— Дракона? — шепчет несколько обалдевшая от таких заявок Хильда.
Демонолог равнодушно пожимает плечами. Чем мы хуже других? Дракон? Ха! Да как семечки лускать.
Собственно кто-то из магов умудряется призвать в спутники столь грозное существо. Досконально известно, фамильяр нынешнего ректора — дракон. Мало кто видит, но молва рисует неведомого гиганта, черного как ночь, покрытого угрожающими костяными отростками.
"Интересно, — неизвестно от чего задумывается Рихард, — а какой фамильяр был у Темного Властелина"
Но масса прочитанных книг не дают ответа. Все же много вопросов таит прошлое.
Спустя минуты ожидания появляется Ярополк. Чуть не вприпрыжку спускается со ступеней. Улыбка до ушей, что кажется сейчас треснет. Рука едва удерживает увесистую тушку. На Рихарда и Хильду выпячиваются два глаза-блюдца.
— Это что? — тычет принцесса пальцем в "это".
— Филин, — с гордостью, аж выпятив грудь, возглашает шуг.
Словно в подтверждении птица издает крик. Шуршит крыльями, задевая по носу хозяина.
— Ладно, я побежала, — говорит Хильда, направляясь в сторону подзывающих магов.
На пожелания "Удачи!" лишь машет, не оборачиваясь, рукой. Парни же с нескрываемым азартом бросаются изучать фамильяра. На вид обыкновенный филин. Птица как птица. Хотя во взгляде на собравшийся научный консилиум явно читается: "идиоты".
— Ну? — многозначительно протягивает демонолог. — И что он умеет?
Ярополк пожимает плечами.
— Уничтожить! — княжич тычет пальцем в сторону куста.
Филин хлопает глазищами и принимается вычищать клювом перьями. Ребята пробуют и другие боевые команды, но, похоже, фамильяру побоку.
Проходит некоторое время и Хильда возвращаются. Поглощенные изучением, спорящие наперебой, Рихард и Ярополк даже не сразу замечают.
— А где твой? — спрашивает сын Влада, отчаявшийся хоть что-то выдавить из ленивого, неповоротливого создания.
— Нет его, — совершенно без эмоционально выдает принцесса и, не заостряя более на том ни секунды, подталкивает Рихарда. — Давай, не спи. Твоя очередь.
Высокие своды башни смыкаются над головой. И все же, кажется, будто стены и потолок нестерпимо давят. Всюду мрак, едва тронутый робким огоньком лампад. Сапоги касаются черного, пускающего блики мрамора. Вокруг застывшими статуями стоят волшебники. Полноправные, держащие в руках посохи. Звон звеньев цепи. Приятный, чуть дурманящий запах смирны, исходящий от дымящегося кадило.
— Рихард, — голос декана алхимиков Хроноса эхом гремит по залу, заставляя вздрогнуть от неожиданности.
В руках издает легкую дымку чаша. Держит бережно, поддерживая снизу рукой.
— Выпей, один глоток, — и сам помогает, будто то Причастие.
Рихард ждет чего-то необычного. Некоего дурманящего состояния, вводящего в транс. Ничего. Жидкость оказывается безвкусной. Разве что мысли приобретают легкость. А затем и вовсе исчезают, оставляя сознанию возможность свободно плавать.
Два незнакомых седобородых мага становятся по бокам. Ведут, мягко поддерживая за руки. Вот и призывательный круг. Опускают на колени прямо посредине. Вязь рун вспыхивает огнем, приводимые в движения потоками Силы. В голове, будто барабаны бьют. Из темноты зала незримый хор затягивает одну ноту. Раз за разом повторяется одна фраза. Резко и гортанно гремит язык давно минувших эпох.
— Рихард, — в резко образовавшейся тишине в себя приводит голосок Виолетты.
По мрамору часто стучат каблучки. Женщина первая подходит к юноше, помогает встать на ноги.
— А где мой фамильяр? — акколит вертит головой в поиске.
— Мне очень жаль, — шепчет, утирая навернувшиеся слезы, декан общей магии. — Такое бывает очень редко. Никто не виноват.
Рихард поднимается. Делает пару нетвердых шагов, все еще ничего не понимая.
— Он какой-то неправильный? Что с ним?
Виолетта, поджав губы, молча гладит ученика по руке.
Ярополку и Хильде надоедает экспериментировать с филином. Оба сидят и болтают о каких-то пустяках. Лишь завидев Рихарда, бросаются навстречу. Тот идет как в тумане. Чуть не спотыкается, промахнувшись ногой мимо высокой ступени.
— Ну? — спрашивает княжич. — Как все вышло?
Демонолог проходит мимо. Садится на скамейку, смотря в одну точку. Друзья трясут за плечи, что-то говорят, но все тщетно. Хродехильда с дружками догадываются первыми. Громко смеются, указывая пальцем и подзывая остальных.
— Они сказали, — хрипит Рихард, — что я не способен на призыв.
Хильда делает знак рукой Ярополку и тот, кивнув, отходит. Девушка садится подле юноши. Касается безжизненно повисшей руки.
— Рихард я...
Договорить не успевают. Раздаются шаги, приносящие незнакомца. Мужчина, лет сорока, запахнутый в темный плащ. Рука придерживает рукоять длинного меча.
— Ваша светлость, — он откидывает капюшон, под ним оказывается суровое лицо с почти квадратным подбородком. Голова наголо брита. — К вам прибыли из столицы.
Принцесса кивает и вновь поворачивается к Рихарду.
— Прости, отец приехал. Мы поговорим позже. Хорошо?
Рихард не отвечает. Наконец решившись, будто после долгих сомнений, девушка быстро целует в щеку и убегает.
Папские земли. Хутор Кабанье гнездо
Гилберт спешивается, тяжело опускается на землю, бряцая оружием.
— Пойдем, — говорит рыцарь коню, ведя животное за узды.
Сапоги погружаются в вязкую жижу грязи. Делает шаг, с трудом передвигая ноги. Обувь тяжелеет от налипших комьев, превращая походку в медвежье ковыляние. Но вот под ногами чувствуется твердая поверхность. Паладин разгребает носком сапога перемешанный пепел с грязью. Так и есть. Плиты древней имперской магистрали.
— Вот и пришли, — как-то обреченно произносит Гилберт. Место, где все начинается. Хутор, с некогда кипящейжизнью. Смех, доносящийся из таверны. Окрик матери, зовущий пасущего коз сынишку к ужину. Дым, идущий из труб хлипких хибарок. Запах сена и новоза. Теперь только пепел, да редкое карканье ворон.
Конь издает всхрап. Ржет, тряся мордой и, вырывая поводья, пятится назад.
— Эй! Ты чего!? — паладин тянет животное двумя руками, но чуть не получает копытом в висок. — Ну же, дружище, тихо. Тихо...
Гладит по мускулистой шее и бокам. Тихо нашептывает на ухо. Испуганный конь чуть успокаивается, но отказывается и шаг делать дальше.
— Ладно, ты прав, прости, — отведя в сторону, привязывает к чудом уцелевшему дереву. — Тебе тут и правда не место.
Глядя на разрушенное поселение, с горестью думает:
"Живым тут вообще не место".
Царство смерти.
Прямо у границ деревушки в кол воткнут обожженный череп. Закрученные как у барана рога, массивная челюсть с рядами острых клыков. Наверняка одним махом мог перекусить руку в кольчужном рукаве.
Поступает приказ — на хутор Кабанье гнездо. Меровейская городская стража, рыцари со всей сворой вооруженных слуг и оруженосцев. Даже ополчение близлежащих монастырей. И главное никому ничего не объясняют. Занять позиции и никого не пропускать.
"Норды что ли опять сунулись?" — говорят одни.
"Да нет. Лето же, — твердят вторые. — Опять кочевники через Западноземелье просочились".
По быстро разрастающемуся лагерю снуют монахи. Много, поговаривают не простые, инквизиторы. Да только внимание никто не обращает. Папская же страна. Клирики всем и заправляют.
— Так что делать то? — трутся на месте оруженосцы и пехота.
Аристократ и сам не знает. В хутор никого не пускают. А доносящиеся оттуда крики холодят душу. И не разберешь, что творится. Монахи, будто воды в рот набрали.
— Вбивайте колья, — благородный решает действовать по военному, — и нужно соорудить секрет для лучников.
Тут то и появляется. В серой робе, худой и плешивый. В фальшивой улыбке обнажаются редкие, гниющие зубы.
— Эй мужик! — один из стрелков поднимается и машет рукой. Но за лук не хватается. Не стрелять же по своим. — А ну стой. Дальше ходу нет.
А незнакомец продолжает идти, держа за спиной преобразующиеся лапы прорывающегося демона.
Гилберт стискивает челюсть при воспоминаниях. Тут встречают первого. Катастрофа. Меч аристократа прерывает псевдожизнь монстра, но до того тот успевает разорвать в клочья пятерых.
Едва угадывающиеся очертания улицы. Слева и справа остатки разрушенных домов. Обвалившиеся, засыпанные мусором землянки. Торчащие подобно обнаженным ребрам мертвеца, балки.
— Стреляйте в него! Ну же! Пли! Пли!
Первый выпущенный из арбалета болт летит на локоть левее цели. Демон петляет по волчьи, огромными скачками приближаясь к отряду. Страх. Он и спасает. Оцепеневшие, воины забывают о бегстве, сбиваются в кучу.
— Не подпускайте к священникам!
Пол морды твари обожжена, прикоснувшись со священной магией. Обугленное мясо лопается, обнажая кость. Демон дико орет, теряя всякое самообладание. Оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, бросается на выставленные копья и алебарды.
Дальше, в глубь поселения. Ноги начинают чувствовать непонятное жжение. Догадываясь, Гилберт наклоняется, касается ладонью земли.
— Так и есть.
Пепел до сих пор горячий. Годы проходят, а место ведьминого мора наполнено магией. Черной, чуждой жизни.
Впереди остатки крупного здания. Что-то вроде общинного дома. Архаичный пережиток времени племенной жизни. Паладин переступает через обугленные тела. Старается не смотреть. Но разум предательски снова и снова рисует картину.
— Вот она!
Загнанная жертва кричит от страха. Скрываться больше нет смысла. Женщина выбегает из кустов, оставляя на колючих ветках обрывки юбки. Прижимает к груди сверток грязных тпяпок. Впереди встает стена облаченных в сталь или сутаны людей. Сзади тоже напирают.
— Я не заражена, — по щекам текут слезы. Сверток шевелится, доносится детский плачь. — Не надо, умоляю.
— Пли!
Залп десятка арбалетов прерывают обе жизни.
Дальше по улице. Дом за домом. Вспышки магии, короткие очаги борьбы. Окружить, уничтожить.
Последние запираются в общинном доме. Древнее, на совесть поставленное здание. Умирать никто не хочет. Крестьяне баррикадируют двери и окна. Но внутри раздаются вопли и характерный рык. Еще один обращенный проклятый .
— Жечь, — командует инквизитор.
Солдаты стоят в нерешительности. Фитили горят на стрелах, но никто не решается спустить тетиву. Крестьяне внутрь с детьми, внутрь тащили дряхлых стариков.
— Да что б вас! — кричит клирик и сам выходит вперед.
Вздымает руку со сжатым священным символом. Огненные стрелы ниспадают с небес. Солдаты потом будут божиться, рассказывая о видении светлых ликов и крыльев.
Огонь завершает дело.
Гилберт останавливается на подобии площади. Маленький пятачок открытого пространства.
Когда начинается мор, демоны лезут со всех щелей. Не до разбирательств. Что если орден и инквизиторы что-то упускают? Рыцарь не спешит. Проводя ритуал, не скупится на мелочи, обычно пренебрегаемые. Зернышко огонька в лампадках, разложенных по кругу. Тонкая струйка дыма из походной кадильницы.
"Месть недостойным" — все не выходят из головы слова сожженной ведьмы.
Паладин садится в позу лотоса. Глоток магического зелья, самую малость. Отпускает мысли и тревоги, пуская сознание в плаванье. Душа тотчас касается чужих мыслей и эмоций. Сморщивается, окунувшись в нечистоты. Боль, отчаяние, смерть, смерть, смерть. Жажда убийства...
"Стоп!"
Хватаясь за последнюю мысль, тянет ниточку.
Обычно собрания проходят в домах. Богобоязненные бабы любят поохать над откровениями грядущего. Староста не особо слушает, да и не перечит. Какой ни есть досуг скучающему народу. Сегодня вот только случай особый.
Далеко за полночь. Староста Лаубод плотнее закрывает ставни общинного дома. Даже щели задраивает, не пропуская и без того крохотный свет свечи.
— И тогда в ночь восхода Черной Звезды из чрева женщины выйдет Темный Властелин. Орды нечисти последуют за ним и свет померкнет. Не устоят престолы королей, даже мертвые поклонятся ему..., — голос Марии, смотрительницы ключей аббатства, звучит торжественно, как на обедне.
Селяне слушают, не шевелясь. Особо впечатлительные прижимаются друг к другу, то и дело, бормоча молитвы и ограждаясь священными знаками. Когда книга пророчеств закрывается в руках монахини, кто-то даже вздрагивает.
Лаубод касается лба. Смотрит на руку с изумлением, искрящуюся от бисерок холодного пота.
— Гальдрада разродится сегодня, — скрипучий голос старухи Бертовары звучит приговором.
Бабка принимает роды, считай с отрочества. Раз сказала, так и будет. От того крестьяне обреченно прячут взгляды.
— Мы поговорим с ней! — горячо выпаливает одна из женщин, вскочив, — Она поймет!
— Нет, — качает головой Кристиан. Мельник знает семью Бавдовина с детства. — Гальдрада давно ждала ребенка и...
Мужчина замолкает. Жаль, до слез, а что делать? Сохранить жизнь отродью Черной Звезды? Авось пронесет? Нет, не о себе нужно думать. О роде людском.
— Решено, — голова поднимается, охватывая взглядом собравшихся. — Да смилуется Безначальный над нашими душами, — шепчет Лаубод и уже уверенно возглашает, — Ребенок должен умереть.
"Ребенок должен умереть"
Ребенок... Ну конечно, мальчишка, крутившийся подле аббата Бернарда. Оборотень, якобы случайно встретившийся с ним в таверне "Веселый Джо".
"Как же его зовут, — думает Гилберт, прокручивая события прошлого. — Точно! Рихард!"
Рыцарь усмехается, представляя образ. Мальчик младше его. Худой как палка, криво срезанные темные волосы. Смышленый конечно, но что бы прям Темный Лорд...
— Значит, вот куда метите, — Гилберт поднимается и оттряхивается, — хотите возродить эпоху Тьмы.
Паладин замирает, боясь даже шелохнутся. За спиной раздаются редкие хлопки ладоней.
— Браво, — звонкий тенор издает смешок, — а я уж думал, когда вы догадаетесь.
* * *
Волчьи лапы мягко, скорее по кошачьи, передвигаются по остаткам крыши. Бугрятся мышцы при малейшем движении, переливаясь мощью громадного тела. Серая шерсть, стоящая дыбом, сливается с пеплом и обгоревшими бревнами. Тихо, незаметно, шаг за шагом к цели. Обнажаются клыки, желтые, уродливые, тот час стирая всякое сходство с обыкновенным волком. Из пасти оборотня не вырывается ни звука. Лишь округленные, горящие огнем глаза свидетельствуют о буре лютой ненависти.
"Я нашел тебя", — сердце колотится, предвкушая охоту.
Без сомнения — он. Каштановые волосы, уложены, что у девки на выданье. Смазливый молокосос, играющий с деревянным мечом. В "Веселом Джо" Сигиберт не придает значения встрече. А зря. Базина, Ингунда... Неважно кто подносит факел к костру, проводит допрос и выносит приговор.
"Убийца", — вырывается из пасти беззвучно с клубами пара.
Оборотень, более не таясь, выпрыгивает на площадь. Мертвый хутор оживает. Тени мертвых содрогаются от волчьего рычания.
Ручей весело журчит. Бриллианты искорок переливаются светом на водной пляске. Играют с лучами солнца, пробивающихся сквозь кроны могучих дубов. Босые ноги ведьмы шлепают по мокрым камням. Подобрав юбку, Ингунда ловко, смеясь, перепрыгивает через препятствия. Касается рукой фонтана родника, перебирает пальцами, словно по струнам арфы. Набирая полную горсть, подносит к губам. Тонкие струи просачиваются, но женщина не пьет. Взгляд устремлен к едва заметно пошевелившимся кустам.
