Книга 1. Часть 1

ЧЕЛОВЕК ДЛЯ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ

Пролог

Вас никогда не приносили в жертву? Нет? А вот меня пытались... Впрочем, почему пытались? Принесли. Со всеми ритуалами, призываниями Черного Козла (на кой там еще один, и так вокруг жертвенника от них не протолкнуться было?), и прочей мерзостью. М-да. Но абонент оказался временно недоступен, и я отправился на тот свет, так и не увидев кумира моих палачей.

На самом деле, это сейчас вспоминать забавно, а тогда, помнится, страшно было до предела, причем больше чем смерти, я боялся оказаться в гостях у того, кому меня замыслили в жертву принести. Вот такие вот выверты психики. А получилось... что получилось.

ЧАСТЬ 1.

Глава 1. Проснулись от боли? Радуйтесь — вы живы!

Меня знобит. Тело будто ватное и трясется как холодец в руках алкоголика. А еще жуткий холод продирает до костей, время от времени сменяясь жаром, испепеляющими волнами прокатывающимся по моим внутренностям. Сил нет даже на то, что бы открыть глаза. А когда я вспоминаю жертвоприношение, пропадает и всякое желание осматриваться. Наваливается страх. Страх оказаться там, куда меня наладили чертовы сатанисты. Правда, сейчас он приглушенный, словно бы не свой, ватный как и моя бренная тушка, но и этих отголосков давешнего ужаса хватает, что бы сердце зашлось истерической дробью, а, казалось бы, неподъемно тяжелые руки принялись шарить в поисках чего-нибудь, что может сгодиться для защиты.

— Ну-ну. Спокойней, голубчик, спокойней. — Глубокий баритон с типично "докторскими" интонациями, раздавшийся над ухом, слегка меня отрезвил. Вряд ли у дьявола, в его вотчине, есть необходимость изображать из себя домашнего доктора розлива одна тысяча девятьсот третьего года. — Незачем так метаться, молодой человек. Сейчас мы вам сделаем инъекцию, и вы поспите. А к утру будете как огурчик.

— В смысле, такой же зеленый и в пупырышках? — Пробормотал я, чувствуя, как в руку входит игла.

— Ну, раз вы уже способны шутить, волноваться не о чем. В том числе, о цвете и фактуре вашей кожи. Спите. — Мой невидимый доктор хмыкнул и я провалился в сон.

В очередной раз я проснулся от резкого толчка. Где-то что-то лязгнуло, раздался короткий свист, мое ложе качнулось, и я почувствовал движение. Поезд... И как я здесь оказался, интересно? Или это пресловутый "Небесный экспресс"? Я приоткрыл глаза и понял, что недавняя разбитость и озноб прошли, словно их и не было, а тело вполне повинуется моим приказам и не думает стонать от боли, хотя легкая слабость все еще ощущается. Порадовавшись этому открытию, я огляделся. Что можно сказать об обычном купе в спальном вагоне? Об обычном и говорить нечего, но вот конкретно это место, к таковым не относилось.

За окном, судя по всему, если не ночь, то поздний вечер, и в "моем" купе темно. Не горит небольшой изящный плафон под потолком, а закрепленное у изголовья моей кровати, бра, только тускло мерцает хрустальным блеском стекла, когда проносящиеся за окном редкие фонари, на мгновение озаряют купе оранжевым светом. Несмотря на это, я отчетливо вижу все до малейших деталей. Резко, контрастно, с угольно-черными тенями и почти неразличимыми цветами, скорее угадываемыми, нежели действительно видимыми. Купе оказалось гораздо больше привычных размеров, сплошь отделано деревом, с многочисленными то ли медными, то ли латунными деталями. У противоположной стены, меж двумя дверьми, под широким зеркалом в тяжелой раме, нашлось место небольшому креслу антикварного вида, в паре с маленьким круглым столиком, больше похожим на подставку для чашки кофе или бокала коньяка. А слева от меня еще одна дверь. Массивная, на всю высоту стены, она явно ведет в коридор вагона... Но туда мы пока не полезем. Сначала определимся с двумя другими.

Я осторожно сел в постели, спустил ноги на пол, и мои ступни ощутили мягкий шелковистый ворс ковра. Это что-то нереальное. Ездил я в поезде "Золотой Орел", не пожалел десяти косых евриков, но даже там, несмотря на все навороты, таких ковров не было! А уж хороший ковер, от ширпотреба, я отличу с закрытыми глазами, на ощупь. Нравятся они мне, особенно персидские...

Все же, не доверяя своим ногам, я шагнул вперед, едва не потеряв равновесие от плавного покачивания вагона, почти неощутимого, пока я лежал, и, опустившись на четвереньки, провел рукой по очень короткому ворсу ковра. Нет, это явно не "Исфахан", хоть и похож, или все же... Найдя край, провел по нему рукой, коснулся изнанки... Вот в такой позе меня и нашел давешний "доктор". Внезапно входная дверь скользнула в сторону, заливая купе леденцовым светом из коридора, и, на пороге возникла худая фигура человека небольшого роста, с тростью в руке. Черты лица, как и костюм, были неразличимы. Просто черный силуэт в дверном проеме.

— Молодой человек, что с вами? — Фигура метнулась ко мне, благо для этого и нужно было сделать всего пару шагов, но в этот момент поезд дернулся, лязгнули сцепки и поспешный шаг "доктора", превратился в неизящный полет утюга... прямо на мою несчастную тушку. Сдавленный мат с моей стороны и чертыханья доктора, стали продолжением нашей беседы. Наконец, кое-как разобравшись, где чья конечность, мы расползлись в стороны. Я умостился на кровати, а мой визави, включив верхний свет в купе, удобно устроился в кресле, напротив.

— Прошу простить меня за неловкость. — Повинился "доктор". Только сейчас я смог толком рассмотреть его и даже фыркнул от неожиданности. Настолько первое "слепое" впечатление, оказалось правильным, особенно по поводу "даты розлива". Вытянутое лицо, тонкие черты, узкая бородка и пенсне, старомодный сюртук и часы в жилетном кармане. В общем, классический "доктор" конца девятнадцатого, начала двадцатого века. Чем-то, к тому же, похожий на Антона Павловича Чехова. Или это из-за пенсне?

— Не стоит внимания, э-э-э... — Протянул я.

— Грац, Меклен Францевич Грац, адьюнкт-профессор Хольмского Университета, кафедра криминалистики и судебной медицины. — Понял мою заминку собеседник и даже привстал, представляясь. Чудны дела твои, Господи! Куда же я попал? Что за Хольмский Университет, что за адьюнкты такие?

— Очень приятно, господин профессор. — Я кое-как справился со своим удивлением и попытался, в свою очередь, подняться. Но Грац тут же кинулся ко мне, удержал, положив руку на плечо. Пришлось представляться сидя. — Виталий Родионович Старицкий. Бизнесмен.

— Хорошее имя. Vitalis — живой, на латыни. Вам подходит, Виталий Родионович. — Улыбнулся профессор, снова умащиваясь в кресле. — А вот бизнесмен... это непонятно, уж извините. Вроде бы похоже на англо-норманский, но я, к сожалению, не специалист. Что это?

— А... — Вот тут я, малость завис. Какой англо-норманский?! О чем он говорит?

— Виталий Родионович, с вами все в порядке? — Забеспокоился Грац.

— Да-да. Вполне. — Пробормотал я. — Просто слабость накатила.

— Ничего, бывает. Но на всякий случай, примите вот эти пилюли. — Меклен Францевич выудил из кармана жилета небольшую плоскую коробочку и, открыв, протянул мне. Внутри, на вощеной бумаге лежала пара желтоватых горошин.

— Что это? — Осторожно поинтересовался я.

— О. Это всего лишь тонизирующее средство. То, что нужно ослабленному организму, для общего укрепления. Я, собственно, за этим к вам и шел. Берите-берите. Худого не посоветую.

— Ну что ж. — Я взял обе пилюли и решительно бросил их в рот. Кажется, они начали действовать, не успев упасть в желудок. По-крайней мере, я почти сразу почувствовал себя намного уверенней и, судя по тому, как довольно кивнул Грац, это не прошло незамеченным для профессора.

— Так о чем мы говорили? А... бизнесмен! — Профессор поерзал в кресле и обратил на меня вопросительный взгляд.

— Да. — Я вздохнул. — Бизнесмен, говоря просто: человек дела. Тот, кто ищет выгоды. В производстве, торговле или посредничестве, уже не так важно.

— Интересно. Первый раз слышу такое определение. — Хмыкнул профессор. — Но, все-таки, чем же вы занимаетесь, Виталий Родионович?

— Занимался. В основном услугами различного рода. — Уклончиво ответил я, и уточнил в стиле того же времени, что так явно выглядывал из слов и вида профессора. — Так сказать, человек для особых поручений.

— О! — Господин Грац поправил пенсне и надолго замолчал. Несколько минут в купе был слышен только перестук колес, да редкие лязги сцепки. Наконец, я решил, что стражей порядка мы нарожали в достаточном количестве, так что пора и самому разузнать кое-что у господина адьюнкт-профессора.

— Меклен Францевич, не подскажете, как я здесь оказался, и куда мы едем? — Профессор вынырнул из своих размышлений, несколько секунд рассматривал меня отрешенным взглядом. Но вскоре до него дошел смысл вопроса.

— А вы разве ничего не помните, Виталий Родионович? — Осведомился профессор, смерив меня цепким взглядом.

— Знаете, я даже свою смерть помню. — Вздохнул я. — А вот что было дальше, как отрезало.

— Все бы вам, молодым, шуточки шутить, — покачал головой профессор, — да в подпитии по раскопкам шляться. А они, между прочим, под защитой Государя. Так-то, юноша.

Раскопки... подпитие... Государь? Юноша?! Это я-то? Нет, мне многие говорили, что я в свои тридцать, похож на мальчишку. Но это больше характера касается... А здесь. Да тот же профессор, от силы лет на пять меня старше!

— Хм. Меклен Францевич, верите ли, но никаких раскопок я не помню. — Тихо проговорил я.

— А что помните?

— Жертвоприношение. — Глаза профессора округлились.

— Что-о?! — Грац вскочил, выглянул в коридор и тут же захлопнул дверь, напоследок сделав какой-то пасс рукой. Купе погрузилось в абсолютную тишину. Даже стука колес не стало слышно. Профессор, с абсолютно каменным лицом, повернулся ко мне и, облокотившись на стену, сухо приказал, — рассказывайте.

Хрен с ней, с этой звукоизоляцией по мановению руки, перемены в поведении самого профессора удивили меня куда больше! И куда только подевался милый "доктор"? Тяжело вздохнув, я принялся рассказывать, как по заказу одного уважаемого человека ввязался в поиски его дочери, сбежавшей из-под присмотра папиных охранников. Поведал, как нашел возжелавшую приключений "золотую" девочку среди повернутых на мистике придурков, как впоследствии оказалось, сатанистов. Здесь мой собеседник недоуменно приподнял бровь, но прерывать рассказа не стал, и я продолжил повествование. Рассказал, как, отказавшись от быстрого решения (мешок на голову, и к папе под крыло), вошел в их круг, что бы иметь возможность внимательно осмотреться и прикинуть возможные варианты действий, и как глупо прокололся перед беглянкой... которая, не пожелав возвращаться в отчий дом, сдала меня своим приятелям, "что бы проучили этого идиота". Ну а те, недолго думая, решили подарить меня своему "повелителю", заодно и избавиться от свидетеля их, не таких уж невинных, забав. Вот интересно, а до этой юной дуры вообще дошло, что это была вовсе не игра?

Молча слушавший меня, профессор только костяшками пальцев хрустнул, когда я рассказывал ему, как мне вскрывали грудную клетку.

— А потом я очнулся здесь. И как я понимаю, это отнюдь не моя страна и даже не мой мир, хотя и тут говорят по-русски. — Закончил я свой рассказ. — Если, конечно, мне это все не мерещится в предсмертном бреду.

— Виталий Родионович, вы меня чуть до апоплексического удара не довели. Я уж думал, у нас опять эта зараза с жертвоприношениями появилась. Но идея насчет другого мира... Это вполне возможно. Насколько я знаю, ни наука, ни философия не отрицают возможности существования иных миров. М-да... Знаете, если бы я не видел шрам на вашей груди, сказал бы, что вы стали жертвой качественной иллюзии, или были под воздействием галлюциногенов. Шрам, правда, выглядит так, словно рану вам нанесли, минимум, с полгода назад, но вот состояние тонких оболочек, в данном случае говорит в вашу пользу... — Задумчиво произнес профессор, вогнав меня в ступор.

— Тонкие оболочки?! Профессор, вы же ученый, неужели верите во всю эту ахинею?

— Вот как? — Усмехнулся Грац, и над его рукой зажегся небольшой, но яркий огонек. — А это тоже "ахинея"?

— Е-ео-п. — Я охренел.

— Вот так-то, Виталий Родионович. — Огонек над рукой моего визави погас, и он опустился в кресло. Устало посмотрел на меня, и заговорил.

— Я приехал на Киевы горы по приглашению моего старинного приятеля — археолога, профессора Ренского. Свенельд Нискинич, как раз, собирался начать там раскопки, а мне было интересно приложить свои знания и методы в таком необычном деле. Вот в одном из раскопов мы вас и нашли. С вечера яма была пуста, а утром глянули, лежит на обожженном камне человек. Голый. Пришлось мне вами заняться. Съездили в Киево городище, сняли в управе метрики по уезду, сверились. Нет такого. Я дал запрос в местную канцелярию. Пусто. Вывод? Надо везти вас в столицу и там уже разбираться. Заказал билеты до Хольмграда, и вот... Завтра уж будем в столице.

— Но зачем это вам? — Не понял я.

— Как это "зачем"? — Даже удивился Грац. — Обязан, по уложению. К вашему сведению, по велению Святослава Ингваревича, батюшки государя нашего, любые археологические исследования должно проводить только в присутствии чиновников от Особой канцелярии. И любые происшествия во время раскопок, в их ведении. Вот я и есть тот чиновник. Собственно, потому приятель меня и звал в свою экспедицию, не хотелось ему с дуболомами местными вошкаться.

— Вы же говорили, что являетесь профессором Хольмского Университета. — Напомнил я, холодея от одной мысли, что сам, своим, неожиданно оказавшимся таким длинным, языком, сдал себя в руки местной спецуре. А что еще могут обозвать Особой канцелярией?

— Именно так. Но поскольку моими заключениями пользуются при расследованиях, проводимых Особой канцелярией, я и был произведен в чин коллежского советника этого ведомства. Но за советом из канцелярии приходят не так уж часто, а чин при мне постоянно. Вот и пользуется Свенельд близким знакомством. Не любит он с местными властями работать. Уж больно, говорит, на руку нечисты. — Пояснил Грац.

— Дела-а. — Протянул я. — И что теперь со мной будет?

— Да ничего страшного. — Отмахнулся спецпрофессор. — Сверим общие метрики и, ежели, за вами, юноша, худых дел нет (а их, с учетом вашего рассказа, полагаю, и быть не может), выдадим паспорт. Устраивайтесь, живите. Только законов не нарушайте. А то, идите учиться. С дипломом-то, всяко сподручней на хлеб с маслом зарабатывать.

— Да ну! Что-то не верится. Неужели, к пришельцу из другого мира, возможно такое вот простое отношение? — Ухмыльнулся я.

— А что, у вас не так? — Удивился профессор.

— У нас по-всякому бывает. — Я вздохнул. — Вот только отчего-то среди народа бытует мнение, что даже если появится какое чудище пятиногое из иного мира, его тут же спецслужбы сцапают и на опыты пустят.

— В чем-то, конечно, народ прав. — Покивал профессор, и рассмеялся. — По-крайней мере, я вас уже "сцапал", если, конечно, правильно понял слово "спецслужбы". Вот только не вижу смысла пускать вас на опыты. Вы же не чудище пятиногое. Обычный человек. С тем же успехом можно отправить на стол прозектора, любого ваганта-философа.

— Почему именно философа? — Я не сдержал ответной улыбки. Слова профессора меня несколько успокоили.

— Ну, голубчик. — Развел руками Грац. — А где, по-вашему, люди должны обучаться обращению с тонкими оболочками и энергетикой, на уроках биологии?

— Ек. — Я опешил. Получается, что любого человека таким фокусам с огоньком, обучить можно?

— Было бы желание. — Утвердительно кивнул Грац.

— Это что, я вслух, что ли сказал? — Пробормотал я, и профессор снова изобразил китайского болванчика.

— Хм. Побочное действие пилюли-говоруна. Уж извините, но мне нужна была ваша полная откровенность. — Ни капли не смутившись, развел руками профессор, и тут же протараторил, заметив, как изменилось выражение моего лица, — зато теперь, действительно нет необходимости в долгих и нудных расследованиях. Вам же лучше, не так ли?

Ну профессор, ну кот ученый, гэбня кровавая, пицот мильёнов честно замученных! Или это из другой оперы? А, один черт! А я-то еще удивился, с чего бы на меня такая говорливость напала? Чуть по именам заказчика с дочкой не назвал. Да сроду за мной такого не водилось. А он, оказывается, мне местную сыворотку правды подсунул, "для оживляжу разговора"! И ведь не обидишься. Действовал-то он не из корыстных побуждений, а исключительно "на благо Родины". То есть, обидеться-то, можно. А смысл? Что мне это даст, в нынешних, фиговых обстоятельствах?

— Виталий Родионович, — Грац, явно почувствовавший мое состояние, поднялся с кресла и всучил мне в руки открытый бумажник с укрепленной в нем бляхой в виде красного щита, на котором был изображен глаз под короной. Профессор вытянулся передо мной по стойке смирно, и лицо его при этом было абсолютно серьезно. — Я приношу вам извинения, за свои действия. Но если вы посчитаете это недостаточным, я готов выйти на хольмганг по прибытию в столицу, с любым угодным вам оружием или без оного.

Если я правильно понял, господин профессор готов биться со мной на дуэли. Правда, насчет оружия, точнее его отсутствия, как-то недотямкал. Вроде бы дуэли всегда проводились на чем-нибудь остром или громко стреляющем. А вот без него... Смерив сухощавую фигуру профессора оценивающим взглядом, я вздохнул. Соплей такого, конечно, не перешибешь, но и на тренированного бойца, господин Грац явно не тянет, как и меня не тянет начинать новую жизнь с избиения местного научного светила... А в том, что начинать новую жизнь придется обязательно, я уже не сомневался. Да и вообще, лучше бы сохранить дружеские отношения с профессором. Все же я в здешних реалиях ни бум-бум, а устраиваться как-то нужно будет. В этом мой визави абсолютно прав, и помощь его может оказаться очень кстати, значит...

— Господин адьюнкт-профессор, — я кое-как поднялся на ноги, оказавшись выше своего собеседника на целую голову, и даже попытался принять такой же строгий вид, как и у него. Впрочем, мне это не слишком-то удалось. Может, сказался тот факт, что я в отличие от господина Граца был не в сюртуке, а в шелковой пижаме? Ну и ладно. — Меклен Францевич, я принимаю ваши извинения, поскольку вы действовали, не по собственной прихоти, но лишь по долгу службы. А посему, я не считаю себя в праве, требовать от вас сатисфакции.

Эк завернул! Могем, когда хотим. Не зря же я, в свободное время, зачитывался историческими и не очень, романами! Пригодилось. Вон и профессор расслабился. Даже улыбнулся чуть-чуть.

— Я рад, что вы не держите на меня зла, Виталий Родионович. Знаете, сейчас редко можно встретить такое понимание. Благодарю вас. — Проговорил Грац.

— Да полно вам. — Пожал я плечами, протягивая руку своему собеседнику. — Забудем об этом.

Профессор с готовностью пожал мою руку, и тут же собрался уходить. Я пытался его остановить, уж очень хотелось узнать что-нибудь об этом мире, но Грац отвертелся. Пользуясь своим авторитетом врача, профессор настоял на том, что бы я немедленно лег спать, но клятвенно пообещал удовлетворить мое любопытство за завтраком.

— В пределах моих скромных познаний, разумеется. Покойной ночи, Виталий Родионович. — Уже будучи за порогом купе, произнес профессор и ушел. А мне не осталось ничего иного, как погасить свет и отправиться на боковую. Но перед этим, я все-таки обследовал заинтересовавшие меня двери, обнаружив за левой, отделанную деревом и латунью, уборную с душем, а за правой, гардероб, в котором висел одинокий темно-серый костюм, да удивительно легкое, шерстяное пальто, того же оттенка. Тут же, на полке лежала сорочка, а внизу стояли лаковые штиблеты... Обалдеть. Только котелка и трости не хватает. Впрочем, заглянув на верхнюю полку, я нашел и "котелок". А вот с тростью, облом. Ну да ничего. Обзаведусь при первой же возможности. "Дабы являть вид", как было написано в наставлениях по ассамблеям Петра Первого.

Представив себя упакованным в такой наряд, я хрюкнул от смеха, захлопнул дверь гардероба, и завалился спать, без каких-либо терзаний, кусаний подушки от невозможности вернуться домой и прочих душевных метаний. Некуда мне возвращаться. И незачем. Там я мертв, и оплакивать меня некому, а здесь я жив, и это здорово!

Глава 2. Мыслительный процесс и Столичные штучки.

Нас утро встречает прохладой... М-да. Насчет прохлады, это в самую точку. Утром, не успел я выбраться из-под одеяла, как хорошо отдохнувшее тело, послушно доложило, что температура "за бортом", едва ли выше пятнадцати градусов, по земному Цельсию. Впрочем, наверняка здесь был свой "дядюшка Андэрс", кстати, надо не забыть узнать у профессора, о местной системе мер, да и не только. А то вляпаюсь ненароком в какие-нибудь непонятки с ярдометрами, а это не есть гуд... Так, скрипя интеллектом, я добрался до душа, по пути глянув в окно, за которым проплывал достаточно унылый равнинный пейзаж. Судя по желтеющей листве проносящихся мимо редких деревьев, здесь царила осень. Причем, скорее всего ранняя, потому как трава в отличие от деревьев, продолжала нагло зеленеть, на зависть сородичам-великанам. Вздохнув, я закрыл за собой дверь уборной, где, за каких-то минут сорок, привел себя в порядок. Долго? А вы попробуйте побриться опасной бритвой... лично я, таким агрегатом, пользовался всего несколько раз, на даче у давнего приятеля. Так что, полчаса и всего один порез, это, можно сказать, рекорд.

В тот момент, когда я закончил одеваться и старательно наводил последние штрихи, поправляя перед зеркалом пластрон (спасибо все тому же приятелю; на его свадьбу мне пришлось нарядиться во фрак, посему разобраться с предоставленным мне нынче костюмом, труда не составило), в дверь купе кто-то настойчиво постучал. Оказалось, профессор Грац пришел пожелать доброго утра и пригласить на завтрак. При упоминании последнего слова, мой желудок предвкушающее заурчал, заставив Меклена Францевича понимающе улыбнуться, и мне не осталось ничего иного, кроме как с радостью согласиться.

Ресторан расположился в трех вагонах от нас, и пока мы до него добирались, я пришел к выводу, что: а) этот поезд поражает меня своей чистотой, б) радует плавностью хода (впрочем, этот факт я отметил еще вчера), и в) здешние вагоны, значительно длиннее и шире, чем на моей далекой родине.

По раннему времени, в ресторане было пусто. Только мялся за стойкой некий господин в накрахмаленной куртке. Впрочем, увидев нас, он тут же перестал безучастно пялиться в противоположную стену и двинулся навстречу. Остановившись в двух шагах, сей господин констатировал доброту утра, и предложил нам устраиваться за любым приглянувшимся столом.

Завтрак... Судя по всему, англичан в этом мире нет (раз английского языка никто не знает), но их принцип: "завтрак — самая главная пища дня", здесь явно в фаворе. Увидев, количество блюд, мисочек, салатниц и прочей посуды наполненной соответствующим содержимым, принесенных нам стюардом в безупречно белоснежной форме (язык не повернется назвать эту чопорную морду, гарсоном или официантом), я немного офигел. КАК все это можно сожрать?

Ну, все не все, но половину тарелок я опустошил, вполне прилично орудуя многочисленными столовыми приборами. Это только поначалу, количество сияющего серебра на столе, привело меня в легкий шок. Но, присмотрелся к действиям сидящего напротив меня профессора, и оказалось, что это не такая уж хитрая наука. Так что, к середине завтрака я уже не особо напрягаясь, управлялся с этим "хирургическим набором" и, вовсю разглядывал окружающую нас обстановку. Это, доложу вам, да-а. Благородное темное дерево, хрусталь плафонов и бокалов, белоснежные скатерти — салфетки, и никакого пластика. Шик! Про качество еды и предупредительность стюардов, я вообще молчу. Эх. А ведь это обычный поезд, как я понимаю, а вовсе не выпендреж перед иностранцами, как пресловутый "Золотой Орел".

— А что, Виталий Родионович, — заговорил Грац, когда многочисленные блюда были унесены прочь, — вы с таким интересом разглядываете вагон... неужели у вас ТАМ нет чугунки?

— Чугунка? — Я невольно улыбнулся архаичному словцу. — Отчего же, имеется. Но выглядит совершенно иначе. Менее претенциозно, что ли...

Тут я вспомнил убожество наших вагонов и передернулся.

— Ну уж, скажете. — Покачал головой профессор. — Где вы увидели эту самую претенциозность, друг мой? Обычный поезд класса "стандарт". Вот в "империале", да, согласен — роскошь и блеск. А это... Нет, не могу сказать ничего дурного, кухня, например, в этом экспрессе, лучшая на всем Южном направлении, но в остальном, ничего примечательного.

— То есть, вы хотите сказать, что у вас здесь, все поезда такие?

— Нет, что вы?! — Замахал руками профессор, чудом не сбив свою чашку на пол. — Я говорю об экспрессах, ординарные поезда проще, ресторанов в них нет, только буфеты, горячие блюда готовятся на станциях, а это, как вы понимаете не тот уровень, да и купе рассчитаны на двоих пассажиров.

— И два туалета на вагон? — Усмехнулся я. Тут профессор аж глаза вытаращил.

— Как можно?! На восемнадцать пассажиров-то! При каждом купе, непременно имеется небольшая уборная. Правда, там приходится обходиться душем. Ванна не помещается. — Тут Грац запнулся. — Виталий Родионович, извините за нескромный вопрос... Из какого ада, вы сбежали?

— Знаете, профессор, — я покрутил головой, — если честно, в тот момент я считал, что именно в ад и отправляюсь, а оказывается...

Не договорив, я обвел глазами вагон-ресторан и, не найдя подходящих слов, пожал плечами.

— Только не нужно делать скоропалительных выводов, Виталий Родионович. — Заметил Грац, и коротко глянул в сторону небольшой стойки, за которой расположился стюард. Через мгновение, тот был уже у нашего стола. — Вот что, милейший, откройте-ка нам салон и принесите туда кофейник, да не забудьте табак.

— Сию минуту. — Стюард кивнул и, уже собрался было уйти, но задержался. — Не желаете уточнить обеденное меню?

— А что, сегодня есть что-то особое? — Оживился профессор.

— На ночной станции доставили великолепных осетров... — Чуть растянул губы в улыбке, стюард.

— Замечательно. — Грац аж зажмурился от удовольствия. — запеченный осетр с лимонным соусом и зеленью, думаю отлично впишется в наш обед... И вино. Белое. Сухое. Хорошее.

На последних словах, стюард даже чуть укоризненно взглянул на профессора, и предложил следовать за ним. Кряхтя после сытного завтрака, мы с профессором выбрались из-за стола, и двинулись за "белой курткой". Миновав небольшой тамбур, мы оказались в салоне. Просторное помещение в полвагона размером, уставленное глубокими кожаными креслами, такими же диванами и небольшими журнальными столиками. Нижнюю половину стен закрывают деревянные панели, верхняя обита темно-зеленой тканью. На ней, зеркала, картины и изящные светильники. А вот люстр нет. Верхнее освещение прячется за забранным в латунную решетку, матовым стеклом, утопленным в потолок. Лепота. Вот интересно... А в "ординарных" поездах, вместо фортепиано, в салоне аккордеон держат, или гитару?

Ничуть не скрывая собственного интереса, я обошел помещение, полюбовался на картины и гравюры, настучал на "пианине" корявыми пальцами "собачий вальс", а если бы не вернувшийся с кофейником стюард, я бы и ковры, укрывающие пол, полез осматривать...

— Присоединяйтесь, Виталий Родионович. — Позвал меня профессор. Я отвлекся от изучения интересного орнамента ковра и двинулся в его сторону. Грац удобно устроился в кресле, а рядом с ним, на небольшом столике, примостился поднос с кофейником, сахарницей и парой изящных чашек. Втянув носом аромат кофе, я уселся в кресло напротив моего собеседника, и рядом со мной тут же возник стюард с небольшим деревянным ящиком, в котором обнаружился большой выбор папирос, сигарет, сигарилл и сигар. Немного подумав, я выбрал обычные сигареты, и уж хотел было задать Грацу пару вопросов, но тут профессор, остановив меня жестом, обратился к стюарду.

— Любезнейший, а нейтрализатор у вас найдется?

— Разумеется. — Кивнул стюард, протягивая профессору невзрачную бусину бурого цвета.

— Благодарю. — Грац выбрал себе небольшую сигару и, дождавшись, пока стюард исчезнет в дверях, отдал бусину мне. — Положите в жилетный карман. Пока не научитесь самостоятельное нейтрализовывать вред от курения, этим будет заниматься он.

— Однако. Лекарство? — Я покрутил в руках матовую горошину, внимательно ее рассматривая. Ничего необычного, тяжеловата, правда, для таких размеров, но на вид, обычный каменный шарик.

— Не совсем. — Покачал головой профессор. — Он нейтрализует только тот вред, что вы наносите себе в данный момент. От ранее принятых токсинов, нейтрализатор не избавит... Да, у вас же был ко мне какой-то вопрос, а я его так невежливо перебил.

Не спорю, тема безопасного курения мне была интересна, но у меня и кроме этого было полно вопросов, причем куда более животрепещущих, нежели особенности местных амулетов.

— Меклен Францевич... — Я замялся. В голове крутились сотни вопросов, и какой из них задавать в первую очередь, я просто не представлял. В конце-концов, разведя руками, я сообщил об этом профессору.

— Понимаю. Признаться, окажись я на вашем месте, тоже не знал бы с чего начинать допрос аборигена. — Грац чуть улыбнулся. — Но, давайте попробуем так. Допустим, что вы просто-напросто оказались в неизвестной вам дотоле стране...

— Хороша заграница. — Фыркнул я. — И рад бы согласиться с этим допущением, но наличие магии... Знаете, на моей родине бытует устоявшееся, общепризнанное мнение, что магии не существует.

— Странно... — Покачал головой профессор. — Ну что же, тогда с нее и начнем. Попробую вас просветить, в меру своих скромных способностей, но только в самых общих чертах... Что бы вы, хотя бы могли знать, чего можно ожидать от людей. Во-первых, начнем с того, что термин "магия" мы почти не применяем, если вы и встретитесь с ним, то разве что на страницах учебников по истории философии и естествознания... ну и, может быть в некоторых соседних государствах. Мы же предпочитаем говорить о проявлениях подобного типа, как о прямой работе с энергиями и полями.

— Прямой? То есть управляете энергией силой мысли?

— Можно сказать и так... — Грац покрутил сигару в руках. — Ведь что такое мысль, как не энергия? Сравнение, конечно, крайне неточное, но для первого приближения сойдет. Представьте каплю вина упавшую в бокал с водой. Каков будет эффект?

— Ну, думаю, первым эффектом станут круги на воде. — Я усмехнулся.

— Верно. Все в том же первом приближении. Во втором же, мы увидим, что изменился, пусть и незначительно, цвет. А в третьем, можно наблюдать изменение химического состава, а затем можно увидеть изменения структуры, а если присмотреться к моменту соприкосновения жидкостей? И дальше, дальше, дальше.

— Но, тем не менее, эффекты эти достаточно незначительны. — Заметил я.

— А представьте, что в воду попала не капля вина, а, например, крайне активное вещество в жидком состоянии. — Улыбнулся Грац. — И эффект будет уже не так незначителен, правда? А ведь свойства мысли, задаете вы. К тому же, не стоит забывать и об объекте воздействия. Скажем, а что будет, если бокал окажется неполон, и воды там будет на самом донышке?

— Возможно. — Я кивнул. — Но тогда мы имеем лишь ограниченное влияние "капли". Ведь как бы то ни было, но она одна не сможет "наполнить бокал".

— Вы правы. И слава богам, что это так. Иначе, мы просто уничтожили бы мир, в котором живем, одними лишь противоречиями в своих желаниях, облеченных в такую всемогущую мысль. Но даже в нынешнем своем состоянии, мы можем многое, и как мне кажется, только начинаем подбираться к истинным пределам чистого управления мыслью. А ведь есть еще и инструменты, которые расширяют спектр возможных воздействий на окружающий мир и нас самих. Например, работа с помощью полей позволяет опосредовано влиять на энергию и материю, подчас намного эффективнее, нежели прямое мысленное воздействие. И опять-таки, мы только-только начинаем понимать простейшие принципы этой работы, хотя некоторыми приемами, человечество пользуется уже тысячелетиями.

— Как так? — Не понял я. Судя по всему, тема здешней философии, была "коньком" Меклена Францевича, и он его с удовольствием оседлал, заполучив такого собеседника как я.

— Ну, скажем, такой пример. Давно замечено, что воздействие, произведенное даже сильным "философом", чуть ли не на два порядка слабее, чем то же действие в исполнении группы, состоящей хотя бы из трех-четырех "середнячков". Так называемый, "магический круг". Так вот, лишь два десятка лет назад, было обнаружено, что при работе в группе, ее действующие лица образуют, своего рода, локальное ментальное поле, входящее в резонанс с общим менталом, и оказывающее на него свое влияние, в определенных пределах, конечно. А те же действия одного, пусть и сильного мага, менталом попросту поглощаются, без какого либо эффекта резонанса и усиления. Но есть и обратное воздействие, недоступное магическому кругу, именно по причине возникновения резонанса. Опытный манипулятор может точечно воздействовать на ментал, например, создавая в нем определенную информационную структуру, увязав которую с некой материей, может попросту преобразовать последнюю, в тот предмет, чью структуру он создал в ментале. А это знаете ли, путь, куда более простой, чем попытки создать что-либо прямым воздействием мысли на материю. Собирать по атомам кусок отбивной, например, можно сотню лет, и результат не гарантирован. Зато, изучив в ментале информационную структуру той же отбивной, и привязав ее к любой деревяшке подходящих размеров, можно получить обед в течение нескольких секунд. Привязанная структура, сама воздействует на материальную составляющую, не требуя от создателя ни капли концентрации.

— Однако. И все же, Меклен Францевич, я не понимаю, каким образом мысль может сотворить все эти безобразия. — Я развел руками.

— Сама по себе, никак. — Ответил профессор, вдыхая аромат кофе. — За редкими исключениями. А вообще, для развития способностей к управлению мыслью существуют целые методики, системы, состоящие из медитативных, расслабляющих и концентрирующих комплексов.

— Знаете, профессор, если бы дело было только в медитациях, каждый второй на моей родине был бы великим магом. — Рассмеялся я. Вот ведь понимаю, что Грац говорит правду, да и фокус этот его с огнем в руке, убедителен, а все равно в голове не укладывается...

— Хм, Виталий Родионович, я, конечно, небольшой специалист, все-таки это хобби, а не основная моя работа, но даже такому дилетанту ясно, что все ваше неверие происходит из обычного для среднего человека убеждения: "то, что я не вижу, не существует". — Профессор чуть пожевал губами и, бросив на меня чуточку сердитый взгляд, вздохнул. — Давайте попробуем разрешить ваши сомнения... Вы говорили, что многие ваши соотечественники знают что такое медитация. Могу ли я предположить, что и вам известны какие-то методики?

— Разумеется. — Кивнул я. Вот уж действительно, что-что, а некоторые техники нашему брату вдалбливались, словно сваи в грунт. До сих пор в некоторых ситуациях, я перехожу в медитативное состояние, что называется, "на автомате".

— Замечательно! — Грац радостно потер руки. От его сердитости не осталось и следа. — Тогда предлагаю следующее: У нас есть пара часов до приезда в Хольмград, давайте доберемся до вашего купе, там вы продемонстрируете, что ваши соотечественники понимают под медитацией. А я попробую научить вас какому-нибудь простому воздействию.

— Думаете, получится? — Я с интересом посмотрел на своего визави. Но тот только отмахнулся и тут же вскочил с кресла. Профессора явно увлекла эта идея, и он определенно не собирался терять ни единой секунды. Надо сказать, что я и сам был бы не против, провести подобный эксперимент. Вряд ли, конечно, из этого выйдет что-то толковое, но... попробовать-то стоит! А вдруг?

Спустя полтора часа, от оптимистического настроя профессора остались рожки до ножки. Да, показанная мною техника, Грацу оказалась знакома, и по его словам она была весьма эффективна для необходимой настройки мыслительного процесса. Но вот никаких ожидаемых профессором о щ у щ е н и й, я так и не испытал.

— Право, ничего не понимаю. — Меклен Францевич в очередной раз вынырнул из транса, в котором он пребывал, наблюдая за моими потугами и, сосредоточено помассировав переносицу, пробормотал, — очень и очень странно, Виталий Родионович. Ваши тонкие оболочки реагируют как положено, но любые попытки осознанного манипулирования ими, словно чем-то блокируются. Не понимаю. Может продемонстрируете еще раз процесс ускорения?

— Меклен Францевич, мы же уже пришли к выводу, что эта техника действует исключительно потому, что ускорение для меня это неосознанное действие, на уровне рефлексов. Я не могу его жестко контролировать. — Проворчал я и, случайно взглянув в окно, хмыкнул. — К тому же, боюсь что время наших экспериментов подошло к концу. Если не ошибаюсь, мы подъезжаем к конечной точке нашего маршрута.

— Ох... как не вовремя. Да еще и обед пропустили! — Вздохнул Грац, разводя руками. — Ладно. Давайте собираться... но учтите молодой человек, так просто вы не отделаетесь. Сегодня же, я телефонирую своему коллеге с философского факультета, и мы займемся вашими заблокированными способностями всерьез.

Я улыбнулся, и поднял руки вверх, "сдаюсь" мол. Профессор с его просто-таки феноменальной тягой к решению всяческих загадок, мне откровенно импонировал, и лишать его возможности поломать голову над моими гипотетическими заблокированными способностями, мне не хотелось. Да и самому стало интересно, что из всего этого может получиться, чего уж тут скрывать?

— Вот и договорились. А сейчас, я пойду собираться, а вы, Виталий Родионович, как приведете себя в порядок, зайдите в мое купе, сделайте одолжение. А то знаете, я хоть и люблю путешествовать налегке, но Свенельд собрал такую посылку в Университет, из своих находок, что одному, боюсь, мне с ней не совладать.

Нищему собраться, только подпоясаться... Или как-то так. М-да. А ведь здесь я, действительно, нищий, да еще и бомж в прямом смысле этого слова. Я глянул в зеркало, и невольно усмехнулся. Ага. Хорош бомж! В "визитке", котелке и лаковых штиблетах. Да, еще пальто из шерсти, типа кашемира. Ох-ре-неть.

Столичный вокзал встретил нас шумом толпы, свистом перепускных клапанов многочисленных паровозов и поднимающимся к стеклянному куполу над перронами, паром. Грохочут массивные тележки управляемые рослыми усатыми носильщиками, тявкает маленькая наглая собачонка какой-то дородной дамы, дефилирующей по перрону, с грацией гиппопотама, под ручку с не менее внушительным господином. Опа, а вот это интересно! Не успели мы с профессором выйти из вагона, как начались приключения. Я в этот момент, как раз принимал из рук проводника в отутюженной форме и белоснежных перчатках, тяжеленный чемодан Меклена Францевича, и поэтому только краем глаза заметил какое-то движение рядом с профессором. Чемодан тут же был аккуратно водружен на коляску проходящего мимо носильщика, а рука дернулась в сторону ввинчивающегося в толпу субчика в кургузой клетчатой куртке невнятно-желтого цвета.

— Ай! Пусти! Чего вчепился?! — Завизжал паренек, едва я ухватил его за химок. — Пусти, а не то...

— Не то что? — Усмехнулся я, выуживая из кармана неудачливого воришки бумажник профессора. Начавшие скапливаться вокруг нас зеваки, с любопытством пялились на нежданное представление. А парень продолжал орать как резанный требуя вернуть ему "его" бумажник. Тут же нарисовалась еще троица парней постарше. Протолкавшись сквозь толпу, один из них хмуро на меня взглянул, и лениво процедил.

— Ты бы отпустил мальца, дядя. Заодно и лопатничек ему вернул бы. А то нехорошо получается.

— Нехорошо? А это точно его лопатник? — Ухмыльнулся я. Стоящий рядом со мной, профессор вдруг расхохотался. Кажется, до Граца дошло, какую бяку сотворил им их подельник.

— А тож, недавно вместе покупали. — Криво улыбнулся парень, демонстративно опуская взгляд. Проследив его направление, я заметил в сложенной "лодочкой" ладони придурка, тонкое лезвие. Пугает. Ну точно, идиот. Народу вокруг тьма, куда ж он лезет? Воришка этот еще дергается... да и зеваки. А вот хрен вам всем на рыло!

— Значит, говоришь, вместе покупали? — Я демонстративно раскрыл бумажник, демонстрируя бляху Особой канцелярии. — И в какой же лавке такие занятные украшения продают?

— Ё-ео. — Шпана замерла. Зеваки загомонили, а воришка и вовсе обмяк, потеряв сознание. Хорошо еще не обмочился со страху. Все, с этих можно писать картину: "Трое в шоке".

Уйти придуркам не удалось. Только придя в себя, субчики было рыпнулись бежать, но почти тут же уткнулись в белоснежный китель здорового как медведь, мордоворота, с шикарными вислыми усами и неожиданно веселым блеском в глазах.

— Таак. Оппять Сиивый барогоозишь! Я тебяя предупреждаал, что бы ты на вокзаале не появляялся? Воот. — Полиционер (или как его тут местные величают?), говоривший с ярко выраженным прибалтийским акцентом, что меня несказанно насмешило, правой рукой перенял ухваченного мною воришку, одновременно, левой, сгребая троицу в охапку, благо длинны грабок хватало. После чего коротко кивнул нам с профессором, — Прошу простиить, господаа, за этто происшеествие.

И величаво удалился, взрезая толпу, словно ледокол, тонкий лед. Столица, блин.

Глава 3. Заполним метрики и все...

Вот знал же, что так и будет. Но нет, поверил спецпрофессору на слово... Все-таки "особые канцелярии", наверное, одинаковы во всех мирах. Меня заперли. Нет, сначала все было так, как и говорил Грац: формальный допрос, анкеты...

После происшествия на вокзале, Меклен Францевич, явно о чем-то задумавшись, увлек меня к выходу, причем с такой скоростью, что носильщик со своей громыхающей тележкой, за нами еле поспевал. Выйдя из здания вокзала, мы оказались на небольшой площади, окруженной, украшенными какими-то завитушками, чугунными фонарными столбами. А за ними высились многочисленные каменные здания... от силы пяти этажей. Кстати, дома показались мне несколько необычными, может потому, что среди них не было ни одного здания в классическом стиле, с фронтонами и массивными колоннами, чего я подспудно ожидал? От разглядывания архитектуры Хольмграда меня отвлек раздавшийся над ухом свист. Вздрогнув, я взглянул на невозмутимого профессора, только что издавшего этот оглушительный звук. А тот, не обратив на мой ошалелый вид, ровным счетом, никакого внимания, снова по-разбойничьи свистнул. Почти тут же, рядом с нами остановилась запряженная норовистой лошадью, лакированная, открытая коляска, под управлением молодого парня в длиннополой куртке, и с форсом заломленной шапке с меховой опушкой. "Лихач" — всплыло в памяти, почти забытое определение. Паренек шустро помог носильщику закрепить багаж профессора и, забравшись на козлы, улыбнулся.

— Куда едем, господа хорошие? — Вздернулись редкие, по молодости, пшеничные усы "лихача".

— На Неревский, к Детинцу. — Бросил ему Грац, усаживаясь на сиденье. Я последовал за ним.

Копыта лошади, звонко ударили о мостовую, и мы поехали. Диван затянутый черной, скрипящей кожей, оказался на удивление удобным, да и коляска была подрессорена, так что мне не пришлось охать на дроби брусчатой мостовой. Она, в смысле брусчатка, попросту не ощущалась.

Пока ехали по городу, я не уставал рассматривать проплывающие мимо пейзажи. Судя по тому адресу, что дал "водителю кобылы" профессор, скорее всего, мы в Новгороде. Да и название Хольмград, точнее Хольмгард, у меня ассоциируется именно с ним, вот только этот город, оказался совсем не похож на знакомый мне, провинциальный Новгород. Лучше он, или хуже, не знаю, не мне судить. Вот интересней, это точно. Пока ехали, я чуть шею не свернул, от постоянных вращений головой. Одни только дома, странной но, кажущейся знакомой архитектуры, чего стоят! Утопающие в золоте и багрянце увядающей листвы многочисленных деревьев, каменные особняки с высокими окнами и резными наличниками, арками и шатровыми крышами, какими-то башенками и крытыми галереями, прячутся за ажурными оградами. Весь город, словно застроили по мотивам Третьяковки и Сергиевой Лавры. Причем, влияние последней, как-то заметнее, поскольку большинство зданий, особенно первые их этажи, белокаменные, строгие, как крепостные стены и храмы старинного монастыря. Кстати, церкви есть и здесь. По крайней мере, я несколько раз замечал отблески золотых куполов, по дороге к Детинцу. В общем, есть на что посмотреть. Про немногочисленных пешеходов, вообще молчу. Хватало среди них и франтов, одетых вроде меня с профессором, и явных работяг, в одежке, подобной той, в которой щеголял наш "водитель кобылы"... вот женщин на улицах было, откровенно мало. Редко-редко, когда промелькнет пышная юбка какой-нибудь кокетки, или скользнет в переулок, с неожиданной грацией, монументальная фигура мамаши в цветастом платке, загоняющей домой, своих резвых и громкоголосых детей. Но, как бы все эти люди не выглядели, их объединяло одно, неторопливость. Создавалось впечатление, что они не идут по своим, наверняка весьма важным и срочным делам, а прогуливаются для собственного удовольствия, в полном соответствии с заветами доктора Лодера. Хотя нет, было исключение. Дети. По какой бы улице мы не ехали, разве что, за исключением самых широких проспектов, повсюду нас преследовал гомон и крики ребятни. И плевать им было на степенность и приличия. Они вопили, носились, дрались на деревянных мечах, сражаясь за внимание задирающих нос девчонок и думать не хотели о том, что когда-нибудь, станут также как и их родители, чинно вышагивать по улицам, в заботах о каких-то, пусть и, несомненно, важных, но таких скучных делах...

Лихач высадил нас у неприметного, на фоне соседей, двухэтажного особняка и профессор тут же припряг, отирающегося у входа в дом, дворника в длинном фартуке, сгружать неподъемный багаж. Как я понял, в этом здании и находится Хольмский Университет, что подтвердила и медная, натертая до блеска, табличка, прикрепленная у тяжелых двойных дверей, под чугунным навесом. Шрифт, правда, поначалу показался не очень удобным, зато грамматика приятно удивила отсутствием всяческих "ятей" и "ерей". Довелось мне как-то проваляться в госпитале с месяц, так, непонятно как оказавшуюся в нашей палате, доисторическую, в смысле материализма, газету, я еле смог прочесть. О том, что бы попытаться писать по правилам того времени, вообще молчу... По-крайней мере, я так и не смог понять, в каких случаях ставится тот же "ять", а в каких привычное "е". Так что, моя радость, вполне ясна. Вот только на сегодня, хорошие новости для меня и закончились.

Вернувшийся из стен университета налегке, профессор довольно потер ладони и приказал лихачу править на набережную Словенского конца. На Торговую сторону мы перебрались по высокому и широкому мосту с набережной все того же Неревского. Там, миновали Плотню, переехали по деревянному мосту, с забавной двускатной крышей, Старый ручей (странно, а в Новгороде от него, вообще только слово "ручей" осталось, и то в названии улицы, которая, по-моему, на его месте и находится) и оказались на Словенской набережной. До этого момента, весело что-то насвистывавший, "таксист" как-то притих, а высадив нас у здания, обнесенного высокой решетчатой оградой, четко напротив Детинца, сердито насупившегося деревянными навесами боевых галерей, на другой стороне Волхова, лихач хмуро принял у профессора монету и, с силой хлестнув лошадь, заржавшую от боли, исчез во мгновение ока. Прочитав надпись на очередной табличке у ворот, находящихся под охраной двух скучающих амбалов в темно-синей форме, я понимающе хмыкнул. В Москве, вон, тоже, до сих пор не находится желающих парковаться у парадного фасада, еще недавно, самого высокого здания в стране.

Особая канцелярия встретила нас почти гробовой тишиной и одиноким синемундирником у мраморной лестницы, занявшей добрую половину просторного, ярко освещенного огромной люстрой, вестибюля. Не поднимаясь по лестнице, Грац свернул в какой-то коридор и, проводив меня в скудно обставленный, обшарпанный кабинет, слинял. Оставшись в одиночестве, я принялся осматривать помещение. Ну что сказать, обычная казенка небогатой госконторы, чье начальство не считает необходимым создавать для сотрудников комфорт на рабочем месте. Старая, рассохшаяся мебель с сильно потертой, выцветшей обивкой, крашенные в какой-то невнятный, то ли светло-коричневый, то ли темно-желтый цвет, стены, внушающие уважение своей толщиной, если судить по маленькому пыльному окошку. И всю эту "роскошь" освещает одинокий матово-белый плафон под высоким потолком. В общем, грустное такое местечко.

Вернулся профессор только через полчаса в сопровождении некоего субтильного господина с тросточкой, в похоронно-черном штатском костюме, с незапоминающимся, зауряднейшим, гладко выбритым лицом и глазами профессиональной ищейки. Уж тут я не мог ошибиться. Сколько раз с его собратьями в "той жизни", сталкивался, да и сам временами, почти тем же самым занимался, пусть на частной так сказать основе, но конкурировал и, между прочим, вполне успешно. Ну, до последнего дела с сатанистами, м-да. Так что, рыбак рыбака, как говорится...

Сей господин, не теряя время на расшаркивания, подпихнул мне очередную пилюлю-говоруна и устроил форменный допрос. Учитывая, что даже задавая вопросы, у сыщика был какой-то стеклянный взгляд и присутствовала некоторая заторможенность в движениях, не удивлюсь, если проверял он меня не только "говоруном", но и, какими-то их "особоканцелярскими" страшноментальными техниками. Ничего нового я, правда, рассказать не смог. Да, мой допросчик и не настаивал. Выслушал, кивнул, вытащил из папки пару листов с какой-то анкетой и карандаш, приказал ее заполнить и удалился, оставив меня наедине с профессором.

А вот Грац повел себя несколько странно. Заволновался что-то Меклен Францевич, по кабинету забегал... Ну-ну. Поиграем. Понятно, что какую-то гадость ляпнет, но не тянуть же его за язык. Нет уж, пусть сам доходит, глядишь выболтает чего лишнего! Нарочито медленно просматривая оставленные мне сыщиком бумаги, несколько раз возвращаясь к началу текста я, краем глаза не переставал следить за все больше и больше нервничающим профессором. Все. Дозрел! Я оторвался от чтения и с любопытством уставился на своего, вконец расстроившегося, визави. Тот, почувствовав на себе мой взгляд, вдруг остановился и, резко развернувшись, заговорил.

— Виталий Родионович, вы уж простите меня. Но, кажется, с обещанной вам свободой, по получении документов, придется повременить... — Как обухом по голове, врезал. Ну, в принципе, чего-то подобного, я, если не ожидал, то опасался. Но все же подставил меня профессор, конкретно... да и сам хорош, принял же тогда от незнакомого человека таблеточку... дилетант.

— Вот как? — Я постарался сохранить спокойную мимику и голос. Не дай бог, сорвусь.

— Да... Видите ли... Все было бы так, как я вам и говорил в поезде, но вот один момент... Вы же понимаете, я обязан был доложить обо всем без утайки, да и не получилось бы у меня что-то скрыть от здешних мозголомов... В общем, это из-за блокировки способностей. Едва исследовательское отделение узнало о ее наличии, они на уши встали!

— То есть, я все-таки оказался тем самым пятиногим чудищем. — Горько заключил я. Лучше бы эти уроды, просто посчитали меня шпионом. Был бы какой-то шанс выжить! Но исследователи... Ох. — И что теперь? Меня запрут в клетке, или сразу препарируют, что бы изучить эту саму блокировку?

— Нет-нет, что вы, Виталий Родионович! Никаких клеток! — Вскинулся Грац и затараторил, — На те два месяца, что отведены для обследования, вам предоставят квартиру в одном из флигелей этого особняка, с прислугой, и очень приличным поваром. Никаких вскрытий, вообще никакой хирургии и вмешательства в работу вашего организма. Они будут только наблюдать вас. Ну, может, попросят пройти несколько тестов, позанимаетесь медитацией... Меня клятвенно заверили, что никакой опасности для вашей жизни и здоровья, эти исследования не представляют. К тому же, думаю, вам и самому будет не лишним избавиться от этой блокировки. А специалистов лучше, чем работающие здесь, я не знаю.

— Думаете, оно мне так нужно? — Я скептически хмыкнул, стараясь не заскрежетать зубами от злости. — Жил же я до сих пор, без этих ваших паранормальных способностей, и дальше проживу.

— Это там, у вас, такие способности считаются ненормальными, а здесь, не уметь пользоваться ими, это все равно, что быть слепым и глухим. Хотите обречь себя на жалкое существование калеки? Вы ведь даже на работу не сможете устроиться без минимальных навыков в манипуляциях! — Ответил профессор, начиная горячиться. Судя по поведению, он и сам не очень-то верит тому, что говорит. А это плохо. Очень плохо.

— Знаете, уважаемый, — от такого обращения Грац дернулся, как от пощечины, — кажется, я поторопился, отказавшись от хольмганга.

Профессор сник и пожал плечами. В нем, словно бы что-то перегорело.

— Виталий Родионович, мне, действительно жаль, что так получилось. Если бы не эта блокировка, все ваше общение с Особой канцелярией, действительно свелось бы к выправлению документов... А теперь... но это же всего на два месяца, поймите. А потом, вы вольны будете распоряжаться собой, как пожелаете.

Последнюю часть, Грац почти прошептал.

— Вы же не думаете, что я, вот так, запросто, вам поверю, Грац? Ну и правильно делаете. В общем так. Как я понимаю, рыпаться бесполезно. У входа в кабинет, наверняка стоят дюжие молодцы с однозначным приказом, на случай моего агрессивного поведения. — Проговорил я, чувствуя, как в груди заворочался зверь. Здравствуй родной, давно не виделись... Если дело дойдет до стычки, он вырвется на волю, и амба. Живых не останется. Проверено. Глубоко вдохнув и, с некоторым трудом, успокоив учащающийся пульс, я глянул на притулившегося у окна адьюнкта и договорил. — Поэтому, я подчиняюсь... Но учтите, профессор, если я пойму, что в результате этих исследований, мне не выжить, клянусь, сбегу. Тогда, можете не рассчитывать на хольмганг и прочие благородные игры. Я просто приду и перережу вам глотку. За обман.

— Виталий Родионович, это только на два месяца, после которых вы будете свободны как птица. — Грац глянул на меня обреченно. Ну да, они же здесь все, сенсы, в той или иной мере. Понял, что я не вру. — Я понимаю ваше недоверие. Не могу не понять. Но обещаю: по прошествии этого времени, я приду сюда и снова принесу вам свои извинения. А как на них ответить, решите сами. Можете и зарезать, не сходя с места. А сейчас, прошу извинить, мне пора.

Дойдя до порога, профессор вдруг обернулся, замерев на мгновение, коротко кивнул и вышел вон. А я остался сидеть за старым столом и бездумно пялиться на лежащие передо мной листы анкеты. Попили, блин, пивка!

Прошло минут сорок прежде чем я понял, что полностью успокоился и пришел в себя. Тяжело вздохнув, я взялся за заполнение пустых граф на, выполненных типографским способом, бланках, орудуя любезно предоставленным мне, простым карандашом с золотистым клеймом "Бове". На душе было пусто и гадко.

Заполнив документы, я подошел к двери и несколько раз саданул по ней кулаком. Почти тут же, она отворилась. В образовавшуюся щель сунулся молодец, с откровенно рязанской мордой, прилагавшейся к богатырской туше, в уже знакомом темно-синем мундире, снабженном надраенными до блеска пуговицами, в два ряда, а-ля свиноматка. Вот ведь, край непуганых идиотов! Не связанный, с карандашом в руке, я мог бы уработать этого бугая на счет "раз". А учитывая, болтающуюся у него на поясе кобуру, еще, как минимум двумя-тремя вакансиями сотрудников, в Особой канцелярии, стало бы больше. М-да, если они здесь все такие же наивные, как мой охранник, то у меня есть неплохие шансы свалить... Вот только куда? В леса? За границу?

Пока в моей голове, бешеным экспрессом мчались эти мысли, охранник ввалился в комнату и вопросительно уставился на меня.

— Чего звали? — Пробухтел он. О как! На "вы" обращается, ну надо же. Да уж, здесь вам не тут. Монархия все же, а не диктатура пролетариата с его "тыканьем" и "чоканьем". Вежливыыее, куда деваться!

— Передай начальству: бумаги заполнены. — Вздохнул я. Нет, "заграница" не вариант. Оценивая местные реалии... Три раза ха-ха, уж какие точные я выдам оценки, имея в исходниках только обрывки общей инфы, свои заключения на основании той малости, что довелось увидеть за эту пару дней и работая, исключительно на косвенных... Тем не менее, учитывая известные мне факты, стоит думать, что с пограничным контролем тут все должно быть четко.

— Угум. — Мордоворот шагнул за дверь, и та глухо хлопнула, закрываясь.

Леса? Хм. В свое время нас неплохо учили там выживать... но выживать и жить, это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Да и где гарантия, что меня там не найдут? Хрен знает, на что способны эти их "философы". Пошаманят, и я, небось, к ним сам на задних лапках выйду. Э-э нет. Отставить. Такие мысли, в моем положении хуже смерти...

Мои грустные думы прервало появление очередной особоканцелярской крысы, причем не одной, а сразу двух! Первым, в кабинет шагнул импозантный дядька солидного возраста, с густыми, завивающимися колечками, ухоженными усами, в таком же, похоронного вида, костюме, как у давешнего "сыщика", вот только качеством явно повыше и с кучей висюлек на брюхе, часть которых перекрывала широкая синяя лента, перекинутая через плечо визитера и закрепленная у него на бедре какой-то разлапистой брошью, орденского вида. Ну, прямо царедворец на приеме у императора! Второй же посетитель, был куда как проще... и домашней, что ли? Невысокого росточка, кругленький, отсвечивающий лысиной в обрамлении венчика седых волос, обладатель потрясающего по своей величине шнобеля, в не по погоде теплом сюртуке, одним своим видом настраивал на миролюбивый лад... Если бы не глаза. Вся, кажущаяся "домашность" слетела шелухой, едва я рассмотрел его зенки. Фанатик, причем самый страшный из них, то есть фанатик от науки.

— Виталий Родионович, если не ошибаюсь? — Глубокий баритон "царедворца", на мгновение опередил, уже открывшего рот "фанатика". — Мне доложили о вашем случае, вот пришел полюбопытствовать. Позвольте представиться, князь Телепнев, Владимир Стоянович, глава Особой канцелярии, а это, начальник исследовательского отделения нашего ведомства, советник Сакулов, Боримир Вентович.

— Рад знакомству, господа. — Поднявшись, кивнул я и повел рукой в сторону свободных стульев, стоящих у стола. Пробный камень. Проверка на вшивость. — Прошу, присаживайтесь. Чем могу вам помочь?

К моему сожалению, "царедворец" сохранил каменную физиономию и, ничем не выдав своего отношения к наглости гостя, уселся на один из стульев. "Фанатику" же, мелочи этикета, кажется, и вовсе были до фени. Он, кинув нетерпеливый взгляд на своего начальника, разместился на соседнем стуле, чуть поерзал, устраиваясь поудобнее и начал сверлить меня горящим взором. Что я, девушка его мечты, что ли?

— Думаю, профессор Грац рассказал, о наших планах, в отношении вас, Виталий Родионович? — Помолчав, спросил князь... Скорее даже, осведомился. Вот блин, белая кость, голубая кровь, что б его!

— Исключительно в общих чертах, Владимир Стоянович. — Я качнул головой, подстраиваясь под манеру речи собеседника. Только бы не переиграть, иначе это будет похоже на обезьяньи ужимки и передразнивания. — Хотелось бы знать, какие выгоды эти планы, принесут мне, лично?

— О какой личной выгоде вы говорите! — Вдруг, срывающимся фальцетом затараторил Сакулов. — Это же нелепо! Такой шанс, такая возможность узнать что-то новое о возможностях человека, и такая меркантильность! Это, в конце-концов, непатриотично! Владимир Стоянович, я настаиваю, что бы этот феномен передали в мое распоряжение. Мы просто обязаны воспользоваться таким уникальным случаем...

— А не желаете ли, для начала испросить у меня согласия, господин Сакулов? — Я перебил фанатика, и теперь с удовольствием наблюдал, как беззвучно открывается и закрывается его рот.

— Согласие?! — Наконец, взвизгнул он. И куда только подевался мирный домашний дядечка? — Забываетесь, молодой человек! Вы даже не подданный нашего Государя! Да что там подданный, вы вообще не отсюда!

Заведенный Сакулов вскочил и, не обращая никакого внимания на нахмурившегося начальника, принялся буравить меня взглядом. Пальцы рук его запорхали в воздухе, выписывая какие-то фигуры, а я... Это было похоже на сон. Словно наблюдаешь за своими действиями со стороны. То есть, ты это ты, но окружающее воспринимается так, словно ты — сознание руководишь тобой-телом, находясь вне его. Вроде как на радиоуправлении. Дурацкое ощущение. Хорошо еще оно не длилось и мгновения. В следующую секунду, я ощутил себя собой, как ни странно это звучит, и облегченно вздохнул. Гадать, что случилось, бесполезно, а кто сотворил со мной эту гадость, бессмысленно. Вон он, красавец, стоит в метре от меня, лапками шевелит. Фанатик он и есть фанатик. Вперед к цели, а трупы потом посчитаем. Ненавижу таких.

Подшаг, пробивающий в грудь и, вытаращивший от боли и нехватки воздуха, глаза, Сакулов отправляется в короткий полет к стене.

— Хм. Я всегда говорил, что Боримир подчас излишне поспешен в своих действиях. — Задумчиво протянул князь, даже не дернувшийся, когда мимо него просвистел этот своеобразный снаряд. Глава канцелярии, как ни в чем ни бывало, поднялся со стула, подошел к двери и, приоткрыв ее, бросил в пространство, — эй, кто там! Советнику дурно, выведите господина Сакулова на свежий воздух.

Дождавшись, пока стадо лосей в синих мундирах, уберет мусор в кабинете и исчезнет с глаз, князь смерил меня изучающим взглядом и, вдруг, весело улыбнулся.

— Ну что же, Виталий Родионович, давайте поговорим об условиях нашего сотрудничества?

Глава 4. Условия сотрудничества и их отражение в быту...

Сказать, что князь Телепнев меня удивил, значит, ничего не сказать. Он еще и уважать себя заставил, в прямом смысле, а не в том, что подразумевал поэт. Хитрец каких мало, этот князь. А уж когда мы начали торговаться... Думаю, это было забавное зрелище. Обе стороны понимают, что деваться им некуда, но при этом вежливо улыбаются и даже кое в чем уступают друг другу. Результатом наших двухчасовых переговоров стало соглашение о совместной работе над проектом "Лед". Именно так. По настоянию самого главы Особой канцелярии, был приглашен стряпчий, который, чуть не падая в обморок от вида своего клиента (князя Телепнева, я имею в виду), заверил составленный нами документ, с красующимися под ним подписями и отпечатками больших пальцев, как моего, так и князя, после чего, подписал обязательство о неразглашении полученной информации и был выпровожен на свежий воздух, с огромной фиолетовой ассигнацией в бумажнике и оригиналом соглашения в саквояже. Суть проекта в документе не приводилась, формулировки были очень обтекаемы, а вот обязанности сторон, наоборот, изложены скрупулезно. И в их числе значились, как мое обязательство по работе в проекте, в качестве испытателя (лабораторной крысы, проще говоря), так и жалованье, которое Особая канцелярия обязалась мне выплачивать. Приятно... Если мне еще доведется это жалованье прогулять, будет вообще замечательно. Впрочем, больше вознаграждения, меня удивило присутствие стряпчего, конечно.

— Я-то думал, вы меня вообще засекретите, князь. — Проговорил я, едва за стряпчим закрылась дверь. — А тут какой-то посторонний крючкотвор... Он ведь настоящий, а не подсадной? Уж больно натурально норовил в обморок упасть.

— Естественно настоящий. И даже не прикормленный, между прочим. А что касается "засекречивания", то я не вижу сколько-нибудь стоящего повода, для таких действий. — Пожал плечами Телепнев. — Если через два месяца вы покинете стены нашего учреждения? И "тайна" будет невозбранно гулять по территории государства... Исходя из вашей логики, я должен был бы, по окончании исследований, прикопать ваше тело где-нибудь под пятым кустом жимолости в северной стороне парка, при канцелярии.

— Почему именно под пятым кустом? Предыдущие четыре уже заняты? — Фыркнул я, хотя холодок по сердцу пробежал, как же без него?

— У нас и парка-то нет, не то, что каких-то кустов. — Вздохнул князь, и доверительно сообщил. — Уж не один год у наместника Государя добиваюсь, пустырь за зданием прирезать, да все без толку. Нет необходимости, говорит.

— Положительно, Владимир Стоянович, вы, кажется, всерьез стараетесь меня убедить в том, что я останусь жив, по окончании проекта.

— Хм. Знаете, мне передали суть вашего разговора с милейшим Мекленом Францевичем, и я, по чести, не вижу иного способа добиться от вас эффективной работы, кроме как предоставить реальные гарантии вашей будущей свободы. Виталий Родионович, скажите, а вы действительно считаете, что могли бы сбежать отсюда, если бы... ну вы поняли, что я имею в виду. — Внезапно перевел тему князь.

— Не знаю. — Честно ответил я. — но в случае чего, попытаюсь, точно.

— Не доверяете. Все-таки не доверяете. — Покачал головой Телепнев.

— А вы бы на моем месте, поверили? — Усмехнулся я.

— Кто знает, Виталий Родионович, кто знает. — Развел руками мой визави и, вздохнув, предложил. — Давайте оставим тему доверия, на время, по крайней мере. В конце-концов, сами убедитесь, что никто не собирается вас расчленять и закупоривать в банки с формалином. А сейчас, я бы хотел узнать... В ситуации с советником Сакуловым, вы продемонстрировали владение кулачным боем, совершенно неизвестного мне вида. А я, знаете ли, по долгу службы, неплохо разбираюсь в подобных вещах. Не велик мастер, конечно, но...

— О чем вы, Владимир Стоянович?

— Оставьте, Виталий Родионович. Если вы сейчас попытаетесь меня убедить в том, что это была случайность, я обижусь, право слово. Реакция на неизвестную угрозу, скорость, точность и четкость исполнения... все говорит о том, что это была боевая техника, а не удача.

— Допустим. — Я согласно кивнул. Ну князь, ну жучара. Замостырил проверочку. С другой стороны, не мог же я, просто, сидеть и ждать, пока этот хренов фанатик меня заменталит по самое "не балуйся"?

— Вот, в связи с этим у меня вопрос. — Телепнев выдержал паузу и внезапно открыто и дружелюбно улыбнулся. — Не составите мне компанию в спортивном зале? Пару схваток, не больше?

— Отчего же. Буду рад. — Протянул я, в очередной раз, пребывая в состоянии легкого ступора, от общения с этим человеком. Уследить за ходом его мыслей, как оказалось, весьма нетривиальная задача. И есть подозрение, что это очередная "прокачка". По крайней мере, дезориентирует такой стиль общения, будьте нате. Блин, я так параноиком стану.

— Замечательно. — Князь довольно потер руки и поднялся с кресла. — В таком случае, жду вас завтра в восемь утра. Спросите кого-нибудь из обслуги и вас проводят в зал. А сейчас прощаюсь. Близится время доклада у Государя. Вам же желаю приятного дня... — Телепнев шагнул к двери, но уже на пороге обернулся. — Да, чуть не забыл. Все необходимое, найдете в выделенной вам квартире. Костюмы, правда, только из магазина готового платья, но на первое время сойдет. Если пожелаете, мой портной к вашим услугам... Что-то еще. А, да! Повар пока не прибыл, так что если пожелаете пообедать в городе, можете обратиться к дежурному, он велит заложить экипаж. Вот теперь точно все. До завтра, Виталий Родионович.

Глава Особой канцелярии вышел, оставив меня все в том же ступоре. Это не человек, а шкатулка с сюрпризами... китайская. Говорю же, за этими его прыжками с темы на тему, хрен поспеешь. А когда догонишь, охренеешь. Все, амба. Довел. Я уже рифмами заговорил... В очередной раз вздохнув, я хотел было уже выглянуть в коридор, что бы поинтересоваться насчет местонахождения моего временного обиталища, где я "найду все необходимое", но тут дверь снова отворилась, едва не врезав мне по носу и на пороге нарисовался уже знакомый мне детина, в синем мундире.

— Ваше благородие, их сиятельство велели сопроводить вас до флигеля. — Прогудел он.

— Угу, а "до ветру" он меня провожать не велел? — Буркнул я себе под нос, шагая следом за своим проводником. Впрочем, это был риторический вопрос. Сопровождать меня теперь будут, минимум два месяца, а потом... А вот над тем, что меня ждет "потом", я подумаю чуть позже, когда уляжется сумбур в голове от общения с "их Сиятельством". Вот, кстати, а с какой стати, синемундирник обозвал меня благородием? Если мне не изменяет память, такое обращение было обязательно только в отношении младших офицеров. На моей родине, по крайней мере. Может здесь иначе? Надо прояснить вопрос, а то окажется еще, что мне, без моего же ведома, погоны пришили. Вот весело будет. Нет-нет. Все потом. Я не Скарлет О'Хара, но сейчас ее слова, близки мне как никогда. Блин, да что же это такое... Никогда за мной тяги к стихосложению не было. Даже в юности. Точно. Это все князь. Запудрил мозги, сволочь великосветская... Все, дойду до берлоги и отдыхать.

Обещанный флигель, оказался небольшим двухэтажным строением, с окнами, выходящими на упомянутый Телепневым, пустырь, соединенным с основным зданием крытым переходом на уровне второго этажа. Именно этим путем и вел меня синемундирный растяпа. Открыв дверь во флигель, служака вручил мне ключи и, развернувшись через левое плечо, усвистал по своим "особым" делам. А я, оставшись в одиночестве, полез исследовать мое новое временное жилье. Перешагнув порог, я оказался в огромной прихожей... или небольшом холле, это как посмотреть. Довольно светлое помещение с высоким окном и минимумом добротной мебели, представленной большим ростовым зеркалом в тяжелой деревянной раме с пристроенной консолью и массивным шкафом, меня мало заинтересовало. Тем более, что шкаф оказался удручающе пуст. Посему, недолго думая, я решительно направился к высоким двойным дверям в противоположной от входа стене. Нажав на послушно пошедшие вниз, латунные ручки в виде львиных лап, я распахнул створки. А не хило обставляют служебные квартиры местные особоканцеляристы! Моему взору предстала квадратная комната, метров этак сорока. Стены слева и справа скрыты за книжными полками темного дуба, лишь осталась пара ниш, в непонятно пока, куда ведущие двери, а оставшиеся стены, прикрыты резными дубовыми панелями в тон. В стене, напротив входа, у которого я остановился, два узких и высоких, стрельчатых окна за тяжелыми портьерами, такие же, как в холле, а между ними ощерился зевом камин. Абсолютно нефункциональная вещь. Очевидно, его здесь отгрохали, просто для форсу. А вот ковер, на выложенном фигурной плиткой, а потому наверняка холодном, полу, это хорошо. Это правильно. Только, я убил бы идиота, что занимался обстановкой этой библиотеки. На это витиевато украшенное убожество (камин), он денег не пожалел, а на нормальный хороший ковер, жаба задушила. Да в поезде, ковер был в сотню раз лучше! Я уж молчу про то, что в нормальной библиотеке делать камин, это все равно, что уничтожить ее собственными руками. "Дровожорка" просто не сможет обеспечить необходимый ровный температурный режим, для хранения книг! Тьфу. Понтярщики.

Посокрушавшись на тему безалаберности местного ХОЗУ, я тяжко вздохнул и продолжил знакомство с домом. Обогнув, раскорячившиеся посреди комнаты, здоровенные кресла в компании с журнальным столиком, я двинулся к правой стене. За утопленной в нишу дверью, оказалась сравнительно небольшая спальня. Светлые обои, темное дерево, дверь в ванную, в общем, ничего необычного. Если не считать небольшой конторки, место которой, на мой взгляд, было в библиотеке. Бегло осмотрев комнату, я решил оставить ее детальное исследование "на сладкое" и вышел обратно в библиотеку. Подумав, запер дверь на ключ и направился к противоположной стене. А вот здесь уже интересней. За дверью оказалась лестница на первый этаж и ниже. Ну-ну. Полюбопытствуем.

М-да. Судя по всему, здесь располагаются, если можно так выразиться, технические помещения. Кухня, с огромной, явно не дровяной плитой, гордо возвышающейся посреди немаленького помещения, что-то вроде прачечной, скромная ванная и еще какая-то комната. Запертая. Надо полагать, спальня обслуги. Что интересно, домик оказался лишен собственного выхода на улицу, а единственное небольшое окно на первом этаже, я увидел только на кухне, да и то выходит во двор. То есть попасть во флигель можно только со второго этажа основного здания, через галерею. Правда, лестница, приведшая меня на первый этаж, имеет еще один пролет, ведущий, очевидно в подвал, но расположенная на нижней площадке дверь, заперта и ключей от нее, как и от комнаты прислуги, у меня не имеется, так что, определить что за ней находится, не получится. Может там есть и еще один вход во флигель... подземный, но точно сказать невозможно. Ну и ладно. Запишем пока в неизвестное.

Я поднялся на "свой" этаж и решительно направился в спальню, на ходу обещая себе, познакомиться с библиотекой попозже, а пока надо посмотреть, что именно Телепнев счел "всем необходимым".

Стоило мне коснуться крышки конторки, как та мелодично звякнула и откинулась, (магия, или электричество?) открыв моему взгляду, лежащий на рабочей поверхности, кожаный бумажник и толстый неподписанный конверт, коричневой бумаги, с пятью засургученными печатями на обороте. Тут же лежала перьевая ручка уже знакомой марки "Бовэ" и стопка чистых листов писчей бумаги. Интересно, и что же нам пишут?

С некоторыми трудами вскрыв конверт (специальный нож для этого, был обнаружен позже, в одном из ящиков конторки), я высыпал его содержимое на стол конторки, и тут же, мой взгляд зацепился за небольшую книжечку в лаковом переплете. Ничем иным, кроме как вариацией на тему паспорта, она, просто, не могла оказаться. Однако. Вот это скорость! И кстати, по поводу границы. Судя по качеству исполнения паспорта, с контролем здесь все в полном ажуре, думаю, что и с пограничными заставами и таможнями, в таком случае, дело обстоит не хуже. Я открыл первую страницу, и уже ничуть не удивился, обнаружив на ней свою фотографию. Маленькую, черно-белую, но все же... Прогресс, однако. Да уж. Вот и стал, ты, Виталий Родионович, подданным русского государя. Знать бы еще как его зовут... а то ведь, кроме отчества, ничего и не знаю. Какой-то херовый я подданный, получаюсь. Хм. Так. Отставить. Вернемся к бумагам. Их тут еще немало.

Два часа я потратил на осмотр всей той документации, что подсунули мне канцеляристы. За окном уже темнело, так что пришлось озаботиться поисками выключателя. К счастью, свечное освещение здесь не в ходу, электричество рулит. Закончив чтение бумаг, я откинулся на спинку полукресла и протяжно зевнул. Кроме паспорта и временного удостоверения сотрудника канцелярии, все остальное оказалось, по большей части, ненужной сейчас, хотя и интересной, "водой". За исключением, быть может, примерного списка цен на различные товары, да еще пары таких же, справочных бумаг, типа краткого свода правил приличий. В остальном же... ну скажите, для чего мне в ближайшее время, может пригодиться, например, "уложение о службе письмоводителя", или "список оружия, разрешенного к владению частным лицам", а? Вот и я не знаю. Разве что, местные жители не додумались до пипифакса? Так нет. Додумались. Совершенно точно знаю, так как своими глазами видел, м-м, да и не только видел. Тогда что это, очередная проверка от неугомонного "сиятельства", или чрезмерная деловая активность какого-нибудь "регистроасессора" из его ведомства?

В этот момент, мой желудок взрыкнул и я, впервые за весь этот долгий, выматывающий день, почувствовал голод. Поднявшись с кресла, я вышел из флигеля и, чуть ли не бегом пробежав по переходу, спустился в вестибюль. Синемундирный дежурный, стоило только предъявить "корочки", кивнул и, подняв увесистую трубку телефона, больше похожую на медный раструб душа соединенный с изогнутой слуховой трубкой доктора, распорядился о коляске. После чего, окинул меня изучающим взглядом, словно ротный — новобранца, на предмет соответствия формы одежды, уставу.

— Вы забыли шляпу, Ваше благородие. — Нейтральным голосом, вынес свой вердикт дежурный. Ну, я же говорил! Точно, мой ротный, перед приездом очередной комиссии из "райской группы". Я мысленно чертыхнулся. Хрен с ней с формой и с благородием. Потом разберемся. Но я же знаю, что и до второй половины МОЕГО двадцатого века, появление на людях без шляпы, считалось дурным тоном. А уж тут-то... И ведь, только что читал о правилах приличий, а все из головы вылетело. Вот что голод с людьми делает!

Пришлось возвращаться во флигель, за котелком. Ну, а через десять минут я уже сидел в открытой черной коляске, запряженной парой гнедых и, мягко покачиваясь в такт их ходу, удалялся от здания канцелярии в сторону моста на Неревский конец. Поинтересовался у "шофера", бородатого дядьки в уже знакомой униформе извозчика, где можно хорошо перекусить и нарвался на целую лекцию обо всем на свете и местоположении "самолучших ресторациев Холмограда", в частности. Возница оказался говорлив, как московские "бомбилы", при этом речь его, была столь же туманна, но не из-за свойственного тем же "бомбилам", акцента, а вследствие украшения всяческими "оне, мабуть, тады", и прочими перлами. Я даже удивился. Если речь того же Граца или Телепнева, хоть и была кое-где излишне модулирована, но вполне понятна и, можно сказать, литературна, то текст возницы, я, в лучшем случае, понимал с пятого на десятое. При том, что говорил он на чистом русском... но каком! Что бы не утонуть в потоке сознания "шофера", уже дошедшего до обсуждения цен на овес (аве, Ильф и Петров), я дернул его за рукав и, прервав повествование, потребовал дать полную раскладку по Хольмоградскому общепиту. "Самолучшие ресторации" мне были, в принципе, не нужны, поскольку, как я понимаю, туда нужно наряжаться чуть ли не как в театр, а я так и не удосужился осмотреть предоставленный мне гардероб. Но и травиться помоями в каком-нибудь притоне, тоже удовольствие небольшое. Посему, мы с возницей сошлись на среднем по ценам заведении, возможно даже "немецкого манера" (интересно, это еще что за зверь?), как отличающемся большей демократичностью. В то, что денег на хороший ресторан у меня хватит, я ничуть не сомневался. В бумажнике, прихваченном с конторки, лежало несколько ассигнаций различного достоинства и пяток серебряных монет, номиналом в десять рублей, каждая. Про медь, вообще молчу. Насколько я понял из просмотренных бумаг, это была авансовая часть моего жалованья, весьма немаленького, надо сказать, особенно, если судить по бегло просмотренному мною перечню цен на самые ходовые товары. Я что-то говорил об использовании содержимого конверта, в качестве туалетной бумаги? Вам показалось. Но, учитывая этот факт, у меня появилось нехорошее предчувствие по поводу служебной инструкции письмоводителя. А если учесть временное удостоверение сотрудника канцелярии, то... Нет-нет. На фиг, на фиг. Сначала обед, потом размышления. Иначе мне кусок в горло не полезет, несмотря на голод. А еда, это святое!

Возница остановился у входа в небольшой дом.

— Все, ваше благородие, приехали. — Прогудел он, махнув кнутом в сторону ярко освещенного подъезда. — "Летцбург", господами офицерами канцелярии, частенько посещаем.

— Спасибо, Ратьша. — Я кивнул, выбираясь из коляски, и бросил ему пятиалтынный. Глаза возницы весело блеснули, а рука неуловимым движением, словила монету влет. Ну, еще бы, хоть он и имеет вид обычного извозчика, а служит-то при канцелярии, конспирация-я! Ему эти поездки, там же, наверняка, и оплачивают, а все что он со своих клиентов поимеет, как легко догадаться, пойдет в карман ушлого извозчика.

— Благодарствую, барин. — Ратьша спрятал монету в карман. — Я вас туточки подожду, как велено.

— Ну, велено, так велено. — Пожал я плечами. — Не заскучаешь?

— Да нет. Вон, я и "Ведомости" припас. — Ратьша тряхнул кипой листов красноватой бумаги. Охренеть. Картинка маслом! Извозчик, читающий газету в ожидании седока... М-да. Как-то не вяжется это с моими представлениями. С другой стороны, а что я знаю о девятнадцатом веке, или, если уж на то пошло, об этом мире, вообще? То-то.

Придя к такому выводу, я пожал плечами и вошел в ресторан. Тут же, в богатом холле, уставленном зеркалами и украшенном аляповатой, золоченой лепниной, ко мне подскочил молодой человек в черных брюках, длинном белом фартуке, накрахмаленной сорочке и шелковой жилетке. И это средний ресторан?! Половой принял у меня пальто, котелок и перчатки, после чего, исчез за одной из портьер. Э-э, а номерок?! Ну да, как же. Не дождавшись возвращения паренька, я развернулся, как раз в тот момент, когда из зала, в холл, вышел импозантный седой дядька, в темно-бордовой визитке, и с цепочкой часов через все пузо.

— Добрый вечер. Приветствую вас в ресторане "Летцбург". Желаете отобедать? — Чуть высоковатым для его комплекции, голосом, произнес он.

— Да, желательно в уединении. — Коротко кивнул я. Управляющий согласно наклонил голову и повел рукой в сторону зала.

— Прошу.

Зал оказался под стать холлу. Роскошь и блеск. Зеркала и золото. Выставленные на показ шеренги бутылок на барной стойке, тянущейся на добрых два десятка метров, вдоль одной из стен, множество посетителей. Небольшие компании одетых в почти одинаковые костюмы, людей среднего возраста, может клерки? Шумные ватаги молодежи, в явно студенческой форме и, лихо подкручивающие усы, такие же молодые офицеры, в мундирах с золотой канителью и позументами, с интересом поглядывающие в сторону присутствовавших в зале немногочисленных женщин. Стол, который предложил мне управляющий, подошел как нельзя лучше. Спрятанный в глубокой нише у окна, он надежно оградил меня от зала и посетителей, и позволил спокойно поужинать. Сытый и довольный, я расплатился по смешному счету, (три рубля ассигнациями, они же — полтора рубля серебром... ох, чую, намучаюсь я еще с этой калькуляцией). В общем, положив купюры на стол, я направился к выходу из зала. В холле, все тот же половой, шустро помог мне надеть пальто и предупредительно распахнул входную дверь. Блин, я себя сейчас английской королевой чувствую!

Ратьша, "припарковавший" коляску в сотне метров от входа, встрепенулся, заметив как я выхожу и, через минуту, экипаж уже оказался передо мной. Эх... Теперь даже помирать не страшно. Не успел я улыбнуться этой глупой, сытой мысли, как мимо меня просквозила компания, виденных мной в ресторане, молодых офицеров, уже, что называется, подшофе. Весело гомоня, ребятки дружно полезли в коляску, не забыв оттолкнуть меня в сторону. Вот ведь, а такое хорошее настроение было!

Ратьша, похоже, тоже немного опешил от наглости вояк, потому как застыл изваянием и даже не отреагировал на хлопок по плечу и требование компании, везти их в "Загородский, на гуляния".

Ухватив идущего последним, вояку за ворот, я восстановил равновесие. А вокруг повисла тишина.

— Могли бы быть и поаккуратнее, господа офицеры. — Проговорил я.

— Ингвар, да двиньте этому шпаку по шее. Арина ждет! — Прорезался голос у одного из вояк. Ну да... Удержанный мною за химок, Ингвар, попытался вывернуться, да кто ж ему позволит! Я треснул придурка по упомянутой его дружками, части тела. Так, теперь можешь прилечь. А вот и они сами, разъяренные, пьяные, сопящие полезли из коляски. Наконец-то пар спущу!

— Милостивый государь, вы... — Забормотал первый, выбравшийся из экипажа, пытаясь извлечь из ножен саблю... и получил прямой в челюсть. Сейчас! Так я и дам вам болтать, вы же про дуэль вопить начнете, а оно мне надо? На фиг эту муть. Посему, считайте зубы, господа!

Глава 5. История, Философия, Естествознание...

"... Как ни печально мне, верному сыну церкви, сие, но следовало бы предположить, что будь предки наши лишены любопытства, этаго извечнаго погонщика и палача человеческаго; в познании духовнаго мира, кое сей час прозывают естествознанием, а иные, на греческий манер, филозофией, закостенели бы наши пращуры в мыслех и духе и, не миновала бы их чаша скорби, из коей до дна испили римляне и ромеи, сиречь византы, признавшие исключительность духовнаго познания за отцами церкви. Никоей мерой не хочу очернить святых отцов, в их великом и праведном труде, но..."

Я медленно отложил книгу и помотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее, цепляющиеся за извилины, сложные речевые обороты двухсотлетней давности. Вот ни хрена ж себе, здесь баталии гремели меж светскими властями и церковными!

Я представил себе, что было бы с умником, который попробовал бы написать нечто подобное "у нас", веке этак в семнадцатом и, нервно хмыкнул. Костер или плаха для еретика, и еще спасибо сказал бы, если обошлись без пыток. Ну да, а этот писатель, спокойно дожил до старости, еще и два университета основал. Один в Велиграде, другой... в Картахене?! О-бал-деть! Это он что, от разъяренных священников туда чесанул?! Так, а умер где, на какой-нибудь вилле в окружении терпеливых и не очень, наследников? Читаем послесловие к его запискам. Черта с два! Умер "синьор" Эрик Ярославич Хейердалл, будучи отцом Сергием, настоятелем Спасо-Преображенского Ставропигиального Валаамского мужского монастыря, и похоронен там же. С ума сойти...

— Что повергло вас в такое изумление, Виталий Родионович? — Возникший на пороге "моей" библиотеки, глава Особой канцелярии устало улыбнулся.

— Добрый вечер, Владимир Стоянович. — Вздохнул я, поднимаясь с кресла. (этикет, что б его). — Да вот, знакомлюсь с историей своей новой родины. И чем дальше, тем больше жалею, что "там", у нас, нет этой, вашей "филозофии". Насколько иным был бы мир...

— Полноте, Виталий Родионович. Иначе, не значит лучше. Все равно остаются те же проблемы, войны и беды... Как бы ни развивалось человечество, каким бы путем оно не шло, без ошибок не обойтись. А если, оно перестанет их совершать, во что я, уж простите старого пессимиста, не верю... Так вот, если человечество перестанет совершать ошибки, оно исчезнет. Да-да, дражайший Виталий Родионович, человечество просто перестанет быть. А то, что возникнет вместо него, не будет иметь, ни к вам, ни ко мне, ни к любому другому нашему современнику, решительно, никакого отношения. Впрочем, оставим это. Разрешите присесть? — Ничего не имея против компании своего работодателя, я гостеприимно указал ему на соседнее кресло. Князь благодарно кивнул (можно подумать, он, действительно, считает себя у меня в гостях!) и продолжил разговор, уже сидя в кресле. — Знаете, я ведь заглянул к вам, несколько по иному поводу. Уже собирался домой с доклада у Государя, да в приемную телефонировал дежурный канцелярии и доложил о происшествии в "Летцбурге", вот я и решил заехать к вам, по пути. Чем же вам так не понравились наши лихие военные?

— Наглостью, ваше сиятельство. — Я пожал плечами. — Терпеть не могу паркетных шаркунов, строящих из себя незнамо что.

— Позвольте узнать, а с чего это вы решили, что они всего лишь, как вы выразились: "паркетные шаркуны"? — Посерьезнел князь. Ну хмурься, хмурься, я то вижу, что никакого ходу ты делу не дашь... если оно, конечно, будет, дело это.

— Боевой офицер, даже будучи в легком подпитии, не запутается в собственной амуниции. А эти молокососы, — усмехнулся я, — всей кодлой не смогли справиться с одним единственным, сытым и расслабленным штатским.

— И все же, Виталий Родионович... Я, вполне могу допустить, что вас, как бывшего офицера, покоробило поведение этих моло...дых людей. Но челюсти-то зачем было ломать? — Печально поинтересовался Телепнев.

— Что бы на дуэль, то есть на хольмганг, вызвать не смогли. — Честно ответил я. — Правила-то я пока не знаю, да и саблями-шпагами сражаться не приучен. А оно вам надо, лишиться "испытателя" на следующий день после подписания соглашения о сотрудничестве?

— А вы наглец, Виталий Родионович. — Даже с каким-то восхищением, протянул мой собеседник (впрочем, уверенно говорить об искренности князя, я не стал бы). — Ну да ладно. С Ратьшей я поговорил, и он вину возлагает исключительно на ваших противников. Посему, никаких претензий к вам, у меня нет, но, позвольте дать дельный совет. Непременно займитесь фехтованием. Кажется, это умение может вам пригодиться.

— Обязательно воспользуюсь этим советом, ваше сиятельство. — Кивнул я, бросив быстрый взгляд на Телепнева. — Если найдется время. По возвращении, дежурный передал мне расписание работ в исследовательском отделении...

— Вот как? Не думал, что они так скоро... Позвольте полюбопытствовать, Виталий Родионович? — Вскинулся князь. Я передал ему листок бумаги, лежащий на журнальном столике. Телепнев вытащил из жилетного кармана пенсне, аккуратно протер стекла белоснежным платком, и только после этого воззрился на желтоватый лист, исписанный мелким и чрезвычайно витиеватым почерком, только на разбор которого, у меня ушло с полчаса.

— Хм. Думаю, это они от горячности. — Наконец выдал глава канцелярии, закончив чтение, и, поднялся с кресла. — Я поговорю с советником Сакуловым о более вменяемом графике проведения работ. А сейчас отдыхайте. Завтра у вас будет тяжелый день, Виталий Родионович. Покойной ночи.

— И вам того же, Владимир Стоянович. — Я поднялся следом за князем и, проводив его до дверей, вернулся в библиотеку. Отдых, это, конечно, замечательно. Но не мешало бы прикинуть, что к чему. Хотя бы в самых общих чертах.

Итак, что мы имеем? Интерес спецслужб. С этим более или менее ясно. Больше всего, им хочется понять принцип блокировки в моем многострадальном мозгу, судя по всему, вполне обычной для моего прошлого мира. Может именно поэтому, там не существует магии? Мы просто все заблокированы? Стоп, это отвлеченные размышления. Оставим. Идем дальше. Спецслужба отнеслась ко мне достаточно благожелательно... Не хотели применять силу? С чего бы, если это самый простой путь? Но есть одно "но". Тот же Телепнев говорил, что эффективной, работа по исследованию "феномена", может быть только в случае моего сотрудничества. Нет. Не так. Вспоминай, Вит, вспоминай. "...Добиться эффективной работы, кроме как предоставив реальные гарантии вашей будущей свободы..." Хм. Обтекаемо. Гарантия еще не есть сама свобода. С другой стороны, ему явно НУЖНО мое содействие. Почему? Нельзя как-то просканировать мозг и вытащить эту самую блокировку на свет, без моей активной помощи? Или же, я просто не должен сопротивляться? Вопрос остается открытым, пока я не увижу, как именно собираются действовать вивисекторы исследовательского отделения. А это значит, ожидание. Прикинем дальше. Дождался, и методы меня... м-м... скажем так, разочаровали. Бежать? Если будет возможность, несомненно. Но будет ли она? Бабушка надвое сказала. Опять возвращаемся к началу. Ожидание или побег? В первом случае, я обращаю против себя всю государственную машину, а в заначке не имею ничего. Минус. Второй вариант. Жду подходящей возможности, одновременно изучая все, что возможно об этом мире. Уже лучше, но неоднозначно... Не факт, что накопив необходимый минимум знаний, я физически смогу покинуть эти гостеприимные стены. Оставим.

Теперь, попробуем рассмотреть вариант, при котором, князь был со мной честен. Иначе говоря, после двух месяцев исследований, я получаю свободу. Идеально, но мало похоже на правду. Скорее всего, даже если меня и выпустят отсюда, я все равно останусь под негласным надзором...

Вывод. Жду до первой ошибки. При намеке на летальный исход, делаю ноги, пока не намазали лоб зеленкой. Принято.

Теперь, по текущим вопросам. Первое. Уложение о службе письмоводителя. Если рассматривать в связке с общими выводами о надзоре, то это способ контроля. Организация некоей синекуры, с постоянным, небольшим жалованьем, эдакий своеобразный поводок, на первое время или на всю жизнь, это уже как получится. Мол, куда ж тебе горемыке податься-то, без образования и минимума необходимых для нормальной жизни в обществе, знаний. Ну-ну. Посмотрим. Вариант второй. Если меня собираются ликвидировать по окончании исследований, то все предоставленные бумажки, просто мусор для отвлечения внимания. Жестко, но возможно. Хм. Но, пока буду рассматривать все эти "ништяки" в свете относительной честности и открытости господина Телепнева, то есть как имеющие некий смысл.

Статус служащего Особой канцелярии, с подробным описанием всех привилегий и пафосом о служении Отечеству. Хм. Насчет пафоса, конечно, да-а! Ну дети, самые настоящие дети. Послушали бы они наших корифеев-болтологов от политики, глядишь, и научились бы красивому очковтирательству, хе-хе. Хотя... лучше не надо.

Далее, список оружия допущенного к владению частными лицами. С этим ясно. Интересно господам спецканцеляристам, какие стволы и железки я предпочту. Это мы и в центре проходили. Своеобразный психологический тест. Опять же, намек на службу в ведомстве Телепнева (список оружия для его архаровцев, существенно расширен). Скрытая реклама. "Сам самыч" рулит "Ночным позором".

Свод правил приличий, ну это и дураку понятно. В какой руке держать вилку, а в какой бифштекс, должен знать каждый. А вот отсутствие дуэльного кодекса, сиречь правил хольмганга, наводит на размышления. То ли он не касается синемундирников, то ли решили оградить меня от подобных эксцессов и, в связи с этим, сочли подобную информацию излишней. Общий вывод: предоставленные для изучения, на первый взгляд разнообразные сведения, в действительности крайне скудны, разрознены, и переданы мне, либо для того, что бы запудрить мозги, либо, что бы исподволь создать определенную зависимость от Особой канцелярии. Если верно второе, хотя больно уж грубая работа, то с завтрашнего дня, даже просто выезд в город, станет для меня проблемой. Причем, запрещать никто ничего не будет. У меня, банально, не достанет на это времени. Кстати, составленный Сакуловым график, косвенно это подтверждает... Аналитик из меня, конечно, как из дерьма пуля, но, как говориться, за неимением гербовой, пишут на простой. Ай, ладно. Не буду гадать. Посмотрю, что день грядущий мне готовит...

Утро началось с того, что ко мне в спальню постучались.

— Ваше благородие! — Приглушенный дверью голос, звучал тихо, но отчетливо. — Ваше благородие, семь утра.

Вот черт! Убил бы этот будильник говорящий! Мне такой шикарный сон снился... — Я нехотя открыл глаза, и так же нехотя начал выползать из-под одеяла. Что бы в следующий момент, стремительно забраться обратно! Очевидно, не дождавшись ответа от "благородия", дверь в спальню отворилась, и на пороге возникло некое воздушное существо с подносом в руках, от которого я и спасся под одеялом. Почему? Хотя бы потому, что существо было женского полу, а спать я предпочитаю нагишом. Так что, считайте что я застеснялся. Миловидная служанка в глухом платье и накрахмаленном переднике, сделала вид, что не увидела моего стремительного возвращения в кровать, поставила рядом со мной поднос с завтраком и молча удалилась. Однако. Стоп! А чей же голос я слышал, когда проснулся? Явно мужик орал... Хм. Может он решил, что за такую побудку, я в него сапогом запущу, и решил пустить на разведку девушку, понадеявшись на благородство "благородия"? А что, вполне может быть.

Я втянул носом аромат кофе и хрустящих, явно, только что испеченных булочек, и понял, что голоден. Странно. В прошлой жизни, по утрам я есть вообще не мог. Ну и черт с ним! Если уж начинать новую жизнь, то с чистого листа и смены привычек. От курева, что ли отказаться? Вот дьявол, стоило только узнать, что курение для меня больше не яд, и половину удовольствия от него, словно корова языком слизнула! Последний раз курил вчера в поезде (неужели это было только вчера?!), и даже уши не пухнут... Тьфу. Лезет же всякая муть в голову. Пора вставать.

Я быстро уничтожил легкий завтрак. Булочки с ледяным сливочным маслом были восхитительны, а в аромате кофе, я чуть не утонул. После чего, выбрался в очередной раз из-под одеяла и, не обнаружив на месте, повешенный мною вчера на специальную подставку, костюм, поплелся к гардеробу. Ох... Кажется, господа особоканцеляристы несколько переоценили мои потребности в количестве одежды. Кое-как выбрав себе светлую визитку из тех одежд, что расположились под медной табличкой "утренний туалет", я потратил еще несколько минут на поиски чего-либо, напоминающего спортивный костюм. Не нашел. Плюнул на это безнадежное дело и поперся в ванную, приводить себя в порядок. Там, я с недовольством покосился на опасную бритву, и почти всерьез задумался о том, что борода, в сущности, не такой уж плохой вариант. Но, кое-как задушив в зародыше трепыхания своей ленивой натуры, все же пересилил себя и побрился, умудрившись ни разу не порезаться.

К моменту моей готовности к выходу в свет, часы в спальне бодро оттренькали восемь утра. А ведь скоро мне нужно будет идти в спортзал. Вот только, в чем я там буду работать? Ладно. На месте решим. В последний раз, окинув свое отражение в ростовом зеркале, придирчивым взглядом, я решительно распахнул дверь в библиотеку. Времени у меня немного, но на знакомство с обещанной и частично уже увиденной прислугой, должно хватить... Хотя, учитывая симпатичное личико служанки и ее фигуру, аппетитность которой, оказалось не в силах скрыть и ее строгое платье, хотелось бы, что бы времени было побольше... М-да. Придурком был, придурком и остался. Мне бы живым выбраться из этой передряги, а я...

Так, покончили с самокритикой. Вон и моя временная прислуга появилась. Представляться пришли. Двое. Давешняя служанка и здоровый парень в белоснежной куртке и классическом, поварском колпаке. Эге, так вот кому я должен сказать спасибо за изумительные булочки!

Лада и Лейф. Брат и сестра. До вчерашнего времени работали "вторыми номерами", то есть, Лада была помощницей экономки, а Лейф вторым поваром в поместье... Граца?! Это что, Меклен Францевич, таким образом, решил извиниться? Ладно, черт с ним. Главное, что бы эти двое меня не траванули по-тихому, ха-ха.

Познакомившись с обслугой флигеля (ну, коробит меня от слов: моя прислуга, коробит. "Совковое" воспитание, что б его...), я довольно быстро договорился с Лейфом о вечернем меню, и слинял на поиски спортивного зала. Впрочем, это не было такой уж трудной задачей. Очередной дежурный в вестибюле, вызвал своего сменщика, здорового мордоворота, как две капли воды, похожего на моего вчерашнего охранника и конвоира, и тот, ежесекундно оборачиваясь, проводил меня в полуподвальное помещение, где и разместился здешний спортзал. Ну что я могу сказать... Это был не нескафе. Никаких матов, никакой тренировочной формы. Про спортивную обувь, вообще молчу. Из инвентаря, кроме разнообразных гантелей, да прадедушки штанги, только два каната и одна, набитая слежавшимся до каменного состояния, песком, груша. А, да! Еще целая стойка забитая разнообразными тренировочными дрынами. Шпаги звон, ну и т.д. Я тяжело вздохнул и нашел взглядом князя. Оп-па! А вот это интересно. Обнажившийся по пояс, Телепнев уверенно отмахивался от трех, атаковавших его бугаев, также сверкающих голыми торсами. Причем неплохо так отмахивается! А уж, когда на моих глазах, один из нападавших, открывшись, тут же схлопотал удар ногой по ребрам, от "сиятельства", я понял, что несмотря на убогость обстановки, недооценивать умения здешних бойцов, последнее дело. Хотя, конечно, атаковавшие Телепнева, мордовороты, не тот случай. Что называется, сила есть, ума не надо.

В этот момент, князь заметил меня, стоящего у входа в зал и, остановив бой, направился в мою сторону.

— Доброе утро, Виталий Родионович. — Улыбнулся князь. — Вижу, не забыли о нашей договоренности?

— Как можно, Владимир Стоянович. — Покачал я головой.

— Замечательно. Ну что же, тогда скидывайте "лапсердак", как говорят некоторые клиенты наших коллег из сыска, и прошу к барьеру. — Тут же взял быка за рога, Телепнев.

— Простите, ваше сиятельство. Но мне бы сначала разогреться. — Пожал плечами я, и увидев непонимание на лице князя, пояснил, — ну, мышцы разогреть, что бы не потянуть ненароком.

— О да, конечно. Я подожду. Готовьтесь, Виталий Родионович. — Кивнул мой собеседник и вернулся к прерванному бою. Я же, скинул пиджак, жилет и сорочку, и принялся прогонять сильно урезанный малый комплекс упражнений, то и дело, ловя на себе заинтересованные и просто недоуменные взгляды, таскающих железо и спаррингующих здесь же сотрудников. И хрен бы с ними. Чуть подвигавшись и разогрев мышцы, я попробовал пару рискованных для моих брюк движений, и остался почти доволен. Конечно, на шпагат мне в них не сесть, так я и не помню, когда последний раз его выполнял, но и риска, что брюки лопнут от первого же резкого движения, нет. Наконец, почувствовав, что организм приведен в боевую готовность, я напомнил о себе князю. Тот улыбнулся, и предложил, выйти против его противников, "для начала".

М-да. Дубы, они и есть дубы. Толку от них, только что падают громко! Первый мордоворот, решивший, очевидно взять меня на испуг, зарычавший разъяренным медведем (он бы хоть зубы почистил!), был взят мною на болевой и впечатан башкой, в живот второго бугая. Третий, посчитавший, это лучшим моментом для атаки, схлопотал каблуком в лоб (надо было все-таки разуться), и отвалился. В зале повисла тишина. Еще бы, не каждый день можно увидеть, как один не слишком-то здоровый (по сравнению с нападющими) мужик, в три секунды разделывает атаковавших его амбалов под орех. Я вздохнул. Ну да, когда-то я сам пребывал в шоке от такого же зрелища, продемонстрированного нам, зеленым новичкам, тренером в центре. Это потом мы поняли, что будь у нападавших, хоть какая-то подготовка и красивый финт "трое по кучкам, за три секунды", вряд ли бы у него получился. Но выглядело эффектно.

Почти также как бой с князем. С минуту мы кружили, не особо нарушая дистанцию, после чего, Телепнев словно взорвался ударами, заставив меня заподозрить, что с ним кто-то неплохо поработал в окинавской школе. А дальше, кажется, князь, основываясь на том, что до сих пор я демонстрировал, большей частью, ударную технику, решил увести схватку в партер. Щаз! Чем больше дуб, тем громче падает! Повторяюсь? Ну и ладно. Захват, подножка, разворот... лети ежик, лети!

От еще одной схватки, князь отказался, и мы, быстро приведя себя в порядок, двинулись наверх, к кабинетам исследователей.

— А, явился, феномен. — Буркнул Сакулов, завидев нас, входящих в огромное полупустое помещение с гордой табличкой "лаборатория". Князь зыркнул на своего советника, и тот моментально испарился, а на нас уставилось с десяток человек, до этого занимавшихся какими-то своими делами, по разным углам сего исследовательского полигона.

— Не волнуйтесь, Виталий Родионович. Господин Сакулов, хоть и является начальником исследовательского отделения, от работы по вашей тематике отстранен. — Во всеуслышанье заявил Телепнев. Тут же от ближайшего стола, заваленного какими-то шариками из разных материалов, отошел очень грустный на вид, худой как щепка, рыжий детинушка в помятом костюме, окинул меня взглядом и протянул длинную руку.

— Товарищ начальника отделения, Берг Милорадович Высоковский. С сегодняшнего дня, куратор проекта "Лед". Начнем?

И мы начали.

Глава 6. Неестественное естественное.

Первый же день исследований подтвердил слова князя, о том, что эффективными они будут, только при моем добровольном участии. За восемь часов проведенных под присмотром пятерки "философов" из исследовательского отделения, меня прогнали через десяток самых причудливых медитативных техник, направленных как на расслабление, так и на концентрацию. Надо отдать должное исследователям, они тоже не сидели, сложа руки. Сначала четверка спецов, под присмотром начальника, взявшись за руки, одновременно входила в транс. Берг назвал этот метод, "кругом познания". Несколько человек, вроде как, объединяют свои ментальные тела в одну сеть, которой накрывают разум "исследуемого", также находящегося в состоянии транса. А дальше, "исследователи", как бы "прозванивают" накрытый ими разум, выявляя точки возможного соприкосновения. Вот только в моем случае, их ждал облом. Как высказалась единственная женщина-исследователь в отделении, миловидная барышня лет двадцати пяти с тонкими чертами на бледном лице, которые, вкупе с копной таких огненно-рыжих волос как у Берга, делали ее похожей на лисичку: "ваш разум, словно, заключен в прозрачную сферу хрустальной чистоты. Мы можем видеть течение мыслей внутри нее, наблюдаем изменение потоков, когда вы медитируете, но не можем прикоснуться ни к одному из них. И это при том, что, разум ваш, как мы отчетливо видим, входит в резонанс с кругом, как и положено по всем канонам, и даже пытается реагировать на воздействия... Но только внутри этого самой, "хрустального сферы", и дальше дело не идет. Блокировка просто отсекает любые попытки воздействия как "изнутри", так и "снаружи", так что сколько-нибудь зримого эффекта от круга, мы не получили, если не считать определения самого наличия блокировки".

— И что теперь? — Поинтересовался я, выслушав этот спич.

— Будем работать дальше. — Ответил вместо своей подчиненной, Берг, пожимая плечами. — Попробуем другие способы воздействия. Пока у нас слишком мало сведений об этой, как выразилась наша романтичная Хельга, "хрустальной сфере", а значит, впереди еще очень много работы. В самом крайнем случае, если мы не сможем аккуратно "свернуть" блокировку, то воспользуемся методом резонанса, для ее разрушения. Думаю, если увеличить число разумных в "круге" до шести, и поднять мощность до боевой, блокировка будет безвозвратно уничтожена.

— Хм. А мой мозг? — Я поежился, представив, как вместе с "хрустальной сферой", разлетается брызгами и моя несчастная черепушка.

— Вита-алий Родио-оныч... — Протянул Берг, и в его тоне я отчетливо услышал сакраментальное: Семе-ен Семе-еныч... — Вы уж нас совсем за извергов, каких-то принимаете! Как же можно? Мы же со всей аккуратностью, осторожненько. Да и то, в крайнем случае, если иного способа избавить вас от блокировки не найдем.

— Разве это обязательно? — Я приподнял бровь. Такое уточнение со стороны Берга, меня заинтересовало. Очень похоже, что у него имеются на этот счет четкие инструкции от начальства.

— Знаете, Виталий Родионович, я, конечно, не большой специалист во всех этих играх "плаща и кинжала", но могу вас уверить: если пойдут слухи о существовании некой, видимой только в круге познания, блокировки, полностью защищающей разум от внешних воздействий, ими тут же заинтересуются наши соседи. Как ближние, так и дальние. Оно вам надо, стать дичью на охоте? Да и, разве вам самому не надоело чувствовать себя калекой?

Что ответить на такой вопрос, я не знал. Объяснять им, что вовсе не считаю себя "калекой", бесполезно. Это, я еще из разговора с Грацем, понял. Ладно, поживем — увидим.

— Не стоит печалиться, Виталий Родионович. — Кажется, Берг превратно истолковал мое задумчивое молчание, и теперь попытался приободрить своего пациента. — В конце-концов, мы только начали работу!

Спецы правильно поняли намек начальника, и понеслась... Предположения, эксперименты, медитации... Даже про обед забыли. К вечеру, по кабинету уже летали различные предметы. Причем в прямом смысле слова, но, к сожалению или счастью, без моего прямого участия. Я даже из транса выпал, когда мимо меня, изображая "небесный тихоход", проплыл лениво вращающийся стакан, в тяжелом серебряном подстаканнике.

— Нет, господа мои. — Покачал головой Берг, вставая с кресла. — Пора заканчивать. Концентрация уже ни к черту, так, глядишь, скоро и сами воспарим, как первогодки какие-то.

— Прошу прощения. — Один из помощников Берга, серьезный молодой человек с усталым лицом, поморщился, словно съел незрелый лимон и посмотрел на двух своих коллег, похожих как братья-близнецы, словно ожидая от них ответа на невысказанный вопрос. Но те, только покачали головами. Молодой человек повернулся обратно к Бергу. — Мне показалось, что пошла реакция, но... в общем, моя вина, не уследил за векторами.

— Берг, ты не справедлив к Бусу. — Вышла из транса "лисичка" Хельга, и тут же наехала на начальника. — Попробуй сам удержать такое количество конструктов, в течение часа! Я посмотрю, как тебя будет мотылять под потолком.

— Хельга, сестренка, я никого ни в чем не упрекаю! — Берг поднял вверх руки и грустно вздохнул. — Просто, если кое-кто не заметил, за окном давно уже стемнело, а Виталию Родионовичу, необходимо отдохнуть. Впрочем, как и нам. Пора бы и честь знать, господа мои. Да, отчеты можете подготовить с утра.

После слов начальника и, как я понял, родного брата, барышня хмуро покосилась на Берга и, решительно мотнув головой, схватилась за перьевую ручку. Защищаемый же ею Бус, вместе с "близнецами", с показной готовностью покивав, подхватили свои блокноты и, утащив Хельгу к дальнему столу, принялись о чем-то бормотать, не обращая более на Берга, никакого внимания. Впрочем, начальника проекта, кажется, такое неповиновение, ничуть не возмутило. По-моему, он и сам был не прочь присоединиться к обсуждению исследователей, и только мое присутствие удерживало его. Вот это я понимаю, любимая работа. Попробуй, наш "офисный планктон", навестить сразу после окончания рабочего дня. Сметут с дороги и "мама" сказать не успеешь.

Я поднялся с кресла, и подошел к Бергу.

— Ну что же, Берг Милорадович, не хотите поделиться впечатлениями о прошедшем дне? — Поинтересовался я у перманентно хмурого начальника проекта.

— Отчего же. Вы, Виталий Родионович, все-таки, самое заинтересованное лицо. — Проговорил он. — Но сейчас, я могу вам рассказать только то, немногое, что видел сам. Вот завтра, когда будет готов первый сводный отчет по проекту, мы могли бы...

— Берг Милорадович, я не об этом. — Прервал я собеседника. — Меня пока не интересуют практические выводы. Даже такой далекий от наук человек как я, понимает, что время для них еще не пришло. Хотелось бы узнать именно ваши впечатления от этого первого дня исследований.

— Прошу прощения, за то, что неверно вас понял. — Берг покраснел и чуть растянул губы в извиняющейся улыбке, отчего сразу стал выглядеть куда моложе, чем кажется, на первый взгляд. Интересно... А чего это начальник проекта так зарделся? Не от того ли, что я обратился к нему по имени-отчеству? Да вроде нет. Телепнев его также называл, но такой бурной реакции не было. Хм... Врожденная застенчивость? Может быть. Ладно, с этим можно и после разобраться, а пока, послушаю, что он скажет.

— Ну что же, если вы хотите узнать о впечатлениях... Я в восторге. — Вернув свой естественный, бледный цвет и привычно грустное выражение лица, проговорил Берг. Это настолько не сочеталось с его словами, что я невольно улыбнулся. Впрочем, мой собеседник, этого, кажется, даже не заметил. — Знаете, очень редко выдается возможность проверить некоторые теории на практике. А тут такой удачный случай...

— О чем вы, Берг Милорадович? — Я насторожился. Ну да, теории, штука, конечно, хорошая, да только практика порой получается... Вон, наши эйнштейны теоретизировали о ядерном распаде, мечтая о дармовой энергии. Дотеоретизировались. Получили сию энергию на практике, но первым делом измерили ее в тротиловом эквиваленте.

— Понимаете, Виталий Родионович, принято считать, что естественные реакции разума при сторонних ментальных воздействиях, всегда одинаковы.

— Нечто вроде безусловных рефлексов?

— Простите? — Сбился Берг.

— Ну, вроде того, как отдергивается рука от обжигающего ее, огня. Самопроизвольно. — Проговорил я.

— Да-да. Очень верное сравнение. — Закивал мой собеседник. — Мы это называем естественными реакциями. Так вот, повторю, считалось, что эти реакции всегда одинаковы. Но... проверить эту теорию практически, было невозможно. Никто не позволит проводить исследования на новорожденных, как вы понимаете.

— Почему именно новорожденных? — Я опешил.

— Да потому, уважаемый Виталий Родионович, что уже через несколько часов после рождения, младенец начинает раскидывать "сети познания", что также обусловлено теми же реакциями, и впитывать знания об окружающем мире, как губка. Соответственно, естественные реакции убывают, постепенно заменяясь личными, то есть присущими конкретному разуму и выработанными им. Так, например, доказано, что ребенок, родившийся и растущий в агрессивной, по отношению к нему, среде, на порядок быстрее обучается защитным манипуляциям, нежели его ровесник, появившийся на свет и пребывающий в более комфортных условиях. Кстати, если не принимать во внимание иных факторов, ваша блокировка свидетельствует о том, что вы родились и провели большую часть жизни в очень, очень агрессивной по отношению к вашему разуму, среде. Не буду даже спрашивать, где такое возможно. — Берг вздохнул. Очевидно, ему-то, как раз, очень хотелось узнать, из какого ада я вылез. Но приказ, есть приказ. А в том, что распоряжение об укрощении определенного любопытства в отношении меня любимого, существует, я не сомневаюсь. Князь, наверняка, "закрыл" информацию о моем происхождении. Разве что, Сакулов в курсе дела, но он будет молчать, несмотря на весь свой фанатизм. Боится советник своего начальника... и это правильно.

— Так все-таки, Берг Милорадович, что там с изучением естественных реакций?

— А? Да-да... Видите ли, в теории все получается очень гладко. От рождения человек огражден от внешних воздействий естественными реакциями, которые через какое-то время, заменяются личными, то есть выработанными его разумом на основе получаемой информации из "сетей познания", взамен прежних.

— И?

— И здесь появляетесь вы. Человек, чей разум от рождения пребывает в изолированном состоянии. Человек, ни разу в жизни не получавший никаких сведений через "сети познания", поскольку последние, попросту, отсекались вашей блокировкой. Что означает: ваш разум не имел возможности выстроить собственные, личные реакции. Но что же мы видим? — Берг так разгорячился, что привлек внимание своих сосредоточенно строчивших отчеты, подчиненных. — При попытках воздействия, ваш разум не реагирует одинаково, он выстраивает все более и более сложные, изменяющиеся щиты! Да, они не нужны, при наличии блокировки, но это лишь подтверждает тот факт, что действуют, те самые, как вы их назвали "безусловные рефлексы"... и они меняются! А это, если не в корне опровергает теорию о естественных реакциях, то уж точно заставляет нас серьезно ее пересмотреть.

— М-да. — Я даже немного растерялся от такого напора. Какая-то логика в словах Берга, безусловно, есть. Вот только... А что, если эта блокировка, появилась только после моей "смерти"? — Берг Милорадович, а может статься так, что эта "сфера", благоприобретенная?

— Нет. — Отрезал начальник проекта.

— Вот так сразу и нет?

— Виталий Родионович, вы уж извините, но это моя работа. И я, со всей уверенностью могу заявить, что ваша блокировка, это врожденный элемент. Она такая же часть вашего организма, как тонкие оболочки. Собственно, одной из них, она и является.

— И вы предлагаете, в случае неудачи в исследованиях и, соответственно, невозможности сворачивания оболочки, попросту ее отрезать? — Нахмурился я.

— Виталий Родионович, рассматривайте это как... ну, как ампутацию шестого пальца на руке, или атавизма, вроде хвоста. Совершенно ненужных человеку частей, согласитесь? — Устало проговорил Берг, растеряв весь свой жар и поглядывая на выход. Намек понял, удаляюсь.

— Что ж, господа... и дама. — В полный голос заявил я, привлекая внимание, и без того навостривших уши, исследователей, после чего отвесил всем присутствующим, вежливый полупоклон, в полном соответствии с требованиями, изложенными в своде правил приличий. — Сегодня у меня был крайне занимательный день. Благодарю вас за проявленное внимание и интерес к моей проблеме, и, позвольте откланяться, до завтра. Вам, Берг Милорадович, моя отдельная благодарность за снисхождение к неучу и увлекательную беседу. Покойной ночи.

Облив всю компанию елеем, я выскочил за дверь и, чуть ли не бегом, помчался во флигель. Жрать хочу, это что-то неописуемое!

— Ва-аше благородие, — прогудел Лейф, встречая меня в холле, — а, я уж было собрался идти вас искать. Как утром вскочили, спозаранку, толком не поевши и ушли. Уж обед остыл, а вас все нет. Так я Ладе велел, что б она его господам охранителям отнесла, а сам вот, опять к плите стал, да по второму разу готовить принялся.

— Лейф, подожди... Мы же вроде договорились, насчет всех этих "баринов" и "благородий". Обращайся по имени.

— Ну уж простите, запамятовал. — Все так же размеренно пробубнил повар. Тут скрипнула дверь, и на пороге появилась вторая часть моей "свиты". Лейф тоже ее заметил. — Лада! Виталий Родионович пришли. На стол в гостиной накрывай, да смотри, горячее наперед неси и штоф не забудь, а то знаю я твои замашки немецкие!

— Вот что, Лейф, пока Лада на стол накрывает, собери корзинку с едой, да отнеси ее исследователям. Они в западном крыле сидят. Скажешь дежурному на этаже, он проводит. Тоже, поди, целый день голодные. Увлеклись работой, про обед и вовсе забыли. А им, в отличие от меня, еще до дома добираться, и то неизвестно, когда разойдутся. Пусть перекусят.

— Соберу. — Кивнул Лейф. — Вот прослежу за тем, как эта вертихвостка стол накрывает, и отнесу.

— Вот и ладно. — Я кивнул повару, и мы вместе вошли в комнату. Библиотека несколько изменилась, приобрела жилой вид. Давешний журнальный столик, вместе с креслами, был отодвинут ближе к камину, а на их месте появился большой овальный обеденный стол с белоснежной, вышитой скатертью, в окружении шести массивных стульев с высокими, резными спинками. На столе, пара серебряных канделябров (зачем они здесь, не представляю) и низкая ваза с живыми цветами.

Пока я приводил себя в порядок в ванной, Лада носилась между этажами, как наскипидаренная. К тому моменту, когда я, умытый и голодный, скинув пиджак (ну, визитку, один хрен), вышел в гостиную (с появлением "лишней" мебели, язык уже не повернулся назвать эту комнату библиотекой), на столе уже красовалась куча приборов, соусников и блюд, а Лада, как раз появилась на лестнице, с огромной супницей. Мама дорогая, да мне столько ни в жизнь не сожрать! В ответ желудок проурчал что-то вроде: "за себя говори", и замер в ожидании. Лада поставила супницу на стол, сняла с нее крышку, выпустив из-под нее горячий пар, и по комнате поплыл аппетитнейший аромат сборной мясной солянки с копченьями.

Наполнив и поставив передо мной глубокую тарелку, Лада кинулась снимать крышки с многочисленных блюд и блюдечек, расставленных на столе. Чего здесь только не было. Нежнейшая, горячего копчения, севрюга и масляно поблескивающая, слабосоленая семужка, небольшие ломтики прозрачно-розовой ветчины и, блестящие льдинками и кристалликами соли, витки тонко нарезанного сала. Соленые белые грузди и крепкие, упругие огурчики, квашеная капуста с горящей в ней рубинами, брусникой и янтарные зубчики чеснока. А ведь еще была целая тарелка ассорти из разных сыров, от свежего, что мы привыкли называть домашним творогом, до твердого, похожего по виду на пармезан, пряные помидоры сухого посола с укропом и чесноком, еще теплый, с хрустящей корочкой хлеб, какие-то пирожки... да, одной только икры, на столе оказалось три вида: осетровая, лососевая и щучья! БУРЖУИ!!!

Определившись с собственным статусом, я уж было, вооружился ложкой, но в этот момент в гостиную вошел, что-то сердито бормочущий Лейф и, укоризненно глянув на Ладу, поставил на край стола небольшой серебряный поднос с чуть запотевшим графинчиком и рюмкой... Девушка недовольно наморщила носик, но, под взглядом повара, сникла и шустро наполнила рюмку водкой. А чем еще могла быть прозрачная жидкость в графине?

Весело переглянувшись с Лейфом, я опрокинул в себя содержимое рюмки. Лада вздохнула.

— Приятного аппетита, Виталий Родионович. — Чуть ли не хором произнесла эта парочка, и слиняла. Я даже не успел им ответить. Ну и ладно. Меньше слов, больше дела!

Тарелка с солянкой опустела очень быстро но, так же быстро передо мной появилась другая, с еще шипящей от жара, свиной шейкой.

В итоге, из-за стола я выбрался обожравшийся и умиротворенный. Хотя так и не смог съесть все, что мне наготовил Лейф. Благая мысль о том, что неплохо бы почитать что-нибудь для общего развития, узрев пустоту, что поселилась у меня под черепной крышкой, после сытного ужина, испуганно пискнула и смылась. А я завалился спать.

Следующее утро началось для меня так же, как и предыдущее, за исключением того, что не пришлось голышом скакать по спальне. Проснувшись, я дождался вежливого стука в дверь и, приняв от Лады поднос с легким завтраком, быстренько его уничтожил. Уже допивая великолепный кофе, я понял, чего мне не хватало во время исследований.

Так что, сразу после умывания и бритья (надо же, всего-ничего времени прошло, а скорость орудования этой "мечтой маньяка", у меня уже вполне приличная. Сегодня, мне хватило всего десяти минут, что бы отскоблить щеки и подбородок), я оделся в очередной костюм из категории "утренних" и отправился на поиски Лейфа. Повар нашелся в своей вотчине, и судя по его недовольному сопению, был совсем не рад моему вторжению на его территорию.

— Доброе утро, Лейф. Не хмурься, я заглянул всего на секунду. У меня к тебе просьба. Ты же вчера наведывался к исследователям?

— И вам доброго утра, Виталий Родионович. — Степенно кивнул молодой повар. — А как же. Все как вы велели. Отнес им закусок разных, квасу. Благодарили. Вот крепкого ничего не взяли, ну да я понимаю, все ж, они на службе, нельзя.

— Вот. Я это к чему, Лейф. Кофе у тебя получается замечательный, так ты, будь добр, раз в пару часиков, приноси нам кофейник. Заодно и про обед, напомнишь. — Проговорил я.

— Так его ж не я делаю, а Лада. Она по этой черной воде, мастерица. Но вы не думайте, Виталий Родионович. Все исполним. Будет вам кофий, как приказали. И про обед напомню, не забуду.

— Спасибо, Лейф. И передай Ладе мою благодарность, кофе у нее действительно, отменный. — Я кивнул повару, и двинулся "на работу".

Исследователи встретили меня не в пример теплее, чем при знакомстве. Все та же пятерка, во главе с Бергом, дружно пожелала мне доброго утра, и началась работа. Медитации, расслабление, концентрация... Когда Лейф принес нам кофе я не заметил, только отметил краем сознания какие-то изменения в комнате... и выпал из транса, одновременно с контролировавшей мое состояние, Хельгой.

— Что это было? — Возглас девушки заставил меня открыть глаза.

— Повар кофейник принес. — Ответил Берг. — А что?

— Да ничего особенного. — Ядовито проговорила Хельга, тряхнув рыжей гривой. — Совсем ничего. Виталий Родионович находился в "глухом" трансе. Все шло, как должно. Виталий заглушил слух, зрение, обоняние, осязание... на диво быстро, кстати, а потом... потом, вошел этот ваш повар и сфера, как будто моргнула. То есть она исчезла, и тут же появилась снова. При этом, активность мозга подскочила чуть не на порядок!

— Тебе не показалось? — Четверо исследователей испытующе, но без недоверия, посмотрели на Хельгу. Девушка отрицательно покачала головой, и исследователи, одновременно заговорив, отвалили в дальний угол комнаты, к кофейнику. Честно говоря, я тоже мог бы подтвердить ее слова. Ведь во время транса, абстрагировавшись от происходящего, действительно, никак не мог почувствовать какие-либо изменения в комнате. Но почувствовал!

— Да что я... — На мгновение Хельга запнулась и, катастрофически покраснев (куда там братцу!), повернулась ко мне. — Извините за фамильярность, Виталий Родионович. Я, право... это от неожиданности...

— Ничего страшного, Хельга. Вы ведь не против, если я буду обращаться к вам по имени? — Улыбнулся я. Остальные, кажется, и вовсе не обратили внимания на наши слова, полностью окунувшись в построение очередных теорий и примерных моделей предстоящих исследований. Девушка улыбнулась, и, неуверенно кивнув, устремилась к спорящим коллегам.

Глава 7. Лед тронулся, господа присяжные заседатели.

Как ни велика была радость нашего небольшого коллектива, от наметившихся подвижек, долго она не продлилась. Уже через два дня стало ясно, что зафиксированное Хельгой, кратковременное мерцание "сферы", это не "парадный подъезд", а скорее, "черный ход". Своего рода незарегламентированная особенность блокировки. То есть, при отсечении стандартных информационных каналов (читай: глаза, ухи и нос), сфера начинает работать в дискретном режиме, вызывая тот самый эффект мерцания. Таким образом, исчезая на сотые доли секунды, она позволяет разуму восполнить сенситивный голод, получив недостающую информацию из ментала. Во загнул, а? И ведь не был я никогда технарем, о смысле некоторых слов, типа, дискретности, вообще только смутно догадываюсь.

Это на меня ностальгия накатила, в такой вот, идиотской форме. Мне так кажется, а на самом деле, хрен его знает, может подустал от непривычных оборотов речи, или просто устал? Ну ничего, до конца рабочего дня, всего-то с час осталось, тогда и отдохну. Лада с Лейфом обещали договориться с истопником, так что баня, наверное, уже протоплена и дожидается. Есть здесь и такая роскошь, рядом с флигелем стоит, фактически на том же фундаменте.

Четвертый день, от зари до зари, мы бьемся (ну да, именно мы, я же тоже не бездельничаю!) над этой дурацкой сферой, а толку чуть. Нет, то же мерцание, штука вполне себе интересная, но согласитесь, довольно глупо лишаться органов чувств (пусть и временно), только для того, что бы восполнить их отсутствие размытыми ощущениями чужого присутствия, например, а на большее, при мерцании сферы, рассчитывать не приходится. Команда погрустнела, у Берга ввалились глаза, и создается впечатление, что он еще больше похудел, хотя куда уж дальше?! Хельга постоянно сидит в кресле, о чем-то задумавшись, и почти не реагирует на окружающих, даже Бус, с которым у них вроде как, "взаимный интерес", по выражению одного из "близнецов", не может вывести ее из ступора, хотя парень старается. Сами "близнецы", как оказалось, ни в коей мере не родственники, где-то потеряли свою синхронность, и даже кофе теперь пьют не одновременно, как мы уже привыкли, а по очереди. В общем, мрак и ужас. А ведь идет всего лишь четвертый день исследований. Блин, как представлю, что этот бред будет длиться еще два месяца, дрожь пробирает! Придется, временно, брать командование в свои руки. Как это ни смешно, но подопытная крыса сейчас начнет "лечить" своих экспериментаторов. Ха! Приступим.

— Бус Ратиборович, у меня имеется к вам небольшая, но важная просьба. Не поможете ли? — Сидящий на колченогом стуле,о чем-то задумавшийся парень вздрогнул, и резко обернулся.

— Все что в моих силах, Виталий Родионович. — Выжал из себя кислую улыбку, Бус. Кто бы мог подумать, что этих ребят так легко выбить из колеи?! Или это результат их "открытости", так сказать минус сенса? Стоило захандрить одному, как пошла цепная реакция, они же вроде как чувствуют друг друга... Хм. Ну а мне-то тогда почему так хреново? Или блокировка плохо прикрывает эмоции? Ладно, с эмпатией разберемся позже, а сейчас, постараюсь всколыхнуть это болото. И пусть никто не уйдет обиженным.

— Благодарю вас, Бус Ратиборович. Я сейчас напишу записку, а вы передайте ее Владимиру Стояновичу? Сами знаете, если действовать по обычному распорядку, то ответа можно дожидаться дня два, а у вашего отделения, так сказать режим наибольшего благоприятствования. Так может, князь вас сразу и примет. Сделаете?

— Исполню со всем прилежанием. — Кивнул Бус. Вот за эту-то покладистость, я его и выбрал. Нет, Берг или Хельга, тоже подошли бы, в качестве "курьеров", но они бы обязательно прочли записку, и тогда вся идея насмарку.

Я быстро начеркал пару строк на стандартном бланке исследовательского отделения, сложил его вчетверо и передал парню записку. Оставшиеся исследователи вяло отреагировали только на хлопок двери, закрывшейся за моим гонцом. Да и то, дело ограничилось лишь констатацией незамысловатого факта ухода Буса, после чего все отделение снова погрузилось в тягостные раздумья. Ну-ну, недолго осталось. Как там у поэта: "И кошка мрачному предавшись пессимизму, Трагичным голосом взволновано орет..."

Бус вернулся через пять минут и, с каменной физиономией, отдал мне мою же записку. Над ее текстом, стояла размашистая виза, рукой главы Особой канцелярии: "С изложенным согласен, исполняйте". Мои губы, помимо воли, изогнулись в предвкушающей улыбке.

Не обращая никакого внимания на взгляды исследователей, я подошел к телефону и набрав номер охранителей, стал слушать гудки. Не дождавшиеся от меня ни слова, вопрошающие взгляды команды, скрестились на Бусе, но тот только пожал плечами. Я же говорил, что он самый покладистый из всей компании! Было велено отнести и передать. Он пошел и передал. А что там написано на бумажке, не его ума дела. Редкостного пофигизма организм. По-крайней мере, пока речь не заходит о Хельге. О! А вот и ответ охранителей.

— Письмоводитель Старицкий, по распоряжению князя Телепнева, будьте любезны прислать в исследовательское отделение две "тройки". Приказ увидите на месте. Благодарю, господин поручик. — Я нажал на рычаг и снова набрал номер, не обращая внимания на начинающих паниковать исследователей. В трубке опять раздались гудки, щелчки, и на том конце провода послышался хриплый голос управителя.

— И вам добрый вечер, я звоню по поручению Владимира Стояновича. Мне необходимо получить четыре зимних комплекта. Благодарю, я зайду за ними через полчаса. Примерные размеры? Пожалуй, да

Я окинул взглядом исследователей. Хорошо, что у меня костюмы из магазина готового платья, как это здесь называется. Так что с размерами, худо-бедно знаком. А глаза у команды все шире, хе-хе.

— Записываете? Два восьмых на рост сто семьдесят пять, один девятый на тот же рост и седьмой на сто восемьдесят пять. Да, все верно. Еще раз благодарю.

— Э-э, Виталий Родионович, позвольте поинтересоваться. — Кажется, у Буса голос прорезался.

— Да, внимательно вас слушаю, Бус Ратиборович. — Я улыбнулся, елико возможно, пакостней. Исследователей проняло. Вон как побледнели!

— А что все это значит? — Вякнул один из "близнецов", по-моему, Олаф, у него голос повыше, чем у Ярослава.

— Владимир Стоянович не очень доволен ходом работ и поручил мне, по возможности, воздействовать на вас, имея целью, получение сколько-нибудь положительного результата. — Дополнить текст еще парой обтекаемых предложений, мне не дал стук в дверь. Как и ожидалось, на пороге оказались охранители. Две "тройки" низового состава, в синих мундирах под предводительством молодого поручика, как бы не того самого, с которым я общался по телефону.

— Старицкий Виталий Родионович? — Произнес офицер.

— Именно так. — Я продемонстрировал поручику свое удостоверение и цидулю с визой Телепнева. Лицо поручика вытянулось от недоумения, кажется, Владимир Стоянович решил не сообщать подчиненному, что именно написано в записке. Тем не менее, похоже, субординация и привычка к безоговорочному исполнению приказов, все же победили. Поручик махнул рукой, и вся синемундирная группа, сияя блеском пуговиц, ввалилась в кабинет перепуганных исследователей.

— Господа, прошу встать и следовать за мной! — Безапелляционным тоном заявил поручик, обводя моих экспериментаторов грозным взглядом. Те съежились и, с выражением абсолютного непонимания происходящего на лицах, встали, включая Хельгу. Поручик недовольно покосился на меня, и я отрицательно покачал головой. — Сударыня, вас это не касается. У нас приказ только о ваших коллегах.

Синемундирные, то бишь охранители, взяли четверых исследователей под конвой и вывели их в коридор. Девушка попыталась дернуться следом, но я ее остановил, встав на пути к выходу.

— Хельга, стойте.

— Пустите меня. — Тихим голосом проговорила она, хотя я ее и пальцем не тронул, и вдруг взорвалась. — Вы... вы... бесчестный человек! Что мы вам такого сделали?! За что?!

— Хельга! Сядьте и успокойтесь. Немедленно. — Рявкнул я. Девушка отшатнулась и послушно вернулась в кресло. От недавней меланхолии не осталось и следа, взгляды которыми она меня прожигала, могли бы довести до инфаркта. — Ничего с вашими коллегами не случится. Обещаю. Не верите? Возьмите, прочитайте. Это та записка, что я попросил передать князю.

Листок с визой Телепнева, Хельга взяла так, словно это была ядовитая змея. Брезгливо и с опаской. Аккуратно развернула... По мере чтения, глаза девушки все больше и больше напоминали глаза японских мультяшек. Дочитав текст до конца, Хельга перевела на меня недоумевающий взгляд.

— Но... почему ТАК? И зачем?!

— А ты думаешь, если бы я их стал уговаривать, у меня это получилось бы, а? Вот так вот дружно, взяли и послушались, да? Сама-то в это веришь? Вот и я, не очень. — Устало проговорил я, опускаясь в соседнее кресло.

— Мы с вами на бруденшафт не пили. — Почти автоматически заметила барышня, но тут же перебила сама себя. — И все-таки, зачем?

— Хельга, мы работаем по шестнадцать часов в день, четвертый день подряд. Я знаю, что когда работа "идет", это не предел. Но мы топчемся на месте, это видно невооруженным взглядом даже такому далекому от ваших материй человеку, как я. Вы устали, вымотались... Стали похожи на привидения. Прозрачные и бессмысленные. Нужна была встряска. Я ее организовал. И отдых. Лучшего способа снять напряжение, чем хорошая баня, я не знаю. Понятно?

— А я? — Задала внезапный вопрос Хельга.

— А что ты? Или тебе очень хочется сходить в баню вместе с ними? — Хмыкнул я и, заметив, что девушка запунцовела, поспешил добавить. — Прости дурака. Отвечу на твой вопрос. Ты, точнее мы, сейчас отправимся к моей экономке. Фигуры у вас похожие, так что, думаю, она быстро подберет тебе что-нибудь подходящее из одежды, а потом уже вы с ней, сходите в баню. Ясно?

— Да. — Тихо, почти неслышно проговорила Хельга.

— Ну, вот и договорились. Идем, а то мне еще к управителю заглянуть нужно, взять у него форму и исподнее для господ исследователей, что бы им было во что переодеться, после парной.

Оставив, офигевшую от моих методов психотерапии, Хельгу, в надежных руках моей очаровательной экономки, я, для начала, спустился на кухню к Лейфу, что бы сообщить ему приятное известие об увеличении количества требующейся провизии. Повар немного посопел, но в конце-концов махнул рукой и заверил, что все будет, как следует. С легкой душой я оставил этого виртуоза ножа и поварешки, колдовать над снедью, а сам ринулся к управителю, так здесь именовалась должность начальника ХОЗУ. Нет, можно было бы попробовать договориться, непосредственно с распорядителем склада, но это же Русь, пусть не та в которой я родился и вырос, но от этого, чернильные души не стали меньше любить красивые монеты и цветастые ассигнации. Вот я и решил договариваться с начальством, а не мелкой сошкой. Большому боссу, самомнение не позволит намекать на взятку за четыре комплекта зимнего обмундирования, а вот распорядитель, за них слупит столько, что на эти деньги можно полсклада обновить, и еще на выпивку останется. К тому же, полагаю, невместно главе Особой канцелярии названивать всяким мелким чиновникам, с требованиями передать, третьим, лицам подотчетное имущество. О как!

Как предполагал, так и вышло. Управляющий разглядел подпись князя (непосредственного начальника, между прочим, что тоже в таких случаях немаловажно), и, с угодливой улыбочкой, распорядился доставить все указанное мною по телефону, в предбанник, при этом в лоб попросил меня напомнить князю о нуждах ХОЗУ. Интересно, за кого же он меня принял?! А и хрен бы с ним. Обещание я дал, и при возможности его сдержу. Вот только не думаю, что управителю понравится ТАКОЕ внимание. А не фиг было предлагать мне подписать документы на шестнадцать зимних комплектов, считая оружие, которое я вовсе не брал. В общем, довольные друг другом, мы расстались, и, хотя меня так и тянуло вымыть руки после общения с этим скользким типом, я сдержался, и даже приторную улыбочку со своего лица, стер, лишь когда покинул цокольный этаж, где и размещалось все хозяйство этой толстой крысы.

А в бане меня ждала картинка маслом. Четыре трясущихся исследователя в одном исподнем. Похоже, выполняя приказ, поручик-таки перестарался и вытряхнул господ ученых из их, порядком помятых костюмов. Ну да ничего, Лада приведет их в божеский вид, а до утра могут и в синих мундирах пощеголять!

Кажется, за полчаса моего отсутствия, исследователи успели попрощаться со свободой, а может и жизнью. Жестоко? Может быть. Зато действенно. Сейчас на них посмотреть, так хоть шедевр соцреализма пиши: "Несгибаемые большевики, в бане, перед казнью". Руки дрожат, глаза горят, и готовность разорвать белого упыря (меня, то бишь), просто зашкаливает. Тьфу, да я сам себя загрызть готов, но так было НАДО!

— Господа, вы долго собираетесь здесь сидеть? — Я оглядел это воинство интеллигентов и покачал головой. — Прекращайте страдать. Ничего страшного не произошло. Ну, загнали вас охранители в баню, так что теперь, жизнь кончена? Давайте-ка, раздевайтесь и дружным строем, шагайте вон в ту дверь. Баня ждет.

Что-то изменилось в глазах исследователей, и они неохотно, но все же последовали моему примеру, и принялись разоблачаться. Через час, распаренные, мы уже сидели за уставленным Лейфовыми блюдами, столом, и потягивали кто квас, кто пиво, в ожидании, Хельги и Лады, чуть ли не силком вытуривших нас из парилки. Надо отдать должное господам исследователям. Когда до них дошло, для чего я затеял это представление, они хохотали как умалишенные и почти не обиделись. Только пообещали начистить физиономию... Ну-ну. Мордобой назначили на завтрашнее утро, чему я был только рад. Надо все-таки возобновлять тренировки, а то с едой Лейфа, я тут жиром заплыву, только так. А вот кто действительно повеселится, так это князь, когда ему расскажут, как дело было. Вообще, судя по ехидному выражению лица моего повара, уже завтра по Хольмграду пойдет гулять байка о том, "как охранители философов купали". М-да.

Эх, как было бы здорово, если бы я мог сказать: "а на следующий день, у нас все получилось". Но нет, хоть с утра я и встряхнул исследователей в спортивном зале, вволю пошвыряв их на пол; хоть в отделении и поселился неунывающий деловой настрой, нам пришлось убить еще целых две недели, прежде чем исследователи нащупали зыбкую возможность "приручения" блокировки. Идею подала Хельга. Вообще, как я понял, в этой команде было два "генератора идей", Берг и Хельга. Бус выполнял роль практика-экспериментатора, там где дело касалось сложных манипуляций, он был незаменим, а роль Олафа и Ярослава, обычно сводилась к регистрации явлений и их толкованию. Парни оказались настоящими энциклопедистами. Если где-то, когда-то, была описана какая-то аномалия или некая теория, будьте уверены, она им известна. Как результат вся группа работает единым отлаженным механизмом. Без затыков, конечно, не обходится, давешняя хандра, тому хороший пример, но так и идеальные машины возможны только на бумаге... Как там: "шарообразный конь в вакууме", что-то вроде того. Так получилось и сейчас. Хельга выдала идею, "близнецы" нашли для нее обоснование, а Берг и Бус принялись за воплощение. Вкратце, идея оказалась проста.

— Мы рассматриваем сферу исключительно как блокировку, то есть некий привнесенный элемент, и в этом наша ошибка. Я так думаю. — Задумчиво произнесла барышня, потягивая кофе. — А ведь еще в первый день, Берг выдвинул предположение, которое впоследствии, все, включая и его самого, воспринимали исключительно как метафору.

— Это какое же? — Недоуменно приподнял бровь начальник проекта.

— Что сфера является одной из тонких оболочек. — Невозмутимо ответила девушка. — А ведь это так и есть. Да, эта оболочка имеет необычную структуру и много более узкий спектр действий. Но это оболочка!

— И что же ты предлагаешь? — Берг взъерошил волосы, словно пытаясь таким образом стимулировать свой мыслительный процесс. А мы: Олаф, Ярослав, Бус и я, просто тихо сидели и смотрели на брата с сестрой.

— Работать с ней, как с любой оболочкой.

— Только более подходящими инструментами.

— И по нарастающей.

— Думаешь диссонировать?

— В крайнем случае.

— А предел?

— Определим по вибрации.

Я не понял ни слова из этого "пинг-понга", но, кажется, от меня это и не требовалось.

Исследователи, вдруг, развили бурную деятельность. В тот же день, у управителя была заказана целая карта какого-то оборудования. Часть его, вообще, доставили из военного госпиталя, расположенного в Загородском конце, чуть ли не из тамошних чуланов долговременного хранения. В здании канцелярии выделили отдельную комнату, по соседству с кабинетом исследователей, в которой тут же начался ремонт. Заглянув в готовящееся для меня помещение (а для кого еще?!), я увидел свинцовые плиты, которыми покрывали пол, стены и потолок. Даже стыки заливали все тем же расплавленным свинцом, и меня это очень сильно напрягло. Зачем нужны подобные меры? У меня, как человека знакомого с термином "радиация", есть только одно объяснение. Впрочем, заметив мое волнение, Берг Милорадович не поленился объяснить смысл превращения комнаты в свинцовую шкатулку. Как оказалось, свинец экранирует не только слабое излучение, но и ментальные воздействия, что крайне необходимо для продолжения исследований. Успокоив меня насчет радиации, Берг тут же не преминул порадовать известием о том, что основная стадия эксперимента начнется послезавтра.

Как он запланировал, так и получилось. Через день, я вошел в свинцовую комнату, где меня раздели, уложили на узкий топчан с подозрительным отверстием, аккурат, под моей пятой точкой, и, ввели в руку, иглу капельницы. В ту же минуту, комнату покинули все исследователи, кроме Буса и Хельги. Я увидел, как захлопнулась мощная дверь, отрезая нас от остального мира, и на меня вдруг накатило ощущение легкой паники. Это притом, что я никогда в жизни не страдал клаустрофобией! В груди поселилось предощущение какой-то большой гадости. Такое со мной уже бывало, и ни разу эта сигнализация не подвела. Только однажды предупреждение оказалось бесполезным, но, наверное, только от того, что изменить было уже ничего нельзя. Тогда меня скрутило так, что я полчаса отдышаться не мог, а на следующий день, сатанисты вырвали мне сердце на их идиотском алтаре... Ну блин и мысли бродят у меня в черепушке! Я постарался успокоиться и прислушаться к тому, что мне говорит Хельга. Хорошо, что здесь именно она, если бы вместо нее был кто-то другой, тот же Берг, например, я бы вряд ли так легко успокоился. А с ее ладошкой на лбу, это, оказывается, проще простого. Вдох, счет до шести, задержка дыхания, до шести, выдох, до шести, стоп, до трех, вдох, до шести, задержка, шесть, выдох...

Дальнейшее мое участие в процессе, свелось к выполнению указаний по медитации, во время которой, вокруг меня постоянно вились Хельга и Бус, контролируя, следя, и поначалу, пока я еще не ушел, удерживая от сна. Это было время их сладкой мести, а для меня оно превратилось в четверо суток ада. Девяносто шесть часов непрестанной медитации под капельницей, на утке. Никакой еды, никакой смены положения тела, никакого туалета и никакого сна! Первые три часа я еще испытывал неудобство, потом, все больше уходя в глухой транс, я перестал ощущать собственное тело, на девятом часу абсолютной тишины и пустоты, мне стало казаться, что меня нет. Я не знаю сколько прошло времени, когда мой разум взвыл, пытаясь вернуться к нормальному существованию, но только усилием воли мне удавалось удерживаться от выхода из транса. Вечность непрерывного контроля, а потом, сфера перешла в режим мерцания, то и дело, одаривая фантомными ощущениями, превратившими жуткую пустоту в калейдоскоп мучений. Осознание чудовищной ломоты во всем теле, которого я не чувствовал, желание опорожнить кишечник и мочевой пузырь, существующие в форме знания, но от этого не становящиеся легче. Осознание голода и жажды, гложущих разум не меньше, чем несуществующий для меня в трансе, желудок... муки ада. У меня нет тела, но оно болит! Нет желудка, но я дохну от голода. Нет языка, но он распух от жажды. И я ничего не могу с этим поделать. А потому терплю. И это терпение тоже превратилось в пытку. Одну бесконечную, разрывающую на части даже не мозг, все существо, пытку. На девяносто седьмом часу, я выпал из глухого транса, и, только открыв глаза, потерял сознание от наплыва образов, ощущений, запахов и чего-то еще неописуемого, огромного, подавляющего. Меня словно бы накрыло волной. Последнее, что я слышал, было: "ставьте кокон". А затем пришла тьма.

Глава 8. Сегодня вы проснулись от боли? Может, лучше было умереть вчера?

Надо было все-таки бежать... Расслабился, идиот... Ну, как же, вокруг все такие хорошие, белые, добрые и пушистые... Добился своего, князь... Ох, больно-то ка-ак!... Стоп. Мне больно. Значит, жив? Вроде бы да. Но лучше бы сдох. Суставы выворачивает, в живот словно лавы налили, а голова... Моя несчастная тупая черепушка, хоть бы она раскололась наконец. Блин, до чего же больно!...

Меня знобит. Тело будто ватное и трясется как холодец в руках алкоголика... Та-ак. Это мы уже проходили. Неужели меня снова куда-то закинуло? И хрен бы с ним. Ох. Надеюсь только, что и здесь найдется свой Грац. Его помощь мне бы сейчас не помешала.

Спустя несколько минут боль начала неохотно отступать, и я, хоть и с трудом, но нашел в себе силы пошевелиться. Приоткрыл веки, и из груди вырвался облегченный вздох. Я в спальне флигеля. Подушки довольно высокие, так что мне прекрасно видно большую часть знакомой обстановки. В спальне темно. Вечер, утро? Неясно. Узкое окно с опущенными шторами, конторка, дверь... И кто это там решил побеспокоить мое болящее "благородие"?

— Виталий Родионович, к вам тут Меклен Францевич просятся. Пускать, или как? — Прогудел Лейф, придерживая входную дверь.

— Так что ж ты меня-то спрашиваешь? — Проговорил я, ужасаясь хриплому клекоту, в который превратился мой голос. — Как-никак, он тебе жалованье платит.

— Так-то оно так, да не так. — Протянул Лейф. — Я уж, почитай, неделю, как расчет взял... А Владимир Стоянович разрешили, пока, при флигеле, временным поваром, для вашего благородия. И жалованьем не обидели, ни меня, ни... Так что, пускать дохтура-то?

— Да уж пропускай. — Проговорил я, тихо удивляясь поступку повара, но решил, что расспросить его можно и попозже. Лейф кивнул и отодвинулся в сторону. Тут же в комнату вошел профессор. Застыл на мгновение на пороге, смерил Лейфа укоризненным взглядом и, покачав головой, подошел к моему изголовью.

— Что, дела настолько плохи, что мне сразу прислали патологоанатома? — Не сдержался я.

— Шутите, Виталий Родионович? Это хорошо. — Покивал Грац, одним неуловимым движением мысли, растягивая надо мной небольшую сеть познания. Э-э, чего? Я зажмурился, но отчетливое ощущение висящей надо мной ментальной конструкции никуда не делось. Даже с закрытыми глазами, я могу с идеальной точностью указать, где находятся основные узлы этой сети, и в какую точку надо "ткнуть", что бы она рассыпалась. Что я, естественно, тут же и проделал.

— Виталий Родионович, голубчик, я вас очень прошу, дайте мне спокойно вас обследовать, а развлекаться будете позже. — Как маленькому ребенку, погрозил мне пальцем, Грац. Ну профессор... Впрочем, в чем-то он, конечно, прав. Я ничуть не сомневаюсь, что здешние дети точно также обожают влезать в чужие ментальные творения, просто с целью понять, что это такое и как его можно использовать, или сломать... на крайний случай. Те самые пресловутые естественные реакции... Вот и получается, что я, вроде как взрослый тридцатилетний дядька, но в плане ментального развития, сущий ребенок. Ну и хрен бы с ним. Зато у нас все получилось! Ну, не у нас, у исследователей... И все-таки. Опс.

Я, с трудом, заставил себя развеять созданный, почти помимо моей воли, тонкий щуп, словно бы выраставший из моей ладони и незаметно подбиравшийся к ментальной конструкции профессора, и обреченно вздохнул. Кажется, это называется "гиперактивностью". Эх. Хорошо еще, что мне подгузники менять не нужно. Или нужно? Я смутно припомнил свою почти сточасовую медитацию и топчан с "уткой", но вспышка головной боли заставила вернуться в реальный мир. Кажется, для воспоминаний сейчас не время.

— Ну что же, вы определенно прогрессируете, Виталий Родионович. На мой взгляд, даже неоправданно быстро. Ваши тонкие оболочки восстанавливаются в хорошем темпе, но вот физическая составляющая меня беспокоит. Пожалуй, я рекомендую вам усиленное питание... и все. — Проговорил профессор, закончив обследование. — А теперь, если не возражаете, я вас покину. Мне необходимо поговорить с этим прощелыгой-поваром, о надлежащей диете. Иначе, с него станется накормить вас вареными овощами. Поправляйтесь, Виталий Родионович... и, надеюсь видеть вас у себя в гостях, в ближайшее время.

— Уверены, Меклен Францевич? — Через силу усмехнулся я, вспомнив нашу последнюю встречу. Ментал вокруг профессора взбурлил, окутывая его фигуру плотным коконом.

— Как мне кажется, пока у вас нет повода для... нежданного визита. Согласитесь, Виталий Родионович? Честь имею. — Чуть побледнев, проговорил Грац, и, резко кивнув, вышел из комнаты. М-да, профессор, блин, адьюнкт. Ну-ну. Самый что ни на есть кадровый офицер он, а не трупорез. Я проводил взглядом фигуру своего первого знакомца в этом мире и откинулся на подушки.

Вот, Вит, кажется, у исследователей все получилось. Блокировка свернута. По крайней мере, я очень четко ощущаю, что при необходимости могу укрыться в ней, словно моллюск в раковине. Вот только, удастся ли мне оттуда выбраться? Во всяком случае, на вторую медитацию я точно не соглашусь... Меня, вообще, от этого слова тошнить начинает. Я передернул плечами и уставился на входную дверь. Что-то с ней было не так. Что именно, я пока не возьмусь определить, но эта неправильность просто бросается в глаза. Уже знакомый, любопытный щуп, точно такой же, как тот, что чуть было не помешал Грацу в обследовании моей бренной тушки, медленно, стараясь не спугнуть кого-то, прячущегося за дверью, потянулся к тяжелой бронзовой ручке.

Я только и успел подхватить парой созданных и тут же выброшенных навстречу щупов, падающую Ладу. Девушка испуганно пискнула и зависла в полуметре от пола, удерживаемая как моими жгутами, так и собственной, довольно сложной ментальной конструкцией, обращенной не только на саму экономку, но и на поднос, который она умудрилась удержать в руках и ничего с него не уронить! Вот это эквилибристика!

— Виталий Р-родионович! — Чуть не плача, Лада повернула ко мне покрасневшее лицо, и я, спохватившись, вернул девушку в вертикальное положение, после чего, рассеял щупы, от греха подальше. Тактильные ощущения от них, оказывается, иногда передаются ничуть не хуже, чем если бы я действовал руками, а Лада... в общем, поверьте, там есть за что подержаться. М-да. Кобелизм прогрессирует. С этим надо что-то делать.

— Извини, Лада. Я пока еще не освоился с этими... щупальцами. — Повинился я перед девушкой.

— Ох, да не переживайте вы так, нешто я не понимаю. Вы же сейчас, что Лешко — племянник мой, тот тоже, пока ему оградник не сплели, все мыслью норовил делать, ложку и ту не заставишь его в руку взять! Ну что поделаешь, ребенок... Ой. Простите, бога ради, Виталий Родионович, ваше благородие! — Зачастила экономка. А я как идиот, лежу и улыбаюсь.

— Не мельтеши, Лада. — Я приподнялся на кровати. — Лучше давай сюда поднос. Мне доктор велел хорошо питаться.

— Что ж это я! — Девушка подошла к кровати и опустила на нее поднос. Умница. Черт с ним, с балыком, но вот за то, что Лада приготовила мне кофе, я готов ее расцеловать. Стоп. Отставить. Я заметил, что девушка, только что хлопотавшая вокруг меня словно наседка, напряглась и постаралась отстраниться. Ну да, меня же теперь сфера не защищает, так что настроением своим я должен фонить, как протекающий реактор радиацией. Вот девчонка и насторожилась.

— Лада. Что бы ты себе сейчас не напридумывала, знай, я тебя не обижу, и другим не позволю. — Я постарался быть насколько возможно искренним, говоря ей это, и кажется, подействовало. Девушка чуть расслабилась и даже улыбнулась. А я понял, что мне нужно срочно обзаводиться эмоциональной защитой. Иначе погорю, как Плейшнер на Цветочной улице... Вот, не было забот, купили порося!

— Что Берг Милорадович? — Спросил я Ладу, расправляясь с завтраком.

— Вот уж не знаю. Как вас, три дня тому, принесли сюда, так все крыло исследователей и закрыли. Охранители, чуть не под каждым окном сидят. Злые, ужас. Кушанья и те, только после досмотра им относят. — Лада пожала плечами и, на мгновение задумавшись, заметила, — Вам бы, о том с Владимиром Стояновичем говорить надобно, уж он-то к розмыслам каждый день ходит. Или с господином Сакуловым, тот тоже, все дни там пропадает.

Девушка забрала у меня опустевший поднос, и поплыла к выходу, плавно покачивая бедрами, туго обтянутыми тканью длиннополой юбки... Да что же это такое-то?!!! Словно прыщавый подросток какой, честное слово!

У самых дверей Лада вдруг обернулась, и в ее глазах мелькнуло лукавство. Так это она?! Я хмыкнул. Ну да, отомстила, несносная девчонка, за мои ментальные "щуповодства". Но как действовала, а? Я же ничего не почувствовал... Впрочем, это как раз немудрено, с моим-то отсутствующим опытом в подобных вещах. Не-ет, надо срочно учиться управлять менталом, хотя бы на бытовом уровне, и обязательно найти способы защиты от подобных воздействий. Я, конечно, не Апполон, и не считаю, что меня будут "привораживать" на каждом шагу, но ведь если с помощью ментала можно пробудить желание, то, наверняка, можно и манипулировать другими чувствами, страхом, гневом, например. А оно мне надо? Вот-вот.

Я проводил взглядом закрывающуюся за Ладой дверь, и решил, что пора вставать. Судя по обмолвкам моих гостей, я и так провалялся во сне целую неделю... Это если считать медитацию. Меня передернуло. Врагу такого отдыха не пожелаю.

Кряхтя, словно столетний дед, я выбрался из-под одеяла, и опустил ноги на пол. Но даже сидя, почувствовал, насколько ослаб. Голова кружится, конечности еле шевелятся. Ужас, конечно, но ничего, бывало хуже. Держась за спинку кровати, я поднялся на дрожащие ноги, и перебирая непослушными руками по опоре, медленно двинулся в сторону ванной комнаты. Очередной гость застал меня в момент тяжелых раздумий. Я как раз пытался сообразить, как мне преодолеть пустое пространство до двери в уборную.

— Виталий Родионович, вы с ума сошли! Зачем вы встали? — Голос от входа в спальню, заставил меня дернуться. В результате я чуть не потерял равновесие, но тут же был подхвачен руками визитера, одним прыжком преодолевшего разделявшее нас расстояние. М-да. Прыгающий князь — редкое зрелище! Придерживая за плечи, Телепнев усадил меня на кровать и, убедившись, что я не грохнусь, встал напротив. — Положительно, вас ни на минуту нельзя оставить в одиночестве. Обязательно выкинете какую-нибудь штуку! Вы еще не восстановились после нашего опыта, вам необходим покой!

— А профессор Грац так не считает. Он, всего лечения и назначил-то, что усиленно питаться, а про то, что мне с кровати встать нельзя, он даже не заикался. — Огрызнулся я. Честно говоря, с приходом князя, на меня накатило раздражение, причем не на него, а на себя любимого, мою расслабленность и неосмотрительность, из-за которых я и пребываю сейчас в таком плачевном состоянии. И ведь понимаю, что не в силах был изменить что-либо, и вроде пока никаких намеков на то, что меня ликвидируют, нет. А раздражение не уходит. Встало комом в горле, и саднит. Гадство.

— Что с вами, Виталий Родионович? — Мне показалось, или князь не на шутку перепугался? Вон как его силуэт лимонным светом полыхает! Блин, опять выверты этого чертова ментала... Нет, как только смогу более или менее нормально передвигаться, сразу запрягу Буса, пусть учит всем этим премудростям, иначе и свихнуться не долго. От осознания нового открытия злость во мне растворилась без следа, и я смог сосредоточиться на беседе с князем.

— Ничего, Владимир Стоянович. Все уже прошло. — Я смахнул ладонью, выступившую на лбу испарину. — Лучше скажите, как дела у наших розмыслов.

— Эк вы их, на старый манер. — Покрутил головой Телепнев. — Поди, от обслуги вашей услышали?

— Почему это моей? — Удивился я.

— Ну а чьей же еще... — Пожал плечами князь и усмехнулся. — У вас служат, с вашего жалованья кормятся, стало быть, ваши и есть.

— Охренеть. Без меня, меня женили. — Тихо пробормотал я, и уже громче, договорил. — Хорошо, Владимир Стоянович, оставим пока этот разговор. Тем более, что вы ведь так и не ответили на мой вопрос, ваше сиятельство.

— Работают, работают наши исследователи. — Отмахнулся Телепнев. — Уж и подвижки кое-какие имеются. Правильно Хельга Милорадовна методу выбрала. Пока вы, с Бусом Ратиборовичем, сферу сворачивали, она ее изучала. Жаль, в точности повторить сей феномен невозможно. По крайней мере, так считают исследователи.

— То есть все зря? — Кажется, мне сейчас поплохеет.

— Ну что вы, право! Конечно, нет. Пусть пока нет способов воссоздать "хрустальную сферу". Но! Увиденное, помогло открыть очень интересное, и, что значительно важнее, полезное направление. Я не специалист в естествознании, но сам факт того, что в ближайшем будущем мы сможем СОЗДАВАТЬ тонкие тела, а не только видоизменять уже наличествующие от рождения, для каких-то конкретных нужд, это, знаете ли, дорогого стоит. Даже если смотреть только с точки зрения моего ведомства, то сфера применения таких искусственно созданных оболочек поражает воображение. Так-то, Виталий Родионович. Сами того не подозревая, вы стали маленьким камешком, вызвавшим целый камнепад в естествознании...

Ну, кажется, началось. Сейчас этот ушлый князь будет ездить мне по ушам, доказывая, что теперь моя жизнь будет в опасности, поскольку конкуренты непременно захотят прикоснуться к такой интересной теме, и могут начать охоту на несчастного иномирца.

— Ладно, Виталий Родионович, я ведь к вам буквально на минутку зашел, проведать. Дела, дела. — Опроверг все мои ожидания Телепнев, сворачивая разговор. — Уж простите меня, за столь краткий визит.

— Да что вы, Владимир Стоянович, я все понимаю. Как ни как, время-то рабочее, не так ли. Спасибо, что выкроили хоть минуту. — Проговорил я. Князь покивал, мол, верю-верю.

— Ну что ж, тогда до встречи. Надеюсь в следующий раз увидеть вас уже совершенно выздоровевшим. И... Виталий Родионович, примите мой совет. Как почувствуете сколько-нибудь значимое улучшение самочувствия, загляните к нашим исследователям. Думаю, они будут рады помочь вам научиться следить за вашими тонкими оболочками. — Телепнев усмехнулся, и вышел.

Да, сделал меня старый лис. Конкретно, как сопливого. Для него-то, все мои эмоции теперь, как открытая книга... С другой стороны, а что я ожидал? Что на такой должности окажется дедушка — божий одуванчик, не видящий дальше своего носа? Ой, сомневаюсь. Может, конечно, местные спецы и не дотягивают немного, по классу, до моих соотечественников, но и считать их полными лохами, занятие крайне вредное для здоровья. Ну что ж, будет мне на будущее урок. Если доживу, конечно, до этого самого будущего. А сейчас, попытка номер два. И на этот раз попробую воспользоваться своими "новыми" возможностями.

Пара "жгутов" уперлась в пол, и я попытался встать на ноги. Дохлый номер! Стоило только опереться на эти щупальца, как они попросту исчезли. На втором дубле, я сотворил более мощные щупы, и они так же исчезли, едва я сделал первый шаг. Еще и полыхнули так, что вспышка была заметна невооруженным глазом. Странно, ручку входной двери я нажимал без всяких проблем... В чем причина?... А вот Лада удержалась от падения совершенно другим способом. Ее ментальная конструкция больше была похожа на сплетенную из таких же жгутов, подушку... И их было чертовски много! Может, дело в том, что у пары щупов просто не хватает плотности для большого веса? Тогда понятна и вспышка. Это неизрасходованная энергия, высвобожденная с разрывом жгутов, преобразовалась в свет. Страшно подумать, что было бы, если бы я накачал щупы по максимуму! Никакой динамит изобретать не надо... И что мне делать?

Идея передвижения с помощью ментальной силы, так меня захватила, что я и забыл, зачем это затеял... Пока организм не напомнил острым желанием повстречаться с унитазом. Непреодолимым, можно сказать, желанием. В ту же секунду десяток щупов, уперевшихся в пол, подбросили мое тело вверх и вперед. В один гигантский прыжок, я оказался у заветной двери, нехило приложившись к ней лицом. Но, право, это такие мелочи! Зато теперь я, кажется, понимаю, каким образом делаются по-настоящему великие открытия. Как говорилось в одном известном фильме: "Жить захочешь, еще не так раскорячишься"!

Решив проблемы физиологического характера, я облегченно вздохнул и, пользуясь ментальными жгутами, как костылями, эдакой осьминожкой, выбрался в гостиную. Видок у меня, наверняка, был тот еще! Да я и сам не удержался от нервного смешка, увидев в висящем над камином зеркале, как выглядит мое передвижение со стороны. Страшноватое зрелище, доложу я вам. Нечто среднее между подергиваниями сломанной марионетки и движениями зомби из голливудских ужастиков.

Аккуратно доковыляв до кресла у камина, я рухнул в него, и только потом сообразил, что раз я сюда добрался, то неплохо было бы взять что-нибудь почитать... Хм. Продолжим тренировку. Мгновенно сформировавшийся щуп, дернулся к книжным полкам, пробежался по корешкам книг (видеть с помощью этой "ложноножки", весьма странное ощущение, надо сказать) и вот у меня на коленях уже лежит знакомый томик записок Хейердалла. В отражении зеркала, это действо выглядело донельзя фэнтезийно. Ну да, "...и могучий маг, не пошевелив и пальцем, слевитировал нужный гримуар..." Да уж! Кажется, медитация повлияла на меня самым печальным образом. И ладно бы перед девушкой какой выпендривался, так нет, "самолюбуемся", блин... Аллес. Кажется, к диагнозу "кобелизм", пора добавить "нарциссизм"... Я ухмыльнулся своему отражению и принял горделивую позу. В этот момент, дверь ведущая на лестницу отворилась, и в проеме появилась Лада.

— Ой! Виталий Родионович, а как вы... — Девушка на мгновение стушевалась, но тут же приняла обычный вид. — Может, желаете откушать? Лейф, как поговорил с Мекленом Францевичем, так сразу к плите и стал. Он там, наверное, уже на целый полк еды наготовил.

— Все что есть в печи, все на стол мечи. — Я демонстративно облизнулся, чем вызвал на лице Лады улыбку. Мой желудок предвкушающе заурчал. Кажется, для него недавний завтрак уже стал древней легендой. Ну и ладно. Мне доктор прописал, много-много кушать. А докторов надо слушаться. По крайней мере, иногда, правильно?

Услышав мое присловье, Лада опрометью понеслась обратно на кухню. А я переместился за стол, и к моменту ее возвращения мое благородие уже с тоской взирало на пустую столешницу укрытую белоснежной скатертью.

После обильного и сытного обеда с тонкими, "кружевными" блинами, стерляжьей ухой и пирогом "в четыре угла", я почувствовал неожиданный прилив сил, и, почти не помогая себе ментальными жгутами, отправился в крыло исследователей. Уже на лестнице было заметно усиление режима безопасности. Охранители начали встречаться на каждом углу, так что до знакомого кабинета я дошел, будучи расстрелян подозрительными взглядами, от которых не спасало даже удостоверение. А у дверей в кабинет, оно и вовсе "отказало". Уже у самой вотчины исследователей проекта "Лед", меня тормознули два дюжих охранителя и, выдвинув вперед массивные челюсти, в унисон рявкнули: "Не велено!". Не знаю, что бы я делал, если бы на этот грохот камнедробилок не выглянул Берг. Смерив синемундирников гневным взглядом, он буркнул: "проходите", и охранители тут же подались в стороны. Все исследователи проекта, к моему удовлетворению, оказались в сборе.

— Здравствуйте, господа... Хельга. — Я отвесил барышне отдельный поклон, и, с удовольствием заметив, что мне здесь рады (исследователи не посчитали нужным скрывать от меня свои эмоции), попытался расспросить их о ходе работ. Но нарвался на такой вал абсолютно незнакомой мне терминологии, что почти тут же перестал понимать, о чем идет речь, и сдался. — Господа философы, остановитесь на мгновение и вспомните, что у меня нет степени по естествознанию! Будьте проще и люди к вам потянутся.

— Простите, Виталий Родионович. Увлеклись. — Первым опомнился Берг. А следом и остальные смущенно заулыбались. — Если вкратце, то все у нас получилось как нельзя лучше. Сейчас мы уже начали работать над примерной моделью тонкой оболочки, которая могла бы взять на себя некоторые функции ментального тела, и поддерживать их самостоятельно. Его сиятельство возлагает большие надежды на это начинание.

— Я рад, что все, что мы с вами претерпели, не прошло зря, и принесло пользу науке. — Вот, опять Берг покраснел. Что я опять не так... наука? Стоп. Ну, конечно! Наука — это пар и телефонная связь, а ментал и тонкие тела, это естествознание. И здесь философию за науку не считают. Ну, понятно в "моем" мире, там, у противников есть веский аргумент: сами философы не могут прийти к единому мнению, что является предметом их изучения. Но здесь-то такого нет! А спор все тот же...

Ладно. Буду считать, что одной тайной в моей жизни стало меньше. А теперь надо раскрутить моих "розмыслов" на ликбез по правилам пользования открытыми ими способностями. А то они, понимаешь, нагадили, а мне разбирайся! Не пойдет. Будут учить, куда они денутся?

И не делись. Нет, особого восторга моя просьба не вызвала, но и отказываться от этого бремени никто из исследователей не стал. Так что, я получил сразу пять наставников... и все бесплатно. Ну, хоть какой-то плюс на кладбище моих интересов...

Глава 9. Ученье — свет, а неученых, тьма.

Скрывать мысли и эмоции оказалось не труднее, чем следить за выражением собственного лица. Так что уже через пару дней, я мог не опасаться шуточек Лады. Правда, как пояснил тот же Берг, применяемый мною способ контроля, относится к простейшим. То есть, если содержимым моей черепушки заинтересуется знающий и умеющий человек, то его эти щиты не задержат, даже на мгновение... что не мешает подавляющему большинству обывателей останавливаться на этом этапе. Ну, обывателям, может такого уровня и достаточно, а вот мне хочется большего.

— Понимаю, Виталий Родионович. — Покивал Берг, услышав мои рассуждения. — В свое время, все мы выбрали стезю естествознания, именно потому, что посчитали для себя невозможным не знать пределов своих сил. Бус Ратиборович...

— Слушаю вас, господа. — Тут же возникший, как по мановению волшебной палочки, невозмутимый исследователь вопросительно посмотрел на Берга.

— Бус Ратиборович, не могли бы вы продемонстрировать нашему коллеге несколько приемов для защиты разума от умышленных воздействий?

— Буду рад помочь. Виталий Родионович, пройдемте в соседний кабинет. Здесь шумно, нам будут мешать. — Бус даже не сделал вид, будто расстроен тем, что его отвлекли от работы. Просто кивнул, выслушав задание начальника, и направился к двери, ведущей в соседний кабинет. Поразительный организм.

— Виталий Родионович. — Холодным тоном заговорил Бус, едва закрылась дверь, отрезая нас от остальных исследователей. — Прошу вас, присаживайтесь в кресло, и начнем.

— Я вас не отвлекаю, Бус Ратиборович? — Уточнил я.

— Нисколько. — Покачал он головой. — Я, видите ли, больше практик, нежели теоретик, в отличие от моих коллег. И необходимость в моем участии, на данном этапе исследований не так велика, как мне бы того хотелось. Начнем, пожалуй. Виталий Родионович, скажите, вы слышали об "оградниках"? Да? Замечательно. Так вот, основные типы защит от чужих воздействий на разум строятся по тому же принципу лабиринта. Например, вот такая схема может послужить хорошей основой при возведении щита...

Бус развернул перед моим мысленным взором картинку, часть которой находилась в постоянном движении, ее линии словно перетекали из одной в другую, образуя все новые и новые узоры. Это, действительно, походило на лабиринт... живой лабиринт.

— Пусть вас не пугает кажущаяся сложность этой схемы. — Правильно понял мой недоумевающий взгляд, Бус. — Нет совершенно никакой необходимости, запоминать все эти линии, углы, пересечения и прочее. Как только начнете работать над собственной защитой, сами поймете. А теперь, давайте попробуем построить нечто подобное.

И опять медитации...

К обеду, я был в состоянии, которое легче всего охарактеризовать одним словом: "заблудился". Перед моим внутренним взором то и дело мелькали самые разные части растущего под присмотром Буса, мысленного лабиринта, а в голове поселился пульсирующий гул, с каждым ударом которого, этот лабиринт как-то неуловимо менялся. Ощущения, словно мне голову песком набили...

— Виталий Родионович, как вы себя чувствуете? — Голос исследователя вернул меня в реальность. Я тряхнул головой и уставился на Буса.

— Скажите, а этот вот... лабиринт, он теперь так и будет у меня в голове болтаться? Не очень-то комфортные ощущения, знаете ли.

— О, не волнуйтесь, господин Старицкий. — Чуть улыбнулся Бус. — Не могу сказать, что эта тяжесть исчезнет через полчаса, но уже к вечеру, вы будете чувствовать себя вполне сносно. А за ночь, во время вашего сна, защита уплотнится, и к утру, станет, так сказать, на "боевой взвод".

— Вы меня утешили, Бус Ратиборович. — Вздохнул я. — И что, это действительно такая эффективная защита от чужих воздействий?

— Ну, как вам сказать... — Исследователь нахмурился. — Понимаете, Виталий Родионович, идеальной защиты от чужих воздействий не существует... Возьмем, к примеру, вашу "хрустальную сферу". Проломить ее невозможно, вскрыть каким-либо иным способом, нереально... Вроде бы, вот и идеальная защита? Но нет. Находясь под ее действием, вы сами оказываетесь неспособны работать с менталом. Точно так же, и у любой иной защиты имеются свои плюсы и минусы. Вот "лабиринт", строительством которого вы сейчас заняты. Для того, что бы обойти его и проникнуть в защищаемую область, понадобится не меньше полугода времени и, как минимум, трое-четверо очень сильных манипуляторов.

— А если нанести мощный ментальный удар? — Поинтересовался я.

— Ну, Виталий Родионович... — Протянул Бус. — Я же упоминал об "оградниках". Принцип тот же. Только, оберег призван гасить и возвращать владельцу энергию, выплескиваемую им вовне, а лабиринт действует в обратную сторону, не пропуская воздействия извне. Кроме того, вы же обратили внимание на подвижность защиты? Так вот, пытаться ее пробить, все равно, что сечь плеткой море. Круги пойдут, но вода-то от этого не исчезнет... Понимаете?

— Образно. Но вполне понятно. — Согласился я. — И все же, Бус Ратиборович, существуют ли еще какие-то способы защиты?

— Разумеется. — Бус вскочил с кресла, в котором сидел во время моей медитации и нашей беседы, и, заложив руки за спину, принялся наворачивать круги по комнате. — Способов защиты великое множество. Есть постоянные, как тот же лабиринт, моментальные, то есть выставляемые непосредственно в момент воздействия, а есть, например, "спящие" — такие щиты объединяют в себе оба предыдущих типа защит.

— Это как?

— Это просто. — Пожал плечами Бус. — Скажем так, постоянно действует не сам щит, а лишь его тревожная часть. Стоит только чужому воздействию, затронуть ее, как защита реагирует, выстраивая моментальный щит. Понятно?

— Хм, а к чему такие сложности, Бус Ратиборович? — Медленно проговорил я. Не то что бы я этого не понимаю, нет. С логикой я дружу, по крайней мере, иногда, но мне нужно, что бы Бус увлекся темой, и не вздумал увильнуть, когда я попрошу обучить меня и этим способам защиты.

— Ну как же! Ведь воздействия могут быть самые разные, Виталий Родионович, в том числе и не имеющие целью выуживание чужих знаний или идей. Потому, не все щиты нацелены на защиту памяти, мыслей или эмоций. Есть и такие, что предназначены для защиты материального тела, здоровья владельца. Отсюда и разнообразие щитов. Скажем, "лабиринт" не спасет, если противник решит отрезать вам "воздушным лезвием", ногу. Зато вовремя выставленная "алмазная сеть", рассеивающая действие многих секущих воздействий, запросто справится с защитой ваших конечностей. И вот тут мы и подходим к смыслу деления защит на постоянные, моментальные, и "спящие". Во время долгого боя лучше, конечно, иметь постоянно вывешенную "тяжелую броню", что бы не отвлекаться на противодействие чужим манипуляциям. А вот в короткой открытой стычке, моментальные щиты предпочтительнее, поскольку строятся с учетом конкретных воздействий противника. С другой стороны, постоянно находиться в состоянии готовности к отражению атак, невозможно, и здесь очень помогают "спящие" щиты. Они могут быть какой угодно сложности, но обычно, достаточно просты и нацелены на предупреждение и отражение самых первых, неожиданных воздействий.

— Однако. А что это за "секущие" воздействия, Бус Ратиборович? — Протянул я.

— Ох, Виталий Родионович... Ну это совсем не вовремя. — Покачал головой исследователь, вдруг начиная нервничать. — Боюсь, что я не смогу удовлетворить вашу любознательность в этом вопросе, по крайней мере, до тех пор, пока не получу соответствующих санкций от его сиятельства.

— Да полно вам, Бус Ратиборович! Я же не прошу вас научить меня этим вашим воздействиям. А вот узнать о них, какие да зачем, и научиться защищаться, это же совсем другое дело!

— И не уговаривайте, Виталий Родионович. Сие, только лишь с позволения князя Телепнева. Иначе никак. — Развел руками Бус.

— Ну... на нет и суда нет. — Вздохнул я, и перевел тему, вспомнив о распоряжениях, отданных с утра Лейфу и Ладе. — А что, Бус Ратиборович, не пойти ли нам пообедать? Должно быть и коллеги ваши не против будут.

— Да... Знаете, Виталий Родионович, нам же все приносят. — Как-то вдруг смутился Бус. — Конечно, не от Гавра и даже не из "Летцбурга", но очень неплохие кушанья.

— То-то я смотрю, ваша компания такая вся похудевшая. — Покивал я, окидывая собеседника недовольным взглядом — Можно подумать, что это вы неделю в коме провели, а не я. Нет, Бус Ратиборович, решено. Через полчаса, жду вас вместе с остальными исследователями, у себя.

— Но как же... — Парень на мгновение замолчал, но почти тут же улыбнулся и открыл дверь в кабинет исследователей. — Благодарю за приглашение, Виталий Родионович. Будем, непременно.

— Вот и славно. — Я кое-как выбрался из кресла и двинулся к выходу в коридор. Привычно шарахнувшись от охранителей в синих мундирах сверливших меня подозрительными взглядами, я направился в сторону лестницы. Очень мне хотелось повидаться с князем. Да видно не судьба. Их занятое сиятельство, в очередной раз куда-то усвистал, так что пришлось отложить вопрос моего углубленного обучения на неопределенное "после обеда"... Почему неопределенное? Да потому, что наш начальник имел, знакомую мне еще по тому миру, привычку власть имущих. То есть, уехав обедать, запросто мог вернуться в присутствие только на следующее утро.

В общем, будем ждать. С этой мыслью я и вернулся в "свой" флигель, где с удовольствием втянул носом дразнящие ароматы, неизвестно как долетающие с первого этажа, и в предвкушении хорошего обеда, уселся у камина, с книгой и папиросой. Бесшумно появившаяся Лада, тут же поставила на столик рядом с моим креслом одинокую чашку обжигающего, черного кофия (ну, не виноват я, что здесь его называют именно так), и принялась за сервировку стола.

— Ваше благородие... — Я поднял глаза на застывшую передо мной экономку, и печально вздохнул. Лада, прекрасно поняв причины моей грусти, отчаянно покраснела. — Извините, Виталий Родионович. Стол сервирован на шесть персон. Прикажете открыть вина, или пусть подождет с четверть часа?

— Да, думаю пора, пусть подышит. — Я глянул на каминные часы. — И не забудь беленькую охладить.

— И что за интерес вам в этой горечи? — Тихо пробурчала Лада, скрываясь за дверью. "Немецкие привычки", как называет их Лейф. Я не сдержал улыбки. Спор между братом и сестрой о правилах подачи блюд на стол всегда сводился к одному и тому же. Лада была готова к каждому салату подавать новое вино, и напрочь игнорировала водку, а Лейф, наоборот, был самого низкого мнения о винах, но при этом приходил в ярость, не обнаруживая на столе, рюмки прозрачного аперитива.

Не прошло и четверти часа, как исследователи пожаловали в гости. Встречая их, я выглянул на галерею и покачал головой. Такое впечатление, что ко мне во флигель пожаловало вся Особая канцелярия, по крайней мере, вся ее обмундированная служба. В галерее было не протолкнуться от синих мундиров охранителей. Эк как берегут исследователей, а!

Обед, впрочем, как и всегда у Лейфа, был вкусен и очень обилен. Исследователи, кажется, готовы были проглотить блюда вместе со столовыми приборами и салфетками. И я могу их понять. Все-таки, хороший обед не чета перекусам холодным сухпаем из ближайшей забегаловки... Вот, пусть и наслаждаются, а там, глядишь, подобреют, авось я с них еще какие-нибудь нужные знания стрясу...

— Нет, Виталий Родионович, никак не могу. — Покачал головой Берг, едва мы устроились с ним подымить у окна. — Прошу вас не обижаться. Я действительно не могу вас научить боевым воздействиям. Просто потому, что ни я, ни мои коллеги с ними не знакомы. Понимаете? Точно так же обстоит дело и с защитой. Мы не можем придумать защиту от оружия, с действием которого не знакомы.

— А от знакомого оружия? — Я решил не отступать. Берг в раздумье тронул себя за губу. — Например, от пули.

— О! — Начальник проекта рассмеялся. — Виталий Родионович, вы мне сейчас напомнили меня самого, на первом курсе. Я точно так же был уверен, что менталу покорно все на свете! Увы, Виталий Родионович, увы, но это не так. Да, можно с помощью некоторых щитов, уберечь тело от удара клинка, но вот от пули... Это вне наших сил, знаете ли... Слишком велики скорости у этих маленьких стальных ос. Так-то. Впрочем, если после моих слов, ваш пыл не угас, я вполне могу научить вас некоторым приемам защиты от ударов клинком или дубинки. Не вижу в этом ничего противозаконного.

— Договорились, Берг Милорадович, договорились. — Я довольно покивал, старательно скрывая недоумение от иных слов своего собеседника. Кстати о клинках... А ведь меня сегодня еще ждет тренировка в зале с одним оч-чень любопытным экземпляром охранителя.

Выпроводив гостей, я переоделся в более свободный костюм, и двинулся в спортзал. М-да, ничего глупее, чем занятие спортом на сытый желудок и придумать было невозможно. Впрочем, кажется, я не одинок в своей глупости... Стоило мне войти в холл при спортзале, как я почуял в воздухе нежный аромат буженины, а в углу обнаружился очередной синемундирник, с аппетитом наворачивающий огромный бутерброд, запивая его чаем из стакана в тяжелом подстаканнике. Пожелав охранителю приятного аппетита, и получив в ответ благодарный кивок (хорошо еще он догадался ничего не говорить, с набитым ртом, у него вряд ли вышло бы что-то толковое), я заглянул в зал. Пусто. Такое впечатление, что про это помещение вообще все забыли. Хотя, еще сегодня утром, здесь было довольно много народа, в том числе и абсолютно лишнего на мой взгляд. И откуда здесь берутся все новые и новые "бойцы", желающие проверить меня на крепость? Ведь вроде бы, каждые два дня, на тренировке, устраиваю показательное "избиение" кого-нибудь их охранителей, пора бы понять, что я им не по зубам. Так нет! Все с той же периодичностью, обязательно находится какой-нибудь придурок, считающий, что уж он-то точно уложит меня на лопатки. Настырны-ые! М-да. Интересно, и где же обещанный мне тренер по фехтованию?

— Извините, это вы Виталий Родионович? — Низкий голос за моей спиной заставил меня подпрыгнуть на месте. Я обернулся. Никого, кроме давешнего охранителя, уминавшего бутерброд. Синемундирник кашлянул в кулак, расправил шикарные подернутые сединой вислые усы и поднялся со стула, сжимая в руке продолговатый сверток. — Так как, я не ошибся?

— Не ошиблись. А вы?

— Старший охранитель Бережной. — Щелкнул каблуками синемундирник, вытягиваясь "во фрунт".

— Э-э. А по имени-отчеству? — Я несколько опешил.

— Так это... Тишило я... Ну, Тихомир. А по отчеству, лучше не надо, не привычный я. — Выдавил охранитель. Вот дела! Здоровый дядька, явно под полтинник, и обращение по отчеству ему не привычно!

— И все же, Тихомир. Как вас по батюшке величать? — Настоял я.

— Храбрович. — Буркнул он.

— Вот и ладно, Тихомир Храбрович. Я так понимаю, вы и есть обещанный мне князем учитель по фехтованию? — Я снова распахнул дверь в спортзал.

— Точно так. — Степенно кивнул охранитель, расправляя усы и шагая следом за мной. На пороге зала, синемундирник замер, окидывая помещение изучающим взглядом. — О! Неплохо. И места вдосталь.

— Рад, что вам пришлось по вкусу. — Усмехнулся я. Интересно, а что он раньше здесь никогда не был, что ли?

— Да как сказать. — Протянул охранитель. Оказавшись в зале, он явно почувствовал себя в родной среде. — Только то и хорошего, что места много. А в остальном... И света мало и огородок никаких. Ладно, на первых порах и того, что есть, хватит, а там, что-нибудь придумаю. Ну что, ваше благородие, начнем?

И мы начали. Для начала, Тихомир всучил мне нечто, что должно было изображать длинный нож, тяжелую деревяшку с измазанной углем, "режущей кромкой". Ну, худо-бедно с ней я управился, продемонстрировав своему тренеру несколько ударов, целью для которых послужила единственная "груша" в зале. Все же, обычный тактический нож мне как-то привычнее. Тихомир посмотрел на мои телодвижения, понимающе покивал, покрутил ус и заменил "нож" на "саблю". Это уже не деревяшка, это три кило тупого изогнутого железа, отвратительного качества, которые чуть не вывернули мне кисть!

— Извините, Тихомир Храбрович, но эта вещь мне незнакома. — Честно признался я. Мой тренер задумчиво хмыкнул и, кивнув каким-то своим мыслям, встал рядом со мной.

— Левую ногу назад, упор на нее, правую руку вперед на уровень груди...

Я проклял все! Нет, не так. Я ПРОКЛЯЛ ВСЕ! Этот садюга вымотал меня до полного изнеможения. Так, меня не гоняли даже в учебке... И ведь умом понимаю, что так и должно быть, что боль в мышцах от необычных нагрузок, и суставах, приучаемых к новым движениям, неизбежна, но как же хочется кого-нибудь убить! А еще больше, хочется завалиться в постель, и что бы ни одна тварь меня не трогала, минимум сутки!

Наконец, тренировка закончилась, и я поплелся к выходу из зала, в сопровождении сердобольного садиста-тренера. По пути к вестибюлю, я узнал о своем новом знакомом пару интересных вещей. Оказалось, что сей охранитель, бывший профессиональный дуэлянт. И попал на службу в Особую канцелярию именно из-за своей профессии. Убил на хольмганге кого-то не того, и быть бы Тишиле Бережному каторжанином, если бы не заступничество прежнего главы Особой канцелярии, предоставившего влипнувшему в неприятности дуэлянту, выбор. Либо каменоломни, либо синий мундир и достойный пенсион по выслуге. Вот так и оказался гроза хольмгангов, учителем для всяких обормотов, "кои, окромя дреколья в руках ничего путнего не держали". Определили ему небольшое подворье на Плотницком конце, туда и ходят синемундирники, для постижения науки нарезания ближнего своего аккуратными ломтиками. А вот сегодня, вишь, попросили самого явиться в канцелярию.

— Так что, Тихомир Храбрович, выйдет что толковое из нашего фехтования, как думаешь? — Поинтересовался я у охранителя, когда мы уже вышли в вестибюль.

— А почему не выйдет? Выйдет. Я ж вижу, вы ваше благородие, со сталью знакомы не понаслышке. Понимание, что кусок железа с плотью человечьей наделать может, имеете. Ну так, это самое главное и есть. Ежели понимание имеется, ухватки, что мясо нарастут. — Прогудел охранитель. — Вот только одно скажу. Про фехтование более при мне не упоминайте. Я вас не красивостям и состязательному манеру учить буду, а как врага саблей иль палашом сподручней на тот свет спровадить. Ясно?

— Ясно, Тихомир Храбрович. — Кивнул я. Ой интересный дядька, ой интересный!

— Ну а коли ясно, то и ладно. — Кивнул охранитель. — Завтра после обеда подойду. Продолжим урок. А сейчас, покойной ночи, Виталий Родионович. Девятый час, пора мне и до дому. Уж, поди и жена заждалась.

— До завтра, Тихомир Храбрович, до завтра. — Я раскланялся с охранителем под удивленным взглядом дежурного, и направился во флигель, где меня ждал очередной том записок Хейердалла, горячий чай со сластями и кресло у растопленного камина.

Утро встретило меня уже привычными булочками и кофием в исполнении Лады, после чего, пребывая в замечательнейшем настроении (даже тянущая боль в суставах почти не раздражала), я привел себя в порядок, и отправился за очередной порцией знаний к исследователям.

Надо сказать, что Берг сдержал-таки свое слово и поделился способами защиты от колюще-режущих предметов. В том числе и от тех, что запущены умелой рукой в полет. Принцип оказался незамысловат. При соприкосновении клинка с ментальным щитом, последний так уплотняет воздух вокруг защищаемого, что перед тем как достичь тела, клинку, оказывается, необходимо преодолеть преграду, сравнимую по упругости с двадцатисантиметровым слоем плотной резины. И вот тут я не понял, а что мешает таким же образом остановить пулю? Берг говорит, что мешает скорость. Иначе говоря, щит просто не успевает срабатывать и уплотняет воздух тогда, когда пуля уже пролетела... то есть достигла цели. Пробовали растягивать границу действия щита. Бесполезно. Если тревожный радиус меньше двух метров, щит не успевает сформироваться, если больше... то это просто неудобно, к тому же щит срабатывает на любой, влетающий в этот радиус предмет, больше или меньше определенной массы. А таким предметом, может оказаться что, и даже кто угодно. В общем, громоздко это все и неэффективно. Естественно, что такой результат никого не устраивает. Хм... Надо подумать. И поэкспериментировать... Так. Где там мой список разрешенного к ношению оружия? Точно. Сейчас возвращаюсь во флигель, штудирую список, а потом, вперед на поиски приличного оружейного магазина. Думаю, моих средств должно хватить на покупку чего-нибудь громко стреляющего.

— Виталий Родионович, думаете, вы единственный, кого захватила эта проблема? — Попытался урезонить Берг, заметив мечтательное выражение моего лица. — Поверьте, это не так. Каждый, каждый, кто хоть раз сталкивался с поздней реакцией воздушного щита, пытался решить эту задачу. И как вы понимаете безуспешно.

Я согласно покивал и, толком не дослушав исследователя, рванул на выход. Мне кажется, задачка вполне может быть решена. Если защита будет реагировать не на саму пулю, а, допустим, на характерную вспышку или звук затвора... В общем, есть над чем подумать. Хех. Не хотелось бы, правда, опаздывать на тренировку с Тихомиром, но интересно же!

Доктор Лодер, Христиан Иванович — активно продвигал идеи о полезности для здоровья, пеших прогулок и минеральных вод. Считается, что именно его фамилия легла в основу выражения "гонять лодыря", т.е., заниматься бесполезным делом. Ни в коей мере не претендую на истинность указанного утверждения, но кто мешает моему герою, считать, что все именно так и было?

"Самым высоким зданием в стране", называли бывший особняк Страхового общества "Россия", в котором располагалось, последовательно, НКВД, МГБ, КГБ, а ныне обосновалось ФСБ. Горькая шутка, соль которой, состояла в том, что даже из подвалов этого здания, как говорили, можно увидеть Колыму. Прошу прощения за ликбез.

ХОЗУ — аббревиатура, расшифровывающаяся как ХОЗяйственное Управление (продолжаем ликбезить по-маленьку)

Оградник — оберег-блокиратор. Способности к манипулированию менталом, у местных жителей, "просыпаются" обычно к совершеннолетию (17-18 лет). Но, иногда (чаще всего в результате стресса) у детей случаются "спонтанные прорывы". Длятся они, обычно, недолго, но ребенок с доступом к менталу может доставить немало хлопот, посему и были придуманы оградники. Это своеобразный блокиратор, сплетаемый под конкретного носителя. Такой оберег, создает в ментальном поле ребенка замкнутый лабиринт, который рассеивает любые силовые потоки, возвращая их ребенку в "очищенном" виде. Иначе говоря, если вундеркинд умудрится создать молнию, лабиринт, с помощью многочисленных фильтров и заложенных в него эталонов, произведет обратное преобразование, и вернет полученную энергию носителю.