самому стало интересно, что из всего этого может получиться, чего уж тут скрывать?

— Вот и договорились. А сейчас, я пойду собираться, а вы, Виталий Родионович, как приведете себя в порядок, зайдите в мое купе, сделайте одолжение. А то знаете, я хоть и люблю путешествовать налегке, но Свенельд собрал такую посылку в Университет, из своих находок, что одному, боюсь, мне с ней не совладать.

Нищему собраться, только подпоясаться... Или как-то так. М-да. А ведь здесь я, действительно, нищий, да еще и бомж в прямом смысле этого слова. Я глянул в зеркало, и невольно усмехнулся. Ага. Хорош бомж! В "визитке", котелке и лаковых штиблетах. Да, еще пальто из шерсти, типа кашемира. Ох-ре-неть.

Столичный вокзал встретил нас шумом толпы, свистом перепускных клапанов многочисленных паровозов и поднимающимся к стеклянному куполу над перронами, паром. Грохочут массивные тележки управляемые рослыми усатыми носильщиками, тявкает маленькая наглая собачонка какой-то дородной дамы, дефилирующей по перрону, с грацией гиппопотама, под ручку с не менее внушительным господином. Опа, а вот это интересно! Не успели мы с профессором выйти из вагона, как начались приключения. Я в этот момент, как раз принимал из рук проводника в отутюженной форме и белоснежных перчатках, тяжеленный чемодан Меклена Францевича, и поэтому только краем глаза заметил какое-то движение рядом с профессором. Чемодан тут же был аккуратно водружен на коляску проходящего мимо носильщика, а рука дернулась в сторону ввинчивающегося в толпу субчика в кургузой клетчатой куртке невнятно-желтого цвета.

— Ай! Пусти! Чего вчепился?! — Завизжал паренек, едва я ухватил его за химок. — Пусти, а не то...

— Не то что? — Усмехнулся я, выуживая из кармана неудачливого воришки бумажник профессора. Начавшие скапливаться вокруг нас зеваки, с любопытством пялились на нежданное представление. А парень продолжал орать как резанный требуя вернуть ему "его" бумажник. Тут же нарисовалась еще троица парней постарше. Протолкавшись сквозь толпу, один из них хмуро на меня взглянул, и лениво процедил.

— Ты бы отпустил мальца, дядя. Заодно и лопатничек ему вернул бы. А то нехорошо получается.

— Нехорошо? А это точно его лопатник? — Ухмыльнулся я. Стоящий рядом со мной, профессор вдруг расхохотался. Кажется, до Граца дошло, какую бяку сотворил им их подельник.

— А тож, недавно вместе покупали. — Криво улыбнулся парень, демонстративно опуская взгляд. Проследив его направление, я заметил в сложенной "лодочкой" ладони придурка, тонкое лезвие. Пугает. Ну точно, идиот. Народу вокруг тьма, куда ж он лезет? Воришка этот еще дергается... да и зеваки. А вот хрен вам всем на рыло!

— Значит, говоришь, вместе покупали? — Я демонстративно раскрыл бумажник, демонстрируя бляху Особой канцелярии. — И в какой же лавке такие занятные украшения продают?

— Ё-ео. — Шпана замерла. Зеваки загомонили, а воришка и вовсе обмяк, потеряв сознание. Хорошо еще не обмочился со страху. Все, с этих можно писать картину: "Трое в шоке".

Уйти придуркам не удалось. Только придя в себя, субчики было рыпнулись бежать, но почти тут же уткнулись в белоснежный китель здорового как медведь, мордоворота, с шикарными вислыми усами и неожиданно веселым блеском в глазах.

— Таак. Оппять Сиивый барогоозишь! Я тебяя предупреждаал, что бы ты на вокзаале не появляялся? Воот. — Полиционер (или как его тут местные величают?), говоривший с ярко выраженным прибалтийским акцентом, что меня несказанно насмешило, правой рукой перенял ухваченного мною воришку, одновременно, левой, сгребая троицу в охапку, благо длинны грабок хватало. После чего коротко кивнул нам с профессором, — Прошу простиить, господаа, за этто происшеествие.

И величаво удалился, взрезая толпу, словно ледокол, тонкий лед. Столица, блин.

Глава 3. Заполним метрики и все...

Вот знал же, что так и будет. Но нет, поверил спецпрофессору на слово... Все-таки "особые канцелярии", наверное, одинаковы во всех мирах. Меня заперли. Нет, сначала все было так, как и говорил Грац: формальный допрос, анкеты...

После происшествия на вокзале, Меклен Францевич, явно о чем-то задумавшись, увлек меня к выходу, причем с такой скоростью, что носильщик со своей громыхающей тележкой, за нами еле поспевал. Выйдя из здания вокзала, мы оказались на небольшой площади, окруженной, украшенными какими-то завитушками, чугунными фонарными столбами. А за ними высились многочисленные каменные здания... от силы пяти этажей. Кстати, дома показались мне несколько необычными, может потому, что среди них не было ни одного здания в классическом стиле, с фронтонами и массивными колоннами, чего я подспудно ожидал? От разглядывания архитектуры Хольмграда меня отвлек раздавшийся над ухом свист. Вздрогнув, я взглянул на невозмутимого профессора, только что издавшего этот оглушительный звук. А тот, не обратив на мой ошалелый вид, ровным счетом, никакого внимания, снова по-разбойничьи свистнул. Почти тут же, рядом с нами остановилась запряженная норовистой лошадью, лакированная, открытая коляска, под управлением молодого парня в длиннополой куртке, и с форсом заломленной шапке с меховой опушкой. "Лихач" — всплыло в памяти, почти забытое определение. Паренек шустро помог носильщику закрепить багаж профессора и, забравшись на козлы, улыбнулся.

— Куда едем, господа хорошие? — Вздернулись редкие, по молодости, пшеничные усы "лихача".

— На Неревский, к Детинцу. — Бросил ему Грац, усаживаясь на сиденье. Я последовал за ним.

Копыта лошади, звонко ударили о мостовую, и мы поехали. Диван затянутый черной, скрипящей кожей, оказался на удивление удобным, да и коляска была подрессорена, так что мне не пришлось охать на дроби брусчатой мостовой. Она, в смысле брусчатка, попросту не ощущалась.

Пока ехали по городу, я не уставал рассматривать проплывающие мимо пейзажи. Судя по тому адресу, что дал "водителю кобылы" профессор, скорее всего, мы в Новгороде. Да и название Хольмград, точнее Хольмгард, у меня ассоциируется именно с ним, вот только этот город, оказался совсем не похож на знакомый мне, провинциальный Новгород. Лучше он, или хуже, не знаю, не мне судить. Вот интересней, это точно. Пока ехали, я чуть шею не свернул, от постоянных вращений головой. Одни только дома, странной но, кажущейся знакомой архитектуры, чего стоят! Утопающие в золоте и багрянце увядающей листвы многочисленных деревьев, каменные особняки с высокими окнами и резными наличниками, арками и шатровыми крышами, какими-то башенками и крытыми галереями, прячутся за ажурными оградами. Весь город, словно застроили по мотивам Третьяковки и Сергиевой Лавры. Причем, влияние последней, как-то заметнее, поскольку большинство зданий, особенно первые их этажи, белокаменные, строгие, как крепостные стены и храмы старинного монастыря. Кстати, церкви есть и здесь. По крайней мере, я несколько раз замечал отблески золотых куполов, по дороге к Детинцу. В общем, есть на что посмотреть. Про немногочисленных пешеходов, вообще молчу. Хватало среди них и франтов, одетых вроде меня с профессором, и явных работяг, в одежке, подобной той, в которой щеголял наш "водитель кобылы"... вот женщин на улицах было, откровенно мало. Редко-редко, когда промелькнет пышная юбка какой-нибудь кокетки, или скользнет в переулок, с неожиданной грацией, монументальная фигура мамаши в цветастом платке, загоняющей домой, своих резвых и громкоголосых детей. Но, как бы все эти люди не выглядели, их объединяло одно, неторопливость. Создавалось впечатление, что они не идут по своим, наверняка весьма важным и срочным делам, а прогуливаются для собственного удовольствия, в полном соответствии с заветами доктора Лодера. Хотя нет, было исключение. Дети. По какой бы улице мы не ехали, разве что, за исключением самых широких проспектов, повсюду нас преследовал гомон и крики ребятни. И плевать им было на степенность и приличия. Они вопили, носились, дрались на деревянных мечах, сражаясь за внимание задирающих нос девчонок и думать не хотели о том, что когда-нибудь, станут также как и их родители, чинно вышагивать по улицам, в заботах о каких-то, пусть и, несомненно, важных, но таких скучных делах...