Восьмой медальон. Том 2

Люк счастливо улыбался, а придворные утверждались во мнении, что болезнь его — обыкновенная уловка, и, едва сдерживая ярость, спешили покинуть жилище хитроумного барона...

С наступлением ночи, когда стало ясно, что время визитов подошло к концу, соглядатаи господина Бертгарда поспешили во Дворец правосудия, чтобы поделиться своими наблюдениями с градоначальником.

— Занятно, — выслушав их, произнёс мужчина. — С Вальдебертом да Руст всё ясно — он если и пришёл бы, то лишь с оружием в руках. А вот почему Люка до сих пор не посетил герцог Греундский? Неужели забыл о лучшем друге? Он хоть из дома-то выходил?

— Выходил! — дружно ответили шпионы. — С рассветом явился в Хард — да там и остался!

— И барон ди Эбре не пришёл, и граф Артландский... Никогда не поверю, что участь барона им безразлична.

— Завтра они придут! А мы обо всём вам доложим!

— Вы уж постарайтесь! — расхохотался градоначальник и небрежным взмахом руки отпустил своих верных слуг отдыхать. Давно он не был в таком прекрасном расположении духа...

Ночью, когда обрадованные лакеи, позабыв о наказе доктора, разошлись по своим комнатам, Люку вновь стало худо. Громадный лик луны слепил холодным светом, опять мужчине чудилось, будто кто-то выпивает его душу. Сердце чуть билось в груди, ледяными волнами накатывал ужас, временами барон чувствовал на себе чей-то взгляд...

Через некоторое время наваждение прошло. Люк забылся мёртвым сном и очнулся лишь с рассветом, разбуженный громкими возгласами слуг. Открыв глаза, он тотчас зажмурился, ослеплённый солнечными лучами, и выругался:

— Будь проклят этот Авир! Совсем из ума выжил, длиннобородый старикан? Схватить бы за лохмы, стянуть с трона — знал бы тогда, как издеваться на людьми!

— Ох, господин! — запричитала одна из служанок. — Что вы такое говорите-то?! Небеса прогневаются...

— Плевать мне на богов! — хрипло рассмеялся барон — и поперхнулся.

С минуту раздавался страшный кашель, который не могли заглушить даже испуганные крики лакеев.

Когда приступ прошёл, женщина сказала:

— Вот видите!

— Заткнись, дура! — рыкнул барон. — Убирайся!

Служанка засеменила к двери — и в испуге вскрикнула: у порога стоял граф Артландский. Воспользовавшись всеобщей растерянностью, он стал свидетелем всей описанной выше сцены, от начала и до конца.

С невозмутимым видом сеньор Готфрид прошествовал мимо слуг и, усевшись на краешек кровати, обратился к Люку:

— Как же вы собираетесь исцелиться, если произносите столь безрассудные слова? Не лучше ли сперва воспользоваться помощью небес, а уж затем, если придёт такая охота, начать их оскорблять?

— Что вы хотите этим сказать? — удивился барон.

— Всё просто. Сейчас, например, вы лежите в постели, в душной комнате, куда набилась дюжина слуг, хотя могли бы воспользоваться благами Авира, о котором отозвались так пренебрежительно пять минут назад. Почему бы не выйти на улицу, чтобы искупаться в солнечных лучах? Это ведь они подарили жизнь людям и животным, растопили лёд, сковавший когда-то землю! А бог ветра Атидаль? Разве не приятно чувствовать, с какой нежностью он касается ваших губ, волос, щёк?.. Поверьте, это настоящее чудо — пройтись по городу летним утром!

— Значит...

— Вставайте с кровати, мой друг! Я не забыл, как вы пытались поддержать меня во время встречи с королём, и в знак благодарности исцелю вас!

Люк почувствовал необычайный прилив сил. Вскочив на ноги, он потребовал, чтобы слуги принесли лучший костюм, торопливо оделся и, не обращая внимания на причитания и мольбы домочадцев, вместе с графом вышел из дома. Вздохнул полной грудью — аж голова закружилась, — и счастливо рассмеялся. Сеньор Готфрид подхватил этот смех.

Вдоволь нахохотавшись, новоявленные друзья медленно пошли к площади Сватовства.

Какое-то время они молчали, затем граф спросил:

— Ну как, помогло вам моё лекарство?

— О да! — воскликнул барон.

— Что ж, чудесно, — усмехнулся сеньор Готфрид. — Знаете, прежде я редко желал людям добра, куда чаще думал: "Пусть все издохнут!" В каждом видел врага. И лишь с Хельменфельдом отыскал общий язык, поэтому и обезумел, когда узнал о его гибели, даже чуть не разругался с королём... Но в последнее время со мной происходит нечто странное. Клянусь головой, я любого, с кем когда-то повздорил, даже глупого мальчишку, графа Минстерского, готов простить, а может, демон меня побери, и попросить извинений! Теперь думаю: неужели стоило вести себя, будто последнему мерзавцу, ради какого-то клочка земли? А Хельменфельд ещё и подзуживал: дескать, сожри молокососа, пока он не встал на ноги, не упусти удобную минуту — вот и поплатился, должно быть, за подобные речи... — Мужчина пнул камешек, лежавший на дороге. — А мои бароны? Я ведь прикормил настоящих зверей! Сейчас даже рад, что государь решил навести порядок — самому мне с ними не совладать...

Внезапно граф испытующе посмотрел на спутника:

— Как, по-вашему, удастся мне вымолить у богов прощение?

Барон, и без того удивлённый речами сеньора Готфрида, после судорожных раздумий выдавил:

— Авир милосерден...

— Э-э-э, он-то здесь при чём?! — поморщился граф. — Вы бывали когда-нибудь на проповедях мессера Ансберта?

— Конечно!

— И слушали, что говорит Жрец?

— Слушал... — не слишком уверенно ответил Люк.

— Тогда вы должны помнить, что нет ничего страшнее небесного судилища! Как представлю, что придётся держать ответ перед Аллонетом, колени так и подгибаются! И ведь не выругаешься, не скажешь, как нашему канцлеру: "Что ж ты, ублюдок, честных людей во всяческих мерзостях обвиняешь?" Всё видит Аллонет, всё знает — и слов на ветер не бросает...

— Да ладно вам! — махнул рукой барон. — Глупости какие-то!

— "Глупости"?

— Разумеется!

— Значит, вы смеётесь над моими опасениями? — обиженно спросил граф. — Смеётесь!

Люк с опаской на него покосился и подумал: "Эге! А не тронулся ли часом рассудком наш свирепый сеньор Готфрид? Взгляд у него какой-то странный..."

Граф между тем со злостью произнёс:

— А вам ведь не меньше моего нужно бояться смерти!

— Что вы сказали?

— Да-да, именно так! Где это мы с вами сейчас очутились? На площади Сватовства? Не здесь ли вы пропадали целыми днями, высматривая очередную жертву, которой затем суждено было погибнуть от ваших зловещих чар? И не по вашей ли прихоти десятки придворных дам лишились жизни?!

— Прекратите! — отшатнулся барон. — Вы сами не понимаете, что говорите!

— Отлично понимаю! — не унимался сеньор Готфрид.

— Хотя бы говорите не так громко...

— Зачем? Пусть весь Везерхард узнает о ваших преступлениях! Вы ведь так ими гордились!

Не помня себя от гнева, Люк схватил сеньора Готфрида за руку — и вдруг, замерев, устремил взор куда-то вдаль, мимо головы графа. Тот обернулся и увидел, что по площади медленно движется паланкин — тот самый, в который несколько дней назад садился барон и с владелицей которого провёл ночь.

— Кто это? — спросил граф Артландский.

Внезапно барон страшно закричал и повалился на землю. На губах его выступила красноватая пена.

— О боги! — вскричал сеньор Готфрид, склонившись над телом Люка.

— Вы... погубили... меня... — выдавил барон и, протянув руку, коснулся лица графа, словно хотел дать пощёчину, но не сумел найти в себе сил.

Сеньор Готфрид машинально провёл ладонью по щеке — и охнул. На пальцах остались следы крови.

— Негодяй! — прохрипел он и принялся трясти безжизненное тело. — Очнись, ублюдок! Что за шутки ты выкидываешь? Хватит притворяться...

Вдруг мужчина ощутил на себе любопытные взгляды. Подняв голову, увидел лица горожан, успевших обступить место трагедии плотным кольцом.

От мелькнувшей в мозгу страшной мысли граф похолодел: десятки горожан видели, как он поссорился с Люком — и как тот упал к его ногам, обливаясь кровью. Что же выходит? Его обвинят в убийстве!

Выпрямившись, сеньор Готфрид проворчал:

— Чего уставились? Расходитесь!

К удивлению мужчины, зеваки охотно выполнили этот приказ. Однако радость его оказалась недолгой — через мгновение в образовавшемся проходе появился господин Бертгард, а вслед за ним — десятка два стражников.

Нервно кусая губы, граф усмехнулся:

— Ого! Что вы здесь делаете — да ещё с таким внушительным сопровождением? Охотились за мной?

— Не всё ли равно? — улыбнулся градоначальник. — Я не стану отвечать на ваши вопросы, а вот вам на мои — придётся!

И он приставил шпагу к шее сеньора Готфрида.

Глава 5

Господин Бертгард полагал, что пленник, едва осознает, что произошло, поднимет страшный шум, станет кричать, что взять его под стражу можно было лишь по приказу короля, начнёт сыпать проклятиями и угрозами, однако сеньор Готфрид во время пути ко Дворцу правосудия ни разу не заговорил. Такая покорность вызывала удивление.

Лишь когда двери залы, где проводил судебные заседания градоначальник, открылись перед графом, тот спросил:

— Значит, я, по-вашему, убил барона?

— Да, — откликнулся господин Бертгард.

— Ну так это полная чушь!

Градоначальник усмехнулся:

— Вскоре мы выясним, как было дело, тогда и решим, справедливы мои подозрения или нет. Замечу только, что я доверяю своим людям.

Сеньор Готфрид состроил гримасу, полную отвращения:

— Значит, за мной следили!

— Увы, да! — развёл руками градоначальник.

После этих слов ярость графа наконец-то вырвалась наружу, и он закричал:

— И вы признаётесь в столь омерзительном поступке?! Негодяй! Ублюдок! Вы — ничтожество! Всю жизнь копошились в грязи, а потом вдруг по воле случая оказались у власти — и сразу решили, будто можете приказывать мне... Аристократу! Воину! Человеку, в чьих жилах течёт кровь королей!

Господин Бертгард только улыбался в ответ, чем приводил сеньора Готфрида в бешенство. Дождавшись, когда граф умолкнет, чтобы перевести дыхание, он тихо произнёс:

— Когда я брал вас под стражу, то следовал повелению государя. Он ведь поручил мне найти убийцу сеньора Герберта — я и нашёл... Не пытайтесь разыгрывать изумление, у вас это слишком плохо получается! Вскоре сюда явится мессер Гумберт — ему и вы и признаетесь во всём — и в убийстве герцога Эстерского, и в смерти Люка. Я же своё дело выполнил...

— Пусть канцлер сначала найдёт хоть какое-нибудь доказательство моей вины, а затем уж тащит в темницу! Я — граф Артландский, а не какой-нибудь простолюдин!

Господин Бертгард уселся в кресло, вытянул ноги и, поднеся к лицу ладонь, начал её разглядывать.

— Думаете, слов сотни свидетелей недостаточно, чтобы признать в вас убийцу барона? — спросил он.

— Что они могли увидеть?

— Ссору... То, как барон схватил вас за руку... И как вы ударили его кинжалом...

Расхохотавшись, граф потянулся к ножнам, желая доказать градоначальнику, что не брался за оружие — и похолодел. Пальцы его ощутили лишь пустоту.

— Что за шутки? — пробормотал мужчина. — Демон меня побери, куда он делся?

— Кто?

— Кинжал!

— Остался в теле барона, где же ещё? Впрочем, мои люди, должно быть, уже извлекли его... Хотите проверить?

— Да! — рявкнул граф.

Один из стражников вышел и вскоре вернулся, неся в руках окровавленный кинжал. Приглядевшись, градоначальник невольно вздрогнул, однако быстро овладел с собой и обратил на графа торжествующий взгляд:

— Ну, что вы теперь скажете? Так и будете отпираться?

Граф с облегчённым смехом воскликнул:

— Это не мой кинжал!

— Чей же тогда?

— Негодяя, который убил барона!

— А ваш в таком случае куда делся? — хмыкнул господин Бертгард. — Не можете объяснить? Значит, это и есть оружие, которым вы убили Люка, иначе давно уже рассказали бы, как выглядит злодей, или даже назвали его имя. Согласитесь, весьма трудно не разглядеть человека, который ударил кинжалом вашего собеседника.

— Ублюдок... — начал было, склонив голову, сеньор Готфрид, но в этот миг в залу вошёл мессер Гумберт.

Приблизившись к графу, канцлер вздохнул, словно родитель, огорчённый шалостями сына:

— Как же так, сеньор Готфрид? Вот уж не ожидал, что наши с господином Бертгардом поиски закончатся подобным образом. Конечно, всем известно, что вы часто бываете не в духе и в такую минуту лучше к вам не приближаться, но, клянусь, мы даже мысли не допускали, что один из самых знатных людей королевства окажется безжалостным убийцей...

— Значит, и вы поверили в эту ерунду? — процедил сквозь зубы граф.

— С трудом, — ответил мессер Гумберт, — с большим трудом! Впрочем, мы ещё поговорим — и, быть может, вы развеете все подозрения. В таком случае я немедленно принесу вам извинения...

Произнеся эти слова, которые ничуть не успокоили сеньора Готфрида, канцлер приказал своим людям:

— Отведите пленника в Тур! — а затем, когда зала опустела, обратился к господину Бертгарду: — Похоже, уловка наша удалась!

— Я так не думаю, — возразил градоначальник. — Даже если граф убил Люка — а у меня имеются сомнения на сей счёт, — вина его в остальных злодеяниях ещё не будет доказана. Не глупо ли ссориться с жертвой на глазах сотен человек? Главное ведь — заполучить медальон, а разве сумел бы сеньор Готфрид незаметно сорвать его с шеи Люка или достать из кармана при стольких свидетелях? Нет. Даже уличный вор на такое не способен!

— Вы правы, — согласился мессер Гумберт. — Я, признаться честно, сам удивлён, что в наши сети попалась такая крупная рыба. К тому же есть несколько важных обстоятельств, на которые никак не зароешь глаза. Во-первых, в день гибели Хельменфельда графа не было в столице — и людей, готовых подтвердить это, найдётся немало, ну а во-вторых, во время маскарада сеньор Готфрид наверняка вертелся в первых рядах — уж я-то прекрасно знаю его характер. Как же тогда он ухитрился метнуть кинжал? Придворные непременно заметили бы это...

"Шёл бы ты уже в Тур, болтун, и не мешал мне", — подумал господин Бертгард, вспомнивший об оружии, которое при появлении канцлера предусмотрительно спрятал под одежду.

Вслух он сказал:

— Я полностью согласен с вами. Однако нельзя делать поспешных выводов. Лишь когда вы, мессер Гумберт, хорошенько расспросите, — при этом слове градоначальник многозначительно посмотрел на собеседника, — можно будет решить, виновен ли он.

— О да! — воодушевился канцлер. — Уж я-то знаю, как выудить из человека правду! Барон Эльмер да Фур быстро во всём сознался, а ведь на теле его осталось всего-то пара-тройка шрамов и столько же синяков. Полагаю, и с графом сложностей не возникнет.

— Дай-то Авир! Надеюсь, вскоре ваш посыльный принесёт мне добрые известия.

На этом беседа оборвалась. Канцлер поклонился и быстро вышел из залы, градоначальник, едва шаги его стихли, отворил дверь и потребовал, чтобы кто-нибудь принёс кувшин воды.

Когда приказание было исполнено, мужчина извлёк кинжал, повертел в руках и со словами:

— Нет, ошибки быть не может! Таким же оружием убили герцога, — плеснул на клинок несколько капель воды и стал ждать.