Обыкновенные инопланетяне

А на Арктуре убийцы Аспанбека есть, — спокойно напомнила нюйка.

Цайпань замолчал. Про убийц Аспанбека он не думал. Боялся, страшился даже, но не думал. Убийцы Аспанбека — с той стороны баррикад, разве нет?

— Есть законы, Цайпань, мировые законы. Убийцы Аспанбека на страже законов стоят. И мы стоим тоже. Должны стоять, если полицаи, да-нет? Они — с той стороны баррикад, мы с этой. Так и правим. Не трясись, Цайпань, не страшна силовая полиция. Их командир нарушает закон? Поломать Дяньчи грозится? Забыл командир, что дети вне войны? Вот пусть получит пулю в затылок их командир. А силовая полиция пусть рыбозаводы охраняет, точно для них дело.

— Мы все такие, как командир силовой полиции. И главный полицай, и я, и бойцы-дозорные, и все-все-все. А всех не перебить, — безнадежно сказал Цайпань.

— Зачем всех? — удивилась нюйка. — Убьем командира силовой полиции, без жалости убьем — остальные забоятся, немножко умнее станут, про законы вспомнят и не забудут. И бойцы-дозорные вспомнят, и полицаи-следаки, и даже ты, Цайпань. Вспомнишь, Цайпань? Тебе лучше, чтоб вспомнил!

И нюйка уставилась на него страшным взглядом, даже за дорогой перестала следить. Цайпань сглотнул.

— Вспомню, — признался он еле слышно.

— Вот вспомни. А еще кого задавишь на переходе, Давильщик Цайпань, и по твою жизнь придут. Попрошу Кошку Мэй, с охотой придет Мэй Мао. Пропуск в штаб от меня получит — и придет. Понял, Цайпань?

Цайпань посмотрел в ее ледяные глаза и вдруг почувствовал, что действительно понял. Понял, что не так страшен командир силовой полиции, нюйка-референт страшнее. Чтоб лучше выразить понимание, он даже пальцы развел, и на той руке, что сломана, развел тоже, про боль забыв.

— Убить бы тебя, да нравишься мне, Цайпань, — вздохнула нюйка. — Вот, о дочке заботишься. Любишь дочку-то?

— Закон не запрещает! — огрызнулся Цайпань. — Силой нельзя. По взаимному согласию и без детей — можно. Это древний закон, наш закон, господарский! Говорят, сама принцесса Дома Крылатых Властителей с отцом жила-поживала!

— Гниль-неправду говорят. Принцесса жила, да, но не с отцом, а с капитаном гвардии! — возразила нюйка уверенно. — Еще говорят, он из любимых сынов Болдуина был. Дети Болдуина — сказка, но вдруг нет? Как-то же он спрятал принцессу, что не нашли? Хорошо прячутся сыны Болдуина, еще лучше прячут, так получается. Наверно, до сих пор живет-поживает, тварь опасная... Выходи, Цайпань, приехали. Тут тебе и дом будет, и охрана, и лечебники — хорошие лечебники, военные!

— А Дяньчи?

— И Дяньчи.

Глава десятая

Обыкновенные инопланетяне

Он стоял на втором этаже недостроенного дома и смотрел на закат. Ветер тихо качал внизу бурьяны и катал комочки белой невесомой гадости по бетонному полу. Кошка Мэй напрягла память: пенопласт, вот как это прозывалось. Крошится легко и не вовремя, страшно тяжело его выметать, и пахнет нехорошо, отравно пахнет, зачем его аборигены используют? Лучше б вспененный бурьян использовали, вон его сколько произрастает. Вспененный бурьян и дешевле, и запахами не убивает. Но аборигены много делали непонятного, уже отчаялась Кошка Мэй понять их дикую логику.

— Как нашла? — спросил урод, не оборачиваясь.

Кошка Мэй облегченно улыбнулась. Все в порядке с мастером Ченем, бдителен мастер, как и должно быть. Только зачем-то сбежал от своих. А Кошке Мэй не надо, чтоб сбегали. Кошке Мэй единство требуется, она же администратор.

— Просто нашла. Сканер посмотрела, тот, который заряды обнаруживает, и нашла.

Мастер Чень равнодушно повел пальцами, и поняла Кошка Мэй, что нет, не все в порядке с мастером.

— Хорошее укрывище нашел, — одобрила она.

— Плохое, — спокойно отозвался урод. — Воды нет. К воде ходил, молодежная банда приметила, что один, бить пришли сразу. Любят банды бить одиночек.

— Убежал?

— В мусоре их прикопал.

Кошка Мэй похолодела. За такое возбудятся местные полицаи, искать убийц станут, может, найдут даже! Молодежные банды — они особенные банды: кричат, что бандиты, а в лицо пнешь, так сразу вспоминают, что маленькие! У маленьких родители есть еще, молодежную банду искать станут, словно достойных людей!

— Пусть не беспокоится Кошка, — усмехнулся урод. — Они выкопались и ушли. Я их живыми закапывал, а они выкопались. Сильные оказались. Сильные, да, но больше не приходят. А я ждал. Но пришла ты.

Кошка Мэй открыла было рот, чтоб объяснить важность единства в чужом мире — но передумала. Зачем врать? Не для единства нашла она Ченя, а потому, что поддерживал ее всегда урод, когда она нуждалась в помощи. Ну вот теперь помощь нужна мастеру Ченю, вот и пришла Кошка. Сама плакала на груди бывшего гвардейца, потерпеть готова, если и он на ее груди поплачет. Потому она ничего не стала объяснять, а просто подошла и встала рядом. И они вместе стали смотреть на закат. Красивыми оказались в этом мире закаты, можно долго смотреть не отрываясь. Вот они стояли и смотрели.

— Ики — я все про нее думаю, — тихо сказал гвардеец.

— Мы все про нее думаем, — эхом откликнулась Мэй Мао.

По крайней мере, она-то думала постоянно. И многое в поведении Ики стало восприниматься по-другому, как только стало известно, что она принцесса Крылатой расы. И в собственном поведении кое-что стало видеться иначе. Да так иначе, что ушам горячо от стыда.

— Это мы убили ее, — тихо, но твердо сказал Чень и замолчал.

Кошка Мэй припомнила, как смеялись над неловкой нюйкой, и мысленно согласилась. Страшную жизнь прожила в плавнях законная властительница Арктура, а они и в изгнании ей покоя не дали. Бедная малышка.

— Иаллованна — она... всегда была душой с народом. Такая мудрая, такая талантливая воспитательница — и такая беззащитная, — пробормотал Чень. — Мне казалось — силы ее безграничны, а мудрость неизмерима. Всем казалось! Никто не подумал-не догадался, что и ей поддержка нужна, и изъявления любви нужны тоже. Она так сомневалась, нужна ли Арктуру, так ждала знаков, что любят, надеются и верят. А мы... мы ее обсмеивали, унижали даже. И вот принцессы нет, и ничего не исправить, и незачем жить.

— Ты ее любил, знаю-понимаю! — горячо возразила Мэй.

Гвардеец покривился, страшное лицо четче изрезалось буграми и шрамами.

— Кого любил? — горько спросил он. — Принцессу? Принцессу всякий любить готов-согласен! А Ики... как я не разглядел?! Добрая, ласковая Ики — она рядом была, а не разглядел! Потому что принцессу искал!

— Любой мог ошибиться. Принцесса хорошо спряталась, все полицаи-следаки Арктура не нашли, вот и ты не нашел.

— Ики, — усмехнулся урод. — Ехидная, мудрая Иаллованна! Она и в имени своем многое заложила, то, что умному может стать понятно. Да у нас на Арктуре каждая вторая — Ики. Или Мики. Здесь есть Наташи, а у нас — Ики-Мики. Ики. Значит, всю себя другим отдавала. Вся с народом. Вот где истинная принцесса. А я не понял, все блеска искал, пламени летучего...

Он мучительно вздохнул и закаменел.

— Чень, — нерешительно сказала Кошка Мэй. — Мастер Чень! Нельзя так. Жизнь продолжается, мастер Чень!

— Жизнь закончена, — твердо отозвался урод.

Кошка Мэй возмущенно вскинула пальцы, но мужчина властно остановил ее.

— Я — гвардеец, неусыпный страж принцессы Крылатой расы! — гордо напомнил он. — Ты думаешь-ошибаешься, что я страдаю от потерянной любви? Ничего не поняла тогда Кошка Мэй!

— Не поняла, — согласилась она покорно. — Объясни-не откажусь.

И пальцы беспомощно сложила. Гвардеец покосился на нее, усмехнулся и укоризненно качнул большим пальцем. Хорошо понял ее женские хитрости гвардеец, но смеяться не стал. Пожалел. Кошке Мэй стало даже немного стыдно.

— Есть теория, что личность в истории ничего не значит, — неожиданно интеллигентно заговорил гвардеец. — Еще есть теория, что только личности историю и двигают. Знай, Кошка, что на Арктуре верно второе. Не переоценить влияния на развитие Арктура Аспанбека-убийцы...

— Аспанбек — сказка южных морей! — не сдержалась Кошка Мэй.

— Потому и не переоценить. Затем — Руфес. Еще великий отец Болдуин...

— Кто?!

— ... и любимые сыны его. Тоже сказка южных морей, только тайная сказка, страшная! Мало кто слышал о Болдуине, тайна он, но вот Кошка услышала и пусть гордится Кошка. А властители Крылатой расы — они отдельно стоят. Учителя, наставники, честные и совестливые. Ты скажешь, властители таковыми не бывают. Не бывают, согласен весь. Но вот повезло Арктуру с властителями, что тут поделать? Те самые личности в истории, которые историю и двигают. А Иаллованна — она и среди Крылатых особенная! Ее учитель... наш капитан... он и сам необыкновенным был, и принцесса с ним расцвела волшебным цветком. Мы, гвардейцы — не просто охранники ее, мы ее верные ученики! Мы — жрецы и стражи света самой Асторы, понимает ли Кошка Мэй, что слышит?

Она отрицательно шевельнула пальцами. Не слышала раньше Кошка Мэй про Астору, и про свет ее не слышала. Совсем другой мастер Чень сейчас говорил с ней, и понимать его было очень трудно.

— И не уберегли принцессу! — с горечью сказал гвардеец. — Сначала сдали вечную резиденцию императоров. Где он теперь, свет великой Асторы, в каких неведомых далях затерялся? А ты говоришь — любил. Я свою любовь вблизи разглядеть не сумел! Плохой я ученик, Кошка Мэй. Вот теперь и кончено все. Ради великого жил, уродства не стеснялся, ради мелкого жить не стоит!

И гвардеец отвернулся. Кошка Мэй хотела погладить его непреклонную голову, честно хотела, потому что жалко было гвардейца. Но пока тянулась к долговязому, вдруг передумала и разозлилась.

— Ну и умирай! — рявкнула она. — Все меня бросили, и ты брось! Робкая Весна и Толстяк Мень любовью заняться вздумали, бабушка Нико вот-вот Яна Хэка застрелит, гвардеец Чень жить не хочет — Кошке Мэй одной орден возрождать придется! Валите все на Кошку, Мэй Мао здоровая, Мэй Мао никогда не устает, она ответственная еще очень! Никого из братьев рядом с Кошкой не осталось! А у Кошки спина болит и чешется, боится Кошка, что заболела и умрет, орден возродить не успеет!

Урод вздрогнул и развернулся.

— Если б между лопаток болело — подумала бы, что крылья растут! — неловко пошутила Кошка Мэй. — Только ниже болит. Очень ниже. Даже стыдно показать, где.

И она утерла набежавшую не вовремя слезу. Гвардеец мгновенно оказался рядом, Мэй Мао облегченно уткнулась в него.

— Ты не умирай, — попросила она жалобно. — К кому мне еще приходить? Потянуться есть кому — погладить некому, так Руфес говорил...

Урод странно хрюкнул и прижал женщину к себе, как будто не хотел, чтоб она увидела выражение его лица.

— Что вы все на Руфеса валите? Это древняя поговорка, не очень приличная, чтоб знала Кошка. Но это неважно. А важно вот что: учила ль Кошка аэродинамику?

— Ты дурак, мастер Чень, или над Кошкой смеешься-издеваешься? — сердито уточнила Мэй Мао.

— Дурак, Мэй! — сознался урод и дико улыбнулся. — Ах какой дурак. Снова не понял свою Иаллованну!

Женщина попробовала высвободиться и треснуть его, но урод засмеялся и прижал ее крепче.

— Если крылья от лопаток вырастут, в полете ноги внизу болтаться будут, неудобно это! — сказал Чень. — Надо, чтоб крылья знаешь откуда росли? Вот откуда.

И он уверенно и точно положил руки на больное место. И боль отступила. Зато пришло недоумение. Кошка Мэй дурой точно не была и никогда себя такой не считала, разве что не всерьез да в отчаянии — но сейчас ни-че-го не поняла!

Абориген

День оказался тяжелым. Не по работе, нет. Что работа? Она всегда одна и та же: бери кирпич, стели раствор, ровняй, расшивай. Работать не тяжело, тяжело сталкиваться с людьми. С любыми людьми. А работать пришлось в городе, значит, и столкнуться с людьми пришлось неоднократно. Сначала в утреннем переполненном автобусе нахально оттеснили с удобного места в очень неудобное, и всю дорогу пришлось чувствовать на трещащих жилах рук тяжесть человеческой массы. Держаться никто не старался, так, прикидывались больше. И когда автобус тормозил, доставалось тем, кто держался, то есть ему. А не держаться — упадешь на сиденье с недовольной теткой. Такое вот неудобное место. И он стоял, а жилы, и так перетруженные работой, горели и ныли. Потом... потом в тесной бытовке пришлось долго искать местечко для чистой одежды. Все гвозди были заняты, пришлось положить пакет с одеждой на свернутые сварочные кабели — не самое чистое место. А когда явился сварщик — и оттуда убрать. На объекте к тому же выяснилось, что нарвался на посредников. Вездесущие армяне. Залезли на объект, представились бригадирами, вот и вся их работа. Потом нанимай таких вот дурачков, как он, да ходи покрикивай. Или не ходи, а бери деньги да поезжай домой. Но эти посредники оказались более-менее честными, не уехали, ходили с важным видом все впятером, младшему не больше двадцати. Ходили и поучали, командовали, распоряжались — типа, отрабатывали деньги. А может, производили впечатление на строительное начальство. Хотя — какое строительному начальству дело? Если они допустили на объект посредников — никакого. Лишь бы работа шла, а как — их не волновало. Но армяне упорно прохаживались за спинами, как надсмотрщики вокруг рабов. И поучали. И самый младший не отставал, и вид имел такой же важный. Сопляк. А на работе вдруг обнаружилось, что инструментами порвало сумку. В очередной раз. И в дырку выпал отвес. Наверно, выпал, потому что в сумке его не оказалось. Пришлось отрывать кусок шнура, привязывать обломок кирпича. Не очень удобно, но отвешивать можно. Можно было бы, если б молодой не заметил. Заметил и разорался, что так нельзя, что "видишь, кирпич неровный? Видишь, вбок тянет?!" Тут же остальные подтянулись и насели впятером. Блин. Ну как объяснить пятерым, что они в школьной физике ни черта не понимают? Еще и уровнем в лицо тычут, орут, что вот, мол, чем проверять надо. То, что короткий уровень погрешности на столбике дает, они представления не имели, но как объяснить это пятерым сразу? Блин. Хорошо, что вечером честно расплатились. То есть не честно — но расплатились. Отсчитали деньги с важным видом, и по плечу похлопали и сказали, чтоб еще приходил, им, типа, хорошие каменщики нужны. Противно. То, что в магазине продавщица обслуживала местных через его голову, было вполне привычным, но не менее противным. Люди, везде люди, наглые, бессовестные, никуда от них не деться...

А на крыльце его недостроенного дома сидел хозяйски один из китайцев. Весь проход занял, не протиснуться. И его прорвало.

— Тебя звали, что ли? — рявкнул он свирепо. — Какого хрена тут расселся? Надо — вон за оградой жди! Ур-род...

И пошел прямо на него. Если б китаец не посторонился... если б не встал и не отодвинулся... обрезок уголка у стены чернел и притягивал взгляд. Хороший такой уголок, сорок пятый, как раз по руке. Но китаец встал. И оказался на полголовы выше. Даже когда отодвинулся, все равно на полголовы выше. А уж насколько тяжелее, и представить страшно.

— Мень, — вздохнул здоровяк. — Просто Мень. Куда идти? Меню некуда идти. Вот, пришел.