Книга 1. Целитель. Ваше Благородие

Из всего собрания однотипных сочинений внимание привлекла третья, стоящая на третьей сверху полке. В отличие от остальных, ее потертая обложка говорила о частом использовании.

"Tertius a sinistro in..." неожиданно всплыло в голове.

Осторожно достав потрепанный томик, я умостился в кресло, поближе к свету. Книга оказалась не совсем книгой. Потертая обложка лишь снаружи имитировала подобие остальных книжных изданий. Перевернув титульный лист, я наткнулся на аккуратный, практически каллиграфический женский подчерк. Такой еще бывает у профессиональных оформителей, либо у людей, по каким-то причинам начавшим изучать письмо в достаточно зрелом для усидчивости возрасте. Не смотря на обилие вензелей, текст читался легко. То, что эти записи принадлежали покойной матушке, понял с первых страниц. Во-первых, вопросы, освещаемые в записях, имели сугубо медицинскую направленность, во-вторых — целые абзацы были написаны на языке Цицерона, и для их понимания пришлось напрягать все мои скудные знания по латыни. Но это сущая мелочь, если сосредоточиться на содержании. Вот тут я подвис. Тема обсуждения-то была отлично знакома. Девушка в своих записях пыталась систематизировать диагностику и методы лечения встречаемых ей заболеваний, с которыми она сталкивалась при лечении пациентов. Тут, не смотря на используемую архаичную терминологию, как раз всё было понятно. Но вот что касаемо методов лечения... Вроде и буквы знакомые, и даже в слова понятные складываются. Только не понятно, какое отношение целебное рукоприкладство могло иметь к традиционной медицине. Причем именно эту методику она ставила во главу первоочередного лечения. Я бы посмеялся наивности и слепой вере в шаманские штучки, если бы не сноски на полях.

" Не подходит... Противоречивые результаты... Подтвердить на большем числе больных..."

Причем я обнаружил несколько вполне годных эпикризов успешно пролеченных пациентов, содержания которых хватило, что бы извилины закрутились морским узлом.

"Граф Барсин... Сломал правую руку, упав с лошади во время охоты... До моего прибытия были наложены лубки. Потребовалось два сеанса целительского воздействия, что бы поломанная кость полностью срослась..."

Вот чушь полная, если задуматься. Но глядя на всю картину целиком, закрадываются определенные сомнения. Представьте себе, в самом авторитетном медицинском журнале "The Lancet" опубликуют доказательство эффективности лечения рака мозга настойкой ромашки. Поверишь или нет, дело десятое, но, как минимум, задумаешься. Вот и я задумался. Особенно над истекающими из текста выводами. Раз пять перечитал, пока сложилась картинка.

Как бы это фантастически не звучало, но, похоже, местные целители действительно умели воздействовать на организм исцеляемого неведомым полем, вызывающем... Что оно вызывало, вопрос на миллион. У меня даже в голове не укладывалось, какие процессы надо задействовать, что бы за пару сеансов срастить кость.

Тут обычным разгоном обмена веществ не обойдешься. Должны "работать" определенные клетки в зоне роста кости. А для них необходима поставка минералов и микроэлементов. Как это осуществлялось в условиях неслабого воспаления и отека в месте перелома, матушка, к сожалению, не описывала.

Как же она не вовремя ушла в мир иной. Да я за такие знания душу готов отдать был. По возвращению в город надо будет любой ценой напроситься на аудиенцию к одному из тамошних целителей. Это какие перспективы для работы открываются...

Кстати, может и тут какой завалящий доктор найдется. Все-таки до города — не ближний свет, четыре дня пути. А если прихватит сильно, до города можно и не успеть доехать.

Бережно отложив матушкины записи на журнальный столик, я поднялся с кресла, невольно поморщившись от боли в затекшей шее и пояснице. Ого! Это сколько же я так просидел?

Подойдя к крошечному окну за книжным шкафом, с изумлением увидел на небе луну и звезды. Это я так увлекся, что даже ужин пропустил, и ни одна зараза не озаботилась принести еде.

Отворив дверь библиотеки, уставился в непроглядную темноту коридора. От неожиданно раздавшегося прямо под ухом молодецкого храпа, едва не оконфузился. Метнувшись к столику, вооружился лампой. Возле входа в читальный зал, подпирая спиной стену, стоя спал мой слуга

— Федор Гордеич... — тихо позвал я.

Не прошло и мгновения, как тот стоял передо мной вытянувшись стрункой. Сна ни в одном глазу, только щурится от света ярко горящей лампы.