Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"он взобрался на постель монаха и, взяв во внимание почтенный вес своего достоинства и юный возраст девушки, а может быть, боясь повредить ей излишней тяжестью, не возлег на нее, а возложил на себя и долгое время с нею забавлялся".
Монах, подглядывавший за процессом, честно сообщает аббату:
"Мессере, я еще недавно состою в ордене св.Бенедикта и не мог научиться всем его особенностям, а вы еще не успели наставить меня, что монахам следует подлежать женщинам точно так же, как постам и бдениям. Теперь, когда вы это мне показали, я обещаю вам, коли вы простите мне на этот раз, никогда более не грешить этим, а всегда делать так, как я видел, делали вы".
"Отмазка" принимается аббатом без изумления. Включая равноценное отношение к сексуальной позе и к обрядам католической церкви.
Вывод: даже в весьма продвинутой части европейского общества — среди монахов-бенедектинцев, в наполненной культурой и прогрессом Италии, с начинающимся уже Ренессансом, столетие спустя после моего "сейчас" — такая поза широким массам неизвестна, считается сакральной, требует специального разрешения духовного наставника и начальника.
В христианском средневековом мире позиция "дама сверху" — жёсткое табу. Что вызывает яркие чувства. Неважно какие: восторг ли от собственной смелости, ужас ли от неизбежности наказания... Главное: переживания — сильные. Крепкий шнурок на человеческой душе.
"Запретный плод — сладок" — давняя христианская мудрость.
Построить подходящую ситуацию — дело техники. Важно, что такой поводок можно накинуть и уверенно за него дёргать — потому что крепкий. Потому что — табу. А нарушение табу — вызывает мощные эмоции.
Прав был Иисус:
"знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих".
"Тёплые" — неуправляемы. На них не накинешь "ошейник" сильных эмоций.
"После нескольких лет наблюдения за своим сознанием Будда Шакьямуни пришёл к выводу, что причиной страдания людей являются они сами, их привязанность к жизни, материальным ценностям, вера в неизменную душу, являющаяся попыткой создать иллюзию, противостоящую всеобщей изменчивости. Прекратить страдания (вступить в нирвану) и достигнуть пробуждения, можно путём разрушения привязанностей и иллюзий устойчивости с помощью практики самоограничения".
Разрушь привязанности и иллюзии. Перестань "греть" или "вымораживать" мир. Приди в "термодинамическое равновесие" с окружающей средой... Стань "тёплым". И ты растворишься в Будде. Поскольку Христос — "изблюёт" тебя.
Наполнитель нирваны — блевотина Иисуса?
А вот "холодные" или "горячие"... Взволнованные "привязанностью к жизни" и "иллюзиями устойчивости" наложенных на неё табу...
Надо запомнить и применить связку: "дама на колу" — шнурки на обоих душах.
Интересны ассоциации с "языком змеи". Каждая "Евина дочка" хочет ощутить себя в раю: никакой готовки-стирки-уборки, бегать голенькой по лесу со своим мужчиной... И чтобы кто-нибудь нехороший, с длинным гибким языком, её льстиво совращал в отсутствие мужа.
Применение техник куннилингуса в средневековом обществе выводит эту форму сношения на уровень богословия. Надо применить в подходящем случае, сформировав "шнурок" и такого вида.
Только бы не перепутать куннилингус с промискуитетом.
* * *
Утром она воспользовалась моментом — пока я на утреннюю разминку убежал, и исчезла из спальни. Потом всё утро старательно от меня пряталась. Пришлось посылать мальчишку-посыльного, чтобы нашёл и привёл.
Я с утра зацепился языками с мужиками на поварне по обычной текучке. Но не заметить её появления было невозможно: вся толпа вокруг меня мгновенно замолкла и превратилась в слух. В коллективный слух стаи "хомом сапнутых" индивидуев.
Понятно, что про наши вчерашние экзерсисы — всем всё известно. Во всех подробностях. К счастью — не в реальных. Промывать всей вотчине мозги по методу бенедектинцев... насчёт подлежания обетам, постам и бдениям... мне несколько не ко времени.
— День добрый, Иван Акимович. Подобру ли почивал?
Стандартное утреннее приветствие вызвало немедленный поток шепотков:
— Во... сама всю ночь... бесстыжая... до утра ж почитай орала... а ещё и спрашивает...
Гапа пылала "зарёй востока". Пытаясь как-то оправдаться из-за необходимости её поиска по усадьбе, растерянно выдала:
— Я... там... постелю постирать сняла... чтоб нынче же быстренько... а то вчера-то... мы там... замарала малость... но уже всё! Уже простирнула! Уже сохнет... вот...
Какой у нас самый известный красный гигант? Бетельгейзе? Хотя он — сверхгигант. Но — похоже. Наверное, он именно так вблизи и выглядит. Только Гапа пока косматыми протуберанцами не плюётся.
— Значится так, Агафья. Что постель у меня сменила — правильно. Неправильно — что сама стирать взялась. Для того у нас прачки есть. Прачки есть, а толку нет. Посему велю тебе быть в усадьбе ключницей.
Бздынь. Тема с между-ляжечного уровня перескочила на уровень обще-вотчинный. О, и серьёзные люди появились: Домна из подсобки выглянула, Потаня от разговора с мужиками оторвался.
— Хозяйство наше растёт. У Потани за делами крестьянскими до усадьбы руки не доходят. Домна — на кухне главная. У неё забот — выше крыши. Ни то, ни другое менять не будем. Но нужен человек, с которого я спрошу за порядок в доме. Ты, вон, вчера паутину за иконой углядела.
Новая волна шепчущегося недоумения:
— Это они чего?... Так он её на божнице?!... Не, тама места нету, не уложишься... Он яё с иконой... Ну, снял и паутину видать... — А на шо ему в этом деле лик святой? — Тю! Ты вспомни — чего он прошлый раз за икону взялся? Шоб больше вылилось! Шоб по самые ноздри! Как тую блоху земляную...
А инфракрасные гиганты бывают? Где-то на поварне должен быть ящик с песком. На случай пожара. Если она сейчас хоть чем легко-горючим к своим щекам прикоснётся... случай и настанет. Я имею в виду — случай пожара.
— Ты баба взрослая, разумная...
Теперь-то уж не отопрётся. "Я — не баба...".
— Принимай хозяйство. И чтоб в усадьбе был порядок! И — чистота.
Кто-то тихо шипел и злобствовал. По теме: если лечь пониже да принять поглубже, то взлетишь повыше. Но мне плевать: есть проблема и её надо решать. Агафья — справится.
Многие коллеги-попадуны как-то очень пренебрежительно относятся к обустройству места своего обитания. Не только в смысле: чтобы крыша не текла и из дверей не дуло, но в части чистоты и порядка.
Нет, я понимаю, что нормальный мужик может всё сделать лучше женщины. Что самый порядочный порядок на военных кораблях. И вообще, носки себе — я могу постирать и сам. Тем более, что их тут нет. Но — время! Или — "светлое будущее для всего человечества", или — подмести полы в своём дому. Причём всякой бытовой техники, типа робота-побирашки, который смешно ползает по полу, урчит и пыль подбирает, тут нет. Всё ручками.
Мне — не в лом. Я люблю делать порядок. Я люблю мыть посуду, раскладывать барахло по местам, затягивать гайки и смазывать петли. Без фанатизма, но с энтузиазмом. Но — время!
Можно и чужими руками. Но их нужно организовать. А это тоже время. Размерность задачи растёт: у меня на подворье уже два трёхэтажных дома, с десяток других построек, мастерские, конюшни, склады. Одних курсантов — больше сотни молодых проглотов собирается.
Срач вокруг попаданца нарастает лавинообразно и квадратно-зависимо. Извините.
Агафья оказалась очень толковой домоправительницей. Опыт жизни в большой посаднической усадьбе в Вержавске, которого не было у других кандидатов, позволял предвидеть проблемы и применять уже известные ей решения. Постоянный оптимизм, радостность — гасить неизбежные конфликты, а способность видеть ложь — избегать обмана со стороны слуг. Впрочем, высокий статус ключницы позволил привлекать её и к беседам с вятшими. После чего я с удовольствием слушал её анализ лживости очередного чужого трёпа.
Глядя как Гапа строит "этого козла" — Меньшака, я понял, что я наделал: я перешёл к следующему этапу своего выживания в "Святой Руси", к фазе структурирования иерархической системы управления.
Всё больше люди, непосредственно делающие дело, выбывали из круга моего постоянного внимания, из-под прямого присмотра и контроля. Исполнители и делатели в моём повседневном общении всё более заменялись управителями и надзирателями. На смену двухзвенной системы: раб-хозяин — приходила четырёхзвенная: работник-мастер-начальник-владетель.
Для многих руководителей это катастрофа. Взамен собственного точного знания состояния дел — приходиться верить помощникам.
Доверять людям — это... мучительно. Вместо — "увидеть дело", нужно — "понять подчинённого".
Вместо:
— Почему не докопали?! Отсюда и до той осины снять грунт на штык!
Нужно понять, найти точный смысл реплики:
— Канаву-то? Почитай всю почти. Так, малость осталась.
Нужно учить! Учить своих "начальных людей" предвидеть мои вопросы, находить на них ответы, внятно излагать. Я уж не говорю об очевидном: знать, не лгать, уметь превращать мои команды в действия. Раскладывать на элементарные операции, предвидеть возможные проблемы и заранее обеспечивать условия их решения. Контролировать действия. Не свои — подчинённых.
И нужно меняться самому: всё реже думаешь о шпинделях и шерхебелях, все больше — сроки и человеко-дни.
Я бы не стал менять стиль управления: "Ванька — во всякой дырке затычка" — меня устраивает. Побежал, указал, обругал, настоял... наглядно, эффективно, энергично... Ощущение интенсивной, интересной жизни. Потом вдруг понимаешь: бегаешь по кругу, уровень задач — не повышается, новых методик — не добавляется.
Не умнеешь.
Когда ума не добавляется — добавляется глупости. Мне.
Конечно, появляется опыт, растут знания... Даже — мудрость... как я надеюсь. Но — медленно. По чуть-чуть. Чем дальше — тем чуть-чутнее. Накатывает застой. Не "Всея Святая Руси" — мой личный.
А замутить что-то серьёзное новое... Нет времени. Нет времени в этом новом — разобраться, потрогать, понимая, что "первый блин" наверняка "комом", который уйдёт в мусор. Нет времени даже остановиться и подумать: а куда это я бегу? А правильным ли путём идёте, товарищи?
Я уже это проходил: уже бывал начальником в своей первой жизни. Не понравилось. Я бы и здесь свалил бы куда-нибудь в сторону. Но в "Святой Руси" я такой — один-единственный.
Отвратительное ощущение незаменимости. Как на привязи. Сам себе — чемодан без ручки: и тащить тяжело, и бросить жалко. Никто, кроме меня не то, что не сможет — даже не попытается поставить в этом поколении в каждую русскую избу "белую" трубную печку. Со всеми из этого вытекающими. Точнее: вылетающими.
Новая структурность приходила не мгновенно, не одновременно — медленно, с перекосами, с фырканьем и приключениями.
Меньшак вздумал "распускать руки". По обычной своей привычке в отношении к "бесхозным бабам". Но не учёл, что Агафья стала не только "хозной", но и усадебной ключницей. Инцидент, кроме румянца с синюшным оттенком от пощёчины на щеке усадебного банщика, приобрёл ещё привкус нарушения субординации и разрушения вертикали управления. То есть — мятеж. Пришлось отправить чудака к Ноготку. На пару часов. Для мягкого вправления мозгов через задницу и разъяснения ситуации.
Короче: "чтобы этот хрен знал своё место".
"Хрен" вышел "шёлковым". По слову "этой сучки" — не рыло воротил, а тихонько "шелестел" и бегом бежал. Возникающие эмоции, вместе со всем остальным, изливал на свой обычный контингент. Но без эксцессов и в рамках допустимого.
Крайне взволнованную той стычкой Гапу, я, исключительно в целях поддержки психологии и укрепления самооценки, решительно затащил к себе в постель. Где, вполне по-боярски, поимел. Классически и неотвратимо. Как и положено "господину доброму" иметь свою "рабыню верную". К обоюдному удовольствию.
Уже после "огневого контакта", утомлённо рассматривая трещины в потолке, она призналась:
— Ванечка, я бы и раньше к тебе пришла, но... стыдно. Самой-то навязываться. А ты — не говоришь. Хоть бы намекнул как. Или глянул бы так, особенно. А то, может, у тебя настроения нет. Или тебе с другой нынче...
У неё, вишь ты, стыдливость с интеллигентностью: как бы не надоесть, как бы не помешать. А я, значит, должен быть скотом голубых кровей: пришла, легла, дала, проваливай... Или кто-то думает, что насиловать не желающую этого женщину — удовольствие? А пытаться понять: есть у неё сейчас настроение или нет... когда? Когда найти на это время?!
— Агафья, ты кончай эти цирлы-мырлы... Запомни: мы, мужики, существа тупые. Намёков не понимаем. Нам прямо надо, в лоб. Да — да, нет — нет. У меня на ваши взглядывания с придыханими, отходы с подходами — времени нет. Короче: бери мой гарем в своё подчинение. График составь. Чтобы каждая наперёд знала и морально готовилась. И себя впиши. И вообще: бери всё в усадьбе под себя. Ежели что — я подправлю.
— Ой... Как же я... Ну, ладно. Тогда завтра тебе надо с Трифой. Вань, ну не хорошо — ты на неё внимания совсем...
Я знаю, что это — неправильно, что гаремом должен управлять евнух. "Это ж все знают!". Но у меня их нет. Делать из кого-то... Факеншит! Мне других забот мало?! Кстати, Пушкин в своём "Путешествии в Арзрум" отмечает отсутствие евнухов в гаремах провинциальных турецких аристократов. Видимо, до определённого порога численности поголовья, такой функционал избыточен.
Вот так, не по стандарту, не по теории, примитивно, от "постели, распахнутой настежь" — начала формироваться и структурироваться система управления. То, что это — "рацуха", рационально, разумно — я осознал не сразу.
Откуда-то всплыло в мозгу словечко из истории Московской Руси: "Дворцовый приказ". Сначала в шутку начал называть Агафью "головой Дворцового приказа". Титул прижился, новички произносили его уже вполне серьёзно. Учитывая, что почти все мои инновации зарождались на моём дворе, "Дворцовый приказ" превратился не только в гибрид хозяйства, общаги, столовки, прачечной, училища, казармы, гарема, складов... но и в "инкубатор новизней".
Обеспечение потребностей множества моих новых задумок первоначально ложилось на плечи Агафьи. Она не сильно разбиралась, например, в технологии варки стекла. Но сколько кубических саженей дров нужно запасти для очередной новой игрушки Ванечки — узнавала и запасала.
Чётче разделяя функции, задачи, ответственность между своими ближниками, я нашёл в своём хозяйстве массу ненужных вещей и людей. При острой нехватке в нужных местах.
— Точильщик, сколько у нас станков точильных?
— Восемь. На двух — у Прокуя и у Звяги — их люди работают. Два — сломанные в чулане лежат. На остальных — мои отроки.
— Сломанные — починить. К своим — добавь по ученику. У нас в третьем "б" — половина хренью занимается. Присмотри себе пополнение. После обучения — поставь на чиненные станки. И ещё раз возьми учеников. Чтобы было у тебя шесть пар. Осенью отправим по парочке вверх и вниз по реке. Вместе с нашими купчиками. Пусть поточат-посмотрят. Пару со станком надо в Елно заслать — там, вроде, работа у них будет постоянная. А зимой — в Смоленск. И ещё: возьми под себя сигнальшиков. Обкатай их для обеспечения душевной устойчивости. Чтобы они со страху не писались, а чётко видели, и без визгов — передавали.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |