Для того чтобы все получилось, злодеи организовали нечто вроде клетки Фарадея наоборот. Они обработали нечестивыми заклятиями весь дом снизу доверху, 'ослабив' его укрепление в Материуме, а затем использовали трехмерную антенну, заполнив водопроводную систему дома некой субстанцией. По сути, вышел тот же телепорт, только он забросил всех жителей дома не в какое-то иное место, а прямиком в местный ад, за пределы реальности.
О, господи, думала Ольга в такт шагам и приступам боли в мышцах бедер. Как у них вообще остаются силы и желание говорить о чем-то... Вот лучше бы потаскали тяжкую ношу за бедную слабую девчонку, болтуны и лентяи. Сзади топал сервитор, как обычно крутя головой с механической точностью радара.
— Хорошо, огонь за нами не пойдет, — солидно заявил Доходяга. — Тут гореть нечему. И тоннель длинный, огонь вытяжкой не протянет.
Мнения диспутантов тем временем опять разделились, на сей раз оппонентом Фидуса выступал Священник. Монах полагал, что цель ритуала заключалась в высвобождении некой энергии, определенной компенсации в стиле 'бездна, прими, бездна, дай взамен'. Крип же настаивал, что это было жертвоприношение. В чем разница Ольга не поняла, на ее взгляд, что лопата угля, что приношение, все едино, результат то один — какой-то полезный (для культистов) выхлоп. Но инквизитор и монах разницу видели, так что горячо заспорили. Спор этот, растянутый, прерываемый тяжелыми вдохами и сопением, выглядел со стороны довольно жалко, как поединок увечных. Но спорящие уперлись, каждый на своем.
— А еще все спрашивают, зачем у меня половички вязаные со святыми сороритас? — едва слышно бормотал себе под нос Святой Человек. — А я им отвечаю 'стены обвешивать'. А они мне 'на кой?'. А я им 'Эхо, дурни, в пустом помещении или технике эхо гудит. И представьте, не дай Император, что три рации на три голоса, да с эхом и затуханием. Эффект Ларсена, мать его. Поди, разбери, кто тебе в уши шепчет, то ли кто живой, то уже нет... Вот поэтому я воксами занимаюсь один уже третье послушание. Не приживаются сменщики... Хочешь попробовать?
Ольга не сразу поняла, что радист обратился к ней. А когда поняла, закрутила головой в немом отрицании. С одной стороны рация точно была полегче баллона. С другой девушка была уверена, что в критический момент обязательно перепутает рычажки, так что потом ее непременно расстреляют за саботаж. Да и голоса не хватит, чтобы постоянно и притом разборчиво орать в говорильник по ходу операции.
— Никто не хочет, — понуро вздохнул Святой Человек. — Ну, передумаешь, обращайся.
Тут Ольга подумала, что если Крип действительно прав, и все обитатели дома провалились на тот свет, значит, игрушки больше не обретут старых хозяев. Как плохо! И печально... Неизвестное, непонятное зло в виде культистов, почитающих не-Императора внезапно стало очень явственным, обрело настоящее воплощение. Культист — это не абстракция, а тот, кто утаскивает детей в ад. Соответственно культ — это очень, очень плохо!
— Здесь ходили, — неожиданно оборвал диспут и ольгину грусть Плакса. Сделал еще пару шагов, затем добавил. — И таскали.
— Привал, — объявила Берта, на полторы минуты раньше срока. — Покажь, что углядел.
— Вот, — указал рукой в черной, не раз штопаной перчатке огнеметчик. — Царапки. И следы.
Действительно, если присмотреться, на потемневшем от времени полу можно было заметить едва заметные следы, словно что-то тяжелое старались протащить на ребре или даже углом. А если присмотреться еще внимательнее — что Берта тут же сделала, включив самый сильный фонарь — прослеживалась некая неправильность. За долгие годы безлюдья вода и плесень оставили на полу характерную пленку, однако в некоторых местах она казалась смазанной, затертой.
Берта на всякий случай отошла метров на десять вперед, чтобы осмотреть нетронутый участок и сравнить. Группа как-то сразу подобралась, отбросила усталый расслабон, затуманивший мозги.
— Да, ходили, — резюмировала Берта, поднявшись с корточек. — Нечасто, но довольно регулярно. Целую дорожку натоптали. Или наоборот, прошла сразу целая группа.
Она выключила фонарь и долгим, нехорошим взглядом посмотрела дальше, туда, где все скрывалось в чернильной тьме.
— Сначала пытались использовать... — Фидус показал на рельс. При внимательном взгляде стало ясно, что на участке длиной метра три ржавчина содрана и обнажился тусклый металл.
— Но видимо что-то не получилось, — задумчиво протянул Крип, глядя для разнообразия вверх, словно пытался найти разгадку там. — Тогда потащили ручной тягой, иногда роняя.
— Что ж, похоже, мы знаем, как еретики проникали в дом, — подумал вслух Священник, потирая горло.
— Они в него не проникали, — сказал Фидус и, опомнившись, добавил в голос больше исполнительной почтительности, как подобает рядовому послушнику. — Чтобы так расписать этажи нужно трудиться месяцами. Так что еретики в доме жили, а прочим обитателям видимо отводили глаза. Но всякие непотребные вещи им доставляли, похоже, этим путем, да. Потому мы и люк открыли достаточно легко.
— Ну, пошли дальше, — сказала Берта.
И все пошли, молча, подтянувшись, стараясь меньше шуметь и очень внимательно прислушиваться. Ольга уставилась на баллон плаксового огнемета, маячивший впереди и, чтобы как-то сконцентрироваться, начала представлять в уме, как должно менять боезапас, действие за действием. Сначала с полной заменой, затем упрощенный вариант, когда нет времени, с перекидыванием шланга на запасной баллон.
Шаг-шаг. И еще немного.
Тоннель начал ощутимо расширяться, потолок задрался метров до пяти, а потом и еще выше. Время от времени по бокам попадались ответвления, окаймленные старыми косяками в бурой ржавчине. Все они были старательно завалены, так что камни со щебенкой образовывали длинные 'языки', выползающие из пустых дверей.
— Подрывали, — уверенно сообщил Крип, осмотрев несколько таких завалов.
— Вестимо, — согласился монах. Он ступал уже не так легко как прежде, судя по всему, тяжелая химическая пушка утомила даже квадратного и сильного дядьку.
— Привал, — снова приказала Берта.
Плакса опять выступил как вестник нового. Он послюнявил палец и поднял его над головой, затем покрутил головой, закрыв глаза и подставляя лицо неощутимым потокам воздуха.
— Сквозняк. Впереди вода, — сказал он. — Соль.
— Интересно, — пробормотал Священник. — Выход к морю?..
— Нет, — покачала головой Берта. — Слишком далеко. Скорее выход к каким-то глубоким пещерам, что сообщаются с океаном. Или даже...
Она не закончила, а уточнять никто не стал. Ольга загрустила, ей стало самую малость интересно, что это может быть, если не пещера, но спрашивать напрямую было как-то... страшновато. А вдруг здесь это положено знать всем? Да и черт с ним, по большому счету, все равно придется увидеть.
— Едим, — приказала Берта. — Плюс две минуты к привалу на перекус. И всем заткнуться.
Красноречивый взгляд в сторону Святого Человека наглядно показал, в чью сторону направлен приказ.
Все торопливо загрузились походным концентратом — уже знакомыми Ольге кубиками, похожими на прессованный сахар со вкусом глюкозных таблеток. Догрызая твердую массу, девушка обратила внимание, что вроде и в самом деле потянуло ветерком, холодным и сырым. Едва заметно, но все же... Некое разнообразие одновременно интриговало и тревожило.
Время истекло, все потопали дальше. Группа была вымотана, только сервитор продолжал отмерять шаги с ритмичностью робота. Ольге захотелось спросить, осознает ли что-нибудь механический человек, остались ли у него крохи памяти, хоть какие-то эмоции. Это Люкт, частично превращенный в машину или все же машина, которая по традиции называется человеческим именем?
Еще один вопрос, который она отложила до лучших времен. Жаль, нет рядом шестеренки Дженнифер, чтобы спросить у нее.
Сладкий паек немного подкрепил силы. Едва заметный сквознячок превратился уже во вполне ощутимый ветерок, приятно охлаждающий мокрые от пота лица. Все приободрились и одновременно насторожились, предчувствуя конец пути. Даже Ольге показалось, что баллон стал чуть легче, хотя скорее это подействовал сахар в крови.
— Не нравится мне это все, — пробормотал Савларец едва слышно, чтобы не услышала Берта. Голос каторжника скрипел как мокрая бетонная крошка под сапогами, звучал как похоронный шепот. — Кончимся мы тут все...
Шаги, бесконечные, нескончаемые шаги... Разбродная поступь маленького отряда понемногу сводилась к единому ритму, как у марширующих солдат.
— Свет, — внезапно сказал кто-то у Ольги за спиной, так что девушка от неожиданности присела, даже не успев испугаться.
Мгновением спустя она поняла, что это говорит сервитор Фидуса. Не живой и не мертвый слуга впервые подал голос, который звучал почти как у нормального человека. Солидный бас, довольно приятный, но слишком ровный, без ноток эмоций.
— Стоим! — приказала Берта и вполоборота спросила у Крипа. — Что болтает твоя консерва?
Фидус поморщился от такого оскорбления без малого члена семьи, но вслух произнес:
— У него усиленная оптика. Он видит впереди свет.
— Ясно.
Берта пересчитала запас химических свечей и подняла кулак над головой. Все вооруженные молча загремели оружием, проверяя готовность. Ольга втянула голову в плечи, снова переживая острое — и уже привычное — желание стать очень-очень маленькой.
Они прошли метров тридцать, может и больше, когда сервитор остановился и снова пробасил:
— Плач.
— У него микрофоны в ушах, — снова перевел Фидус. — Впереди кто-то плачет.
Услышав про плач, Ольга сразу вспомнила морок, напавший в доме, тихое, горькое стенание, доносящееся из некоего запределья. Однако сейчас она ничего подобного не слышала.
— Какая полезная консерва, — отметила Берта. — Идем тихо, идем осторожно.
Отряд продвигался вперед осторожно и медленно. Это Ольге с одной стороны понравилось — так было полегче нести баллон. С другой совсем даже наоборот, потому что каждый шаг, хоть и маленький, приближал неизвестно к чему.
— Вода, — теперь настала очередь Плаксы прорицать. — Впереди соленая вода. Много.
— Ну, бля, — прошипел Савларец, который, похоже, вымотался наравне с Ольгой. Несмотря на крайнее неприятие, питаемое к безносому, девушка чуть-чуть пожалела убогого. Уголовник таскал запасной химический баллон, который считался опаснее огнеметного, потому что адская смесь проедала все, в том числе — иногда — стенки сосуда и краны с муфтами. Ожидать при такой работе жизнерадостного взгляда на мир было бы странно.
Теперь и обычные глаза без всякой оптики видели впереди свет, обычный, как от стандартной лампы. Маленькая белая точка, становившаяся чуть больше с каждым шагом.
— Император не оставит нас, — сказал Деметриус, кажется впервые за все время тоннельного путешествия. — Будь то свет надежды или последнего пути, все в Его длани.
Оптимист хренов, зло подумала подносчица, перебирая уставшими ногами. Боль тем временем перекинулась с поясницы на спину, колюче залегла вдоль позвоночника. Только сейчас Ольга заметила, что Деметриус тоже вооружен, в руках санитар сжимал что-то вроде пистолета-пулемета с длинным и толстым рожком.
Свет приближался, и теперь все услышали... действительно плач. Негромкий, жалобный и очень человеческий. Люкт громко лязгнул дробовиком, наверное, снял его с предохранителя, а может, взвел. Ольга машинально замедлила шаги, чтобы башнеобразный сервитор оказался поближе. Его многоствольная мортира давала ощущение хоть какой-то уверенности, безопасности.
Плач все продолжался, и Ольга почувствовала, как едва отросшие волосенки на голове встают дыбом. В этом тоннеле никто не ходил много лет, а если кто и ходил, то, скорее всего те самые зловредные культисты. Откуда здесь обычный рыдающий человек? Девушка ссутулилась, чтобы полностью укрыться за низкорослым Плаксой, чувствуя себя хоть чуть-чуть защищенной с тыла и фронта.
Тоннель закончился разом, можно сказать 'внезапно', и впереди открылся обширный зал. Больше всего он напоминал баню с квадратным бассейном. Пол был выложен большими кафельными (а может и керамическими) пластинами, изрядно побитыми и растрескавшимися. Такая же плитка, только меньше размером, покрывала стены, а также шесть прямоугольных колонн, что подпирали сводчатый потолок. У бассейна, окаймленного бортиком высотой по колено, возвышались два мощных вентиля, которые должен был крутить силач вроде Люкта. Над стоячей водой зависла цепь с крюком, чуть выше расположилась конструкция, очевидно служащая для подъема из воды чего-то объемного и тяжелого.
Сознание Ольги не хотело воспринимать скверные вещи, так что сначала девушка оглядела — насколько получалось это сделать из-за спин коллег — банный зал, затем подумала, что это больше всего похоже на стоянку для небольшой подводной лодки. И только после этого не увидела, но скорее осознала присутствие в зале человека.
К одному из вентилей была прикована мощной цепью — ржавой, как и все здесь — девочка лет двенадцати-пятнадцати, очень худая и грязная, в серой от грязи рубашке, похожей на ночную. Она сидела на коленях, опустив голову, и рыдала на одной и той же ноте, делая паузы лишь для вдоха.
Первым инстинктивным желанием Ольги было броситься на помощь. Вероятно, девушка так и сделал бы, но тут ей на плечо опустилась широкая граблеобразная ладонь Люкта.
— Опасно, — прогудел сервитор.
Скорее всего, подносчицу это не остановило бы, но помеха дала возможность осознать, что...
Ольга задумалась, а что собственно ей тут не нравится, что царапает глаз и сознание, как маленькая, едва ощутимая, но докучливая заноза. Ну, помимо того, что никто из команды не спешит помогать несчастной. И вспомнила. 'Звонок', так, кажется, назывался тот фильм. Ольга смотрела его с пятое на десятое, по черно-белому телевизору и приглушив до минимума звук, чтобы не услышал брат. Сюжет она поняла с пятое на десятое, но образ призрачной утопленницы запомнила хорошо. Девчонка у бассейна напоминала телевизионную жуть. Та же рубашка, посеревшая от воды и грязи, те же длинные спутанные волосы, закрывающие лицо.
Ольга присела ниже, так что смотрела теперь буквально из-под мышки Плаксы.
Девочка подняла голову, будто лишь сейчас заметила неожиданных гостей. Нет, лицо у нее было самым обычным, с чуть искаженными пропорциями, но к этому Ольга уже привыкла, в Империи что ни планета, то свои оригинальные физиомордии. Вокруг глаз темнели широкие круги, веки покраснели, нос тоже. Девочка всхлипывала, давясь слезами.
— Помогите, — прошептала она, и эхо повторило ее голос, отражаясь от воды и высокого потолка. Вода в бассейне была немного подсвечена, будто внизу горели фонари.
— Помогите, пожалуйста, — повторила девочка. — Они скоро вернутся... Они...
Она опустила голову, явно в безнадежном ужасе перед скорым визитом культистов, темные волосы сомкнулись, как портьера, опять скрыв зареванное лицо.
— А этот фокус мы знаем, — неожиданно проговорил Фидус, почти весело, как человек, разгадавший злой розыгрыш.
