— Что 'Я'? Да тебя после этого фильма в любую киностудию с руками и ногами оторвут. На руках будут носить и с ложечки кормить. Ты же новую страницу в операторском искусстве открываешь! Хоть кто-нибудь такое и вот так как у нас снимал раньше? А?!

— Ты меня не агитируй! Я за наш фильм сам всем глотки перегрызу! Просто устал я, да и тревожно мне что-то... Сам бы вон как я покрутился на этом крылатом реквизите. А? Не желаешь?! Кверху ногами, когда весь обед из тебя наружу просится. Или в дыму снимать, когда глаза слезятся, так что с трудом актеров видно. Или может сам хочешь с парашютом падая этой ср.ной камерой трещать в сторону горящего самолета и стреляющего в тебя холостыми истребителя! А потом в добавок еще и ночью монтировать все это когда глаза уже слипаются. У меня, Изька, иной раз даже в глазах темнеть начинает...

Усталые глаза режиссера и главного оператора этой 'партизанской' по стилю съемки картины некоторое время буравили друг друга. Потом Чибисов сказал уже спокойнее.

— Устал я просто, Изька. Нет у меня, дружище, к такому привычки. Да и, между прочим, не учили нас во ВГИКе вот такому безобразию!

— Никого этому не учили. Вот я, к примеру, вообще собирался только документалистикой заниматься. А теперь вон вместе с актерами реплики разучиваю. Да с костюмером каждый день ругаюсь. А еще перед начальством за каждый чих приходится отчитываться. Всем сейчас трудно Вовка! Но я тебя очень прошу. Хочешь, на колени перед тобой встану?! Ну хотя бы до конца августа потерпи. Вот смонтируем пробную общую сборку и отдохнешь. Там уже точно все ясно станет. Понравится наверху картина, значит нам и ее доделать дадут, и на следующую деньги выделят. И вот ты тогда себе еще пару помощников выберешь. Прикинь, диплома еще нет, а ты уже Главный оператор картины. Да ни какой-нибудь, а многосерийной. А?

— Хм. А может это они мне наоборот начальство на шею посадят.

— Кто 'они'? Если нам разрешат, то я буду решать кого брать, а кого нет. Ну еще Варламов, но он тебя менять не захочет. А вот если не разрешат... В общем, хватит уже траву жевать! Просто мы с тобой должны понимать, что это наш с тобой главный шанс, который выпадает раз в жизни. Прос.ем мы его, и сами будем в старости себе волосы рвать по всему телу. Ну, что скажешь, ренегад?

— Ладно, начальник. Ну хоть часов восемь я выспаться могу?

— Можешь. Завтра начнем с 11-ти. И очень тебя прошу не надирайся!

— Так и быть. Пивком сегодня обойдусь...

* * *

Пока особая эскадрилья заправлялась и наскоро зализывала раны перед новым вылетом, ночной бой подходил к концу. Через несколько часов после второго вылета 'Кирасиров' прорвавшиеся на фланге танки с десантом на броне смогли оттеснить обороняющихся от спасительной переправы и по наполовину затопленным понтонам прорваться на восточный берег. Успех закрепила монгольская конница. Остатки обороняющихся в районе горы Баин-Цаган японских войск окончательно попали в окружение, но потребность в прикрытии авиацией плацдармов на восточном берегу только возросла.

Павла закончила крутить ручку уборки шасси, и прибавила газ. Ночь постепенно покидала заляпанное перистыми облаками Монгольское небо. Самолеты набрали высоту. Со стороны фронта поднималось множество дымных столбов. Ветер ненадолго утих, открывая глазу эту рукотворную вулканическую деятельность. Подлетая к реке Павла огляделась. Справа на хвосте как привязанный чуть покачивался истребитель Бориса. Далеко в стороне лидируемые звеном Кабоева шли шесть пушечных 'ишаков'. И-14-е летели немного выше. А километрах в трех впереди всех медленно приближалась догоняемая истребителями пятерка блиндированных штурмовиков. Они снова должны были первыми нанести удар. Южнее виднелась все еще обозначенная дымами горящих японских блиндажей, и коптящими сожженными коробками БТ-5, потрепанная японская переправа. Она давно уже была захвачена десантом, и сейчас по ней потоком шли свежие подкрепления к позициям десантников. И диверсанты особого отдела, и десантники, и танкисты с кавалеристами все выполнили поставленную командованием боевую задачу. Потом станет известно какой ценой достался этот успех в бою, но это потом. А пока последние части японцев на западном берегу уже попали в окружение, и постепенно добивались подошедшими советско-монгольскими полками и батареями. А на восточном берегу уже осторожно накапливались силы для следующего удара во фланг и тыл японской группировки. И хотя за рекой враг еще продолжал обороняться и даже вести обстрел переправы из орудий, но его контратаки по позициям десанта и переправившихся войск на время иссякли.

'Чтобы там ни было, а отработали мы не напрасно. Через день здесь на восточном берегу начнется совсем другая война. Ай да мы... Ай да мы все, не только те кто летал. Все'.

Внизу по реке к Северу ползли несколько квадратных скорлупок плавающих танков. Эти тихоходные и слабовооруженные 'консервные банки' тоже выполнили свою задачу у переправы, и теперь спешили к новой цели. Километрах в десяти от захваченного моста уже наводился новый наплавной мост. И хотя у японского моста еще не все закончилось, но сейчас именно у новой переправы начинались наиболее яростные бои, с наспех переброшенными японскими резервами. Высоко-высоко над группой советских самолетов был заметен силуэт разведчика Р-10, такой же разведчик лидировал группу истребителей. Вот он размашисто покачал крыльями и выпустил ракету в направлении первой цели в этом вылете. В свете солнца цель была хорошо видна. Наискосок с Севера на позиции прикрывающего постройку моста небольшого плацдарма нещадно пыля надвигалась косая шеренга японских танков. За танками вслед скакали группы маньчжурских кавалеристов. А километрах в пяти восточнее линии атаки были отчетливо видны двигающиеся к месту боя в походном порядке пехотные части. Японская артиллерия уже нащупывала дымно-пылевыми фонтанами разрывов узлы неглубокой обороны. Пока потери были небольшими, а темп японского наступления замедленным. Благо с Юга плацдарм оказался прикрыт болотистой местностью, и с этой стороны удара можно было не ждать. Наплавной мост еще не действовал, и весь плацдарм на западном берегу обороняло не больше пары рот. Им на помощь из воды натужно дымя моторами вылезали на берег несколько взводов Т-37А, но против любого из японских танков они были беспомощны. Лишь через несколько часов из района захваченной японской переправы могли подойти на помощь наши части, но эти часы частям на новом плацдарме еще предстояло продержаться. Павла кивнула сама себе, воздушное прикрытие оказалось над целью очень вовремя. Пора было работать.

'Ай, какие же у меня молодцы Зайцев с Мещеряковым! Как они красиво своими трехлинейными гребенками пехоте хвост-то расчесали. Умнички, правильно рассудили — танки и лошади это для нас работа. Они ведь своими осколочными подарками да шести ствольными очередями там пару батальонов словно поганой метлой разогнали. Ой не скоро генералы их обратно в строй поставят. Не скоро... Так и расцеловала бы этих молодцов. Впрочем обойдутся. Я ж ныне тоже в добрых молодцах числюсь, так что не до нежностей нам. Пора нам по консервам и непарнокопытным 'ракетошрапнелями' всыпать. Только я тут толкаться не хочу, мы с Борей и хлопцами от реки зайдем. Как раз вон по той группе и зарядим нашими хлопушками'.

Звено Павлы развернулось над рекой для атаки и приготовилось к пуску ракет. В прицеле подрагивали ползущие кривым зигзагообразным строем танки, за ними метрах в тридцати рысило несколько баргудских конных взводов. Пальцы легли на слегка подзабытые тумблеры запуска реактивных снарядов. В прицеле быстро приближался танк с плюющейся огнем пушкой в башне смахивающей на башню советского Т-26. Дистанция стрельбы для ракетного залпа была выставлена на пятьсот метров. В элипсе рассеивания должен был оказаться конный взвод идущий за соседним танком...

До рубежа стрельбы было еще метров двести, когда самолет Павлы словно споткнулся о какую-то преграду, и резко пошел вниз. Все ее мысли были сосредоточены на готовности к пуску ракет, поэтому хлопка вражеского попадания она даже не заметила.

'Попали ведь с.уки! Всё! Двигателю кранты, я же слышу, замолк, собака! Только винт крутится. А ребята как же! Из-за меня, дуры, не попали небось. А мои ракеты?!!! Вот ведь дура, не успела выпустить! Сяду на пузо, они ж меня в месте с самолетом в клочья порвут! Прыгать?!! Не раскроюсь. Ой мама! Михалыч! Спокойно! Сажать буду, и ракеты сброшу. Высота? Как быстро падает... Внимание... Пуск! Нееет!!! Только не сейчас, ну пожалуйста!'.

Тумблеры пуска были перекинуты, но ракеты не вышли. Видимо, осколки проклятого снаряда перебили электропроводку. Паника так же внезапно прекратилась. В голове, внезапно почувствовавшего смертельное спокойствие замкомэска, шевельнулась досадливая мысль -'Вот и все, приехали'. Павла только и успела развернуть машину на Юг вдоль восточного берега, выискивая посадочную площадку. Впереди были какие-то залитые водой болотистые луга. Под крыльями приближались подернутые рябью мутные воды реки. Высоты уже не было, и Павла, выпустив закрылки, стала задирать вверх нос истребителя...

/ черновой вариант обновления от 11.09.12/

* * *

Поздней ночью ЗК Туполев был на машине с закрытыми окнами вывезен с Гороховской улицы в неизвестном направлении. Любимый ученик профессора Жуковского, а ныне фигурант по статье 58 УК СССР, и по совместительству старший конструктор ОКБ-29, был мрачен и замкнут. Старший конструктор, потому что главных в этом заведении не было. Вернее главный был, но снаружи. И конструктором он не являлся. Ничего хорошего от этой неожиданной поездки Туполев не ждал. Он в последнее время вообще ничего не ждал от когда-то принятой им всем сердцем Советской власти. Этакий упрямо патриотический фатализм владел патриархом советского цельнометаллического самолетостроения. Когда его подбитые деревом башмаки отстучали по вроде бы знакомым ему ступеням и полам коридоров, открылась дверь, и с легкой иронией, прозвучал неторопливый и хорошо памятный голос.

— Здравствуйте, товарищ Туполев. А мы вот тут с товарищами только вас и ждем. Извините, что ваш сон потревожили, но дел у нас нынче много, вот и не даем никому покоя.

— Здравствуйте, товарищ Берия.

Туполев не принял шутливого тона. Прищурившись он увидел за длинным столом несколько знакомых лиц. Жалость к собратьям по несчастью стегнула по истрепанным нервам.

'Опять... Неужели эта чаша и тебя, Паша, не миновала... Ведь последним ты из моих бригадиров оставался. Но теперь-то уж у них будет полный комплект... Теперь у этих... Ну и что тебе, 'Малюта', от всех нас опять нужно?! Хоть бы инженерный диплом сначала нормальный получил, прежде чем с советами и своими дурацкими требованиями к профессионалам лезть. Бестолочь очкастая!'.

— Товарищ Туполев. Не нужно здесь лицедейских драм устраивать, присаживайтесь. Эти товарищи, в настоящий момент не ваши 'коллеги'. Просто нам всем нужно ваше экспертное заключение, по одному важному и непростому вопросу.

'Я вам не ТОВАРИЩ, а ГРАЖДАНИН, между прочим... Вот оно что... 'Непростой вопрос' у них, понимаете ли! Раз ты, 'хорек', меня на помощь зовешь, значит, все простые вопросы давно уже закончились. Стало быть опять вы с 'калифом' какой-то шедевр затеяли, да видать во мнениях разошлись. Да так, что даже опытные знатоки тут в разные стороны пальцами показывают. А я вам значит за арбитра нужен? Так что ли?! Хм. Даже этого они сами не могут, а управлять-то все равно лезут. Тьфу ты! Паноптикум бездарностей!'.

— В чем суть вашего вопроса?

— Вы вот этот самолет помните?

— Помню, и что?

'Так вот зачем здесь Паша?! Это ведь его машина была. Опять крутят-вертят, с.уки! Вроде бы решили уже ее в серию не пускать. Так нет, опять творческий зуд у них в яйцах зашевелился!'.

— Есть мнение, что из этого самолета нужно сделать дальний высотный разведчик. Что вы на это скажете?

— Что скажу? Ничего хорошего от меня на такой вопрос вы не услышите. Машина была создана не для этого. Она на дальность летать должна. А ее потолок никогда даже не измерялся толком. Вы это понимаете?

— А разве это говорит о том, что этот самолет не может летать высоко?

— Это ни о чем не говорит! Просто когда этой задачей, по вашему требованию, займутся всерьез, то может выясниться, что самолет вообще будет легче сделать заново. Или вы собрались мучить последний оставшийся экземпляр? Зачем? Летает он себе в ГВФ вот пусть и летает. Может быть ваш наркомат забыл, какую машину уже сделала бригада Петлякова, и над какой машиной сейчас работает Мясищев?

— Мы ничего и никого не забываем! Не забывайтесь и вы... товарищ Туполев. Что конкретно вы думаете о наиболее сложных и важных задачах такого проекта?

— Что в нем сложного? Записывайте... Первое, обогреваемая гермокабина экипажа. На высотах свыше десяти тысяч метров длительный полет только в кислородных масках вообще не возможен. Наш с Петляковым ТБ-7, должен забираться до девяти тысяч, и выше ему и не нужно. Ни одна сволочь его там не достанет на скоростях выше четырехсот. Не верите, проверяйте.

— А мы уже проверили. Ваш ТБ-7 при необходимости нормально перехватывается новыми истребителями с гермокабиной. Так что высота полета у него уже недостаточная.

— Так поставьте на него более высотные моторы. Или дождитесь когда Мясищ...

— Мы сами знаем, что нам делать с этими самолетами! Вы по заданному вам вопросу еще что-нибудь добавить можете?!

— Могу! Второе, моторам 'Гном-Рон' или М-86 и прочим модификациям, требуются для работы на больших высотах турбокомпрессоры или турбонагнетатели. Надежные отечественные, думаю, появятся не скоро. Ищите за границей. Что еще? Вооружение. Либо совсем снимите, либо делайте, как в проекте Мясищева.

— Чертеж номер одиннадцать, товарищи...

Онемевшие от созерцания дуэли глазных молний слушатели, тем не менее быстро зашуршали бумагой на это замечание хозяина встречи. На лице лысоватого мужчины в черном бушлате и с красными глазами за стеклами очков появилась гримаса неудовольствия. Его перебили...

— Мясищев дело предлагает. Вот только даже опытных образцов таких установок еще нигде в мире нет. Нигде! Еще? Обледенение. Если вы собрались летать на больших высотах, думайте, о том как нагревать передние кромки крыльев и винтов. Иначе никуда ваш 'горный орел' не долетит. Я думаю Леваневский на 'Академии' не долетел в том числе из-за этого. Еще? Многолопастные винты. В разряженном воздухе минимальное количество лопастей должно быть четыре. Лучше больше. Думаю, и того что уже сказано, вам будет достаточно. Мое мнение — игра не стоит свеч. Этот самолет не сможет подняться выше девяти тысяч, а уж летать на такой высоте... Хм.

— Даа. Ну если вы больше ничего не можете добавить...

— У меня завтра очень много работы. Сейчас я прошу разрешения уйти. Может быть еще что-нибудь вспомню, тогда сообщу.

— Хорошо, товарищ Туполев. Спасибо вам за помощь. Вас проводят...