Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 5
"Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с большим прискорбием сообщает, что ночью 20 февраля 1979 года после тяжелой, продолжительной болезни скончался член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел CCCР, Андрей Андреевич Громыко. Товарищ Громыко был выдающимся советским дипломатом, государственным и политическим деятелем. В 1944 году возглавлял советскую делегацию на конференции стран-участниц Антигитлеровской коалиции по созданию Организации объединенных наций. В 1945 году руководил делегацией, подписавшей Устав ООН от имени СССР на конференции в городе Сан-Франциско..."
Грустный женский голос ведущей радио Маяк продолжал зачитывать достижения Громыко, а я смотрел на заснеженные улицы Москвы. Они были все также пустынны и безлюдны. Никаких скорбящих граждан — лишь дворники, усердно подметающие снег. Наш "Мерседес" несся по Краснопролетарской улице со стороны Садового кольца. Мы ехали на работу и у нас был шанс, что проскочим еще до того, как центр города будет перекрыт.
"Товарищ Громыко был награжден пятью Орденами Ленина, Орденом Трудового Красного Знамени, Большим Крестом "Возрождение Польши", а также..." — продолжала бубнить ведущая главной радиостанции СССР.
— Лех, выруби ты ее — меня уже мутило от этого официоза и я надеялся еще подремать четверть часика. Всю ночь в квартире на Тверской я отпаивал Веру, гладил ее по голове и всячески убеждал, что в крушении семьи Середы ее вины нет. Люди сами вырыли себе могилу. И сами в нее запрыгнули. Младшенького мне пришлось покарать только потому, что дал сбой советский закон и порядок. Иначе бы он топтал сейчас зону. Вполне себе живой и может даже упитанный (благодаря папиным передачкам). Старший так вообще с ума сошел. Жаль, что отцу Альдоны не удалось его скрутить. То ли подействовали мои аргументы, то ли ласки, к которым я перешел уже ближе к полночи — но Вера постепенно успокоилась и заснула. А я включил "вражьи" голоса.
Разумеется, они уже все знали. И конечно, они жали всем весом на болевую точку. "Кровавое убийство министра...", "зверски зарезан главный претендент на Кремль..." и далее все в таком же духе. "Голос Америки" зачем-то в эфир притащил какого-то поэта-невозвращенца, который с пафосом декламировал:
"Искуснейший политик, дипломат,
Ты помогал своей Отчизне
И много сделал в этой жизни,
Любовью к Родине объят..."
Дальше там шло что-то про убийство, заговор, кончалось же словами:
"Но канул в лету наш укор
И жить Россия продолжает
И помнить о тебе желает
Невзгодам всем наперекор..."
В своем "плаче по Громыко" западная пропаганда мигом забыла, что сами же дали этому "искуснейшему дипломату" кличку "Мистер нет", обвиняли в обскурантизме. Теперь же страх перед "сталинистом Романовым" затмил все. Отдельный блок передачи был посвящен главе Ленинграда. Он был прямо назван "будущим Генеральным секретарем", нам были обещаны массовые репрессии, расстрелы, "новый ГУЛАГ". И тут "голоса" явно сели в лужу. Нет лучшей рекламы в стране — чем сравнение со Сталиным. Почти у половины машин на приборной панели — фотография "Иосифа Ужасного". В ЦК все громче раздаются призывы отменить решения 20-го Съезда. Академики и деятели культуры даже написали "письмо 20-ти" против реабилитации Кобы.
"Похороны товарища Громыко состоятся завтра на Новодевичьем кладбище. Сегодняшний день объявляется в стране днем траура" — Леха дослушав концовку, выключил магнитолу. В салоне воцарилась тишина.
— Разве траур не должен длиться три дня? — нарушила молчания Вера
Я равнодушно пожал плечами.
— Наверное, наверху переиграли — "Мамонт" нажал на гудок и редкий прохожий, переходивший дорогу, рванул к обочине
— А вот на Западе — машины останавливаются, чтобы пропустить пешеходов — Вера все не сдавалась и пыталась хоть так меня расшевелить
— Слово из пяти букв, содержит буквы п, з, д, а?
— Витя! — девушка пихает меня в бок — Как пошло!
— Запад!
Первым как сумасшедший начинает хохотать Леха. Потом к нему присоединяется Вера. Так смеясь, мы заходим в студию, где наш анекдот моментально идет в массы и вызывает новые волны хохота.
— -
Схватка за власть началась еще в приемной зала заседания Политбюро Сенатского дворца Кремля. Стоило Щелокову зайти внутрь комнаты, как к нему бросился насупленный Суслов.
— Кто вам разрешил привести дивизию Дзержинского в повышенную готовность??? — главный идеолог страны гневно кривил рот и то снимал, то надевал очки. Позади него стояли Черненко, Кунаев и Щербицкий. У секретарского стола по телефону разговаривал Цинев. Щелоков обернулся и нашел у входа в зал беседующих Романова, Гришина и Пельше.
— А почему я собственно должен перед вами отчитываться? — усмехнулся министр
— Григорий Васильевич — демонстративно игнорируя покрасневшего Суслова, Щелоков обратился к Романову — Может попросим у секретарей чайку в зал заседаний? С утра то подмораживает!
"Правые" грозно зароптали. Вперед вышел высокий, статный Щербицкий, загородил собой Суслова.
— Мы тоже хотим знать, зачем нужно обострять и так тяжелую обстановку в столице и стране!
— Она тяжелая из-за ваших интриг в ЦК — к Щелокову присоединился Романов — Николай Анисимович, а может кофейку? Взбодриться.
— Нас сейчас и так взбодрят — кивнул на закончившего разговаривать Цинева министр — Что он тут делает?
— Георгий Карпович должен доложить по убийству Громыко — в приемную в компании с Устиновым зашел мрачный Косыгин — Товарищи, пройдемте в зал заседаний
После того, как мужчины расположились в удобных креслах, а секретари внесли чашки с чаем и кофе, схватка возобновилась.
— Товарищ Кириленко приболел — председатель совета Министров СССР пальцами помассировал глаза — Кворум есть. Объявляю внеочередное заседание Политбюро открытым. Георгий Карпович, что по вчерашнему убийству?
— Пока информации не так много — Цинев достал из портфеля бумаги и разложил их перед собой на столе — Произведено вскрытие трупов, заключение патологоанатомов будет завтра. Допрошены свидетели, а также товарищ Веверс, который застрелил убийцу...
— Как Веверс смог пронести оружие в МИД? — проскрипел Суслов — Кто разрешил??
— Всему советскому генералитету положено ношение пистолетов — пожал плечами Цинев — В Комитете выдают специальный пистолет ПСМ. Пока прокурор, курирующий нас, склоняется к тому, что оружие он применил правомерно, обвинения ему предъявляться не будут
— Ему благодарность нужно вынести! — убежденно произнес Романов — На фуршете присутствовали женщины, подростки... Мало ли кого этот сумасшедший мог еще зарезать
— Отвратительная работа КГБ — Щелоков снял очки — Товарища Громыко должны были охранять сотрудники 9-го управления. Где они были??
Побледневший Цинев кинул взгляд на Суслова.
— Признаю провал службы охраны. Будут сделаны соответствующие выводы
— Это мы должны сделать выводы — решил обострить министр — Совсем распустились при Андропове! Провал за провалом. Ставлю вопрос о снятии Георгия Карповича с должности
Все сразу загомонили. Посыпались взаимные обвинения, упреки. Косыгину пришлось стукнуть кулаком по столу.
— Товарищи, товарищи! Время ли сейчас делать кадровые выводы?
— Прошу поставить вопрос на голосование! — набычился Щелоков
— Хорошо — тяжело вздохнул предсовмин — Кто за то, чтобы снять с должности товарища Цинева? Пятеро. Кто против? Четверо. Я воздержусь. Итого, большинством решение принято. Георгий Карпович, покиньте зал заседания. Дела сдайте вашему первому заму Цвигуну. Я к вечеру заеду и представлю его коллегии как исполняющего обязанности Председателя КГБ.
Растерянный генерал дрожащими руками собрал документы и шаркающей походкой вышел прочь. В зале повисло тяжелое молчание. "Правые" поняли, что они в меньшинстве (Устинов постоянно голосовал за предложения Щелокова), "левые" стали оживленно перекидываться записками.
— Нам нужно решить, что делать с рекомендациями Пленуму — наконец, решился Косыгин — Через два дня заседание, делегаты уже собираются...
— Товарищи — вновь взял слово Щелоков — Мы все оказались в тяжелой ситуации. Нанесен удар по престижу страны. Погиб Андрей Андреевич Громыко. Леонид Ильич по-прежнему находится в коме. Врачи ничего конкретного не говорят. Страну лихорадит. Вы знаете, что ревизионная комиссия ЦК не смогла приземлиться в Ташкенте?
Министр внимательно посмотрел в глаза первому секретарю Казахской ССР. Кунаев отвернулся, сделав вид, что проблемы Узбекистана его не касаются.
— В подобной обстановке мы не можем раскалывать Партию. Нельзя рисковать нашим единством. Поэтому еще раз предлагаю рекомендовать Пленуму кандидатуру Григория Васильевича, а на освободившиеся два места в Политбюро — товарищей Машерова и Соломенцева.
— Почему их? — поинтересовался мрачный Щербицкий — Машеров ладно, а Соломенцев?
— Есть мнение — веско произнес Романов — Что Партия все больше и больше отрывается от народа. В ее ряды лезут проходимцы, чтобы сделать карьеру в торговле, попасть в столицу... В этой ситуации, нам важно иметь в руководстве "рабочую косточку". Товарищ Соломенцев начинал сменным мастером в цеху, окончил ленинградский Политех с отличием. Прошел стадии работы в промышленности... Много лет на партийной работе. Он сможет усилить нас, заняться новой индустриализацией СССР.
— Что за новая индустриализация? — удивился Черненко
— Об этом я расскажу на Пленуме. Представлю товарищам программу экономических реформ.
Косыгин с любопытством посмотрел на Романова.
— Голосовать будем? — предсовмин демонстративно принялся складывать документы — Не будем. Тогда товарищи встретимся на Пленуме.
— Товарищи, секундочку — глава Ленинграда встал и сделал несколько шагов к Косыгину — Мы ничего не забыли?
Мужчины в зале закивали, появились улыбки.
— Сегодня Алексею Николаевичу исполнилось 75 лет! — Романов подошел к Косыгину, пожал руку. За ним потянулись остальные. Послышались поздравления со всех сторон. Пельше вышел в приемную, вернулся с большим букетом цветов.
— Товарищи, я не планирую широко праздновать юбилей — предсовмина криво усмехнулся принимая букет — Такая беда с Андреем Андреевичем плюс Пленум... Прошу понять.
— -
В четверг траур закончился — начались трудовые будни. Прямо с утра, всей дружной компаний мы отправились на репетицию в ЦКЗ. Наша пунктуальность вызвала у Пульяж немалое удивление. Еще больше изумление вызвал небольшой презент в виде элегантного сувенирного пакета с логотипом Hermes. Хотя внутри лежала лишь фирменная коробка с шелковым женским платком— каре, я был обнят и расцелован. Впрочем, мелкий подхалимаж никак не сказался на деловом настрое Пуси:
— Должна предупредить сразу: поскольку предыдущую репетицию вы пропустили, придется сегодня основательно потрудиться. Для начала давайте мне вашу минусовку, я хочу услышать Снегирей в оригинальном исполнении. Сначала соло, потом в дуэте.
Я вышел на сцену к микрофону и, дождавшись нужного момента, вступил, стараясь, чтобы мой голос звучал душевно с легкой хрипотцой, как у Юрия Антонова
— Эта память опять от зари до зари беспокойно листает страницы...
Я почти проговариваю текст первого куплета, постепенно набирая мощь в свой голос, и к припеву он доходит до нужной высоты:
Мне всё снятся военной поры пустыри,
Где судьба нашей юности спета.
И летят снегири, и летят снегири
Через память мою до рассвета.
Последний, завершающий куплет я пою снова с легкой хрипотцой — слава богу, голосом своим я уже научился владеть — если и не виртуозно, то на вполне приличном уровне. Постоянные занятия вокалом с Татьяной Геннадьевной, а может, и исполнение песен в совершенно разных стилях, сделали свое дело, и теперь я держусь на сцене уверенно. А учитывая, что у каждой песни в айфоне есть несколько вариантов исполнения, и мне остается только выбрать самый подходящий и качественно повторить его. Это задача не из трудных. В Снегирях Антонова мне даже ничего не нужно было менять, лишь аранжировку я выбрал из самых последних, но тоже авторскую.
Заканчиваю песню, дойдя почти до шепота, мой голос затихает одновременно с музыкой, добавляя легкую толику светлой печали. И люди в зале несколько секунд молчат... озадачивая меня своей реакцией. Эй, неужели все так плохо... А потом зал взрывается одобрительными аплодисментами. Народу еще немного — никто из мэтров пока не соизволили появиться, и там в основном техперсонал и наши "звездочки" с музыкантами.
Аплодирует даже Пуся и оркестранты в яме... Нет, Антонов, конечно, талантище... Так точно подобрать интонацию — никакого пафоса, никакого надрыва... Я и сам испытываю удовольствие, повторяя за ним его манеру исполнения. Шутливо раскланиваюсь и спускаюсь в зал, сразу попадая в объятья Марии Баруховны. Из-за маленького роста ее объятья приходятся на мои локти, но Пусю это нисколько не смущает.
— Витенька, золотой ты мой...
Дальше эта пожилая, циничная насквозь тетка утыкается лбом в мое плечо и замолкает. Вокруг вижу растроганные лица людей, которых, наверное, давно уже ничем не удивить. Ну, что ...приятно. Пуся отстраняется, и ее выпуклые карие глаза влажно блестят. Но профессионализм не пропьешь, и тут же следует деловой вопрос.
— Голубчик, вы сможете это повторить с такими же интонациями? И это нужно обязательно петь соло! Мы даже не будем пробовать дуэт!
Я с сочувствием посмотрел на Ладу.
— Да, легко — тяжелый вздох — Я много репетировал в студии.
— Ну, и славно. Ничего даже менять не будем. Сейчас я переговорю с дирижером, а ты отдыхай пока.
Колобок подкатился к оркестровой яме, и они начали бурно обсуждать что-то с музыкантами. Обсуждение затянулось минут на пять. Пуся тыкала пухлым пальчиком в партитуру, дирижер сначала возражал ей, но потом видимо согласился с ее доводами и только понятливо кивал.
— У вас пятнадцать минут на "Снегирей", потом мы идем дальше. Прогоним разочек "Мы желаем счастья вам".
Спустя четверть часа, оставив "звездочек" репетировать, Пуся подхватывает меня под руку и тащит из зала. В другой ее руке болтался гермесовский пакет.
Заведя меня в свой кабинет, она быстренько убрала пакет в шкаф, включила электрический чайник и присела рядом со мной на диванчике. Устало потерла глаза.
— Маковой росинки еще во рту не было, кручусь здесь с семи утра... Витенька..., я вот подумала, может, для усиления эффекта опять покажем на экране фотографии, только теперь военные?
— Хронику. Лучше показать кадры военной хроники и желательно с Ленинградского фронта. Воронья Гора это ведь под Ленинградом.
— Да, да... правильно. Кадры хроники здесь будут к месту...
— ...И свет нужно приглушить. Не выключить совсем, а лишь приглушить и добавить немного синего в освещение. Понимаете, чтобы выглядело, как синий снег в сумерках...
Мария Боруховна задумчиво кивнула, видимо прикидывая в уме, как это будет смотреться из зала.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |