Сумеречный мир

— Капитолина Федоровна, зря вы наговариваете! — возмутился Сава. — Только вы, да со всем уважением и расположением и...

— Я к твоему расположению, как к Стене отношусь, голубчик, — остановила его несговорчивая магичка.

У тигра-балабола помимо загипсованной левой руки и обеих ног, на шее корсет красовался, словно ошейник строгий нацепили. И выглядел он так неожиданно забавно, что я не выдержала и захихикала.

Закурский, наверняка по максимуму обездвиженный, подозрительно недовольно сощурился:

— А что смешного? Меня заставили... вынудили... вот сейчас встану и...

Огромный оборотень, на обнаженной груди которого бугрились мышцы — пристыженный и сконфуженный? Невероятно! А ведь еще совсем недавно присутствовал на казни, решал мою судьбу, приставал, провоцировал...

Дверь распахнулась, и в палату ввалился Алекс Кох. Сейчас глава исследовательской группы с нелепо торчащими в разные стороны черными волосами больше походил на всклокоченную, подравшуюся с товарками ворону, однако смеяться мне расхотелось — у него на расставленных в стороны руках такие же, как на мне, перчатки.

Оглядев нашу улыбчивую компанию, маг отметил:

— Вижу, все пришли в себя. Я рад! — присев на край кровати в ногах, кивнул на мои руки: — Болят?

Я замотала головой и хрипло шепнула:

— Не очень, больше кожа зудит.

— У Капитолины дар божественный... кости сращивать. Тигра нашего по частям, вон, собрала. Скоро как новенький будет. Нам с тобой руки целебными снадобьями восстановила. Да заговором.

— Ой, а...

Капитолина кивнула, понимая, о чем я хотела спросить:

— По счастью, ты без сознания была. А то бы двойная боль...

— Спасибо, — поблагодарила я добрую, это видно, женщину. — Думаю, вам от меня тоже досталось.

Она усмехнулась и строго ответила:

— Уж лучше откат магии светлой несколько минут потерпеть, чем этого болтуна и крикуна...

— Я только два раза, но больно же было, — обиженно прогундел Сава.

— Как маленький, честное слово... — закатила глаза целитель, затем, махнув нам рукой, вышла из палаты.

После того, как дверь закрылась, Кох прокомментировал ситуацию:

— Если ты за ней дальше в подобном духе ухаживать будешь, то и следующие пять лет не добьешься.

— А, ничего не выходит, — буркнул невезучий ухажер, ерзая на кровати и пристраивая поудобнее загипсованную руку. — Слово не так скажу — она мне сразу разницей в возрасте тыкает.

— Может просто сказать о своих чувствах? — ляпнула я не подумав. Ведь у меня совета не спрашивали.

Сава насупился, голубой взгляд заледенел, но через мгновение он, видимо, вспомнил, кто ему жизнь спас. Поэтому скривил поцарапанную физиономию, изобразив улыбку, и выдавил:

— Я подумаю, спасибо за совет.

— Прости, пожалуйста, — повинилась я.

— Спасибо тебе за помощь, — глубоко вздохнув, произнес Сава, не глядя на меня.

Большой сильный мужчина явно неловко себя чувствовал, не привык, чтобы его женщины из беды выручали, а некоторые еще и наставляли.

— Не за что, — я тоже тяжело вздохнула и срочно приняла меры по спасению душевного спокойствия тигра: — Вы меня в клан взяли. Работу дали. По сути, от авантюриста Келя избавили. — Аккуратно свесила ноги с кровати и села. — Выходит, мы просто сочлись.

— Думаешь, это равноценная сделка? — мотнул рыжей лохматой головой Сава. — Одно слово — светлая.

— Никто мои туфли не видел? — уныло спросила я, рассматривая поцарапанные грязные ноги в синяках и потрепанный запылившийся костюм, который еще утром по-прежнему радовал меня. А сейчас расстроил окончательно: если лопнувший по шву рукав можно зашить, грязь — отстирать, то мелкие и крупные прорехи...

Охо-хо, без красивой дорогой вещи осталась. Жалко до слез. Я отвернулась, чтобы мужчины мои заблестевшие глаза не заметили, и увидела свое нечеткое отражение на глазурованной поверхности кафельной плитки.

— Святые светлые, это что? Я? — потрясенно схватилась за голову и попыталась пригладить торчащие в разные стороны волосы. Ведьма-ведьмой, какими их изображали в сказках на светлой стороне.

— Ну извини, — усмехнулся Алекс, почесав свою вздыбленную шевелюру. — Не расстраивайся, скоро пройдет.

Нет, вселенная точно задолжала мне белых полосок. Я повернулась к Саве и, сконфуженно улыбаясь, предложила:

— Хорошо, давай сочтемся по-другому. Рассчитаешься бальзамом для волос... Можно сразу два флакона, а то мало ли...

Сначала заржал Кох, следом, охая от боли и хватаясь за грудь, захихикал Сава, и даже у Егора дрогнули губы, а потом я услышала его каркающий хриплый смех, запечатленный в памяти. Но в этот раз мне было не страшно, а легко и весело.

* * *

Накрыв руками волосы и опираясь локтями на стол, я уныло смотрела перед собой. Мои локоны, превратившиеся в мочалку и не поддававшиеся ни расческе, ни описанию, расстроили окончательно. Надеюсь, с ними удастся справиться водой и шампунем, и они недолго будут 'радовать' меня в зеркале. А то как с такими работать? На глаза посетителям показаться?

Полчаса назад ногу немного в сторону отставила и чуть не свалилась, очередная, прямо-таки преследующая меня, неприятность — обувь. Каблук на новой туфельке сломался. Эх, кто бы подумал, что секретарская работа окажется настолько напряженной? Вот изящная вещица и не выдержала. Надо бы у Пелагеи Павловны узнать, где можно отремонтировать.

— Совсем плохо? — неожиданно услышала я мягкий грассирующий голос. И пока выпрямлялась, гадая, что за нелегкая женщину в эту резиденцию тестостерона принесла, та проявила искреннее сочувствие и заботу: — Как ты себя чувствуешь? Может лучше к себе пойдешь? Полежишь?

Наконец, я подняла глаза и в недоумении осмотрела приемную, но кроме Глеба, который спокойно смотрел на меня, по обыкновению явившись бесшумно, никого не обнаружила.

— А где она? — еще раз огляделась я, отметив, что Глеб волнуется.

— Кто? — теперь он удивился и тоже оглянулся.

— Да женщина, она меня о самочувствии... — начала пояснять я, но внезапно до меня дошло: это же Глеб говорит тем самым голосом! — А вы разве, не немой?

Поджав тонкие губы, он хмуро уставился на меня:

— А с чего ты решила, что я немой? — голос у него слишком мягкий, мурлыкающий, скорее характерный для кота, чем пса, грудной и похож на низкий женский, хотя, тембр больше мужской. И главное — завораживает до мурашек на коже у любого пола.

Я виновато пожала плечами, мол, брякнула, не зная, и пояснила недоразумение:

— Так вы же постоянно жестами разговариваете. Я впервые услышала, честно.

Серые глаза волка неожиданно блеснули в насмешливой ухмылке. Хотя я ощутила его досаду, злость и стыд. Но очень быстро те эмоции сменились другими, связанными с хорошими воспоминаниями. Глеб присел на диван, вальяжно откинувшись на спинку, закинул ногу на ногу и поведал:

— Парни меня пацаном в лесу подобрали, в снегу, избитого, голодного и замерзающего. Выходили бедолагу, но я еще в том возрасте был, когда организм перестраивался, взрослел. Обморожение даром не прошло: связки голосовые повредились. По молодости стыдился своего воркующего голосочка... больше помалкивал, да жестами общался. Егор и Савка меня с полуслова понимают, а другим все равно, я с ними мало говорю, работа у меня... неразговорчивая.

— Прости... те, пожалуйста, — я поспешила исправить недоразумение, сделав вполне заслуженный комплемент. — А голос у вас невероятно приятный, необыкновенно чарующий, но не бабский, а какой-то нереальный, и потому подсознательно предположила, что мужчина так разговаривать не может.

— Чарующий? — удивился довольный Глеб.

— Да! — я улыбнулась с облегчением.

— По-твоему, на уродство не тянет? — с наигранным веселым безразличием поинтересовался он.

Забыл Глебушка, что я чувствую, как он замер в ожидании ответа.

— Нет, конечно. Просто особенность такая, женщинам, как правило, нравится, — похвалила я и тут же выдала почти ошеломляющую мысль: — Вы с Варей поэтому не разговариваете? Думаете, она откажет из-за голоса?.. — и опять чуть язык не прикусила.

Глеб вздрогнул, хотел ответить резко, но осекся, наверное, вспомнив о том, что перед ним светлый эмпат. Посверлил меня изучающим взглядом, под которым стало холодно, но своей проблемой поделился:

— Варя... очень застенчивая. Боится всего. Жестами с ней много не поговоришь, а вдруг бы мой голос ее... оттолкнул. Я же не знал.

— Это точно, — я кивнула, невольно поморщившись: чего только в голову не придет, похоже, влюбленному мужчине, — она всех боится. Всех, кроме вас.

— Думаешь? — навострил уши волк, чуть подавшись ко мне с горящими глазами. — Ты ее эмоции прочитала, да?

Я смущенно кивнула:

— Не специально, просто вы с ней слишком 'громкие', особенно когда рядом друг с другом.

Глеб секунду переваривал мои слова, затем расслабился, довольно развалившись на диване.

— А почему Варя такая пугливая? — осмелилась я полюбопытствовать.

Местный палач вновь напрягся, передернул плечами от неприязни и ярости, но быстро взял свои чувства под контроль:

— Ее отец — игрок, задолжавший кругленькую сумму не только своему клану, но и другим. Остался гол как сокол, на очередной игре поставил на кон дочь и проиграл. Мне.

— Какой ужас!.. — я прижала руку ко рту.

— Варя узнала об этом от организаторов игры, когда ее забирали от дальней родни по матери. В общем, она их потрепала немного, сопротивляясь, а не убили ее тогда, потому что она мой выигрыш.

Я прижала кулаки к груди и выдохнула потрясенно:

— Но ведь ты... вы, не станете... и не предъявите...

Глеб усмехнулся так зловеще, что морозец по коже пробежал, не смотря на начало сентября:

— Естественно, предъявил, я долгов никому не прощаю! — зато неестественно прозвучал грудной, почти мурчащий голос, звеневший ледяными нотками.

— Но... — обомлела я, — это неправильно, не достойно мужчины. Я думала, вы не такие. Вы...

Глеб поставил обе ноги на пол, оперся локтями на колени и, сцепив руки в замок, холодно заявил:

— Мы как раз именно такие, Ксения. Не заблуждайся на наш счет. Мы можем простить, забыть, понять, но лишь друг другу, да парочке живых в этом мире. — Я покорно вздохнула, проглотив очередное разочарование, а он добавил: — Ты уже второго из нас спасла, стала одной из тех, кому простить можно многое. А еще — пояснить какие-либо вещи или поступки.

— Спасибо, порадовали, — уныло ответила я.

Глеб снова хмыкнул и флегматично сообщил:

— Я нашел Вариного отца и отправил в карьеры долги отрабатывать. Многие туда на вахту летают зарабатывать, а он там еще лет десять без права на отпуск и выходные пахать будет в оплату долгов.

— Он вам много должен?

— Нет, мой выигрыш на кухне работает, — грустно улыбнулся Глеб, блеснув хищными клыками, — но Беленький другим должен достаточно. Даже если я отпущу Варюху, ей в Песочном на свободе долго не жить. Поэтому ее папаша сейчас усердно отрабатывает свободу дочери и свои грехи замаливает перед богами.

— Беленький? — не поняла я.

Глеб нахмурился, посмотрев на меня:

— Разве можно быть настолько невнимательной? Ты две недели живешь в доме и даже не знаешь фамилию девушки, с который вы уже почти подружками стали. Да, Беленькая.

— Сама — черненькая, а фамилия — Беленькая, — хихикнула я и уточнила. — А вы ее в клан приняли?

Причем, подумала в этот момент, что в Сумеречном не мне единственной достается по полной. Я-то свободна, относительно, но никому денег не должна. И пусть снова босая. Почти. А вот Варя, оказывается, даже за пределы резиденции выйти не может и целиком зависит от доброй воли палача клана Хмурых.

— Нет, не приняли, — ровно ответил он.

— Почему? — расстроилась я.

— Через пару месяцев ее отец полностью погасит долг их клану. Тогда она сможет сама решить, без давления со стороны, к какому клану хочет принадлежать.

— А что потом? — уже догадываясь, мысленно улыбаясь, спросила я.

Глеб по-звериному наклонил голову, рассматривая меня. Немного резко поправил полы светлого пиджака, пряча под ним оружие, и затем ответил:

— Дальше тоже от нее зависеть будет. Навязываться не хочу...

— Зато в вашем доме, господин Громов, всегда будет потрясающе вкусно накрытый стол! — легко и от души рассмеялась я.

— Болтушка, — неожиданно мурлыкнул довольный волк. Тут же озаботившись. — Ты сама-то как себя чувствуешь?

Я пожала плечами, уже не особо переживая по тряпкам, волосам и прочим проблемам. Повертела перед собой руками в перчатках, демонстрируя Глебу:

— Капа, ой, Капитолина Федоровна разрешила завтра снять. Потом кремом мазать несколько дней, пока краснота не пройдет. Сегодня из меня работник — никакой, если только чучелом. Волосы... вы сами видите... — найдя добровольно предложенные уши, я не заметила, как продолжила жаловаться. — И теперь, мало того, что новый костюм испортила, наверняка Хмурый опять придерется, как утром, но в следующий раз за неподобающий его секретарю внешний вид. Увидит мои кеды... А здесь клиенты и... Может волосы удастся уложить, хотя бы в хвост... а то и платка-то подходящего нет...

— В общем, все плохо, — подвел итог Глеб, вставая с дивана и доставая чековую книжку.

Захлопнув рот, я словно кролик на удава смотрела, как он, склонившись над столом, вписывает весьма приличную сумму. И вырвите мой болтливый язык, если не для меня. Язык остался при хозяйке. Мужчина подвинул мне чек и, уверенно улыбнувшись, — якобы легко решил мелкие чужие проблемы — снисходительно произнес:

— Сегодня отдохни, а завтра с водителем съездишь в лавку. Чек считай подарком.

Я встала, снова чуть не завалилась вбок, забыв о сломанном каблуке, но задрав подбородок, ровно произнесла:

— Благодарю, Глеб Алексеевич, но ценные подарки принимаю исключительно от мужа и родителей.

Волк опешил, замерев, так и не убрав ручку в карман.

— Но ты же не замужем?

— Увы, это горькая правда, — съязвила я. — А родители на той стороне, вот и приходится обходиться без подарков.

— Да пойми ты, мы за Савку что угодно сделаем, а ты...

— А я считаю, — поджала губы, упрямо вздергивая подбородок еще выше, — свои насущные проблемы лучше решать с помощью зарплаты. Согласись: верный, надежный способ.

— А если премией...

— Неужели всем выдадут? — приподняла я бровь в деланном удивлении.

— В независимость играешь? — обиженно муркнул волк.

— Нет, конечно, сами подумайте, за покрасневшие руки и помощь кому-то в трудную минуту деньги брать — это кем надо быть? — глядя в его серые глаза, ровно ответила я. И для примирения напомнила: — С меня же тоже никто не взял, а помогли так, что в жизни не рассчитаться. На месте Савы любой мог оказаться.

— Я тебя понял, светлая, — уже спокойно, и одобрительно глядя на меня, произнес Глеб. Затем, немного помолчав, добавил устало: — Скоро рабочий день закончится. Из-за ЧП на предприятии сегодня никого к Хмурому не пропустят, поэтому спокойно иди поешь и отдохни, а то выглядишь — краше в гроб кладут.