Отсвет сна

Почти непреодолимая, если использовать традиционные методы.

— Ну как? Что ты там нашёл?

Голос Толли Анена низок с уклоном в басы и странно замедлен. Видимо, я ещё не совсем отошёл от раскрутки восприятия.

— Подожди... — прошу я, стараясь говорить медленно и внятно. — Ещё минуту!

— Ладно.

...но помимо традиционных, есть другие методы. Кто мешает мне, к примеру, взять нужное знание из Памяти Мира? Самые прямолинейные пути создатель этого вёрткого шедевра наверняка знал и обрубил, но есть ведь и окольные тропки, тотальной блокаде недоступные.

Взять хоть крайне полезную в таком деле обстановку заклинательного покоя. Разные материалы, разные углы, разные тени на плане Духа... а если мозаика, служащая предметной основой этого артефакта, старше, чем обстановка — кто мешает снять информацию с самой мозаики? Это сложно, это сильно напоминает сведение воедино частей мудрёной головоломки или той же рассыпанной мозаики, — но ведь вполне возможно...

А пока можно сделать более простую вещь: подсмотреть, как использовал эту стенку с её непрестанно кружащимся заклятием тот же Гринд Теллип. Как — и для чего. Вряд ли он при этом всякий раз блокировался с повышенной тщательностью.

Решено — сделано.

...Встряхнув головой и открыв глаза, я выдохнул:

— Невероятно!

— Невероятно — что? — немедленно спросил Толли Анен.

Я посмотрел на него в упор, едва замечая при этом, и машинально ответил:

— Вот этот... эта... уж не знаю, как это и назвать.

— Это называется Холодным Узором, — сообщил мне Толли Анен.

— Да? Я бы скорее назвал его Быстрым Узором. Или Неостановимым.

— Почему?

— Его основной элемент вращается в плоскости стены — не скажу даже, с какой скоростью. Но больше ста оборотов за один удар сердца.

Брови Толли Анена взлетели вверх.

— Но это ерунда. Куда важнее то, что он делает. Это и есть самое невероятное. Узор, объединяясь с другим Узором, сближает два удалённых места. Соединяет их как труба, проложенная сквозь... э-э... подкладку мира. Только труба эта не имеет какой-либо ощутимой длины. Одни боги знают, как, но протяжённость по одной из трёх осей обнуляется, и тысячу станов можно преодолеть, сделав один шаг. О пространственной магии такого уровня я даже не слышал!

— Как ты узнал?

{Осторожно!}

Но я уже и сам отметил напряжённые чуть ли не до враждебности нотки в голосе хозяина башни. Задним числом я сообразил: Толли Анен не удивился моему сообщению, а это значит, что он уже знает, что такое Холодный Узор, и, похоже, провёл около него немало времени, пытаясь активировать струну пространства.

А тут я. Явился, понимаешь, немного помедитировал, допёр своим умом до сути ужжасно тайного секрета... того и гляди, начнёт без спроса пользоваться чужим имуществом!

Обидно. И нехорошо.

— Знаешь, я ещё не привык к тому, как изменился после... ну, после всего. — Тряхнув головой, я безрадостно уставился в узорчатый пол. — Я не всегда могу уверенно сказать, что делаю, получая тот или иной результат. Но с тобой я готов поделиться всем, что знаю и умею. Если ты поделишься со мной своими секретами. — Переведя взгляд на Толли Анена, я спросил, — Как вам такой расклад, мой благородный господин?

Поначалу он нахмурился — возможно, почувствовал, что я темню, хотя и не говорю прямой лжи. Но поскольку своё предложение по обмену знаниями я произносил от чистого сердца, он смягчился, даже слегка кивнул.

— Что ж, ты просил знаний и у того тёмного, Верела, верно? — Толли Анен потёр подбородок, пристально глядя мне в глаза. — Хорошо, мой приблудный родич. Давай делиться. И для начала скажи-ка мне, если тебе удалось это узнать: как привести Узор в действие?

— Довольно просто. Как я понял, это — ровно половина действующего заклятия, фиксированный в материале фрагмент. Сама по себе эта половинка бесполезна. Поэтому надо сперва вызвать специальным сигналом другой Холодный Узор, потом, когда на вызов ответит его хранитель, одновременным скоординированным вливанием энергии вызвать резонанс вдоль определённого вектора. И всё, результат налицо.

— Довольно просто. Да уж.

Толли Анен старался выглядеть равнодушным, но в его тоне всё равно звенели медные ниточки сарказма.

— А каков этот специальный сигнал, ты, случаем, не знаешь?

— Откуда бы? Краткого транса мало, чтобы вытянуть из Памяти Мира такие детали. Но логика подсказывает, что у каждого Узора свой сигнал вызова. И ещё — что параметры сигналов должны быть где-то записаны.

— Ага. Ну что ж, спасибо за науку. Не пройтись ли нам до библиотеки?

Я помотал головой. Искать неведомо как и где запрятанные записи меня совершенно не тянуло. Тысячи томов, сотни тысяч страниц... нет уж, ищите кого другого. Тем более, что где-то на видном месте (это я тоже сообразил только теперь, с неоправданно большим опозданием) Гринд Теллип должен был оставить своему наследнику записку, а скорее целую тетрадь, — этакое руководство по использованию Башни с кратким перечнем необходимой литературы. Читать эту тетрадь вдвоём означало нагло нарываться на неприятности самого крупного калибра. В общем, я отговорился тем, что ещё не изучил хозяйство башни, как положено хорошему слуге, и под предлогом приготовления завтрака на двоих сбежал.

Взгляд в спину, провожавший меня до выхода из заклинательного покоя, нисколько не понравился ни мне, ни Карами Хеис.

{Не торопи его, желая получить все тайны как на ладони, разом. Его нельзя назвать завистником, он добр и благороден в лучшем смысле этого слова... но всё же будь настороже.}

"Я понимаю. Ничего. Обещаю, что буду тихим и полезным".

Хотя, подумал я, уже не обращаясь к матери, добраться до тех самых тысяч томов я бы не отказался. Концентрированный опыт, новые знания...

Ладно. Всему своё время.

Рано поутру, ровно через два дня от инцидента в заклинательном покое, я разминался во дворе, пытаясь совмещать "таил-орву" и Гранит Над Водами. Иначе говоря, элементы пятого канонического потока и южной дисциплины кулака — те, что применимы в схватке без оружия. У меня склеилось штук пять довольно крепких связок, достойных дальнейшей проработки, когда в разминку вмешались обстоятельства.

У обстоятельств была походка Толли Анена и его ухмылка.

— Привет, Нэр!

— Доброе утро, благородный господин.

— Скажи мне, о доблестный воин, готов ли ты испытать мою стойкость в высоком искусстве длинного клинка?

Я, разумеется, с самого начала заметил ножны двух равных сэи, которые Толли Анен нёс в руках, поэтому кивнул, нимало не раздумывая. Тогда он бросил мне один из мечей вместе с ножнами, а оставшийся обнажил плавным и чётким движением, выдающим отработанный навык.

— Не спеши! — сказал я. — Сначала — разминка, минут на десять. Заодно посмотрю, как у тебя обстоят дела с формальными упражнениями.

Если Толли Анен и удивился командным интонациям, полностью вытеснившим из моей речи вежливость слуги, то не подал вида. Очко в его пользу.

Некоторое время мы выполняли те самые формальные упражнения, не забывая поглядывать друг на друга. Я не старался гнать темп — наоборот, придержал лошадей, остывая перед предстоящей учебной схваткой и заодно давая моему благородному господину время познакомиться с частью моих любимых приёмов. Толли Анен поступал так же, с той разницей, что свой темп по мере разогрева мышц он понемногу наращивал — не до предела, конечно.

Время атаки он выбрал сам. Просто закончил очередную связку и рванулся ко мне. По южному кодексу это было бы предательское нападение, если бы одновременно с рывком он не закричал древнее, как огонь горна, "Отаур!" — что на современный язык лучше всего перевести так:

— Я иду!

С моей стороны никакого воинственного клича не последовало: как атакованный, я мог пренебречь такой формальностью и воспользовался этим, чтобы сберечь дыхание.

Приняв сэи противника на середину лезвия, я связал наши клинки простым спиральным скольжением, одновременно наметив удар свободной рукой. И сразу же отскочил, освобождая мечи. Толли Анен атаковал снова, уже без воинственных кличей. Я использовал жёсткий блок с молниеносной переменой стойки. Мой сэи свистнул, рассекая воздух; Толли Анен отскочил, но уже после того, как я ударил — реакции ему явно не хватило. Если бы я бил так, как положено, а не согнул обе руки в локтях, он сейчас лежал бы передо мной, умирая, и кишки вываливались бы из него через глубокий, до самого позвоночника, косой разрез...

Бой хороших мечников краток до неуловимости. За неполную минуту тренировочной схватки я мог бы без всякой опасности для себя убить своего высокородного противника более двадцати раз. Толли Анен был довольно хорош, даже отменно хорош... для любителя. Не ему было заставить меня выкладываться хотя бы наполовину.

Какая там половина, если я даже мог позволить себе совершенно честное фехтование — без трюков с психокинезом, без ускорения восприятия и тому подобных приёмов!

Наконец Толли Анен опустил сэи.

— Да ты просто ужас своих врагов! — сказал он. — Я, кажется, так ни разу тебя и не зацепил.

— Правильно кажется.

— Как ты добиваешься такой скорости, Нэр?

— Ответ будет долгим. Не хочешь ли сначала послушать о недостатках твоего стиля?

Вздох — малость демонстративный.

— Слушаю.

— Первое. Ты слишком уж жёстко следуешь формальностям своей школы фехтования. Всё время держишься одного рисунка боя, у которого, кстати, имеются вполне очевидные недостатки.

— Например?

— Да хотя бы упрямое нежелание использовать другие части тела, кроме той руки, что вооружена клинком. У тебя есть ещё одна рука, две ноги и голова. Ими противника тоже можно угостить так, чтобы у него пропала охота шевелиться.

— Это же...

— Ну-ка, ну-ка! Это нечестно, ты хотел сказать?

— В общем, да. А разве нет?

— Всё верно. Только есть один неприятный нюанс: в настоящей драке нет нечестных приёмов. Если учиться фехтованию "правильному" — от слова "правила" — тогда да, тогда надо делать всё честно и красиво. А если учиться искусству убивать, чтобы выжить, честь превращается в колодки на теле и сознании. В нашем поединке ты трижды условно умер только потому, что я менял высокую стойку на низкую — тебя же учили фехтовать с противниками, у которых ноги сгибаются в коленях только с превеликим скрипом. Подумай об этом.

— Подумаю. А как насчёт других недостатков?

— Не наработана спонтанность. Слишком много думаешь. Думать надо во время тренировок, а когда ввязался в драку, заниматься этим уже поздно. Ты спрашивал, как я добиваюсь такой скорости? Среди прочего — работой на чистых рефлексах. Твоё тело способно на многое. Сейчас я уже не смогу ловить стрелы без помощи магии, за счёт одной лишь реакции и скорости, на дистанции менее двадцати шагов. Но отбивать их мечом — легко.

Толли Анен изобразил глубокое недоверие.

— Это тебе легко, после всяких там магических трансформ. У тебя, наверно, реакция такая, о какой мне даже мечтать смешно.

— Похоже, я недостаточно хорошо объяснил, что со мной стало после Ломовой Пади. Я больше не улл-воин, я, если говорить о теле, обыкновенный смертный. Всему, что могу, я обязан не модификациям, а исключительно долгой и упорной подготовке. На будущее: нельзя постоянно твердить: "Этого я не смогу", — не то на самом деле не сможешь даже макушку почесать. Надо всё время стремиться превзойти себя — и тогда вскоре начнёшь делать такое, что кому другому может показаться чудом, магическим трюком.

— Угу. Ясненько. И чего мне ещё не хватает?

— Э, да у меня язык устанет перечислять все недостатки!

— И всё-таки: что ещё со мной не так?

Я тихонько вздохнул. Никакой рисовки: мне в самом деле было нелегко говорить подолгу. Вот и сейчас язык мой тихо ныл от непривычной нагрузки, губы и горло словно распухли, а сознание — это с утра-то! — заволакивала лёгкая дымка парадоксального утомления.

Нет уж. В бездну слабость!

Я должен сыпать словами не хуже прочих. Нельзя идти на поводу у немоты.

— Ладно, скажу ещё кое-что. В южных боевых дисциплинах традиционно делается упор на чисто физическую подготовку. На техническую сторону: отработку приёмов, тренинг силы, выносливости, гибкости и всего такого прочего. В северных техниках делается упор на психику. Боевые трансы, концентрация, состояние "чистого сердца", многообразные медитативные состояния... Конечно, физическим тренировкам уделяют внимание и на севере, а на юге знают цену тому, сколь важно подготовить помимо тела дух бойца. Но акценты при обучении расставляются именно так. Даже в том, какие боевые артефакты используют у вас в Державе, виден уклон в физику. "Удавец" регулирует выброс адреналина и других гормонов, "паук-костолом" усиливает и ускоряет мышечные сокращения, "серый вздох" стимулирует нервную систему, временно увеличивая частоту нервных импульсов и сокращая таким образом время реакции... меж тем бойцы Союза для достижения аналогичных целей применяют стимуляторы, нередко с наркотическим эффектом.

— К чему такая лекция?

— Извини, увлёкся. Я веду к тому, что тебе жизненно необходимо уделять больше внимания своему духу бойца. Ты предложил мне позвенеть мечами? Да. Но, даже делая это предложение, ты не был готов ни убивать, ни умирать. Чем начинать драку с таким настроем, проще самому перерезать себе горло. Не так хлопотно для окружающих.

— А ты, значит, был готов меня убить?

— Да. И сейчас я тоже готов убивать — либо умереть, если враг окажется сильнее. Я готов драться везде, при любых обстоятельствах, в любое время, с любым противником. Иначе я не имел бы права зваться воином. Подумай и об этом, прежде чем брать у меня уроки.

С этими словами я вложил свой сэи в ножны, потом с поклоном передал их Толли Анену. Он принял меч, возвращая мне поклон, и сказал предельно серьёзным тоном:

— Благодарю за урок. Я подумаю.

Верный данному себе обещанию, я не спешил лезть во что-либо, касающееся чужого наследства. Во всяком случае, напрямую. Я не просиживал часами ни в одной из библиотек башни, не заглядывал в заклинательный покой и не искал замурованных в тайниках артефактов. Я ел, пил, спал, предавался воинским упражнениям во дворе или в специальном зале... но никто не мешал мне путешествовать в свободное время по Памяти Мира или заниматься ещё чем-нибудь подобным — внешне неприметным, но с весьма серьёзными последствиями.

В общем, я вёл себя точно так же, как в плену у южан, как в Кограде и ещё раньше, в Боевой Школе. Принцип простой: если никто не знает о твоих действиях, то никто им и не помешает.

{Попробуй глубже. Спустись так глубоко в прошлое, как только возможно.}

"А насколько далеко в прошлое можешь погрузиться ты?"

{Мои личные возможности теперь ограничены. Кое в чём я чувствую себя свободнее, но некоторые пути для меня закрыты. Я, увы, мертва не только телом. Это налагает нестираемый отпечаток.}

"А подробнее?"

Отвечать маме явно не хотелось, и быть полностью откровенной она не собиралась. Да я и сам, без подсказок, мог подметить кое-какие отличия её нынешнего состояния от нормы. Скажем, её эмоциональная сфера оставалась существенно беднее и проще, чем у имеющих тела, а в её сенсорике наблюдался отчётливый перекос в сторону чисто магических чувств. Её восприятие окружающего, вероятно, более походило на восприятие старших вольных духов, чем мастеров магии. Привязки к конкретному объекту на Плане Вещей — телу — у неё не было, её душа стыковалась к моей душе и отчасти к моей Силе...