Книга 1. Целитель. Ваше Благородие

Хотел бы я взглянуть на того коновала, которого это милое создание назвала лекарем. Хватило же ума пациента с потенциальной политравмой оставить на попечение незнакомой девушке, у которой даже медицинского образования нет.

— Если ездить не умеешь, хотя бы пристегиваться надо... — пробормотал я себе под нос. — Это ж с какой скоростью я летел на боевом коне, что через забор перелетел? — это я уже к девушке вопрос адресовал.

— Да там забора мне по колено, ваше благородие, вы просто пьяны в дымину были, — внезапно девушка осеклась и побледнела. — Ой, простите дуру, выше высокоблагородие, не губите, это я по малодушию ляпнула, что на уме, то и на языке.

— Да ладно, — отмахнулся я. — Зато теперь знаю, как надо в дом к красивым девушкам напрашиваться, чтобы не выгнали.

— Ой, скажите тоже, — зарделась красна девица, — кто ж такого красавца по доброй воле выгонит-то?

Надеюсь, это был риторический вопрос, и отвечать на него не требуется. Мое внимание было поглощено другим. Хрена себе подарочек. Да вы, сударь, еще тот оболдуй-с. Нажрались, угнали коня и устроили скачки по городу. А если бы кого задавили. А мне потом отдувайся. Гусар, твою ж так.

— А скажи, красавица, как бы моему батюшке весточку подать, что его непутевый сын оклемался? — в гостях, конечно хорошо, но пора бы и честь знать.

— Так от батюшки каждый вечер поверенный на бричке приезжает вечером справиться о вашем самочувствии.

— Ясно. Будем ждать посыльного, — полдня, а судя по яркому солнцу, бьющему через окно, дело движется к полудню, погоды не сделают. — Хозяюшка, я тут похозяйничал, — вспомнил я о своем самоуправстве. — Там на столе еды немного было...

— Ой, божечки, — всплеснула девушка руками. — Вы, верно, голодны, считай, пять дней в беспамятстве пролежали. Сейчас я быстро наготовлю. Ваш батюшка оставил денег на случай любой надобности.

— Ну раз так... Я тогда пойду, воздухом подышу...

Я все-таки помог собрать белье жутко смущающейся хозяйке дома. Уложив последнюю вещь в деревянную миску, я выскользнул за дверь. На счет погулять идея мне пришлась по душе. Память памятью, но хотелось собственными глазами увидеть, куда меня занесло.

Мир радостно встретил меня теплым солнечным светом и целым ворохом впечатлений. Да таких, что у меня невольно отпала челюсть.

Я буркнул совсем нелестное в сторону опять подложившей свинью памяти. Новые воспоминания выкинули знатный фортель, совершенно забыв уведомить, что окружающая реальность окажется несколько иной, чем я привык воспринимать.

Вот теперь стою и смотрю на открывшийся пейзаж, как баран на новые ворота. Стало резко не до шуток. Вопрос "Куда я попал?" медленно трансформировался в "Вкогда я попал?". Собственно этот вопрос должен был меня озаботить, как только я узнал о своем аристократическом статусе, но стормозил.

Небольшой дворик дома был отгорожен от улицы действительно низким забором, едва доходившим до бедра, из вбитых в землю колышков, между которыми был горизонтально уложен обычный хворост. Похоже, таких "микрофазенд" тут хватает. Впереди я наблюдалось еще как минимум две улицы с аналогичными флигельками-домишками, а дальше начинались уже двухэтажные коттеджи.

Архитектура местных строений поражала разнообразим форм и выбором материалов для исполнения. Камень с деревом не только соседствовали, но и сосуществовали. Первые этажи были выложены из каменных блоков, а поверх них громоздились уже деревянные надстройки, выгнанные из бревен или досок. Дальнейшая перспектива перекрывалась волнистыми линиями скатов разномастных крыш. Вот не знаю, куда меня занесло, но это точно не Питер. Хотя, учитывая антураж и, очередной раз закружившиеся обрывки воспоминаний, похоже, я провалился в прошлое, лет эдак на двести. Прикольно! И чего теперь делать?

— Ты кто, смазливая недоросль? — отвлек меня от размышлений чей-то возглас.

Я удивленно уставился на нового персонажа, пораженный такой хамовитой бестактностью.

— Порядочные люди вначале представляются, а потом уже спрашивают имя собеседника, — попытался осадить я увальня. Возле заборчика стоял рыжий конопатый детина, с лицом, не отягощенным интеллектом.

— Ша как представлюсь... — он перешагнул через оградку, даже поленившись пройти пять шагов до разрыва между столбами, служащих калиткой и насупившись, быстро двинулся в мою сторону, явно не с лучшими намерениями. Не ожидал я от этого громозеки такой прыти.

— Тебе чего, болезненный? — уставился я на него.

— Предупреждал же, что всем хахалям буду руки отрывать...

— Э-ээ...Отелло. Я тут вообще не при делах, — попытался я расставить точки над "и", заподозрив истинную подоплеку его гнева. Поздно, тот уже включил программу терминатора.

— Мелкий, ты попал! — взревел раненным лосем, рыжий замахнулся на меня пудовым кулаком, что бы через мгновение, удивленно-жалобно всхлипнув, рухнуть на землю, подняв облачко сухой пыли.

Вести с ним политесы — бессмысленно, это было понятно с первого взгляда. Тем более мы с ним в совершенно разных весовых категориях. Резкий удар в основание сосцевидного отростка грудины, где находится солнечное сплетение, потом футбольная подача по шарам между ног и рубящий удар по затылку уже падающего тела. Так-то я человек глубоко мирный, гуманитарный. Профессия обязывает. Но шесть лет детского дома и пять школы-интерната из жизни не выбросишь. А там законы жизни были иные, суровые. Или ты, или тебя. И махаться, иногда, приходилось одному против троих. Так что прости, родной, рефлексы.

Оглядевшись по сторонам, заприметил три пары глаз, изумленно наблюдающих за действом из-за угла ближайшего домика.

— Кина не будет, цирк уехал, — махнул я им рукой. — Вот только клоун остался, — добавил уже тише. И что мне с тобой делать. Вон, лежит, даже не шевелится. Ничего, будет на будущее знать, как на незнакомых Дездемон руки распускать. Для верности пнул его легонько ногой. Бесполезно... Ну да, бил я наверняка. При наших ростовых диспропорциях устраивать кулачную дуэль — чистое безумие.

Поплевав на ладони, я вцепился в жалобно затрещавший ворот рубахи рыжего громозеки и потащил его в сторону прохода на улицу.

— Ой, что это с ним? — донесся со стороны дома удивленно-испуганный возглас.

Ну вот, не успел за собой прибрать.

— Прости хозяюшка, он первый начал, — состроил я виноватое лицо. Вот честное слово не хотел я его бить. Но пришлось наглядно показать, что чем больше шкаф, тем громче падать.

— Вы побили рыжего Стефа? — она изумленно уставилась на меня.

— Да какое там побил, — поморщился я. — Так, по шее дал слегка.

Тут тело, которое я все еще держал за загривок, зашевелилось и замычало.

— А куда это вы его тащите, ваше благородие? — поинтересовалась девушка.

— На органы разбирать, — пошутил я.

Видимо шутка не зашла.

Девушка разом побледнела, а парень судорожно задергался и замычал еще громче. Похоже, я малость не рассчитал с силой удара, раз до сих пор оклематься не может. Новое тело хоть на вид и относительно хлипкое, однако жилистое.

— Может не надо на органы? — испуганно пролепетала хозяйка дома.

— Однако, вы правы сударыня, — сказал я, глядя на трепыхающееся тело. — Жарковато сегодня, завоняется еще.

Амбал за время нашего разговора не проронил ни слова. Видимо, в его крошечных мозгах никак не мог уложиться тот факт, что какая-то недоросль с легкостью ушатала его. А пока он не поймет, как такая оказия могла случиться, вшитые в подкорку рефлексы, видимо, советовали не дергаться.

Оно и верно. Грубая сила против грубой техники не пляшет. А уж куда бить я знаю.

Выпустив наконец тело, тут же исчезнувшее с наших глаз, я приблизился к травнице.

— Простите, что "приласкал" вашего воздыхателя.

— Да какой он там воздыхатель, — усмехнулась она. — Вы рожу его видели?

Я только хекнул. Да уж, не дай бог кому такого муженька.

— Ваше благородие, — неожиданно спохватилась девушка, — кушать готово, извольте отобедать чем бог послал...

А бог нам послал молодую вареную картошечку с укропом, щедро приправленную домашним сливочным маслом. Объеденье... Так что на четверть часа я полностью выпал из жизни.

Стоило мне буквально вылизать тарелку, как за окном послышалось громкое ржание. А через минуту дверь распахнулась и в проеме возник бородатый мужик, как услужливо подсказала новая память, мой личный слуга, Федор Гордеевич. Цветастая рубаха, цвета "вырви глаз", подпоясанная куском бельевой веревки, свисала до уровня бедра. Бесформенные штаны из грубой дерюги оказались заправлены в стоптанные сапоги. Спасибо хоть чистые, не изгаженные в земле, отметил я краем сознания.

— Не уж то оклемались, Максим Ставрович? — склоняясь в почтительном поклоне, поинтересовался бородач.

— Твоими молитвами, Федор Гордеич. Что-то ты рано сегодня, Марьяна говорила, ты обычно к вечеру являешься.

— Обстоятельства, ваше благородие... Батюшка ваш на званый вечер приглашен, мне, стало быть, сопровождать его благородие.

— Ясненько. Ну, тогда спасибо хозяюшка за гостеприимство, — я слегка поклонился местной знахарке, чем вызвал немалую оторопь у обоих, — у вас хорошо, сытно, но пора и честь знать. Едем, Федор Гордеич.

— Что, батюшка так печется о моем здоровье, что тебя каждый день сюда гоняет? — поинтересовался я, когда мы тронулись.

Слуга хмыкнул в бороду.

— Ой, как печется... Ждет-недождется обсудить с вами ваше поведение за последнее время.

— А я что, кроме безумных скачек еще что отчудил? — осторожно поинтересовался я.

— Да так, по мелочи. Если не считать, что лошадь вы у городового отобрали...

— А по мелочи? — уточнил я.

Дела... Вот это называется оттягивался по полной. Как еще отец терпел такие закидоны своего отпрыска.

Через четверть часа мы уже въезжали на территорию городского поместья. А еще через десять минут я предстал пред светлы очи потирающего ручищами старшего барона Корнеева.

— Ого! — вырвалось у меня, стоило увидеть габариты батюшки. Да по сравнению с ним тот деревенский увалень — как балерин на фоне сумоиста. И чего его сыночку такие гены не достались.

Старший Корнеев обладал почти богатырской комплекцией. Ростом на полторы головы выше меня и раза в два шире. Даже сидя за столом, он выглядел более чем грозно.

— Ну и что мне прикажешь с тобой делать? — буквально прорычал он, стоило мне появиться в дверях его кабинета в городском особняке.

Я лишь пожал плечами и, спокойно подойдя к столу, уселся в свободное кресло, не обращая внимания на буравящий тяжелый взгляд, гадая, какими карами мне могут грозить проделки моего протеже.

Проделки тянули минимум на три-четыре статьи уголовного кодекса. Кражи ради развлечения, легкие и средние телесные повреждения, отягощенные состоянием алкогольного опьянения, один недоказанный факт изнасилования, и еще десяток мелких правонарушений до купы. Кстати, бланш под глазом городового и отобранная казенная лошадь — как раз мелкое правонарушение.

Так что яриться у главы семейства причин было более чем достаточно. Другое дело, чем это выльется для меня. Раньше этот пакостник почти всегда умудрялся выходить сухим из воды. Мелкий гаденыш с виртуозным лицедейством играл на чувствах отца.

Истрия стара как мир. Остался с малолетства бедолага сиротинушкой. Мамка померла, папка пропадает целыми днями в работе. А он бедный и неприкаянный, всеми заброшен и никому не нужен. То, что к нему были приставлены минимум две гувернантки, а в последствие и личный слуга Федор, молодой барин напрочь игнорировал.

Ставр Алексеевич до сих пор не смог смириться со смертью милого сердцу человека, и стоило отпрыску затронуть эту струну его души, как вся злость мигом улетучивалась. Хотя, в этот раз он собирался стоять до конца. Не ради самого факта наказания. Ради непутевого сына. Если того не окоротить, неизвестно, куда дальше может завести его неуемная тяга к полулегальным развлечениям.

— Думаю, как минимум на пожизненный домашний арест я уже заработал, — подвел черту я своим выходкам. — Но не откажусь на равноценную замену. Что-то более суровое, но менее длительное...

Барон на несколько мгновений даже потерял дар речи. Похоже, он готовился к совершенно иному развитию сценария.

— Что, даже оправдываться не будешь и на слезу давить? — подозрительно покосился он на меня.

— А смысл? Лучше уж отсидеть и на свободу с чистой совестью.

Тот аж крякнул.

— Мда-аа. Не ожидал от тебя, сын. Неужто за голову решил взяться?

Я промолчал.

— Ну, хорошо, будь по сему, — продолжил старший Корнеев. — Говоришь, более суровое. Будет тебе более суровое. На месяц поедешь в дальнее северное имение. Никаких трактиров с девками и никаких развлечений. Посидишь в глуши, как раз остатки дури выветрятся. Ну, что скажешь?

Он уставился на меня, ожидая бурной реакции на такое "зверское" наказание.

Мне дорого стоило сдержать довольную улыбку, так и норовившую вылезти на лицо. Только подрагивающие уголки рта выдавали мое довольство.

— Замечательно, — как можно более хмуро постарался ответить я, — пойду собирать вещи.

Я поднялся из кресла и, отвесив полупоклон, потопал на выход, спиной чувствуя плещущее через край недоумение отца. Опять не оправдал ожиданий...

Лучшего наказания я себе и представить не мог. Целый месяц изоляции от этого зверинца. Времени с головой разложить все по полочкам и выработать план.

Отбывали без помпы. Слуги покидали сундуки и баулы с вещами в задний отсек грузопассажирской кареты, поражающей лаконичностью прямоугольных форм, и испарились. Средневековый гелендваген, итить его так. Батюшка явно не рассчитывает на скорое возвращение отпрыска. При моем приближении Федор открыл вторую дверь. Заглянув внутрь, я обнаружил простенький салон с пассажирскими диванчиками. Что ж, не жил красиво и нечего начинать. Спустя четверть час мы уже выезжали за стены города. Отец даже не вышел проводить. Не заслужил...

Кто бы знал, что поездка, вместо увлекательного путешествия, окажется настоящей пыткой. Думаете, у нас плохие дороги, Три раза ха, это вы еще плохих дорог не видели. Стоило нам съехать с городской брусчатки на тракт, салон наполнился целой какофонией звуков. Скрипел корпус и колеса, оси радостным грохотом встречали каждую выбоину и бугорок. Я же, ощущая пятой точкой все неровности дорожного покрытия, искренне сожалел, что тут не нашлось второго Макферсона, разработавшего конструкцию независимой подвески.

Кстати, а северное имение это вообще где?

— Федор Гордеич, а сколько ехать будем? — осторожно поинтересовался я.

— Дня три-четыре, барин, — ответил слуга, и добавил, подумав, — если ничего не сломается.

Хм, обнадежил. А если сломается? Что-то я сильно сомневаюсь, что тут уже изобрели каретные эвакуаторы.

Федор, отправленный сопровождать меня в поездке, почти сразу устроился в уголке и, прикрыв глаза, погрузился в дрему, совершенно не обращая внимания на тряску и шум. К обеду толи дорога стала ровнее, толи я приспособился, но тряска почти перестала раздражать. А обнаруженная во время короткой остановки за сиденьем мягкая подушка, тут же занявшая место под ноющими ягодицами, и вовсе вернула нормальное расположение духа. Наконец и я сумел последовать примеру своего денщика, прикрыть глаза и попытаться забыться. Окончательно расслабиться мешал ноющий второй день мозг, занятый обработкой чужих воспоминаний. Несколько раз пытался "разговорить" Федора, горя желанием хоть частично ликвидировать белые пятна в текущем мировоззрении, а в ответ лишь короткое пожатие плечами. Причину игры в молчанку осознал довольно скоро, едва не прикусив язык при очередной встряске, после чего хмуро уставился в окно, наблюдая за проплывающими деревьями да изредка попадающимися на нашем пути селениями.