Маленький Саша. Часть 1. До главы 17

Нужно с одной стороны облегчать руководство дельному человеку, а с другой выбрасывать водятла из-за баранки не дожидаясь, когда он угробит машину. Общество должно было бы избавится от Ивана Четвёртого, Николая Второго или Горбачёва до того как их деятельность стала катастрофической и привела к разрушению тогдашнего общественного устройства. Нужны какие-то механизмы отстранения от власти и ликвидации последствий.

Для того чтобы управление было адекватным необходимо обеспечить передачу информации снизу о реальной обстановке и контроль за исполнением команд. В результате необходимо как-то сочетать в одной общественной системе и остроту управления, и наличие информации и защитное воздействие на руководство со стороны низов. Отчасти эти параметры вступают в противоречие друг с другом. Особенно мешается механизм самосохранения общества. Но эту проблему я ещё обдумаю.

Собственно многие конструкции контроля и информирования уже применялись в истории России. Тут можно вспомнить и "государево око", и "слово и дело", и множество подобных схем. Система тоже применялись с разными элементами: и командными и самоуправлением. Но вот реальных механизмов отстранения от власти без разрушения общественной структуры вспомнить не удаётся. Видимо в этом и должно заключаться основное ноу-хау.

Общее направление намечено. Но что, собственно, я буду делать в самое ближайшее время? Независимо от моих планов, мне необходимо разобраться со своим собственным телом, адаптироваться к окружающему миру и найти исполнителей своей воли. Для поиска этих людей пока достаточно держать уши и глаза открытыми. А для адаптации необходимо держать рот закрытым. Иначе есть риск выронить в неподходящее время несколько словечек из лексикона двадцать первого века и попасть на карандаш. Сейчас пока ещё я болен, лежи себе помалкивай. А вот как я буду выкручиваться, когда выздоровею, не знаю. Причём самое противное, двадцать четыре часа в сутки рядом есть человек, для наблюдения за мной. Либо учитель, либо воспитатель, либо камердинер. Пожалуй, только в туалете можно побыть наедине. Как при таких условиях проводить дворцовые интриги и прочее самоуправство? Хотя до этого ещё далеко.

И надо что-то делать с телом. Оно плохо слушается меня, эмоции зашкаливают. Если осмысленно шевелить конечностями я ещё могу, то мелкая моторика не выходит. Зрение либо слабое либо не адаптировано, что со вкусовыми, обонятельными и иными рецепторами непонятно, но думается ничего хорошего."

Саша сел на кровати. Голова слегка кружилась, тело казалось каким-то ватным, но в остальном он чувствовал себя не плохо. Хотелось пить. Он попробовал сложить из пальцев конструкцию под названием "дуля" и продемонстрировать её себе. Пальцы слушались плохо, не желали укладываться по местам, в кулак не жались. Конструкция получилась рыхлой. Разглядеть дулю также не удалось. В глазах всё расплывалось. Поднося дулю к лицу и отдаляя её, он пытался найти оптимальное расстояние. Фокусировка отсутствовала на всём диапазоне. Попытка понюхать дулю не увенчалась успехом. Сначала он с размаху всадил себе в нос. Хорошо, что ощущения, в том числе и болевые, были притуплены. Потом стало понятно, что дуля не пахнет. И кулак не пахнет, и ладонь. Ответить на классический вопрос не удастся. Осталось проверить слух. Он поскрёб ногтем по одеялу, звука не было.

"А ведь вчера слух был. Возможно, не очень хорошо, но я слышал и даже говорил. Хотя я тогда запинался или даже заикался. Надо придумать для тела гимнастику, да и для глаз какие-то упражнения, и надо заняться речью. Я уже сейчас занят изучением французского языка. Как я — заика буду его учить? Да и с остальным тоже как быть. В таком состоянии я не смогу выполнять не только уроки по рисованию или музыке, но и ежедневные занятия по строевой или конной выездке. Надо срочно придумывать упражнения и доводить контроль над телом до приемлемого уровня..."

— Доброе утро ваше высочество. Как Вы себя чувствуете? — в дверях стоял Карл Карлович, и наблюдал за своим воспитанником.

— Доб-ое ут-о, немного к-ужится голова, и хочется пить, — и, решив проявить участие, Саша добавил. — А Вы наве-но не выспались?

"Как же я картавлю!!! Хотя говорю и слух есть. Это радует."

— Ах, милый друг, ночью Вы нас так напугали, что было не до сна. В эту ночь многие не спали. Его Величество тоже не ложился. Всю ночь сюда свозили арестованных бунтовщиков...Впрочем после порошков доктора вы спали весьма спокойно.

Их беседа разбудила Агафонова, и Мердер дал ему распоряжение:

— Александр Николаевич хочет пить. Воды принеси.

— Ещё что-нибудь, ваше высочество? — уточнил камердинер.

— Спасибо, ничего.

Агафонов отправился за водой, а воспитатель, не спеша продолжать разговор, устроился возле окна.

Саша лёг, и закрыл глаза, сделав вид, что отдыхает. Но он не терял времени. Под одеялом его руки соединились, и пальцы стали резвиться в танце: "Согнуть. Разогнуть. Первый. Второй... Первым коснуться второго, третьего..."

— Вода, ваше высочество.

Пришлось сесть, подождать пока камердинер нальёт воды из кувшина. И вот оно испытание — взять стакан и выпить.

"Рука пошла. Слегка скрюченная, но пошла. Теперь пальцы. Растопырить. Не так сильно. Обхватываем. Не спешим. Теперь сжать стакан. Фиксируем кисть. Поднимаем. Скользит. Замерли. Ещё раз сжали. Фиксируем. Поднимаем. Рука пошла. Не спешим. Осторожно зубы. Хрякнул таки по зубам. Поворот кисти. Медленнее. Ну, облился, с кем не бывает. Глотаем."

Вода была тёплая и противная.

"Хоть какие-то, но вкусовые ощущения есть. Это уже хорошо. Не спеша допиваем.И плавно руку назад."

— Спасибо.

Вернув стакан, можно было снова улечься и закрыть глаза. Карл Карлович, внимательно наблюдавший за этими манипуляциями, слегка покачал головой. Какое-то время поседев возле великого князя, воспитатель и камердинер вышли в соседнюю комнату. До Саши вдруг дошло, что он слышит какой-то неразборчивый шум. Мердер отдавал распоряжения или что-то другое говорил. Речь было не разобрать . Да и понять, что это именно речь, можно было только интуитивно.

"Вот он — предел моего слуха. Значит надо вслушиваться, стараться разобрать речь. Только так я смогу сделать своими эти уши. Надо тренироваться. Всё равно другого ничего не остаётся."

Воспользовавшись свободной минутой, он принялся тренировать свои глаза. Взгляд в лево, вправо, вверх ,вниз, на кончик носа, вдаль...

В дверь, в сопровождении воспитателя, вошёл врач. Он подошёл к постели больного.

— Как Вы себя чувствуете, ваше высочество?

— Весьма не плохо. Есть некото-ая слабость в теле, но в остальном всё хо-ошо.

— Посмотрим, — доктор отодвинул одеяло и приступил к осмотру. Сосчитал пульс, проверил язык, глаза, пощупал живот. — Вы хотите есть?

— Нет, только пить.

— Вот и славно. Вам следует воздержаться от обильной пищи. Больше пейте, через час примете куриный бульон. Сегодня его будут давать Вам каждые четыре часа. Больше спать. Сон Ваше главное лекарство. Вставать не рекомендую, — медик обращался скорее к воспитателю, чем к пациенту, хотя смотрел именно на великого князя.

— Ах, докто-г, — Саша состроил печальную гримасу, — это ж, скука. Может г-аспо-ядиться, чтобы принесли шахматы? Я бы мог поиг-ать с Ка-лом Ка-ловичем.

— Хм, в целом это Вам не повредит. Да и для успокоения нервов шахматная игра полезна. Только прошу учесть, что всё хорошо в меру. В первую очередь Вам необходим покой и отдых.

— Не беспокойтесь, Иван Фёдорович, — вступил в разговор Мердер.

"Отлично, будет, на чём тренировать моторику пальцев и глаза. А заодно и мозги проверю, свои и воспитателя."

— Вот и славно. А сейчас, прошу принять лекарство.

Врач достал из кармана какой-то порошок, подошёл к столу и налил из кувшина воды в стакан. Он попробовал воду, поморщился, вернулся к больному и, дав запить, всыпал ему в рот порошок. Медик прошёл к двери, обернулся и сделал указание, обращаясь к комнате:

— Александру Николаевичу надо больше пить. Следите, чтобы воды всегда было в достатке. И ещё, добавляйте в воду на один кувшин стакан венгерского вина. Если ничего не случиться я приду к четырём по полудни.

Отдав распоряжения, он вышел. А больной улёгся поудобнее и закрыл глаза. Сон навалился мгновенно.

15 декабря 1825, Санкт-Петербург

Поспав, Саша чувствовал себя значительно лучше. С глазами не наладилось, с мелкой моторикой пальцев тоже, но он хотя бы начал чувствовать своё тело, как своё, а не как чужое. Появилась чувствительность кожи, время от времени покалывало в кончиках пальцев. Всё это свидетельствовало, по его мнению, о восстановлении нервных окончаний. Пришедший в назначенное время медик деловито произвёл рутинный осмотр. Некоторое время он озадачено потирал подбородок, но вскоре обрёл решимость. Врач дал несколько указаний и, пожелав приятного аппетита, вышел. По сигналу стоящего у двери Агафонова в комнату вошёл Востриков с подносом. Обед был прост. Одна чашка куриного бульона и всё. Но есть не хотелось даже этого. Видимо желудок ещё не пришёл в себя после переселения сознания. Видимо не понимая, что происходит с великим князем, лейб-медик чисто интуитивно угадывал физиологические отклонения в организме больного. Наверно это и было основным качеством хороших врачей этого времени. За этими размышлениями, собрав силы, Саша взял чашку из рук Агафонова и медленно выпил. Обед был окончен, и настало время нового медицинского осмотра. Вернувшийся в комнату доктор уделил особое внимание прослушиванию желудка, пытаясь угадать судьбу бульона. Скормив пациенту очередную порцию порошка, медик направился к выходу. Поравнявшись со стоящим в дверях Агафоновым, он полушёпотом выдал указание:

— Когда Александр Николаевич наполнит ночную вазу, доставить её содержимое мне.

На этот раз заснуть больной не успел. Его навестила мама.

Высокая стройная, скорее даже худая, женщина в светлом платье вошла в комнату сына, присела и стала выспрашивать о самочувствии. Александру Фёдоровну нельзя было назвать красивой женщиной, но она показалась таковой Саше или в силу природного изящества, или в силу сыновних чувств. При взгляде на неё по всему телу растекалось тепло, хотелось прижаться к ней и слушать её голос:

— ...Я беспокоюсь за твоё здоровье и, хотя Иван Фёдорович и уверяет меня, что всё будет хорошо, сердце моё не на месте. Я до сих пор не могу отойти от вчерашней стрельбы. Я ночью просыпалась несколько раз. Хорошо ещё что Папа заходил к нам ночью и успокаивал меня, одним своим присутствием. Девочки провели ночь со мной, им пришлось спать на стульях в кабинете гранд Мама и они тоже не выспались. А когда мне сообщили о твоей болезни, я рвалась навестить тебя, но Иван Фёдорович уверил меня, что необходимо обождать. Тем более мне самой не здоровиться. Слишком много свалилось на нашу семью в эти дни. Я неустанно молюсь за твое здоровье...

Мама действительно выглядела довольно бледной, кроме того её лицо непроизвольно кривилось в районе левого уголка губ. Это вызвало у Саши крайнюю степень удручённости. Его печаль была настолько сильна, что он решил свернуть разговор, пока не расплакался. Как ни приятно было слушать голос мамы, но он уже чувствовал, что вот-вот разревётся. Выловив паузу в монологе, больной сын подал голос:

— Я так г-ад, что ты п-ишла, мама. Мне очень не хватало твоего внимания сегодня. Тепе-й. После этого разговора я чувствую, что силы возв-ащаются ко мне. Я уверен, что тепе-й, усилиями докто-а Г-юля и твоми заботами выздо-овею в ближайшие дни, — он замолчал, и потёр левым кулаком глаз, демонстрируя усталость.

Мама чутко среагировала на этот жест. Нежно поцеловала сына в лоб и, сказав наилучшие пожелания, поспешно удалилась. Теперь надо было поспать хоть час. Иначе императрице может стать известно, что она прервала посещение напрасно. Взглянув на сидящего возле входа Агафонова, великий князь сделал объявление:

-Я хочу спать.

Саша лёг на бок, спиной к камердинеру, в надежде спокойно обдумать своё положение. Но сделать это ему не удалось. Может из-за болезни или эмоций, только что опутывавших бедного мальчика, но спокойно полежать и подумать он не смог. Организм выключился. Сознание потухло.

16 декабря 1825, Санкт-Петербург

Он проснулся среди ночи. На соседней кровати похрапывал Карл Карлович. За окном угадывалась луна. А во всём дворце царила тишина и покой. Было полное ощущение того, что до утра ещё далеко. Чувствовал он себя отдохнувшим. В теле поселилась лёгкость. Саша поднял одну руку, другую. Повращал локтями, кистями. Наконец поделал финты пальцами. Движения были довольно легки, прежнего напряжения уже не требовалось. Хотя гибкость пальцев оставляла желать лучшего. Тихонько подвигав ногами, повертев головой и поворочавшись всем телом, он удовлетворённо затих. Прогресс был весьма ощутимым, хотя зрение не восстановилось. Спать не хотелось, появилось достаточно времени подумать о своём будущем. Он лёг на спину, и стал разглядывать потолок.

"Наверно около часу ночи. Подождём, когда пробьют часы, и убедимся. Я здорово выспался. Вчера рубанулся почти сразу после обеда и проспал, получается, около 10-11 часов.

Теперь можно спокойно обдумать своё будущее житьё. Надо бы всё планировать от общей цели к более конкретным шагам, но на это может год уйти. У меня нет времени ждать пока родится годный для реализации план. Мне уже сегодня с утра надо будет чего-то говорить, что-то делать. Придётся сразу прикидывать и что-то на завтра, и то к чему нужно придти через пятьдесят лет. Это не я так решил, это жизнь так решила.

Конечно, идеальное общество должно быть вечным. Но для практических целей необходимо определить время жизни более конкретно. Пусть будет две тысячи лет. Общество должно просуществовать несмотря на все кризисы и проблемы в течении двух тысяч лет не изменяя принципов своего устройства. Для этого, что бы отвечать изменениям в обстановке, общество должно быть эффективным в управлении, но при этом оно должно быть гибким и иметь возможность менять структуру управления.

Как? Как сделать так, чтобы общество с одной стороны подчинялось управлению, а с другой могло сказать царю-батюшке: "Слазь с бочки"? Николаю Второму сказали: "не умеешь, слазь", но было поздно. Ситуацию развернуть уже не удалось, да и некому было разворачивать, фактически прежнее общество развалилось. Мне нужно чтобы общество реагировало до того как вся страна окажется в анусе так глубоко, что только подмётки видны.

Сначала, сэр, Вам следует разобраться с реагированием общества вообще, в принципе, а уже потом задуматься как реализовать это ноу-хау. Как определить, что царь ведёт всех к краху? Когда страна разваливается на куски, всё становиться понятно, но обратить процесс, зачастую, уже невозможно. Как раньше определить? Нужно выставить какие-то критерии-маяки, по которым можно было бы оценивать структуру управления непрерывно. Например, установить, что если царь-батюшка отдал территорию без боя, то это сигнал, царь рулит не туда.