Битва за Эллиоты. Часть 1

— А это возможно, Андрей Андреевич? — рука Мордовина, застыла, не донеся стакан с чаем.

— Вы знаете, вполне. Избавляемся от кожуха с водой. Кстати первая конструкция господина Максима была как раз без водяного охлаждения. Надо только ствол помассивнее поставить. Меняем спусковой механизм, на близкий к винтовочному. Устанавливает приклад и сошки. Думаю, в пуд весом уложимся.

— Это так, Андрей Андреевич, — казалось, механик просто шокирован техническими подробностями, но профессионализм сказывался, — вот только ствол быстро перегреется.

— И вы снова правы Порфирий Александрович, — согласился адмирал, — Но есть нюансы. Во-первых, длинные очереди из такого пулемёта будут противопоказаны. А во-вторых, на столе можно поместить ребристый кожух, что будет охлаждать ствол. И в-третьих, разместить над стволом трубу. При выстреле, перед срезом ствола, будет создаваться разряжение. И оно будет вытягивать воздух от ствольной коробки, создавая тягу. Ну и обязательно необходимо будет предусмотреть возможность быстрой смены ствола, и крепление коробки с лентой, под телом пулемёта.

Подполковник Мордовин соглашаясь, закивал:

— Вполне возможно, но надо бы проверить. Оружие получиться весьма мобильным. И возможно весьма удобным для расстрела плавающих мин. Можно будет быстро переносить оружие на нужный борт. И так же быстро его применять.

— Пока пулемёт не дам, — улыбнулся адмирал, — мало их. Если только чуть позже получиться заполучить. Ну и есть ещё предложения, но они чуть позже. Кстати, Порфирий Александрович, вам на вахту то, когда?

Механик смутился:

— Мне, ваше превосходительство, сдавать вахту. Тут просто корабль на стоянке и сказали, что вы вызываете.

— Тогда ступайте, Порфирий Александрович, — адмирал махнул ладонью, — служба она превыше всего.

Подполковник поднялся и, приведя себя в уставной вид, отдал честь.

Вирениус поднявшись и вернув на голову парадную треуголку, ответил подполковнику. Который, развернувшись, вышел из салона.

3

Перекрестившись слева на право, Вирениус, шагнул в корабельную церковь. Где в одиночестве истово молился иеромонах Пётр, Пётр Никитич Добровольский, судовой священник. И снова осенив себя крёстным знамением, адмирал встал рядом со священником. И подождал, пока отец Пётр не закончил молитву:

— Ты был прав, сын мой, — священник прямо смотрел на корабельную икону, — Всё так и было, как ты описал. Настоятель всё подтвердил. И он сам теперь в смятении. Два человека говорят одно и то же. Но у него есть опасения, что война начнётся. И он не рискует писать икону.

— Можно начать собирать средства на неё, и начинать на нашей эскадре, — адмирал смотрел на туже икону прямо и твёрдо, — Вы сами отец мой понимаете, что мы идём на войну. На страшную войну. Японцы готовы заплатить страшную цену, за то, чтобы уничтожить наши корабли и захватить крепость. Хотя, ещё сами не осознают, насколько страшную цену.

— А ты знаешь, сын мой.

— Да, знаю, — адмирал был всё так же твёрд перед ликом, — Не спрашивайте отче, откуда знаю. Я сам в смятении, но не знаю, откуда у меня эти знания. И мне было важно услышать подтверждения этих знаний, от вас, отче. И на подтверждение существования высших сил.

— Расскажи сын мой, облегчи душу, — священник повернулся к адмиралу.

— Я проснулся среди ночи и осознал, что знаю.

— Что знаешь, сын мой? Божественные откровения?

— Нет, скорее знания человека, на ближайшие несколько лет вперёд. И даже знания не сколько наши, а сколько мира где мы не дойдём до крепости. Вернёмся с полпути. И икона...

— Что икона?

— Не попадёт в крепость. А будет утеряна. Незадолго до сдачи крепости, один мещанин вызовется доставить икону в крепость. И исчезнет.

— Но почему?

— Опоздают буквально на один день. Японцы успеют взять крепость в осаду. Тогда морем доставить икону не рискнут, а когда, через полгода, пойдут на риск, то доверяться не тому человеку.

Священник осенил себя знамением, следом зеркально повторил знамение адмирал.

— Сын мой, православные осеняют себя справа, налево.

— Я помню отче, но мы не в церкви крепости. И эта не Порт-Артурская икона. Пока я лютеранин. Но надо поспешить. Я буду просить собрать эскадру, чтобы повести её, как можно скорее на восток. А вы можите, в церквях кораблей, повесить кружки, для подаяния на икону.

— Сын мой, ты так печёшься о православной церкви?

— Грядут страшные времена отче, возможно, свыше мне дали знания о них, что бы я приложил все усилия избежать их. И я знаю, как низко падут церкви. И насколько глубоко будет падение каждой из них. Я хочу присоединиться к той, которая будет достойнее других.

— Но тоже падёт?

— Тоже падёт, — адмирал говорил ровно, — Но у неё ещё будет возможность на возрождение. Да и бог один. Он даёт нам знаки, что не делает различий между нами. Это мы сами разобщаемся, в гордыне своей.

— Тебе многое открылось, сын мой, — произнёс священник, — В твоих видениях.

— Да, отец мой, но многое пока ещё не предрешено. Возможно, получиться и что-то изменить. Ведь ради чего-то, ради какой-то цели, мне и были даны эти знания. Теперь мне предстоит действовать. И спасибо отче за совет.

— Совет? — священник перевёл свой взгляд на Вирениуса.

— Да, совет. Если говорить о видениях, то это будет скорее правдой, чем ложью. Я видел усеянные телами погибших склоны горы Высокой. Я видел японский памятник на одной вершине горы Перепелиной, службу в синтоистском храме на другой. И знаю, что между ними находиться братская могила ста тысяч погибших и умерших от болезней и ран, на этой войне, японцев. Возможно, наш приход и остановит помыслы японцев на войну. И это позволит избежать как этих жертв. Так и других. В дальнейшем.

Священник, соглашаясь, кивнул и произнёс, осеняя адмирала крестным знамением:

— Да, сын мой, да. И я вижу, что помыслы твои чисты. И даю тебе на них своё благословение. Но остерегайся ожесточить своё сердце.

Адмирал печально усмехнулся:

— Да отче я знаю, какими намерениями выстлана дорога в ад.

Брови священника поползли вверх:

— И какими же?

— Благими отче, благими.

Адмирал осенил себя крестным знамением, зажёг свечку и, поставив свечку перед иконой, направился к выходу из церкви.

4

Исправляющий должность начальника Главного Морского Штаба контр-адмирал свиты Е.И.В. Рожественский Зиновий Петрович хмуро смотрел как очередная граната [4], выпущенная из 120-мм пушки Канэ, пробив оба борта старой баржи, зарылась в воду с противоположного борта. Стоявший рядом главный командир Кронштадтского порта и губернатор Кронштадта вице-адмирал Степан Осипович Макаров, инициатор испытаний, произнёс:

— Пожалуй, хватит, шесть выстрелов, три разрыва. Причём два уже после того как граната пронзила оба борта. Да и шесть гранат слишком много для этой ржавой посудины. Похоже, Андрей Андреевич был прав, когда говорил и о негодном качестве и ничтожном действии наших снарядов. Зиновий Петрович, вы со мной и Аполлоном Семёновичем? Надо своими глазами увидеть действие наших снарядов.

Адмирал Рожественский только поморщился. Он получил рапорт заведующего Учёного военно-морского отдела и по совместительству помощника начальника Главного Морского Штаба, а также начальника Отдельного отряда судов, идущих в Тихий океан, контр-адмирал Вирениуса Андрей Андреевича, но положил его под сукно. Но как оказалось зря, адмирал Вирениус обратился не только с рапортом по команде, но и написал письма всем заинтересованным лицам.

Исправляющий должность главного инспектора морской артиллерии: генерал-лейтенант по адмиралтейству Кротков Аполлон Семёнович, опустил бинокль и произнёс:

— Но почему так? Перед принятием на вооружение снаряды прошли испытания, причём с этими же трубками и они отлично взрывались. Неужели вся проблема в мягкости этих деталей из алюминия и из-за проблемы с воском?

Макаров чуть развёл руки в стороны:

— А вот это, Аполлон Семёнович, вам и предстоит выяснить.

И повернувшись к, стоявшему на шаг позади начальства, капитану крейсера 'Владимир Мономах' капитану первого ранга Попову, адмирал Макаров добавил:

— Владимир Андреевич, голубчик, распорядитесь послать нижних чинов, остановить затопление. Похоже, это корыто и не думает тонуть. И пусть к трапу подадут катер, надо осмотреть баржу.

Когда катер с адмиралами и генералом пристали, к барже та не только перестала оседать, но и стала подниматься из воды. Матросы не только быстро заделали круглые, идеально ровные пробоины от снарядов, загнав туда аккуратно выстроганные, по диаметру деревянные чурбачки, но и буквально в поте лица, вращая штурвал водоотливной помпы, освобождали баржу он поступившей в неё воды. Генерал-лейтенант Кротков, постучав тростью по ближайшему такому чурбачку произнёс:

— И тут Андрей Андреевич всё предугадал. Действительно заделывать пробоины от наших снарядов больших проблем не составляет. Но посмотрим, что нас ожидает внутри.

Ожидания не оправдались. Ни древний, снятый со старой канонерской лодки, котёл, ни ещё более древняя, помнящая времена Крымской войны, паровая машина, не имели сколь бы серьёзных разрушений. Пробитые, пронзившими насквозь снарядами, и котёл и цилиндр машины представляли собой вполне целостные конструкции. Несмотря даже на пробившую насквозь котёл и разорвавшуюся уже за ним гранату. Давшую всего несколько крупных осколков. Которые пробили борт и котёл и на этом все разрушения от разрыва закончились. Все снаряды пробили конструкции, повстречавшиеся им, на вылет. Если не считать одной гранаты, что попала в массивный маховик [5] паровой машины. Не сумев его пробить, граната срикошетировала и упала на дно баржи.

— А ведь разрыва было четыре, — увидев этот снаряд, обрадованно произнёс адмирал Рожественский, указав взглядом на выбитое донце гранаты.

— Да, — согласился генерал-лейтенант Кротков, — Разрыва было всё-таки четыре. Трубка сработала, но вот заряд не сдетонировал. Возможно воск, которым мы заливаем отверстие под трубку, действительно флегматезирует заряд пироксилина. И даже если срабатывает трубка, заряд не детонирует. Надо будет провести испытания. И всё-таки перейти от заливки этого отверстия воском, на деревянную пробку.

— Если это разрыв, которого мы даже не заметили, — рассмотрев гранату, произнёс Макаров, — то значит, разрывов было четыре. Как и писал Андрей Андреевич, треть снарядов не разрывается. А то, что и разрывается, имеет ничтожное воздействие. И подъёмные дуги для шестидюймовок проверять будем? Стрельбой на дальности свыше 60 кабельтовых. Или Андрей Андреевичу на слово поверим?

— Да невозможно же попадать на такой дистанции, — в сердцах произнёс адмирал Рожественский, — Что такое менее трёх процентов от снарядов, это выпустить весь боезапас броненосца и...

— И это с 'Микасы' попасть 8 раз из двенадцатидюймовых орудий и 126 раз из шестидюймовых орудий, — задумчиво произнёс генерал-лейтенант Кротков, — Пожалуй, я распоряжусь отстрелять шестидюймовку на больших возвышениях.

— Аполлон Семёнович, меня предупредите, — адмирал Макаров тут же высказал свою заинтересованность, — очень хочу поприсутствовать.

— Несомненно, Степан Осипович, несомненно, предупрежу, — генерал Кротков ещё раз окинул разочаровавшую всех баржу взглядом и добавил, — Пожалуй, пойдёмте господа, тут всё и так ясно. Надо думать, что нам делать дальше. Андрей Андреевич, правда, дал некие рекомендации, но эти рекомендации ещё следует проверить.

— Ну да, использовать пилюли в качестве взрывчатки, — недовольно буркнул Рожественский.

— Но взрываются то те пилюли, Зиновий Петрович, взрываются, — усмехнулся Кротков, — И ещё как взрываются, мощнее мелинита. Но вот в чистом виде снаряжать ими гранаты и бомбы я не рискну. Нужно будет попробовать вариант с парафином, что предложил, Андрей Андреевич. Возможно, что-то и получиться. Как и надо будет дождаться закупленный в Германии литой тринитротолуол. И испытать его.

— Прошу, Аполлон Семёнович, держите меня в курсе, — улыбнулся Макаров, — А то и испытания проведем. На этой же барже. Сравним результаты, так сказать.

— Сначала на полигоне, Степан Осипович, кораблями рисковать не будем, — генерал позволил себе улыбнуться.

— Согласен, Аполлон Семёнович, — кивнул в ответ Макаров, — И тогда оставим эту баржу как есть. Только распоряжусь оттащить её в порт. И никого на неё не пускать. Думаю, никому не следует больше это видеть.

[4] Граната, в контексте по отношению к артиллерийским орудиям, означает разрывной снаряд, калибром до 6 дюймов. Разрывные снаряды калибром от 6 дюймов включительно назывались бомбами.

[5] Маховик, первые, одноцилиндровые машины работали очень неравномерно, поэтому крутящийся момент от них передавался на винт через массивный маховик.

5

— Сандро, ты хорошо подумал? Этот адмирал сильно подставляет твоего брата, а ты готов его поддержать, — Председатель Государственного совета, Великий князь Михаил Николаевич, недовольно посмотрел на своего сына.

Великий князь Александр Михайлович, главноуправляющим Главного управления торгового мореплавания и портов только пожал плечами:

— Брату ничего не грозит. Всего то и делов, у тех, с кем он решал вопрос о пушках заказать гранаты к этим пушкам. Сами-то пушки отнюдь не плохи. А французы гранаты для своих орудий делают. Вот пусть и к нашим новым трёхдюймовкам сделают. И на испытания эти гранаты в Манчжурию и направить. Да и эти, двенадцатисантиметровые гаубицы Круппа, для испытания, закупить. И тоже направить в Манчжурию. Гораздо хуже будет не сделать это сейчас, а оказаться виноватым в результате. А то, что концепция, 'одной пушки, одного снаряда' оказалась крайне порочной и не жизнеспособной, если судить по испытаниям шрапнельных снарядов, 'поставленных на удар', по любым сооружениям, так это положению брата ничем серьёзным не угрожает. А вот меня, похоже, скоро съедят. Главное управление торгового мореплавания и портов доживает последние дни. Против меня выступили все. А у меня есть шанс, не только громко хлопнуть дверью, но и остаться при делах.

— И как же Сандро, ты собираешься остаться при делах? — Михаил Николаевич удобнее устроился в кресле и с интересом стал взирать на сына.

— Отец, адмирал Вирениус, очень сильно рисковал, отправив Ники телеграмму, рекомендуя к 30 июля приготовить в Петропавловской крепости припасов на 301 выстрел. Ники тут же побежал к Алисе, и та подтвердила, что не праздна. Согласись, отец, это очень большой риск, если не знать точно. Адмирал в плавании уже давно и такое мог узнать только необычным путём.

— Сейчас спиритизмом многие занимаются, — высказал сомнения Михаил Николаевич. — Возможно, Вирениус и слишком доверился медиуму.

— Ну, это должен был быть очень серьёзный медиум, отец, если вспомнить про Киевско — Печорскую лавру, — парировал сомнения отца Александр Михайлович, — Благо мы это узнаем вполне скоро. Дело идёт к войне. Как, впрочем, я и говорил ещё несколько лет назад. Говоря, что эта война случиться в 1903 или 1904 годах. И заметь отец, без всякого спиритизма предсказывал. Да и информация о покупке двух броненосных крейсеров японцами в Италии подтвердилась.