Маленький Саша. Часть 1. До главы 17

— Война меняет жизни многих подданных императора. Это событие по важности своей, мне представляется вторым после коронации государя.

— Мне понятна Ваша обеспокоенность, но позвольте Вас уверить, что Россия слишком сильна, чтобы Персия могла справиться с ней.

— Но судя по всему, персы считают иначе. Не могли бы Вы достать мне карту Кавказа, я бы хотел следить за этой кампанией.

— Ваш интерес похвален и я распоряжусь о карте. И даже больше, я готов познакомить ваше высочество с людьми лично бывавшими на Кавказе.

— Это было бы великолепно.

— Прекрасно. Тогда я сейчас же отправлю письмо Александру Сергеевичу.

— Александру Сергеевичу?

— Да, я говорю о Грибоедове. Мне представляется, он будет рад быть полезными Вам, особенно если государь одобрит Ваш интерес. Александр Сергеевич, как человек широкого ума и лично бывавший на Кавказе по статской службе, сможет пояснить вам вопросы политики и нравов в той местности.

Через два часа, наследник стоял перед государем. Папа молча сидел, видимо, стараясь понять из сбивчивых пояснений, что же заставило его сына так увлечься этим чуждым для обычного ребёнка вопросом. Молчание затягивалось. Наконец брови на лице Николая Павловича дрогнули, выгнулись вверх, его голос зазвучал:

— Что ж, Я не возражаю. Твой интерес вполне похвален. Но... — Папа снова задумался, — может ты ещё раз пояснишь мне причину?

До сих пор, все вопросы Саша решал быстро. Папа не удостаивал его длительным выяснением всех обстоятельств. Вообще Николай Павлович имел дотоле привычку общаться с сыном стоя или на ходу, решая его "детские проблемы" двумя фразами: "дозволяю" и "не дозволяю". Наследник престола был далёк от того, чтобы заподозрить отца в легкомыслии. Скорее всего, государь уже имел заранее подготовленные решения. Это было не удивительно, одна из главных обязанностей Мердера заключена в своевременных докладах государю. Теперь настало время, когда слов воспитателя государю было не достаточно, и он желал услышать своего сына лично. Николай Павлович, привычно начавший разговор с сыном стоя, давно уже сел, всем видом демонстрируя, что никуда не торопиться и не отпустит сына пока не разберётся во всём досконально. К этому юный царедворец готов не был. Он уже понял, простой отговоркой ему не отделаться от Папа.

"И что же сказать ему? Про нефть не скажешь. Про Англию? Про желание повлиять на эту драчку? Вот влип. Не спишешь всё на простое любопытство. Нет у меня годной мотивировки. Точнее я её готовил. Я её всю дорогу сюда готовил. Готовил, но не подготовил. Несовершенная форма глагола в зачёт не идёт. Теперь придётся по-горячему..."

— Ах, государь, это же такой прекрасный случай, наблюдать за кампанией происходящей прямо сейчас. Мы так много разных сражений разыгрывали. Столько раз мы обсуждали, почему и как происходила та или иная битва. А теперь у меня есть возможность заранее предвидеть будущие поля сражений. Пробовать самому прожектировать битвы и видеть после, как они произойдут в жизни. Или убедиться в том, что они не произошли и посмотреть причины моих ошибок. Обсуждать текущие события с учителем, когда исход их неизвестен никому. Это незаменимо, когда нужно научить совершать поступки самому, а не только знать как поступали другие. При этом, появиться возможность расспросить самих полководцев о том, как они проводили сражения и почему. И ещё одно соображение мне хочется сказать. До сих пор я изучал сражения и кампании в основном по книгам. Авторы мне предлагали свои соображения о том, как география, политика и народный нрав влияли на события. И эти отступления подчас были весьма скупы. Теперь же у меня есть возможность тщательно вникнуть в это.

— Значит тебе не достаточно того, что рассказывают герои войны двенадцатого года?

— Их рассказы во многом другие. Память человеческая не надёжна. По прошествии времени многое из того, что казалось тогда важным, стёрлось из неё. И наоборот, по мере осмысления событий то, чему не уделяли внимания вдруг приобретает значимость. Их опыт важен, но он другой. Теперь же, я смогу лично беседовать с участниками кампании, пока их воспоминания свежи, это бесценный урок...— внезапно, Саша почувствовал себя выступающим на отчётно-перевыборном собрании. Не знавший о таком мероприятии Папа видимо ощутил нечто похожее. Глаза Николая Павловича что-то искали на лице сына. Искали, но не находили. Брови государя совсем малозаметно сдвинулись к переносице, но это движение не ускользнуло от наследника. Саша утратил равновесие духа. Лицо залило теплом, он растеряно потупился в пол и промямлил: — А ещё, я хочу поехать туда.

— Ну, полно...

10 августа 1826, Москва

Только вчера великий князь познакомился с Паскевичем на квартире у Грибоедова, а сегодня он уже вынужден прибыть на квартиру к Ивану Фёдоровичу, чтобы попрощаться с ним. Этот сорока четырёх летний генерал-адъютант, не обладающий выдающимися физическими данными произвёл на маленького офицера неизгладимое впечатление, прежде всего своей манерой общения. Саша, глядя на взрывную жестикуляцию, активную мимику и резкие суждения, невольно вспоминал старое чёрно-белое кино про Суворова. И чем дольше они общались, тем сильнее росло сходство Ивана Фёдоровича с тем киногероем. Что несколько смущало, так это сочетание тёмных кудрей, светлых голубых глаз и белоснежной кожи. Видимо от этого сочетания лицо, в незначительные моменты покоя, создавало впечатление некой застывшей надменности. Но это ощущение тут же проходило стоило Ивану Фёдоровичу начать двигаться или говорить. Темперамент затмевал всё.

"С таким человеком приятно иметь дело. Он хочет чего-то от этой жизни. И не стесняется этого. Предложи ему желаемое и он славно послужит. А Паскевич, судя по всему, жаждет славы полководца. И скорее всего он вполне заслуживает её. Жаль нет возможности узнать его получше."

Саша невольно предался унынию:

— Мне так жалко расставаться с Вами, Иван Фёдорович. Надеюсь вы будете столь любезны, что по возвращении с Кавказа уделите мне время и расскажете о проведённой кампании. Я же, обязуюсь внимательнейшим образом следить за ней из Петербурга.

— Если Вам угодно ваше высочество. Я всегда к Вашим услугам. Пока же меня не будет, я надеюсь что Александр Сергеевич сможет быть полезен Вам.

— Я уже имел разговор на эту тему с Карлом Карловичем. И он получил высочайшее благоволение на то, чтобы Александр Сергеевич дал мне несколько классов по истории Кавказа.

— Это превосходно.

— Надеюсь персидская армия не сможет оказать Вам серьёзное сопротивление, и Вы вскорости вернётесь.

— Персидская армия довольно дурно организована. И если мне удастся перехватить инициативу, то организовать оборону она не сможет. Но кампания будет достаточно долгой. Ведь боевые действия развернуться в горах, а приближающаяся осень вынудит нас приостановить их. Кампания этого года продлится, самое большое до октября.

— Но я боюсь, что персидская армия успеет захватить весьма большие территории, а за последующую зиму укрепится на них. И тогда будет сложно отбить эти земли обратно.

— Я для того и еду туда, чтобы не допустить этого, ваше высочество. Государь приказал мне направляться на Кавказ скорейшим порядком И уже к сентябрю я приму командование над Кавказским корпусом.

— Представляется целесообразным, чтобы даже в ущерб скорости Вы проложили свой путь через Астрахань. Скорейшая мобилизация Каспийской флотилии на обеспечение действующей армии, мне представляется одной из первоочередных задач.

— Вы правы, ваше высочество. Государь уже отдал мне соответствующее распоряжение. Мне приятно видеть, что наша вчерашняя беседа оказалась настолько полезной, что позволила вам сделать столь верные выводы.

— Я очень надеюсь что эта беседа была не последней. Прощайте, Иван Фёдорович.

— Прощайте ваше высочество.

Генерал по строевому развернулся и быстрым шагом вышел. Великий князь понаблюдал в окно как Паскевич вскочил в дрожки и они тронулись. Вздохнув о потерянном собеседнике, Саша направился к выходу

"Ничего, ещё есть Грибоедов. Завтра Александр Сергеевич проведёт свой первый класс."

16 сентября 1826, Подмосковье, Девичье поле

"Ура!!!

Наконец-то!

Наконец-то, эта бодяга под названием коронационные торжества заканчивается. Через несколько минут начнётся народное гулянье. И завтра все разумные люди начнут покидать Москву. Я выезжаю двадцать первого. Состав попутчиков почти прежний. Только Зауервейда заменим на Паткуля. Надоело мне здесь, если не сказать жёстче. Ежедневно какие-нибудь торжественные приёмы, выезды на дворянские дачи, молебны. И везде нужно изображать из себя заводную куклу. Единственная отдушина уроки. Грибоедов ещё здесь, хотя Папа уже направил его в Тифлис к Паскевичу в подручные по статской службе. Иван Фёдорович изволил писать мне. Я немедля ответил ему своими крайне полезными советами о необходимости концентрации войск и нанесении контратакующих ударов, чтобы перехватить инициативу.

Хотя был ещё один настоящий праздник. Тридцатого, на день ангела, гранд Мама подарила мне прекрасного арабского скакуна серой масти. "Александр, ты можешь сам дать ему имя. Только оно должно начинаться на буки, и должно быть ук." — улыбаясь сказала Мария Фёдоровна. И теперь подо мной гарцует Буран."

Вокруг великого князя находился его конвой. Лица у гусар были настороженные. Малышев сегодня не раз стучал подчинённым своим кулаком в бок. Народное гуляние не предсказуемо. "Нашему мужику только дай вслать вина испить, беды не оберёшь. Смотрите в оба глаза. Мерзавцы." — внушал подпрапорщик подчинённым.

Всё время пока шли торжества московская администрация готовилась к народному празднику. Поле возле Воробьёвых гор было огорожено. На нём был возведен круглый, роскошно убранный, павильон для императорской фамилии. В некотором расстоянии от него были построены галереи для придворных особ, дипломатических гостей, офицеров, и других заслуживающих особого отношения персон. А перед этими строениями был устроен манеж. На котором расположили два большие фонтана с вином, катальные горы, балаганы, несколько павильонов для хоров, карусели, и, наконец более двухсот столов разнообразной едой, длинною метров в десять каждый.

Государь сам открыл народный праздник. Николай Павлович не смог и здесь обойтись без театральных эффектов. Он вышел к народу, артистично простёр руки вперёд и сказал:

— Это всё для вас!!!

— Ур-а-а-а!!! — ответила ему толпа и ломанулась вперёд.

Народное цунами смело цепь солдат, а через минуту столы скрылись под грудой тел. Народ в погоне за явствами просто влезал на столы, которые не выдерживали тяжести и ломались. Тут же появились пострадавшие в давке.

"Без трупов не обойдётся. Ходынка, твою мать!!!"

Заработали кнуты и ружейные приклады. Толпа слегка сдала. Но это была лишь смена направления, растащив всё со толов народ повалил к вину. Счастливцы пробившиеся к винным фонтанам черпали руками и даже шапками, наклонялись и пили прямо ртом. Стоит ли говорить, что долго фонтаны не продержались. И вот уж скоро пьяные весельчаки гуляли по полю, таща с собою, что успели ухватить: кто курицу, кто ногу барана, а кто ножку стола. Народ оккупировал развлечения. Над полем висел женский визг, пьяный мат, песни и "Славься наш Государь! Ура-а-а!!!". Прошло чуть меньше часа, и Папа сидевший всё это время с непроницаемо спокойным лицом, посчитал что отбыл свой срок и удалился. А наследник остался. Несмотря на отвращение, он намерен был отбыть этот спектакль до конца. А посмотреть было на что. По отъезде императора, солдаты покинули площадь, и подгулявший народ набросился на ложи зрителей и начал обдирать красный холст, которым были обтянуты скамьи.

"И то верно. Не пропадать же добру."

— Жаль государь не видит этого, — с некоторой злостью в голосе сказал наследник своему воспитателю, находившемуся рядом.

— Он всё это знает, — ответил Мердер.

Какой-то пьяный наглец, уже совсем утратил чувство меры, раз посчитал возможным заговорить с великим князем в присутствии дюжины вооружённых гусар:

— Славься, наш государь! Народ-то празднует! А ты что же барин...

Наследнику зыркнул на Малышева, но уже напрасно. Мужичёк не договорив получил по голове саблей плашмя и повалился кулём на землю.

— Ой! — раздалось рядом.

Конвой, обнажив сабли, окружил своего патрона.

— Поедемте отсюда, ваше высочество, — предложил подпрапорщик.

— И правда, милый друг, довольно этого зрелища, — поддержал его Мердер.

— Едем.

Великий князь спешно направил коня прочь от гульбища. А когда отъехал на приличное расстояние повернулся к воспитателю:

— Карл Карлович, я бы хотел оплатить отпевание и похороны погибших на этом гулянии. Вы можете сделать это?

— Я с удовольствием возьму на себя такую заботу.

Глава 14

Здесь земля теплом полна

23 сентября 1826, Медное

— А я ему и говорю: "Не годиться это, грех", — пояснял мужичонка невысокого росточка и неопределённого возраста, но судя по седине в бороде, весьма пожилого. — А он мне, мол, труд не может быть во грех, мол, труд нас кормит.

— Оно тож... — задумчиво кивал собеседник мужичка, старик в довольно потёртом армяке и меховой шапке с дырами. — Однако, он зря.

— Конечно зря, земля хлеб родит, чтоб сыты были. Сыт, барину отдал и не трожь землю. Так деды нас учили. Не всяк труд благостен, а лишь тот, что на общее благо, да против крайней нужды, — мужичонка всё более распалялся.

— Это ты верно, Фрол, — поддакивал его собеседник, — от тех кто желает взять больше от матушки, чем надобно ему, одно неудобство. Нет с ними в миру сладу. И в семье нет. И труд этот не благостный, а стяжательный, и добра от него не будет.

— Вот и я говорю. Корче осерчал я на него и дал в ухо. Мужику уж сорок годов скоро, а он как паря безусая, всё мается. Недавно вот на отхожий просился, так хрена ему. Младшего я отпустил, а этого ни по чём не пущу.

— Однако, Фрол, деньга-то тож нужна.

— Нужна Акимыч, но уж лучше без неё, чем с непутёвым таким слаживать. Оно ж известное дело, кто на отхожих подбирается, тот от мира отходит. А жить-то как тогда.

— Ты смотри, Фрол, оно верно, всё, конечно. И деды нам завещали. Токож времена меняются, не забывай. Раньше то я помню, в отхожий ходили по одному по два, да возвращались. А теперь гуртом уходят. Да иные таки не возвращаются. Вон, в Москве из тверских целое землячество, да из ярославских, да из калужских. Вота... не всегда по заповеданному жить выходит.

— Ничё, бог не выдаст, — Фрол перекрестился. Акимыч тоже осенил себя крестом.

Саша, сидя в ландо и слегка выглядывая из-за занавеси, с любопытством вслушивался в этот разговор. Он не совсем понимал, что эти два крестьянина забыли на почтовой станции, но возможность "послушать народ" не привлекая к себе особого внимания, старался не упустить. Поэтому великий князь, скрытый от чужих глаз поднятым верхом, тихонько сидел внутри ландо, где его оставили попутчики, посчитав спящим. Конвой находился неподалёку, но военные не смущали крестьян. Сначала Фрол и Акимыч с интересом разглядывали барский экипаж, который въехал на станцию и остановился возле них. Даже обсудили его недостатки относительно привычной телеги. Но вскоре чудная коляска прискучила, и они стали точить лясы о своих делах. Благо житейских проблем у них хватало. Обсудив барских коней первое, что они вспомнили это падёж лошадей. Поминутно то крестясь, то сплёвывая, то нежно поглаживая своих лошадок, впряжённых в телеги и устало переминающихся с ноги на ногу, они вспоминали случаи лошадиных болезней и их лечения. От них плавно перешли к сену и покосу, и уже после беседа их потекла о земле, хлебе, страде и не мудреной крестьянской жизни.