Я сняла с пальца кольцо и отдала конвоиру, а тот положил его на судейский стол.
Первая часть представления театра хищников, под названием "Суд", закончилась.
Настал черёд второй части фарса, которая называлась "Узник замка Кэльдбеорг". Представляю её вашему вниманию...
5.2. Северная крепость
Закон Ордена предусматривал всего два вида преступлений: против Ордена и против ближнего. Я совершила преступление против ближнего. А у категории "преступлений против Ордена" была одна общая суть — разного рода инакомыслие. Услышав "пять лет", я решила, что легко отделалась. Пять лет — это не двадцать, и приговор показался мне весьма мягким по сравнению с перспективой окончить жизнь на гильотине. Пять лет — просто смех, чепуха, скажете вы. Особенно для хищника. Ведь они бессмертны!
Это очередное ваше заблуждение относительно нас. И вы ещё не знаете, что такое тюрьма Кэльдбеорг. Но ничего: скоро вы узнаете, как всё обстоит на самом деле...
Прибыв на место отбывания наказания, я получила массу впечатлений, среди которых преобладали в основном жуткие и мрачные. Начать надо с того, что тюрьма Кэльдбеорг располагалась на небольшом гористом острове в Северном Ледовитом океане, и, естественно, климат там был не слишком жарким, так что тюрьма вполне оправдывала своё название — Cealdbeorg — "Холодная гора". Сама тюрьма представляла собой угрюмую крепость, с виду весьма неприступную. У неё было четыре угловых башни, а внутри крепости стояла высокая главная башня, возвышавшаяся над всеми остальными; за мощными зубчатыми стенами укрывались внутренние постройки — главные покои замка и служебные помещения. Не знаю, кто, когда и зачем воздвиг здесь этот замок, но степень его разрушения была крайне мала — быть может, он подвергался реставрации. Он был кряжист и невзрачен, с могучими башнями и толстыми стенами: строители явно делали акцент на прочности и долговечности, а не на красоте и изысканности. Эта мрачная громада внушала трепет своими размерами и уродливой мощью, а суровый горный пейзаж вокруг довершал впечатление. Когда меня доставили на остров, из низких рыхлых облаков сыпался снег, и на зубцах стен и башен, а также на крышах внутренних построек лежали белые шапки.
Мрачное впечатление усугубляло то, что замка не коснулись достижения современной цивилизации: в нём не было электроэнергии, горячей воды и отопления. Впрочем, природа хищника позволяет ему выносить крайне неблагоприятные условия и не мёрзнуть даже в самый суровый мороз, так что в горячей воде и отоплении особой надобности не было, а для освещения здесь пользовались керосинками и свечами — словом, жили по старинке. Освещён замок был плохо, внутри царил постоянный сумрак, и это отнюдь не прибавляло этому месту привлекательности.
Меня ввели в главные замковые покои, в которых и располагалась сама тюрьма — камеры, помещения охраны и кабинеты начальства. Сопровождали меня двое конвоиров с обнажёнными саблями, но вели меня ещё не в камеру, а, как оказалось, к начальнику тюрьмы. Его кабинет имел окно и оштукатуренные стены, до высоты среднего роста окрашенные в бежевый цвет, а обставлен он был вполне современной мебелью, как-то не вписывавшейся в общий вид замка. На полу лежал ковёр, с потолка свисала керосинка под коническим абажуром, а на столе горели три свечи в массивном канделябре. Строго говоря, кабинет был не бог весть какой красивый, и попытки придать ему уютный вид имели весьма скромный результат. В массивном кресле с высокой резной спинкой сидел мужчина средних лет с короткой стрижкой, в чёрном костюме полувоенного фасона, в сапогах и с сигарой в зубах. Он листал какой-то журнал, а когда меня ввели, на миг поднял на меня взгляд небольших холодных серых глаз и подвинул к себе какую-то папку. Внешность этого господина была весьма заурядной: как говорится, взгляду не за что зацепиться. Не глядя на меня и не здороваясь, он спросил:
— Ну, как вам наша крепость?
Как будто я не осуждённая, а приехала на экскурсию. Я ответила:
— Впечатляет.
Он вынул изо рта сигару и сказал:
— Надо добавлять "сэр", когда говорите со мной. Как-никак, я начальник тюрьмы.
Как будто какое-то зябкое веяние коснулось меня, когда я встретилась с его бесстрастно-холодным взглядом. В его негромком спокойном голосе прозвучало нечто, что заставило меня выпрямиться и сказать:
— Извините, сэр.
Господин в полувоенном костюме удовлетворился моим ответом и отвёл от меня свой обдающий холодом взгляд. Он открыл папку — довольно тонкую, в которой было всего два или три листа.
— Значит, осуждённая Аврора Магнус. Что ж, добро пожаловать в тюрьму Кэльдбеорг. Будем знакомы: начальник тюрьмы Август Минерва. Что ещё вам необходимо знать? Заключённых у нас немного — всего три десятка. Их провинности перед Орденом не так тяжелы, как ваша... Вы здесь на данный момент одна, кто осуждён за убийство. Обычно за такое преступление выносится смертный приговор, но у вас, видимо, был хороший защитник. Здесь у нас содержатся заключённые обоих полов — разумеется, в отдельных камерах. Тут все сидят в одиночках. Всякого рода любовные связи запрещаются. Наказание одно — карцер, лишение пайка. Условия здесь не санаторные, но жить можно. Если будете соблюдать наши несложные правила, то, вполне возможно, отбудете свой срок без особых проблем и благополучно выйдете на свободу. Есть какие-нибудь вопросы?
— Мне положены свидания? — спросила я.
— Одно за весь срок, — ответил начальник тюрьмы, перелистывая скудное содержимое папки. И добавил, снова подняв на меня холодный, острый и цепкий взгляд от страниц: — И то если я сочту, что вы его заслуживаете.
Я спросила тихо, уже ни на что не надеясь:
— А переписка?
— Исключено, — сказал он. — Это не обычная тюрьма. Замок Кэльдбеорг — место, в котором вы поймёте, как Орден относится к тем, кто нагло попирает его законы.
5.3. Десять дюймов
Я получила вполне конкретное представление об отношении ко мне Ордена в тот же день. После знакомства с начальником меня отвели в помывочную — помещение с довольно низким сводчатым потолком и скользким полом. Вдоль длинной стены располагались в ряд несколько каменных ванн — точнее, это был один каменный узкий и длинный бассейн, разделённый на несколько частей перегородками. По всей длине бассейна тянулся уступ в каменной стене, на котором стояли тазики из оцинкованного железа, в них лежали ковшики, а над ними из стены торчали желобки. У противоположной стены располагались: деревянная массивная скамья, большой деревянный шкаф и широкий, ярко пылающий камин. Благодаря этому камину помещение было не таким неуютным и холодным. На полке у огня грелась вода в большом закопчённом бачке, а на табуретке сидел жирный лысый тип в фартуке и грубых сапогах, с закатанными рукавами, до того бледный, что его можно было принять за оживший кусок сала. Его пухлый двойной подбородок и щёки были намылены, и он скоблил их складной бритвой.
— Эй, Ингвар! У нас новенькая, — сказал один из моих надзирателей. — Приведи её в надлежащий вид.
Кусок сала в фартуке по имени Ингвар остановил руку с бритвой, покосился в мою сторону, моргнув заплывшими поросячьими глазками, и сказал неожиданно высоким, каким-то бабьим голосом и со странным выговором:
— Айн момент, обождатт ест неопходимо... Фидите — порядок на лице нафодим? Натобно её покамест приготовитт, одёжу снятт — это фи и делайтт.
Надзиратель сказал мне:
— Раздевайся.
— Полностью? — спросила я.
— Полностью, полностью, — усмехнулся он. — Ты что, привыкла мыться в одежде? Снимай всё и давай сюда. Тебе выдадут другой наряд.
Я разделась догола и отдала ему все вещи. Он и его напарник откровенно разглядывали меня.
— Она ничего, — сказал один другому.
У меня было большое желание проутюжить его по ухмыляющейся физиономии, но я удержалась. Мне не хотелось нарываться на неприятности в первый же день.
— Ну, ладно, — сказал представитель здешней охраны. — Мы подождём в коридоре. Давайте тут поживее!
Бряцая саблями и стуча каблуками сапогов, они вышли. Я осталась вдвоём с куском сала по имени Ингвар, который у камина заканчивал скоблить своё жирное лицо.
— Клади тфой славний парочка пулки фон туда. — Он показал кивком на табуретку, стоявшую под небольшим оконцем в потолке, из которого падал тусклый свет холодного северного дня.
Догадавшись, что мне предлагают устроить мой зад на табуретке, я прошла мимо скамейки и шкафа и уселась, зажав руки между голых колен. Ингвар спросил:
— Какофо ты назыфайтт? Тфой имя?
— Аврора Магнус, — сказала я.
— Сколько тебе фпаяйтт имели?
— Что, простите? — не поняла я.
Он хрюкнул.
— Ну, сколько лет? Срок? — уточнил он свой вопрос.
— Пять лет, — ответила я. — Это немного.
— Таа, этто не ест шипко много, — усмехнулся он. — Но это если на фоле. А тут один гот за десятт идёт, ха-ха! Пят помножит на десятт — фыходит полсотни, точно так!.. Это и естт тфой настоящий срок, милочка...
— Что, такие плохие условия? — пробормотала я.
Ингвар снова ухмыльнулся — правда, беззлобно.
— Тут тугофато тебе придётся. Если ф тебе тух слабий, мошно и ноги протянутт... Анабиоз, точно так. Слабост, упадок силы, анабиоз. Знаешь?.. Попал в него — считай, тебя нет. И никто с тобой возиться не станет. Тогда тебе на шею камен — и в море. На отин заключённый меньше, ха-ха! Корм тля рыпка. Тут ф море такие зубастые рыпка плавайтт, такие голодний... хам! — Ингвар щёлкнул зубами и осклабился в клыкастой улыбке. — И от тебя осталась полофина.
От его "хам!" я вздрогнула. Увидев моё выражение лица, он негромко засмеялся.
— Это тебе к сфедений. И такой исход естт возмошен, таа. Na gut. — Ингвар решительно поднялся, вытирая фартуком лицо и обтирая об него же бритву. — Причёску пудем делайтт, кака тут фсем полошена.
Достав из шкафчика коробочку, он открыл её. Там лежало несколько складных бритв, и он стал выбирать, пробуя на ногте.
— Какой тут самий острий? Аха, фот этот.
Выбрав, на его взгляд, самую острую бритву, он взял миску с мыльной пеной, которой только что пользовался сам, и протянул мне:
— На.
Я взяла липкую миску, а Ингвар, забрав правую половину моих волос в пучок, одним взмахом лезвия отхватил её. Отрезанный пучок он бросил в огонь, и сразу противно запахло палёным волосом. Так же он поступил со второй половиной моих волос. Это было ещё не всё. Густо намылив мне голову из миски, которую я держала, он забрал у меня её и велел сложить руки в пригоршню. Лезвие начало скрести мне череп, а в руки мне шлёпались мыльные ошмётки моих волос.
— Ничефо, ничефо, — утешал Ингвар. — Тут фсе так ходитт. Пыла пы тфой колофа на месте! Это ест клафное, мой торогуша. Dein Kopf ist an Ort und Stelle! Фсё не ест так плохо.
Заострённый с одного края небольшой кусок металла сделал мою голову гладкой, как бильярдный шар, вместо того чтобы такой же кусок металла гораздо большего размера и массы отделил её от моего тела — таков был смысл утешения, которым Ингвар сопроводил процесс очищения моего черепа от волосяного покрова. Проведя ребром ладони по моей шее, а потом над моей свежевыбритой макушкой, он засмеялся:
— Чувствуешь разницу? (Позвольте мне больше не передавать его ужасный немецкий акцент.) Она всего дюймов в десять, но, согласись, как эти десять дюймов всё меняют!
Я согласилась, что разница весьма существенная — такая существенная, что мороз пробирает по коже. С такой причёской здесь ходят все заключённые независимо от пола, сказал Ингвар, в том числе и он сам, так что расстраиваться не имеет смысла.
5.4. Номер двадцать семь
— Бери тазик и неси сюда, — сказал Ингвар.
Я взяла один из тазиков, стоявших на уступе стены вдоль каменного бассейна, и Ингвар, зачерпнув ковшик воды из закопчённого бачка, гревшегося у камина, подмигнул.
— Хочешь помыться горячей водичкой? Ладно, так уж и быть, на. — Он вылил ковшик в тазик. — Вообще-то, это роскошь: для заключённых сойдёт и холодная. Но тебе как новенькой сделаем поблажку. Ты и так в шоке от всего, что с тобой случилось.
Он вылил в мой тазик ещё один ковшик горячей воды, дал мне кусок дешёвого мыла и потрёпанную мочалку. Этим количеством воды я и должна была довольствоваться. Забравшись в отделение каменного бассейна, я поставила тазик перед собой на уступ, зачерпнула немного воды ковшиком и облилась.
— Водные процедуры и смена исподней одежды — каждые две недели, — сообщил тем временем к моему сведению Ингвар. — Верхнюю робу положено менять на чистую раз в полгода.
Намылившись с головы до ног, я растёрлась мочалкой и облилась водой. Пока я обтиралась старым и грубым полотенцем, Ингвар положил на скамейку стопку одежды: куртку и штаны неопределённого серого цвета, а также круглую шапочку того же оттенка. Исподнее — рубашку с треугольным вырезом ворота и нижние штаны — он положил рядом, а на пол поставил пару грубых сапог. К ним прилагалось нечто вроде портянок.
— В этом ты и будешь ходить здесь все свои пять лет. Привыкай.
Облачившись во всё это, я вдруг испытала невыносимый стыд — даже несмотря на то, что моя лысая голова была прикрыта шапочкой.
— Ничего, — сказал Ингвар, похлопав меня по спине. — Привыкнешь.
Пожалуй, он был неплохим парнем, хоть и походил на кусок сала. К сожалению, того же самого я не могла сказать об охране: сопровождая меня в камеру, эти двое всю дорогу отпускали в мой адрес издевательские шуточки. Я терпела это, сцепив зубы, но когда один из них шлёпнул меня по заду, я не вытерпела. Развернувшись, я занесла кулак, но и только. Моя рука была перехвачена и заломлена за спину, щека сплющилась о холодную каменную кладку стены, а мои ноги широко разбросали в стороны. Шею мне защекотало острие сабли, а на ухо с ненавистью зашипел гадкий холодный голос:
— Ты, сука! Слушай сюда, тварь. Ты — никто, ноль, скотина, у тебя нет никаких прав. Мы знаем, что ты сделала. Лёгкой жизни не жди. А будешь рыпаться...
И он приблизительно показал мне, что меня ожидает, если я буду рыпаться. Кулаки у них были чугунные. Подняв меня с пола, они толкнули меня вперёд.
— Не оборачиваться! Смотреть вверх!
С приставленной к шее саблей я дошла до самой двери моей камеры под номером 27.
— Отныне ты номер двадцать семь, тварь.
Меня втолкнули внутрь, и дверь за мной закрылась.
5.5. Дарт Вейдер
Моё личное пространство, предоставленное мне на ближайшие пять лет, представляло собой тридцать шесть кубометров воздуха — три метра в длину, три в ширину и четыре в высоту. На высоте трёх метров тускло светилось полукруглое оконце с толстыми прутьями решётки. В стену был ввинчен железный откидной каркас с сеткой, на котором лежал голый матрас и подушка без наволочки. Потолок и стены поблёскивали от инея.
