Было обидно и горько. Как не старалась перед этим Беляна, как не отговаривала брата от этого опрометчивого шага. Однако Ермята так её и не послушал. Видать слишком сильно в нём кипела обида — застя собой глаза и уши. Видимо она не такая уж и умная, раз не смогла найти для брата нужных слов: вот он и инициировал этот жестокий поединок — где она, при любом исходе сражения, останется проигравшей стороной. И ни как иначе.

— Ой!

Вскрикнула Беляна когда Сокол отбив очередную атаку её брата, изловчился и чиркнул того по боку остриём своего меча. Девушке показалось, что это в её плоть вошло кровожадное оружие. Сердце пронзила острая боль, и оно, за малым не остановилось от горечи неминуемой потери. И почти сразу прозвучали слова её Соколика, которые 'вернули девицу к жизни‟. Поняв, о чём идёт речь, ни мгновения не раздумывая, она кинулась к брату, который к тому моменту уже покинул круг — где по закону предков, оставались все былые обиды вызвавшие раздор.

К Ермяте, её конечно не подпустили — так как это могло помешать Яромару: который тихо шептал сакральный заговор на заживление раны и аккуратно перевязывал оную. Рядом с её братом склонился Ломонос, придерживая раненного — помогая ему не дёргаться от боли. Над этой троицей возвышался Сокол и на его лице, не было ни капли радости от одержанной победы — только нескрываемая горечь и усталость.

— О Лада! — Думала Обавница, остановившись и немного не дойдя до своего любимого человека. — Хвала тебе, мой любый не ожесточился на моего братишку. Но, мне не померещились перемены произошедшие с моим избранником. За эту зиму, мой Соколик действительно сильно изменился. И как это не горестно: у него больше нет нужды в поддержке девы. Как-то быстро он проскочил этот период развития. Далее, как это ни прискорбно, но, по жизни он пойдёт сам — точнее со своими верными, боевыми братьями по оружию. И то, что я предала его — вынужденно взявшись за воспитание княжеского парубка, уже никак ему не навредит.

Также, девушка поняла, что в этом бою её любимый мужчина не старался любой ценой одержать победу — его задачей было не сильно поранить Ермяту и этим окончить ненужный для него спор. И он это сделал. Беляне даже издали было видно, что хоть рана на боку брата и была страшной на вид, и наверняка была болезненной, но главное — она не несла угрозы для его жизни.

— О мудрый Велес, — тихо зашептала Беляна, — спасибо, что ты не только заставил биться наши сердца: а также, этой зимой одарил моего Соколика ...

Мелкая рябь весело плескались, образуя небольшие буруны, они легонько бились о грудь ладьи, бодро идущей против слабого ветерка. Они, игриво пенясь, пробегали вдоль её борта и отставая, терялись за кормой. Этой игре водной зыби, вторили всплески, оставляемые большими деревянными вёслами. Вот так развлекаясь, воды Варяжского моря радостно несли лёгкое судёнышко вдоль своих берегов.

И увидь эту идиллическую картину человек в романтичном расположении духа, он мог сподобиться на написание оды о большой любви храброго молодца — корабля и его прекрасной красавицы — морской глади. О том, как после вынужденного, бесконечно долгого расставания, влюблённые радуются долгожданной встрече — нежась в объятьях волнительных волн. Как ветерок, шёпотом озвучивал то, что так жаждали высказать оба любящих сердца. О том, как они были измождены томительной разлукой и сейчас искренне и нежно радуются неожиданной встрече. Но идущим по морю людям, было не до этих красот и лирических отступлений. Этот поход по Яро морю (оно же Варяжское, или Балтийское) был их привычной и одновременно опасной работой. Поэтому каждый воин занимался своим делом, не отвлекался на мелочи, которые могли притупить их бдительность: а значит угрожать их общей безопасности.

— Вижу сигнальные дымы! — Всполошившись, выкрикнул вперёд смотрящий воин, указывая рукой на первые дымные клубы, подымающиеся с высокого брега.

Все, кроме гребцов, мгновенно посмотрели в указанном направлении, считывая тот мизер информации, который они могли передать интервалы меж клубами. Ни от кого не укрылось и то, что повторяя предупреждение, по побережью стали появляться новые тревожные 'столбы‟. Поняв, в чём дело — что стало причиной тревоги, мореплаватели начали до рези в глазах вглядываться в морской горизонт, однако не смогли рассмотреть на нём никаких кораблей.

— Однако глазастый человек, этот местный дозорный — умудрился узреть приближение двух вражеских дракаров. — Думал Ломонос, внимательно вглядываясь в морскую даль. — Знать они ещё далеко, но мне, всё равно надо принимать решение...

— Вижу на горизонте два пятна, скорее всего это и есть те нежданные гости! — Закричал Ермята, которого по ходатайству Сокола приняли под начало старого Варяга. — Судя по всему — по направлению, откуда они идут, это Даны или Свеи, и они движутся сюда!

Просмотрев в указанном направлении, и Ломонос заметил обе точки ставших причиной этой тревоги. Предполагаемый враг был далеко и виднелся как два небольших пятнышка. То, что это не торговцы, было яснее ясного — те, всегда ходили другими путями. Да и сам старый Варяг вскоре собирался уйти подальше от берега: памятуя, что нельзя в таких походах маячить на глазах у предполагаемой жертвы.

— Эх, видимо не судьба нам наведаться к неразумным соседям. — С небольшой досадой думал Ломонос, рассматривая первые признаки скорого появления противника. — Время для подготовки к бою у нас конечно есть, но, биться против двух тяжёлых кораблей будет тяжко...

— Дядька Ломонос, — тихо, почти шёпотом проговорил Сокол: по привычке обращаясь к Варягу -Руссу так, как привык с детства, — а ведь они к нам приближаются.

— Вижу. — Не оборачиваясь в сторону подчинённого, ответил предводитель.

— А здесь ближайшее, удобное для нападения охотничье селение Лисов находится вверху — по течению здешней реки.

— И это я знаю. — Ответил Ломонос, на сей раз, удостоив воина своим взглядом.

— Они из-за береговой линии лукоморья (устаревшее — изгиб берега), покамест нас не видят. — Услышав эти слова, бывалый Варяг немного напрягся: но Сокол, не обращая на это внимания, продолжил свой монолог. — Единственное удобное место, где тяжёлые дракары могут причалить, находится немного выше устья реки. И разбойники будут вынуждены высадиться именно там и идти вверх по берегу, вдоль этой же реки. А мы, на нашей ладье, можем подняться ещё повыше и успеем там подготовить засаду — есть одно место, где наша ладья может подойти вплотную к берегу. Мы уже там бывали — помнишь? Как ты думаешь дядька, есть толк в такой задумке?

— А если они не пойдут по реке, а двинутся дальше по морю?

— У этих разбойников нет другого выбора. — С полной уверенностью в правоте своих доводов ответил сокол. — Они знают, что их обнаружили и неизвестные дозорные, оповестили об этом всю округу. Дальше. Поблизости, по нашему побережью, стоит только одно рыбачье селение. То городище хорошо укреплено и в данный момент уже оповещено и готовится к обороне. Мы все видели, как они повторили дымный сигнал. Это же заметил и противник: и он знает, что время работает против него. Так что, у злыдней одна дорога — идти в нашу ловушку, или на крайний случай, уйти ни с чем восвояси.

— А ведь точно. — Снова посмотрев на немного выросшие точки — коими выглядели вражеские дракары, подумал Ломонос и уже вслух продолжил. — Быть посему! Кормчий, поворачивай и правь прямиком в устье реки! А вы братцы, подналягте на вёсла — нам нужно выиграть время для подготовки к этой славной сече!

К радости и одновременному удивлению Сокола: Ломонос, с самого начала, буквально на каждом шагу интересовался его мнением — где лучше выбрать место засады и как бойцы будут нападать на неприятеля. С какой-то хитрой искоркой во взгляде: вождь выпытывал буквально всё — где и как поставить людей в засаде; как нужно расположить лучников; как все остальные воины будут с ними взаимодействовать. Для сторонних наблюдателей могло сложиться впечатление, будто раньше, Ломонос не захаживал в эти края, и он не устраивал для врага подобных ловушек. Впрочем, вождь не был слепцом и тоже замечал удивлённые взгляды Ободрита: но, несмотря на это, продолжал выспрашивать относительно каждого предпринимаемого шага подготовки предстоящей ловушки. Чем немало удивлял и остальных членов своей команды.

И вот, вскоре всё было готово. Половина засадного отряда, с луками наготове, заняла свои места за деревьями. А другие воины, вооружившись мечами, и короткими копьями, также взяв с собой полые стебли камыша: засели под водой, в зарослях тростника. Где стали ожидать условного сигнала к действию.

Сокол же, в данном случае, считал, что он обязан находиться там, где по его мнению будет тяжелее всего. Поэтому, сам — добровольно, вместе с самыми молодыми воинами, пошёл в воду. И именно сейчас, когда он, сидя в давящей тишине прохладной речной воды, замер в ожидании начала сечи. Для борьбы с этим затянувшимся безмолвием, Сокол несколько раз прокрутил в памяти все, что недавно слышал от боевых товарищей, находясь на борту ладьи — все их реплики и эмоциональные высказывания. Итогом стало то, что у него окончательно укрепилась уверенность в правоте своего плана:

— Да, некуда им идти. Они нас не заметили — это невозможно и с этим не поспоришь. Значит, эти вражины даже не подозревают о приготовленной встрече: поэтому, не ожидают. ...

Из-за длительного нахождения под водой, дышать становилось труднее: также начали проявляться первые признаки приближающегося переохлаждения. Однако Сокол сидел смирно: он, как мог, боролся с этой напастью и при этом, старался не выдать случайным, неловким движением своего присутствия. Мучительно долго тянулось вынужденное ожидание. И вот....

— Чвак, чвак, чвак. — Как и было оговорено, немного в стороне от Варягов, засевших в реке, в воду вошли три стрелы.

Услышав хорошо разносимый в воде всплеск, Сокол, мгновенно вынырнул и вместе со своими товарищами молча устремился на берег — на котором уже разгоралась смертельная битва. Покатая земля под промокшей обувью немного скользила, но воин, на это не обращал внимания. Имелась другая напасть — к несчастью, его тело немного трясло мелкой дрожью, и оно еле слушалось своего хозяина. Свеи — те, кто не пал от первых стрел, уже бились на мечах со славянами, которые спрятавшись за деревьями, подкараулили их и осыпали роем стрел. Вот им в спину и ударили те воины, которые без лишнего крика выходили из реки.

Ближайший к Соколу враг, услышав в какофонии битвы плеск воды, уже начал оборачиваться: когда Ободрит обрушил на его шею свой острый меч. Боевые товарищи, бегущие рядом, тоже не отставали и также успели обагрить свои клинки кровью чужеземцев. Однако и Свеи были отличными воинами, и почти сразу сориентировались в изменившейся обстановке: перегруппировались и заняли круговую оборону — не позволившую бою закончиться банальной резнёй.

Второй противник, уже встретил Ободрита лицом к лицу и был проворней — успел парировать удар Сокола. Меч Русса зазвенел, встретившись с вражеской сталью. Мышцы после длительного пребывания в прохладной воде, ещё плохо слушались, поэтому, в дальнейшем, Годславович еле успевал отбиваться от ударов молодого чужеземца. А светловолосый, долговязый Свей, яростно сверкая очами что-то кричал и мощно, один за другим, наносил удары. Его меч подобно молнии сверкал — с каждым взмахом грозя достать тело Варяга — Русса. И неизвестно, как могла закончиться эта схватка, но, неожиданно прошелестела стрела, которая пробила шею разбойника. Тот мгновенно замолчал: удивлённо выпучил глаза; неловко пошатнулся; стал оседать и с кровавой пеной у рта, свалился на землю.

Только Сокол не смотрел на эту агонию, он кинулся на другого противника. Тот наседал на Ермяту — у которого от гипотермии также плохо слушались руки. Эта неприятная напасть уже стала причиной нескольких смертей его товарищей — на берегу лежали тела нескольких погибших Руяновичей. Не учёл Сокол, что вода ещё не сильно прогрелась и это так сильно скажется на скорости движений воинов. Ни мгновения не раздумывая Ободрит нанизал тело врага на остриё своего копья.

Сделано это было как нельзя вовремя, потому что Ермята оступившись, скользнул ногой по участку размякшей от крови земли, взмахнул руками и плашмя упал на землю. А Свей, начал было заносить свою руку для завершающего удара. Хрусть — разрывая кожаную куртку и все, что было под ней, наконечник корья погрузился между лопаток. Врага даже не пришлось добивать — он обронил своё оружие и со сдавленным стоном упал на колени. Незамедлительно последовал рывок на освобождение копья, заставив ворога опрокинуться на спину — вот так, в нелепой позе, поверженный и остался лежать.

Снова, не останавливаясь — не глядя на подымавшегося Ермяту, Годславович кинулся на ближайшего врага. Но тут, его левую руку пронзила резкая боль, она не была критичной, но копье, сжимаемое ей, выпало. От неожиданности, воин вскрикнул, рефлекторно прижал к ране руку держащую меч. Чем не преминул воспользоваться его противник. Бывалый, коренастый скандинав, одетый в грубую, изрядно поношенную кожаную куртку и такие же штаны: яростно зарычав, обрушил свой боевой топор, целя его Ободриту в шею. По счастливой случайности, Сокол споткнулся ногой о торчащий из земли древесный корень — коих на склоне было немало, и повалился на спину. Так что, смертоносная сталь только пронеслась в опасной близости от его головы — не причинив никакого вреда. И что не говори, но, опыт есть опыт: Свей, мгновенно среагировал и, его оружие уже описывало дугу, которая должна была поставить точку в жизненном пути пытавшегося подняться Годславовича. А фортуна, как та капризная девка, которая может резко отвернуться от того, кто уже считал себя победителем. Резко изменила свою благосклонность. Небольшое копьё, брошенное чьей-то сильной рукой, с противным хрустом вошло в лоб скандинава. Несчастный, нелепо махнув головой, даже был немного отброшен назад — так что выроненный из рук топор просто отлетел в сторону и воткнулся в землю, ни причинив этим никому вреда.

Сокол уже поднялся с земли, пока подбежавший Ермята извлекал из убитого им врага своё копьё, не теряя времени, сцепился с очередным противником.

Рана на предплечье Годславовича скорее всего была несерьёзной и почти не беспокоила — спасли кожаные наручи: поэтому Сокол поднял выроненное им копьё и тоже присоединился к сече. Тем более, горячность боя, уже помогла побороть скованность, вызванную недавним переохлаждением. Надо признать, что неожиданный удар его отряда с тылу принёс свои плоды — Свеи понесли ощутимые потери и уже не могли противостоять напавшим на них Варягам. В скором времени, всё чаще и чаще, на одного чужеземца наседали двое Варягов — Руссов. И на берегу уже было столько убитых, что всё чаще, воины спотыкались о трупы и подсказывались на крови, обильно заливавшей землю.

Северяне, окончательно поняв, что проигрывают это сражение, стали делать попытки прорваться в сторону своих дракаров. Но, все эти отчаянные и неорганизованные потуги жёстко пресекались на корню. Хотя, в этой ситуации враг оказался достоин уважения. Многие, если не сказать что почти все морские волки дрались с неистовством обречённых: то и дело, выкрикивая имя своего одноглазого божества — Одина. И с этими возгласами, они один за другим отправлялись в свою валгаллу. Потери же славян, заметно снизились — сказывалась уверенность в своей правоте и преимущество эффекта неожиданности. Так что, окончательная победа для Руяновичей, была делом времени.