Змеиная паутина

Подбегаю и обнаруживаю, что это могила.

Могила Дамблдора.

Гнев возвращается с новой силой.

— Значит, не смей встречаться? — спрашиваю у белого мрамора по-русски. — Значит, убирайся прочь?

Вскидываю палочку, направляя Бомбарду, но заклинание рикошетит, не оставляя следов на памятнике, и врезается в снег, взметнув вихрь.

— Ты ведь знал, старый хрыч, что она носит моего ребенка, знал! — кидаю еще одну Бомбарду, которая опять отражается. — Ты не мог не знать! Ты видел! Ты слишком сильный волшебник, чтобы не увидеть! Она сказала, что ты самый сильный волшебник! Ты чайник из кармана доставал, урод! Ты ведь знал! Ты знал, сволочь! Будь ты проклят в своем посмертии! Чтоб ты покою не видел вечность!

Ноги не держат. Валюсь в разворошенный снег вперемешку с грязью, прижимаюсь лбом к земле.

— Будь ты проклят...

Я не знаю, сколько так стою.

— Мистер Крам? — чужой женский голос окликает меня.

Ухожу в сторону перекатом, выхватывая палочку.

Профессор МакГонагалл.

Опускаю палочку.

— Что вы здесь делаете? — сухо интересуется преподавательница.

— Не ваше дело, — вщелкиваю палочку в кобуру, поднимаюсь на ноги.

— Это место не для вас, — ледяным голосом говорит МакГонагалл. — Пожалуйста, уйдите.

— Да пошла ты, — говорю старой женщине по-русски, сплюнув на снег. — Дура.

МакГонагалл ничего не отвечает, но я вижу, как она напрягается.

Разворачиваюсь и ухожу прочь.

* * *

Зимние каникулы проходят мимо меня. Как и следующий триместр. Я лечу школьников, но от моего сердца словно откалывается еще один кусок — первый отколол Дамблдор. Впрочем, и этот второй — тоже он.

Только мысль, что Гермиона еще жива, что у меня есть шанс встретится с ней, заставляет меня жить. Я почему-то надеюсь на нашу встречу. Надеюсь, что она еще любит.

На весенние каникулы планирую пополнить запасы зелий в Хогвартсе, но мои планы нарушает Лорд, велев прибыть в Малфой-мэнор.

Лорд долго расспрашивает меня о моей деятельности в Хогвартсе. Рассказываю ему все. Про Кэрроу тоже.

— Лайза Турпин, значит, — задумчиво говорит Лорд, когда я заканчиваю. — Ее отец работает в Министерстве. Птица невысокого полета. Проблемы с ним были бы некритичны, но все же досадными. Ты правильно сделал, что осадил Амикуса.

Молчу.

— Хорошо. Я вижу, ты справился. Возвращаться в Хогвартс тебе нет больше необходимости. У меня на тебя другие планы.

Склоняюсь в поклоне.

— Ты и другие члены Внутреннего Круга должны за предстоящий месяц полностью посвятить время тренировкам. В мае я должен войти в Хогвартс. Правда, подобно входу в Министерство не получится, — Лорд усмехается, берет со стоящего рядом стола пергаментный лист, — но тут ситуация другая. Поэтому до мая твоя задача сварить зелья. Количество и названия — вот.

— Да, мой Лорд, — отвечаю единственно верным образом.

* * *

Зелья — так зелья. Какая разница, что я буду делать. Лечить, убивать...

Ничего уже не изменить. Это мой крест. Мое наказание. Те, кого я когда-то убил, тоже были чьими-то детьми, родителями. Близкими и любимыми. И теперь я знаю, каково это — потерять своего ребенка. Пусть он еще и не родился, но...

Сейчас ему было бы год. Он бы уже учился ходить. Я бы сам сделал ему детскую метлу... Мама бы учила его говорить.

А еще я ничего не говорю Анне Фоминичне. Я должен пережить это сам. Это моя расплата. Мои муки.

Через пару дней какие-то замызганные егеря вместе с бешеной Беллатрикс притаскивают кого-то в мэнор. Я полагаю их очередными магглами. Они совершенно не вызывают у меня интереса, но внезапно в криках одного из пытаемых я узнаю что-то очень знакомое.

Вылетаю из своей комнаты, бегу на крик.

Крики раздаются не из привычного подвала, а откуда-то со стороны Большой Столовой. Добегаю до нее... и в истерзанной жертве узнаю Гермиону Грейнджер. Она лежит на полу, по всей видимости ужебез сознания.

— А, малыш Крам! — оборачивается Беллатрикс. — Не смог устоять перед развлечением?

Какое, к черту, развлечение...

— Почему нет? — старательно изображаю из себя дурачка. — Отдашь?

Беллатрикс делает вид, что сомневается, но потом кивает.

— Хорошо, малыш! Пусть девочка узнает настоящего мужика!

Не слушаю. Подхватываю измученную девушку и мчусь обратно, в свою комнату.

* * *

Гермиона приходит в себя не сразу. Я даже успеваю сбегать за зельями.

— Осторожно, — говорю девушке, когда она пытается подняться, обводит пространство еще мутными от боли глазами.

— В... Виктор? — ее взгляд фокусируется на мне.

— Да, — отвечаю, протягиваю флакончик с Антикруциатусным. — Выпей.

Гермиона смотрит на меня, не отрываясь, но делает глоток. Ее лицо розовеет, она шумно вздыхает.

— Как ты? — задаю идиотский вопрос.

— Хреново я! — выпаливает она, откидываясь на подушку. — Сам не видишь?

— Прости, — опускаю голову. — Вижу.

Так же послушно она выпивает следующие два флакончика — слабенькое Бодрящее и Обезболивающее.

Протягиваю руку, чтобы погладить Гермиону по волосам, но она отстраняется.

Убираю руку.

— Тебе легче? — задаю еще один идиотский вопрос.

— Да, — Гермиона не смотрит на меня.

Повисает напряженное молчание.

— Я видел твою медкарту в Хогвартсе, — тихо говорю, нарушая лед молчания. — Гермиона... почему ты не сказала мне?

Гермиона молчит.

— Пожалуйста... — прошу. Ее молчание невыносимо. Опускаю голову, смотрю на блики света на полу.

— А что бы ты сделал, Виктор? — с неожиданной ненавистью говорит она. — Убил бы меня так же, как убил моих родителей?

Ее слова хлещут по моей душе, действуют хуже Круциатуса.

— Я бы никогда не причинил тебе вреда, — говорю. — Гермиона... Беллатрикс Лестрейндж истязала их почти неделю. И продолжала бы истязать дальше. Они никогда не вышли бы из камеры там, в подвале. Я пытался найти способ вывести их... но не смог. И видеть, как они страдают, было невыносимо.

— Ты. Их. Убил, — четко разделяя слова, произносит Гермиона. — Ты.

Сглатываю.

— Гермиона... неужели лучше было бы оставить их дальше страдать?

Гермиона отворачивается.

— Я просто... ускорил неизбежное, избавляя их от лишних мучений, — оправдываюсь, понимая, как жалко звучат мои слова.

— Поэтому не было смысла, — глухо говорит Гермиона. — Зачем он был нужен?

— Ты могла бы поговорить с твоим директором, — тяжело произношу. — Мне он отказал... но тебе бы помог.

— Он и помог, — Гермиона фыркает, складывает руки на животе. — Помог решить проблему.

Непонимающе вскидываю голову, но потом до меня доходит.

— Ты... сделала это специально? — произносит кто-то в комнате моим голосом.

— Ну да, — Гермиона спокойно кивает. — Зелье Лонга.

Зелье Лонга. Специализированное зелье для потенции, применяется только мужчинами. Женщинам пить его нельзя из-за побочных эффектов. Особенно беременным.

Чистокровные и полукровки про него знают. И знают, что никто из магов не будет убивать своего нерожденного ребенка. Любой ребенок — это Дар Магии, ее благословение. Любой чистокровный маг примет свое дитя, неважно, от кого оно родится. Примет с матерью... или без нее, если он ей так категорически не нужен. Конечно, потребовалось бы выплатить виру, но я бы нашел деньги. Столько, сколько бы она сказала. Тысячу, две. Пять или пятьдесят. Многие девушки, не особо беспокоящиеся о своей репутации, заботились таким образом о собственном благополучии. И среди моих предков есть такие бастарды.

И только магглы, которым не надо ни благосклонности магии, и которым неважны ее проклятия, могут поступать, как животные.

Я хочу сказать все это Гермионе, хочу объяснить, что она наделала...

Но смысла уже нет.

Что бы я ни сказал, что бы я ни сделал...

Она грязнокровка.

Ты был дебилом, Виктор. Ты видел в ней человека, равного тебе мага. Но она никогда им не была и не будет. Потому что не хочет. Потому что ее маггловское видение она считает самым верным. Ты должен был уже насторожиться, когда она бегала со своим ГАВНЭ... Но не насторожился. Посчитал милой шуткой. А ведь она всерьез думала, что эльфов надо освобождать.

Она гордилась не тем, что такой же маг, как ты. Она гордилась тем, что ты способен быть наравне с магглами. Она чувствовала не свою причастность к миру магии, а твою — к миру магглов, когда ты сидел у нее дома и общался с родителями.

А Дамблдор... Дамблдор ей "помог". Потому что тоже один из них — из грязнокровок. Даже если и сам родился в семье магов.

Я был слепым идиотом, когда считал политику Лорда неправильной. Он прав, миллион раз прав. Только чистокровные могут считаться полноценными магами. Те, кто соблюдает традиции и помнит о законах Магии. И магглы ничуть не равны. Как и грязнокровки.

Поднимаю палочку. Силенцио. Инканцеро. Мобиликорпус.

Выхожу из комнаты, волоча за собой висящее в воздухе тело, иду в Большую Столовую.

— Забирай, — перекидываю нить заклинания Беллатрикс Лестрейндж.

— Мальчик развлекся? — Беллатрикс довольно оскаливается.

— Да, — киваю.

— Тебе оставить на потом?

— Нет, — качаю головой, не смотря в сторону Гермионы. — Делай, что хочешь. Грязнокровка — твоя.

— М-м-м... — Беллатрикс облизывает губы, косится в сторону мужа и деверя. — Мальчики, вы как?

Реакции Рудольфуса и Рабастана я не дожидаюсь. Шагаю наружу. На улицу, в весеннюю сырость.

* * *

Я не знаю, сколько я стою под мрачным сырым небом. Я не помню, как оно темнеет, свидетельствуя о наступлении ночи. Я ничего не осознаю.

— Виктор! — окликает меня мужской голос, в котором я моментально узнаю Лорда.

— Мой Лорд, — опускаюсь на одно колено.

— Полагал, что в такую погоду мало кому хочется не то, чтобы долго гулять, но и вообще выходить из дому, — произносит Лорд. — Но, видимо, я ошибся. Можешь встать.

Но я встать не в силах.

— Что такое? — настораживается Лорд.

— Мой Лорд... — глухо говорю. — Я... Я... Тогда, три года назад... Я не был искренним. Позвольте... позвольте мне снова принести вам клятву.

Лорд молчит какое-то время, но потом кивает.

— Хорошо. Я слушаю.

— Клянусь хранить верность Темному Лорду. Клянусь выполнять все его приказы, — слова льются сами. — Клянусь, не сопротивляясь, принять от него любое наказание и даже смерть. Моя жизнь и смерть, моя душа и тело, моя магия и кровь принадлежат Темному Лорду...

Последние звуки клятвы звенят в воздухе. Я по-прежнему стою на одном колене, согнувшись в поклоне. И вздрагиваю, когда моей головы касается чужая рука.

— Я принимаю твою клятву, мой друг, — говорит Лорд и добавляет совершенно по-простому: — Ну теперь-то ты встанешь?

Встаю, но взгляд не поднимаю. Это исправляет Лорд, аккуратно приподняв мой подбородок.

— Это была самая искренняя клятва, которую я когда-либо слышал, — мягко говорит Лорд. — И самая ценная для меня.

Молчу. Темные глаза Лорда похожи на два бездонных колодца, затягивающих куда-то прочь из этой реальности.

— Многие, кто приходит ко мне, клянутся в верности, но все их обещания распадаются пылью, когда речь заходит о деле. Многие хотят получить какую-то выгоду, рассчитывая на свои делишки за моей спиной. Мало кто действительно готов служить. И может это делать. На кого я могу положиться.

Голос Лорда звучит со всех сторон.

— И я рад, что не ошибся в тебе, Виктор. Пусть тебе и потребовалось три года, чтобы прийти к верному решению.

— Спасибо, Повелитель, — решаюсь назвать Лорда так, как требует мое сердце.

— И тебе спасибо, Виктор, — говорит Лорд, отпуская мое лицо. — Ты по-настоящему порадовал меня сегодня.

— Я постараюсь не огорчать вас в дальнейшем, — позволяю себе улыбнуться, и вижу ответную улыбку Лорда.

— Ладно. Пойдем назад, а то тут холодно, — Лорд вскидывает палочку, накладывая на меня Согревающие.

Киваю.

* * *

Шум прибоя я не спутаю ни с чем. Много лет Дурмстранга он сопровождал меня.

Открываю глаза и понимаю, что нахожусь на до боли знакомом причале.

Поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь.

— Ну привет, — окликают меня сзади. Резко оборачиваюсь и...

Игорь Александрович. Каркаров Игорь Александрович, директор моей школы. В форменной директорской мантии.

— Игорь Александрович? — хлопаю глазами, четко помня, как Лорд сообщил о его смерти.

— Угу, — Игорь Александрович хмыкает, оглядывает меня.

— Но вы же... вы же... — не могу сказать.

— Да, я умер, — соглашается с невысказанной фразой Игорь Александрович. — Впрочем, как и ты.

— Я? — теряюсь.

— Угу, — Игорь Александрович кивает. — Сие есть печаль.

Пытаюсь вспомнить последние события...

Вроде как мы были у Хогвартса... Помню Руквуда... что он пытался убить какого-то рыжего... Помню, как оттолкнул его от падающих обломков...

А потом помню прибой.

Разворачиваюсь, оглядываюсь. Шагаю к знакомой стене, откуда был проход наружу, но каменная кладка остается камнем, не поддаваясь прикосновению моих пальцев.

— Увы, Вить, — говорит Игорь Александрович. — Отсюда не уходят.

Шум воды становится громче, и из пенных волн вырастает дурмстранговский корабль. Но если раньше вокруг него тут же начиналась суета, бежали взрослые, гомонили дети... То сейчас здесь только мы вдвоем — я и Игорь Александрович.

— Анна Фоминична говорила, — вспоминаю ее рассказ, — что надо просто не сесть на корабль. И тогда можно вернуться.

— Анна Фоминична... — грустно хмыкает Игорь Александрович. — Она не сказала, что вернуться могут единицы. Я не смог. И ты не сможешь.

— Почему? — смотрю на покачивающийся на воде корабль.

— Потому что, — отвечает Игорь Александрович, но потом смягчается. — Я не знаю, как сказать. Потом поймешь.

— Потом? — поворачиваюсь к директору Дурмстранга. — Когда — "потом"?

— Не знаю, — Игорь Александрович пожимает плечами. — Я тоже узнал многое потом.

— А как вы умерли? — задаю глупо звучащий вопрос.

— Как умер... — мужчина вскидывает голову, смотрит на небо. Перевожу взгляд туда же. Ничего, кроме серой хмари. — Змея укусила.

— Лорд сказал, что вас убили...

— А кто сказал, что это не было убийством? — совершенно не к месту фыркает мой собеседник. — Вот по его приказу змея и укусила.

— Я видел у него змею, — тихо говорю. — Гладкая такая. Длинная.

— Угу, — кивает Игорь Александрович. — Именно она.

— Жаль.

— Ну... что ж поделать, — философски замечает мой собеседник.

— А меня, похоже, завалило обрушившейся стеной, когда Лорд Хогвартс штурмовал, — говорю.

— Лорд? — Игорь Александрович прищуривается, а потом разочарованно вздыхает: — Все-таки "Лорд"...

Молчу.

— Как ты решился? — спрашивает он спустя минуту молчания.

— Так и решился, — пожимаю плечами.

Игорь Александрович с любопытством на меня глядит, а затем, видя, что я не собираюсь отвечать, говорит:

— Когда-то я учился в школе — тоже в Дурмстранге. На два класса младше меня училась девочка, Аня Романова. Я был видным женихом, но мне никто не был нужен. Только она. У девочки был отец — сильный маг. У этого мага была организация, ставящая своей целью захват власти в Британии. И я знал, что он не подпустит меня к ней, если я не докажу, что чего-то стою. Тогда самым логичным способом мне показался вариант — принять Метку.