Обыкновенные инопланетяне

Ему стало неловко. Наорал на того единственного, кто как раз не был наглым. Уподобился, выходит. Противно-то как.

— Ну извини, — неловко буркнул он. — Проходи.

Здоровяк покосился на навесной замок.

— А, не закрыт! — отмахнулся он. — Это так, чтоб видно было, что дома нет никого.

— Худышка Уй?

— Нету, — пожал он плечами. — Женщины у меня не держатся. Уй ушла, Кошка Мэй ушла.

Здоровяк невыразительно глянул на него, подумал о чем-то своем. Потом вздохнул:

— Понимаю весь. Робкая Весна ушла. Тоже.

За окном уходило солнце. Они сидели вдвоем на кухне, пили чай, ужинали — и молчали. Чувствовалось, что китаец не против поговорить, да не знает как. Или не умеет. И не в языке дело, умение разговаривать — особое умение, ему учиться надо. С Худышкой Уй удавалось болтать вообще без знания языка, например. Воспоминание о красотке-китаянке отозвалось болью в сердце. Блин, так и инфаркт недолго заработать. Бедняга Мень. Такого жирдяя вряд ли кто когда любил, разве что мама, да и то сомнительно. Не дай бог при такой внешности иметь влюбчивый характер. Тут и рехнуться недолго. Или маньяком стать. Или возненавидеть весь мир.

— Худышка Уй — красивая худышка, — пробормотал китаец. — Как ветер.

— Порывистая? — подсказал он.

Мень благодарно повел толстыми пальцами.

— Туда-сюда, да. Веселит-развлекает. Умная еще. И честная. Полицай-головняк — а честная. Так странно, так необычно, так притягивает. Но — блудодейка. Блудодейка — ффух! Была — и вот нет. Другую найдешь.

— А Робкая Весна?

Здоровяк мягко улыбнулся. Непохоже было, чтоб он возненавидел весь мир.

— Робкая Весна — она... малышка зеленоглазая... я люблю ее, очень-очень. А надо, чтоб оба.

— Не любит?

Китаец подумал, неопределенно повел пальцами. Еще подумал.

— Любит, почему не любит. Байсина любит больше.

Незнакомое слово резануло слух. Байсин. Хайдзин — ребенок, байсин...? Мелькнула мысль, что он освоил чужой, очень непривычный язык с фантастической скоростью. Так не могло быть. Но... и Худышки Уй не могло быть тоже, и госпожи Тан — а они еще как были, до сих пор сердце саднит. Китайцы резко изменили его жизнь. Стали... своими, да. Свой среди чужих, чужой среди... м-да. Как там сказала госпожа Тан? Предатель, да?

Он внезапно ожесточился. Да, предатель! А такой народ заслуживает предательства! Напросились! Дожили до того, что с китайцем легче, чем со своими... с кем, кстати? С земляками? Так он приезжий, детских знакомств нет, какие они ему земляки. С согражданами? Ну вот еще, кто тут помнит, что гражданин? Тогда с кем? С русскими? Какие они русские, давно забыли про свою нацию, только разговаривают на одном языке... хотя, если учесть новый опыт в освоении языков, получается, что русский язык — очень разный язык, и говорящие далеко не всегда друг друга понимают правильно. Так с кем ему тут труднее, чем с китайцами? Со своими, как все говорят? Но местные ему точно не свои! Уроды!

— Байсин — он летает, — пояснил Мень, смущенный его гримасой. — Робкая Весна — военный пилот, пилот из небывалых! В небо влюблена, в байсина своего, братство чтит — что для меня оставила? Немного жалости, много уважения. А надо — любви.

Здоровяк задумчиво крутнул пальцами, он непроизвольно запомнил его жест.

— Я сам ушел, — признался Мень. — Не она, я. Не подумал и ушел.

Вот так они и говорили. С Менем оказалось легко разговаривать. Здоровяк отвечал честно на любой вопрос. Просто отвечал, не бросал подозрительных взглядов, не уклонялся, не отмалчивался. Вопрос — ответ. Так просто, так понятно. И оказалось, как он и чувствовал смутно, что не простые они китайцы, а беглецы. Робкая Весна — военный пилот. Уй Лицзинь — полицейское начальство. Урод Чень — профессиональный телохранитель. Мэй Мао...

— Кошка Мэй, — улыбнулся здоровяк, услышав вопрос. — Такая забавная Кошка. Очень прямая, очень сильная. Профессор сказал — талантливый администратор. Профессор умный, все знает, но вдруг шутил профессор? Он шутил — а мы не поняли.

— Мэй — как танк, — согласился он, припомнив манеру женщины говорить.

И руками показал, как она прет к цели без сомнений в голове. Здоровяк развеселился и согласно крутнул пальцами.

— Мне нужна Мао, — признался китаец. — Всем нужна. Сильная, и к цели идет прямо, не сворачивает-не сомневается. Прав профессор, очень-очень прав!

Да, а бежали они, как выяснилось, из Арктура. Арктур — город. Просто город. Только большой. Мень даже руки широко развел, чтоб показать, какой большой.

— Пекин? — уточнил он. — Шанхай? Гонконг?

Других городов так вот сразу не получилось вспомнить. Конечно, трудно помнить, чего не знал. Выяснилось, что о Китае он вообще ничего не знает. Ну нельзя же считать информацией сказки о Шаолине, да-нет? Вот и с городом этим непонятки. Мень сказал, на других языках у него названия нет. Один там язык, только диалекты разные. Да, в Китае все может быть. Арктур, надо же. Не очень китайское слово. Ага, а Чулым или Щербакуль, можно подумать, очень русские слова.

— А границу как прошли? — спохватился он.

Мень презрительно повел пальцами, и он сам понял глупость вопроса. Как, как... так же, как остальные миллионы проходят, как еще. Они все на одно лицо, бери любой документ и иди. А с той стороны им наверняка Уй помогла, она же полицайка. Интересно, ей-то с чего пришлось бежать?

— Уй — опасная полицайка, — с уважением отозвался китаец. — Умная-умная, и еще красивая очень. Но наркоманка.

Наркоманка. Видимо, кто-то поймал ее на зависимости, принудил работать на себя, и пришлось ей бежать в другую страну, когда все раскрылось. Им всем пришлось по каким-то причинам бежать. Не удивительно, если вспомнить, что в Китае практикуют публичные казни. Все встало на свои места. С Менем разговаривать одно удовольствие, сразу все сложное превращается в простое и понятное.

— Ну а ты кто? — поинтересовался он. — Рабочий? Маскулин?

Здоровяк впервые замялся. Крутнул неуверенно пальцами. Но ответил честно:

— Палач. Еще мастер-ликвидатор. Головы отрывать могу, легко и просто, вот.

Он посмотрел на его чудовищные руки и сразу поверил. Палач. Ну и компания. Хотя... если в Китае нормой публичные казни, присутствие палача в группе беглецов не выходило за рамки обыденного. С их точки зрения.

— Шел убить профсоюзного лидера, — бесхитростно признался Мень. — И беглецов убить, почему нет? Бабушка Нико — очень опасная бабушка, профессор тоже опасный очень-очень. Они... руководят-вдохновляют, еще убивают очень здорово, вот и послали. А тут — Робкая Весна.

И здоровяк смущенно улыбнулся.

— Грязная работа, — пробормотал он, не зная, как принято утешать убийц. — Я бы не согласился. Или заставили?

— Сердце позвало, — твердо сказал Мень. — Профсоюзные лидеры — убийцы все, не жалко убийц!

Ого. Бывают, оказывается, палачи по убеждениям. О, сколько нам открытий чудных...

— И Кошку Мэй смог бы убить?

— Почему нет? — удивился китаец. — Мень — мастер единоборств, Мень здорово убивает, быстро очень! Ффух — и нет Кошки Мэй!

— Мэй — красивая.

— Мень — профессионал.

И до него наконец дошло, кто сидит рядом с ним. И для чего он мог прийти. Блин, и оружия никакого под рукой нет. Хотя вряд ли Меня упокоить оружием. Он же сказал, что профессионал.

Здоровяк остро и внимательно поглядел на него. И улыбнулся. Надо же, как развеселили чужие страхи профессионального палача.

— А сюда кого пришел убивать? — буркнул он, сердясь на собственную слабость.

— Почему — убивать? — удивился китаец.

— Ну ты же расстался с Робкой Весной. Теперь ничего не мешает работать. Ффух — и нет беглецов.

Здоровяк озадаченно поглядел на него. Покрутил пальцами, хорошо еще, что не у виска — но означало это то же самое, как он понял.

— Вместе пришли в чужой мир, — сказал китаец, с трудом подбирая слова. — Вместе умирали, воевали еще. Над Кошкой Мэй смеялись вместе, даже над бабушкой Нико смеялись, сдружились очень-очень, понятно-нет?

— Но тебя же послали их убить?

— Я знаю законы Аркана! — строго возразил здоровяк. — Все должны знать! Нельзя нарушать законы, опасно это! Аркан говорил: в жизни и смерти, кровию кровь скрепя — братья навек!

— А у нас говорят: котлеты отдельно, мухи отдельно, — подумав, хмыкнул он.

— Гниль мир.

— На свой посмотри! — неожиданно рассердился он. — Что сюда сбежали? Ну и жили б в своем поганом Арктуре, убивали б там друг друга! Если приехали в чужую страну — относитесь с уважением!

Китаец помолчал в затруднении. Ему даже показалось, что здоровяк вот-вот извинится. Но Мень вскинул пальцы, и стало понятно, что нет, не извинится. Как бы самому не пришлось извиняться.

— Уважать — за что?

Мень смотрел требовательно, и он понял, что вляпался. Как объяснить иностранцу, за что уважать собственную страну, если сам ее не уважаешь?

— Мы стараемся, — виновато сказал здоровяк. — Понять вас стараемся, сильно-сильно! Мир ваш спасли два раза, даже больше, вот как стараемся! Мы хотим, а не можем! Ян Хэк профессор, а не может тоже. Уважать — за что?

Китаец смотрел ожидающе, а он молчал. Вспомнились вдруг чеканные тургеневские строки. Как там... Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины.... Ты один мне надежда и опора, о великий... русский язык... не будь тебя, как не впасть в отчаянье при виде всего, что совершается дома... Ну вот он и впал. А китаец ждет, и что ему сказать? Чтоб уважал за язык, да?! С чего бы? Коды Арктура намного логичней, яснее, богаче, в конце концов, с такой-то жестикуляцией, он теперь это хорошо понимает. Так за что уважать?

— Ба-ба Саша?

— Совсем не за что? — пробормотал он.

— Вы слабые, — рассудительно сказал китаец. — Боевыми единоборствами не занимаетесь, а мы занимаемся, да. Даже бабушка Нико занимается, а она бабушка. Худышка Уй наркоманка, но занимается тоже. Мы все занимаемся, иначе не выжить. Еще мы вместе. Мы все — в команде. Я был в команде руководства Западного континента — это очень сильная команда, почти что сильнее всех! А бабушка Нико — в профсоюзной команде. Профсоюзная команда не очень сильная, зато убивать умеет очень хорошо, боятся профсоюзную команду, даже уважают! И Уй-Пяолян в команде, а Кошка Мэй в команде больше всех! А вы нет. Еще мы работать умеем. Вы работаете хорошо, а мы лучше. Еще у нас законы есть, для всех законы. Господари в горах живут, но и для них законы. А кто против законов, для тех есть убийцы Аспанбека. А у вас законов нет-не видно. Ян Хэк говорит: другой мир, другие законы. Ошибается Ян Хэк, умный, мудрый даже, а ошибается. Мир другой, да. Но законов — нет. Совсем беззащитный мир, бери и правь.

— Тоже мне правители. Живете на стройках в грязи.

— Это пока что, — уверенно сказал китаец. — Живем, но смотрим-подумываем. Смотрим — бетонные работы есть. Мы берем, почему нет? Ставим местных маскулинов, пусть работают, и хорошо работают! А мы — ходить-посматривать! Мы — команда, у нас сила есть, а у вас нет. Значит, смотреть-руководить мы будем, не вы. Дюньгу получим, распределим, почему нет? Мы за работой следим, и господарям хорошо, господарям следить не надо, пусть беззаботно живут господари! Мы маскулинам работу ищем и даем, и дюньгу даем, хорошо маскулинам, радуются маскулины, еще работу просят! Всем хорошо, как мы руководить станем! Мечта погибла, угасло летучее пламя — так почему бы не пожить сыто и просто? Будем жить-поживать, лао Саша, ничего другого не осталось.

Китаец улыбался уверенно, покровительственно улыбался, а ему стало страшновато, уж очень сказанное походило на правду. Да что там походило — так оно и было. Только что ведь вернулся от этаких правителей, впятером за спинами ходили, покрикивали. А Меню и впятером ходить не надо, он один запросто всю стройку в колонну поставит и работать заставит.

— Мы в самом начале пути, — неожиданно правильно и четко сказал Мень. — В начале — всегда трудно. Но нам повезло, что нашли тебя. Ты — местный, все знаешь. И у тебя дом, у тебя идентификационная карточка, а у нас пока нет. С местными говорить будешь, и местные тебе поверят легко, а нам с трудом, я видел-знаю. Лао Саша! В свою команду зову! Мы — маленькая, но очень сильная команда, сильней нас нет в этом мире, пока что нет. В команде тебе все будет: дом поможем достроить, почему нет, и колымажку купим, а тебе дадим, чтоб ездил для команды, и для себя ездил тоже.

Да, то, что говорил китаец, разом решило бы его проблемы. Достроить дом, купить машину, съездить на курорт... блин, человеком можно стать! Даже не верится... Хотя верить стоило: китайцы в нем нуждались. Пока что нуждались. Он местный, а у них ни документов, ни знания реалий жизни, от их косых рож разбегутся местные маскулины.

— Это здорово и заманчиво, но что потребуете взамен? — на всякий случай спросил он.

— Все, — безмятежно улыбнулся Мень. — В команду отдай все, такой у нас закон.

Ему очень хотелось согласиться. Команда! Защита, которой никогда не было в его жизни. Грозный мастер Мень за спиной, практичная и деловая Кошка Мэй под боком, всегда найдет работу, договорится, аванс получит... Почему бы не отдать все, когда нет ничего?

— Соглашайся, лао Саша! — серьезно сказал китаец. — Ты нужен нам, мы нужны тебе! Ты почти наш. Точка входа, место встречи не поменять, да-нет? Вот, к тебе пришел. Робкая Весна захочет меня увидеть, куда пойдет? К Саше пойдет, больше некуда идти Робкой Весне. Если бабушка Нико профессора не убила, и профессор к Саше пойдет, потому что умный профессор, мудрый даже. Мэй Мао нет, ушла куда-то Кошка, но и она вернется к Саше, некуда больше Кошке возвращаться!

— Нет, — сказал он и вздохнул. — Приходите, я разве против. Кошка Мэй даже ночевала здесь, мне не жалко, пусть и дальше ночует, если вернется, все равно один живу. Но в команду — нет.

Здоровяк недоверчиво уставился на него. Потом вскинул пальцы, открыл рот...

— Почему — нет? — раздался от дверей удивленный женский голос.

Они обернулись разом. В дверном проеме стояла и улыбалась чудесная ночная гостья, волшебная девочка госпожа Тан.

— Я за Кошкой Мэй пришла! — весело пояснила нюйка и пальчиками потрепетала в подтверждение. — Смотрю-слышу — Кошки нет, разговор есть! Так странно, так непонятно! Почему — в команду нет?

Вместо ответа он встал и просто обнял ее. Не удержался. Такая удивительная нюйка — как не обнять? Дышит духами и туманами, приходит ночью и вся окутана тайнами. Нюйка просияла и охотно подалась навстречу. Он наклонился, чтоб поцеловать — и краем глаза отметил стремительное и мощное движение там, где только что сидел Здоровяк Мень, мастер единоборств и палач по призванию...

Кошка Мэй, обыкновенная инопланетянка

Они тихо и осторожно шли по ночному коттеджному поселку. Осторожно — потому что светильники не работали. Торчали почти что на каждом столбе, но не работали, а когда темно, не видно ям. Еще одна странность местной жизни, которую отчаялась понять Кошка: ям много, а светильники не работают.

Мастер Чень шагал рядом, почти что вплотную шагал, и придерживал ее нежно то за талию, то за больное место. Как будто боялся потерять. Так смешно, так непривычно.