Овертайм

"Шайба летит мимо ворот..." — чуть не сказал вслух.

Скрутить бы ее прямо здесь, в машине! Заманчивый вариант. Возможно, даже будет толк. Только повторения не будет. Железно. Как бы ни оказалось сладко, а доверие исчезнет навсегда. А вслед за доверием исчезнет и сама Настя. Не хотелось. Пока не хотелось, а насколько еще хватит его терпения...

Дальше сидеть в машине не было смысла. Он открыл дверцу, вышел, прихватив сумку. "Ты дурак!" — шептал внутренний голос, и Андрей был с ним согласен. Никаких возражений. Впереди, уже знал, ждет холодный душ, спортивные новости и, скорее всего, кожаный диван в гостиной. Надоело все до чертиков! Прав был Иван, только с его удачей можно было так вляпаться, но делать нечего.

Он стремительным шагом, не оглядываясь, направился домой.

Один.

Глупо и уже привычно.

* * *

Настя в отчаянии положила голову на руль. Еще минуту назад бывшие теплыми, руки стали ледяными. Ледышки, как и она сама. От этого холода стало еще хуже. Надоело. Устала. Даже сил завести машину не осталось, словно все они вытекли из ее ненужного никому тела. Обертка. Фантик. Оставалось поражаться, как легко мужчины ведутся на этот липовый образ.

"А он?" — закусила до боли губу, тряхнула головой. Ее капитан, "жених" маленькой Вари, теплый и большой мужчина.

Уже минута, как тяжелая, металлическая дверь подъезда закрылась за Андреем. И никого вокруг, как вымерли. Лишь в салоне Фиата еле уловимый запах. Его аромат. Последнее, что у нее осталось.

— Ааа! — простонала сквозь стиснутые зубы и открыла дверцу авто. — К черту все!

До подъезда добежала за секунды. Возблагодарив Бога за сломанный домофон, влетела в подъезд. Дальше — быстрее, не задумываясь. Ступеньки, этажи, лестничные пролеты — все смешалось в одну картинку. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от волнения, а ноги упрямо несли вперед.

У двери квартиры остановилась, нажала на кнопку звонка, и, не услышав ничего, забарабанила в дверь руками.

С другой стороны послышались шлепающие шаги. Щелкнул, открываясь, замок.

— Настя? — Андрей даже раздеться до конца не успел, сбросил лишь обувь и куртку. Ее он не ждал.

— Впустишь? — Барская дрожащими пальцами отбросила со лба непослушную прядь, подняла на него горящие глаза.

— Ты уверена? — хрипло, словно сорванным голосом, уточнил Таранов.

— Да. Только ты меня вначале выслушай.

Вместо ответа он протянул к ней руки и обнял. Тепло и бережно.

Глава 17. Откровение

В квартире капитана хоккейной команды, как и во время прошлого визита Барской, царил беспорядок. Впрочем, сам капитан не согласился бы с этим утверждением. Все было под рукой — удобно и практично. Для Насти же разложенная тут и там хоккейная амуниция, куча белья в кресле и неизменные банные полотенца на всех дверях как бы намекали: "Это логово мужчины!"

Гостья обернулась в сторону хозяина квартиры, поежилась. Назад пути нет, это не ее территория, здесь нельзя прогнать, закрыться и остаться одной. Условия изменились. Не дожидаясь помощи, сбросила пальто, сняла сапоги. Десять — пятнадцать секунд от силы. И как только некоторые дамочки умудряются долго копошиться? Ох, как ей сейчас хотелось хотя бы пять минут. Отсрочка, желанная и недостижимая.

Андрей, тем временем, закрыл входную дверь на замок. Ключ вынимать не стал, ощущая беспричинную уверенность в том, что гостья и сама не захочет уходить. Уж он постарается. Следуя какой-то нелепой традиции, оба, не сговариваясь, направились в кухню. Боясь что-нибудь сломать или разбить, Настя замерла, опершись о спинку высокого стула. Основательный, из массива дерева, как и стол, он напоминал владельца. "С таким надежно..." — подумала не то о стуле, не то о хозяине. Сама не поняла. Надо начинать говорить. Что? Как?

— У тебя есть что-нибудь выпить... покрепче? — сконфуженно спросила гостья.

Андрей задумался: нормально ли будет предлагать даме водку? Спирта у него, как у запасливого булгаковского Бегемота, в закромах не было, а последняя бутылка вина пригодилась для маринования мяса.

— Могу предложить только водку, — он рассеянно развел руками.

— Пойдет, — гостье было все равно. В целом мире не сыскать волшебного зелья, способного изменить ее суть, а вот временно притупить страх водка годилась в самый раз.

Пока мужчина доставал из холодильника бутылку и искал рюмашки, Настя стянула с шеи красивый шелковый платок. Душил. Выключила мобильный телефон, чтобы случайный звонок не дал повода сбежать. Больше делать было нечего. Андрей все это время поглядывал на нее из-за плеча. Смотрел, как раздевается, словно отсекает пути к отступлению, как снимает маску уверенности и контроля. На его глазах Анастасия Игоревна Барская, богатая наследница, акула пера и высокоинтеллектуальная стерва превращалась в обычную ранимую молодую женщину. Красивую и нежную. Отчаянно захотелось защитить ее, а еще... Этого он хотел уже давно. Собственными руками задушить всех, кто был до.

Звякнули о стол рюмки, с тихим бульканьем заполнились алкоголем. Граненые стопки. Чего только не найдешь на съемной квартире! Две. Ей и ему. О закуске хозяин даже не вспомнил. Водка предназначалась как лекарство, "способ употребления: перорально до наступления необходимого эффекта" — всплыло из закоулков памяти.

Выпили по первой, не чокаясь. Алкоголь горячей волной прокатился по пищеводу, обжигая все на своем пути. Настя сморщила свой красивый носик, но спустя минуту махнула рукой, чтобы налил еще. Мало.

Тот налил. Спаивать женщин Таранову еще не приходилось, однако, раз просит, значит надо. Уж в чем, а в здравомыслии Барской он не сомневался.

Вторая рюмка ушла, как и первая — быстро и незаметно. Настя почувствовала, как к щекам приливает кровь, и теплеют ладони.

— Еще? — Андрей вопросительно взглянул на свою гостью.

Та отрицательно покачала головой.

— Вот и хорошо, — закрутил крышечку, убрал в умывальник рюмки. — Теперь рассказывай.

Настя прислушалась к себе. Алкоголь уже ослабил внутреннее напряжение, слегка приглушил страх. Осталось признаться. "Хм... — подумала она. — Наверное, даже в некоторых преступлениях признаться легче, чем открыть причину ее отчужденности".

— Возможно, это покажется тебе... — хотела сказать "глупым", осеклась. — Нет. Не так... Проклятие, я не знаю, как начать...

От отчаяния на глаза выступили слезы. Быстро смахнула, но мужчина заметил. Подошел совсем близко. И вместо ненужных сейчас объятий, положил свои ладони ей на плечи, легонько сжал.

— Начни с начала.

— С начала? — словно утопающий, поймавший спасательный круг, она вмиг приободрилась.

— Да, только Ветхий завет, пожалуй, опустим, — улыбнулся.

— Новый тоже....

— Желательно!

И она начала рассказ. Часто сбиваясь, иногда замолкая, говорила о том, как осталась одна после гибели родителей. Шестилетняя эгоистичная избалованная девочка за одно мгновение превратилась в самое одинокое и потерянное существо на земле.

— Родители души во мне не чаяли, поздний ребенок, девочка... — даже сейчас воспоминания о них навевали тоску. — Их смерть казалась наказанием за все мои шалости и капризы. Тогда я еще не понимала, что не все в жизни зависит от воли людей. Что есть обстоятельства сильнее, но жуткое чувство вины словно приклеилось. За короткое время та маленькая девочка изменилась полностью. Кого-то деньги и свобода развращают, меня же они загнали в жесткие рамки. В футляр.

Андрей слушал, не перебивая, но что-то смутное, пока непонятное, противно скреблось на душе. Знал по себе, как дорого обходится напряжение и жесткий самоконтроль. Всего два часа игры порой были способны на корню истощить психику.

Настя же, не выходя за рамки собственного дозволенного, жила годами. Изо дня в день превращаясь в образцовую, идеальную во всем Анастасию Игоревну Барскую.

Грустная улыбка на миг озарила лицо женщины и погасла. Рассказ продолжился.

— Легко быть богатой наследницей. Тебе завидуют даже лучшие подруги, отрыты любые двери. Но мне было мало. Я стала настоящей леди — гордостью дядюшки, истинной Барской, — горько хмыкнула. — Звучит, да? Идеал без права на слабости и изъяны. И ведь справлялась. Успешная карьера, красивый, выгодный брак. Муж-бизнесмен и безоблачное будущее.

На этом Настя умолкла. Предисловие закончилось.

— Пять лет брака, годы до него... — она подняла глаза на люстру. Нелепый желтый абажур слабо пропускал свет. Плотная ткань запылилась, а нынешнему арендатору вечно было не до уборки. — Андрей, я солгала тебе тогда, ночью.

Таранов весь напрягся. Такой резкий переход не предвещал ничего хорошего.

— Мне было хорошо с тобой, даже больше, чем хорошо...— изо всех сил сжала спинку ни в чем не повинного стула. — Но главное я сымитировала. Притворилась.

Он остолбенел. Вот так новости! Сымитировала? Как так? Зачем? Только собирался открыть рот, чтобы задать ей трепку, но теплая женская ладошка запечатала губы.

— Я не могу, почти всегда... — Настя уже не сдерживалась. Самое сложное — признание — уже произнесено. Дальше — проще. — Знаю! Глупо, бессмысленно и зря! Но как иначе? Признаться, что вся эта внешность сплошной обман? Пустой пшик вместо сладкой конфеты!

Не задумываясь, она стянула через голову тонкий свитер, дрожащими руками расстегнула брючки, сбросила и их.

— Вот! — провела руками по телу от плеч до бедер. — Вот то, что видят все. Идеально, я знаю.

Андрей нервно сглотнул. Отвести взгляд от стройного женского тела, прикрытого лишь крошечными лоскутками кружевного белья, не удавалось. Высокая, маленькая, но упругая грудь, плоский живот, округлые, манящие бедра и кожа словно бархат. А ведь он еще помнил, каково это — обладать этим телом... Искушение плюнуть на все разговоры и перейти к настоящей проверке, было велико.

— Хочешь меня? — будто издеваясь, Настя расстегнула крючки бюстгальтера и равнодушно бросила его на стол перед мужчиной. — Трусы снимать не буду, но верь на слово: я уже влажная. Сервис на высшем уровне.

Лучше бы она его ударила. По лицу, наотмашь. Даже это было бы гуманнее. Багровея от ярости, Андрей сжал кулаки. Сдержался, хотя руки так и чесались отшлепать ее хорошенько, выбить всю эту дурь, что наговорила здесь о себе.

— Настя, ты хоть понимаешь, что несешь? — он подошел вплотную. Глаза в глаза, дыхание у обоих учащенное, и густой аромат водки бьет по носу. — Что за бред?

— Понимаю, Андрей. К сожалению, слишком хорошо понимаю, — она не сдвинулась с места. От холода кожа стала гусиной, а соски напряглись. Но она стояла, сверкала своими дико горящими глазами и говорила. То, что не слышал никто и никогда, то, что накипело и рвалось наружу. — Я слишком часто за свою жизнь видела недоуменные взгляды и раздражение мужчин. Какой удар по самолюбию — не смогли удовлетворить женщину! С другими за пятнадцать минут на все про все удавалось, а с этой — нет. Фригидная! Клеймо! О, как же хорошо я знаю его горький привкус и запах одиночества!

— Какие-то глупые бабские обиды, — Андрей еще больше завелся.

— Обиды? — крикнула, срывающимся голосом.

— Да, обиды. Не имеющие никакого отношения к реальной жизни.

— Очнись, Андрей! О каких отношениях может идти речь, когда в постели с мужчиной холодная рыбина? Когда прелюдия длится час, и никто не даст тебе гарантии, что все закончится, как надо. А ведь мужчинам надо! Супербизоны хреновы! Победители, — последние слова вырывались с бессильным стоном. — Вас ведь, если не обмануть, развернетесь и уйдете, навсегда. Если ни с первой так со второй неудачи. У вас эго чувствительное, не дай Бог подставить под сомнение свое могущество.

Жестко и хлестко. Настя била по цели со снайперской точностью. Мучительно припоминая, а случались ли неудачи у него, Андрей молчал. Неужели и там была ложь?

— Не мучайся, — хрипло, словно прочтя его мысли, ответила женщина. — Все врут. Кто-то реже, кто-то чаще. Кто-то ложится под первого встречного, спасаясь от одиночества, кто-то имитирует, чтобы удержать лучшего. У твоих, уверена, даже шанса не было на честность. Ты слишком хорош, чтобы знать правду. Такими не рискуют.

Андрей скривился, как от зубной боли. Верить в сказанное не хотелось.

— А муж? — ухватился за последний аргумент. — Ты говорила о пяти годах брака.

Глаза Барской вмиг стали стеклянными, напряженные плечи поникли.

— Он знал, — голос звучал тихо. Обреченно. Слишком просто было все в ее браке. — Занятой бизнесмен. Десять минут утром и пять — вечером.

На вздохе дыхание мужчины замерло. Дикость. Внутри все похолодело. Подобная арифметика не укладывалась в голове. Захотелось срочно что-нибудь разбить.

— Мне было сносно, а его устраивало. Пять лет идеального замужества... — Настя закрыла глаза и еле слышно добавила. — Я ненавидела нашу кровать.

— Черт! — Таранов уже не мог сдерживаться. Кулак с глухим ударом опустился на стол. Костяшки в кровь.

— Но, — вздрогнув, она продолжала, — хуже всего было, когда хотела я. Хотела по-настоящему, до слез. Это было безумие. Когда с ума сходишь от желания, а справляться приходится самостоятельно, позорно прячась в ванной. Или выпрашивать свой час... У уставшего мужа. Принимать ласки, зная, что они ему поперек горла, что он борется со сном и отчаянно ждет завершения. Долго, утомительно и противно. Тогда я проклинала себя.

— Насть... — он больше не мог слушать. Каждое слово било по нервам. Хотелось придушить кого-нибудь... Кого? Ее мужа. Да, его в первую очередь.

А Настя все продолжала свою мучительную, жестокую исповедь.

— Я проклинала и снова смирялась. Жила дальше, болела, бегала по врачам, истощала себя морально и физически. А однажды зимой произошел случай. Была сильная метель, видимость нулевая, холод и ночь. Я оставила машину на стоянке, а дойти до дома не смогла. Не было сил, не захотела. Спасли чудом. Сосед заметил странный сугроб в двух метрах от крыльца. Врачам тогда пришлось здорово со мной повозиться. Когда пациент не хочет жить, даже ангел-хранитель складывает крылья. К счастью, дяде сам черт не брат. Вытащил и с того света, и из брака. Не спрашивая ни о чем, за что я всегда буду ему благодарна, — женщина перевела дыхание, больше ни о чем рассказывать не хотелось. — Ну как, ты все еще хочешь меня?

— Я хочу водки.

— Понимаю, — нечто подобное она и ожидала. Правда всегда отпугивала.

— Ни хрена ты не понимаешь! — Андрей махнул рукой и сгреб ее в охапку. Совсем холодная. Женщина вздрогнула. — Замерзла, глупая?

— Очень...

Больше не было ни стонов, ни вздохов. Лишь один долгий и безгранично нежный поцелуй.

* * *

Где в квартире находилась кровать, забыл даже ее владелец. Забыл с того самого момента, когда ощутил на своих плечах женские ладони. Он помнил, что нельзя спешить, нельзя пугать своим напором, и совершенно не помнил, где злосчастная кровать. Ловил губами горькие, отчаянные женские всхлипы, гладил хрупкие плечи, спину, стискивая ягодицы, и куда дальше идти, не знал. Впервые.

Прежний богатый опыт ничем не мог помочь. В утиль его! Требовалось иначе. Но как?