Восьмой медальон. Том 2

Вскоре вдалеке замерцали огоньки.

— Хвала богам! — воскликнул Энгерранд.

И умолк на полуслове — из посёлка донёсся истошный женский крик.

Юноша вмиг позабыл о беснующейся в лесу стае и со всех ног побежал к Зеленодолью. Преодолел ограду, промчался по улице — и остановился возле собственного дома. У порога, обхватив колени руками, сидела Эрвелина; рядом стоял Силач и счищал грязь с обуви с таким сосредоточенным видом, словно не было на свете дела важнее. Со всех концов посёлка к жилищу Добряка спешили встревоженные люди.

При виде юноши Ансберт посторонился. Энгерранд зачем-то оглядел его с головы до ног заметил едва различимую усмешку, возбуждённый блеск глаз, даже мелкую дрожь пальцев...

— Чего уставился? — пробурчал мужчина.

Энгерранд вошёл внутрь — и зажал себе рот, чтобы не закричать во всё горло. Из глаз его брызнули слёзы.

— Дядя... — пролепетал он. — Дядя...

Медленно опустился на колени рядом с распростёртым на полу телом Ансельма, взял холодную руку, посмотрел Добряку в лицо... На сей раз из груди юноши всё же вырвался вопль — так поразил его ужас, застывший в глазах дяди, словно тот увидел перед собой императора демонов. Губы, на которых так часто играла улыбка, теперь были искривлены, искусаны, все в пятнах запёкшейся крови.

Зеленодольцы, столпившись у порога, наблюдали за этой сценой.

Энгерранд обернулся:

— Что это?.. Что здесь случилось, скажите!..

Никто не ответил.

— Значит, не хотите говорить? — звенящим от напряжения голосом спросил юноша. — Не желаете отвечать мне?.. Так и нечего здесь стоять! Убирайтесь! Вон отсюда!

— Возьми себя в руки, Энгерранд, — выступила вперёд Эрвелина.

— Да? Чудесно! Какой мудрый совет!.. — теперь юношу начал душить смех.

— Прекрати.

— Вы были здесь. Должны знать, кто убил дядю!

— "Убил"? — ахнули разом несколько человек.

— Да.

— Никто его не убивал, — вступил в разговор Эльдемар, лучший друг Силача.

— Вы откуда знаете? — быстро спросил Энгерранд. — Были здесь, да?

Мужчина фыркнул:

— Мальчишка совсем рехнулся! Я давно об этом говорю. С аристократами дружбу завёл, таскался к ним в замок, зерно наше им отдал, демонов сын! Может, не торчал бы столько дней у барона в гостях, ничего бы с Добряком не случилось. Понимает — вот и беснуется... Идёмте отсюда! Нечего здесь делать.

И он с важным видом удалился.

Зеленодольцы ещё немного потоптались на месте и начали расходиться. Когда Энгерранду показалось, что никого в доме не осталось, он закрыл лицо ладонями и затрясся от беззвучных рыданий.

Так прошло несколько минут.

Внезапно юноша услышал голос Эрвелины:

— Что, не наплакался ещё? Возьми уже себя в руки! Если бы Ансельм проливал слёзы над телами твоих родителей, когда в посёлок наш пришла страшная хворь, светлые духи давно написали бы последнее слово в твоей книге судеб. Поэтому — хватит реветь! Или не понял ещё, что сам можешь умереть?

Энгерранд резко обернулся:

— О чём вы?

— Разве дядя не говорил, что тебя околдовали?

— Говорил, — после некоторого раздумья ответил юноша. — Мол, у Силача есть магический медальон. Но это ведь глу...

Он вздрогнул и умолк на полуслове.

— Глупости? — произнесла вместо него женщина. — Уверен? Почему же ты тогда несколько дней ходил сам не свой? О друзьях отчего позабыл?

Юноша опустил голову и тихо сказал:

— Я сегодня опять Аньелу встретил. Ещё днём, когда возвращался из замка. Поговорили немного, а что дальше было — не помню. Очнулся только вечером...

— Магия! — убеждённо ответила Эрвелина. — Как есть магия! Уходить тебе нужно, понимаешь? Немедленно. Тебе и так-то жизни не будет, когда Ансберта выберут головой. Эта скотина ни одной обиды не забывает, и тебя не простил, уж поверь.

— Нет, — покачал головой Энгерранд. — Никуда я не уйду, пока не пойму, что случилось с дядей.

— Ну и дурак.

— Может быть. Но мне и идти-то некуда. Фердинанд и Жосс уехали в столицу и вернутся нескоро...

— Что за беда! Мало ли в Алленоре городов? Хоть куда беги — только бы подальше от Зеленодолья. Лишь тогда сможешь избавиться от страшных чар.

От подобной настойчивости в сердце юноши закралось подозрение: вдруг женщина заботится вовсе не о нём, а о собственной выгоде? Может, сговорилась с тем же Силачом?

— Ладно, — осторожно промолвил Энгерранд. — Наверное, вы правы... Но Зеленодолье я не покину, пока не провожу дядину душу на встречу с Аллонетом...

— Конечно! — ответила Эрвелина — как показалось юноше, чересчур поспешно. — Уж на этот-то счёт можешь не волноваться! Завтра утром устроим похороны, достойные самого короля! Да, пожалуй, Добряк и был для нас настоящим государем...

— Спасибо, — поблагодарил юноша. — Только...

— Что ещё?

— Я хочу побыть этой ночью в одиночестве.

Женщина пожала плечами:

— Дело хозяйское, — и вышла.

Тогда Энгерранд вновь склонился над трупом Ансберта, постоял немного, собираясь с решимостью, а затем... начал обследовать тело — вдруг на нём остались какие-нибудь следы, которые указали бы на причину смерти. Мысленно юноша молил дядю о прощении, убеждал, что иначе поступить не может. Конечно, он понимал, что едва ли найдёт раны, оставленные клинком, или следы от верёвки, но... кто знает?

И каков же был ужас Энгерранда, когда, перевернув тело с живота на спину, он увидел несколько круглых ранок — каждая размером с золотую монету. Словно кто-то вырезал куски кожи — да ещё и немного плоти прихватил.

Юноша отполз подальше, прислонился спиной к стене и пролепетал:

— Что это такое?

По щекам сами собой заструились слёзы, по телу пробежала дрожь, унять которую было невозможно. Энгерранд просидел очень долго, не в силах ни пошевелиться, ни даже подумать о чём-нибудь.

Наконец он выдавил:

— Значит, дядю убили...

И тотчас усомнился в собственных словах. Возможно, в дом пробралось какое-нибудь загадочное существо? Мало ли чудовищ прячется в лесной чаще? Наверное, это был зверь. Или... демон? Но как им удалось оставить такие раны? Невозможно... Во всём виноват человек!

"Не потому ли Эрвелина хочет, чтобы ты ушёл? — подумал юноша. — Да ещё и пообещала, что завтра же утром дядю похоронят! Боялась, что ты обо всём узнаешь..."

Поверить в такое оказалось слишком сложно. Сжав голову руками, Энгерранд зашептал:

— Успокойся... Не будь болваном... Думай хорошенько...

Он встал на ноги. Несколько раз прошёлся по комнате. За окном послышался волчий вой, который то удалялся, то приближался, а временами звучал так громко, словно звери бродили у самого посёлка.

Побродив из угла в угол, Энгерранд взял свечу и направился в спальню — сам не зная зачем. И вскрикнул от удивления: возле кровати лежала кучка земли, на которой отпечатался след чьей-то ноги! Память услужливо нарисовала образ Силача, чистящего у порога свои башмаки.

— Ах ты, мерзавец! — прошипел юноша.

Желание броситься в дом Ансберта и вцепиться его хозяину в горло было нестерпимым... Но вместо этого Энгерранд аккуратно завернул комочки земли в тряпицу и спрятал у себя на груди...

Наутро пришли Эрвелина и ещё трое женщин, чтобы вымыть тело Добряка и сменить старую его одежду на белоснежную пижаму. Энгерранд сказал, что управился со всем без посторонней помощи, хотя никогда не сумел бы объяснить, откуда нашёл в себе силы на то, чтобы самому совершить первую часть погребального обряда.

— Я же говорила, что мы всё устроим, — проворчала Эрвелина.

Юноша пожал плечами:

— Как видите, помощь ваша не понадобилась.

— Ну и Авир с тобой! — фыркнула женщина, словно рассерженная кошка. — Прошу только, не вмешивайся больше. Сделаешь что-нибудь не так, и отправится душа твоего дяди не к Аллонету, а прямиком к императору демонов. Хочешь этого?

— Нет, — беззвучно произнёс Энгерранд.

К полудню всё было готово, и зеленодольцы двинулись к реке — туда, где уже были собраны семь вязанок хвороста. Впереди шли четверо самых сильных мужчин, которые тащили носилки с телом Добряка, рядом с ними — Энгерранд, следом — несколько юношей и девушек в разноцветных одеждах, а позади них — остальные жители посёлка.

Подойдя к реке, мужчины положили свою ношу на землю. Вперёд вышел Фабиан Мудрец (он с давних пор проводил подобные обряды) и начал чуть слышно говорить слова молитвы — простые, незамысловатые, но заставлявшие сердца сжиматься от невольной грусти...

На минуту Мудрец умолк. Носилки с телом накрыли хворостом, поднесли горящую паклю. Едва появились первые завитки дыма, Фабиан вновь заговорил, и на этот раз вслед за ним слова молитвы подхватили и другие зеленодольцы.

Дым становился всё гуще. С юга налетел ветер — и серые клубы поползли к Энгерранду. Юноше нестерпимо захотелось кашлять, однако он неимоверным усилием воли отогнал от себя это желание. Только по щекам полились слёзы да голос стал хриплым.

Наконец костёр разгорелся во всю мощь. Взметнулись к небесам языки пламени, взмыл вверх столп дыма...

Через десять минут от Добряка остался лишь пепел. Кое-где вспыхивали багровые искорки, но и они быстро гасли.

— Прощай, Ансельм, — промолвил Силач. — Можешь спокойно держать ответ перед Аллонетом. Боги любят таких, как ты. Ну а нам пора делом заниматься...

И зашагал прочь. Следом потянулись остальные зеленодольцы.

Вскоре у костра остались только Энгерранд и Эрвелина. Долго они молчали, глядели на потухший костёр, а затем юноша собрал пепел в глиняную чашу, вышел на середину перекинутого через реку моста и развеял прах по ветру...

Глава 8

До самого вечера Энгерранд предавался раздумьям. Что делать? Как поступить? Конечно, Силач чистил башмаки — ну так ведь днём прошёл дождь. Вёл себя странно — и что с того? Радость-то вполне понятна: столько лет ждал удобного случая, чтобы стать головой, и добился-таки своего... Впрочем, действительно ведь подвернулся "удобный случай": племянник в посёлке не показывается, Добряк беспечен, летом даже на ночь дверь не всегда запирает — вдруг кто-нибудь примчится просить о помощи... Ещё и Аньела... Что она в лесу делала? Зачем под дождём мокла? Неужели из-за любви? Смешно!..

Стоило Энгерранду подумать о девушке, и разум его словно помутился. На минуту-другую все мысли словно выветрились из головы, осталось только желание встретиться с ней.

С огромным трудом юноша справился с этим наваждением.

— Нужно уходить! — усмехнулся он, вспомнив совет Эрвелины. — А как, если ничего с собой поделать не можешь?

В этот миг за окном послышался шум.

— Что, нового голову выбирают?.. Или уже выбрали? Что ж, прекрасно...

Энгерранд вышел на улицу и направился к площади. Зеленодольцы и впрямь собрались, чтобы выбрать нового голову, и, окружив Ансберта, слушали, как тот говорит с красноречием, которому позавидовали бы королевские министры:

— Друзья, сегодня для Зеленодолья наступил день поистине судьбоносный! Боги взираю на нас с небес и ждут, какое мы примем решение: заживём лучше и богаче или же продолжим прозябать в нищете.

— Выходит, Авир тоже думает о богатстве? — со смехом крикнула Эрвелина.

— Конечно, — ничуть не смутился Силач. — Вопрос только в том, какой выбор будет ему угоден. Все вы помните, что когда-то, — мужчина прищёлкнул пальцами, — я предлагал заработать деньжат на продаже зерна, но наш добрый Ансельм воспротивился этому. И поступил верно! Заслужил благосклонность небес и выторговал для Зеленодолья несколько лет спокойной жизни. Но я-то не таков! Как ни пытаюсь, не могу подавить в себе мысли о богатстве... Поэтому лучше вам выбрать головой кого угодно, но только не меня...

— Кто же тогда должен им стать? — спросил Эльдемар.

Ансберт почесал подбородок, причмокнул губами и важно изрёк:

— Фабиан Мудрец — вот кто... Когда-то я славно поколотил его....

— О да! — всхлипнула жена Мудреца.

— ...а теперь раскаиваюсь в этом.

Отовсюду послышались крики:

— Да!

— Правильно!

— Верно говоришь, Ансберт!

— Ещё бы! — ухмыльнулся Силач. — Я всегда думаю только...

— ...о собственной выгоде, — выступил вперёд Энгерранд. — Конечно, к чему все эти заботы, вечные хлопоты, мыли о том, чтобы посельчане ни в чём не нуждались? Пусть этим занимается кто-нибудь другой, верно?

— Да, — ответил Ансберт. — Ты ведь слышал, о чём я толковал, мальчишка. Зачем тогда повторять то, что и без тебя всем понятно?

— Однако вы не сказали, чем собираетесь заняться, чтобы разбогатеть. Продавать фрукты? Кому они нужны в Фотланде! Скупать зерно и заламывать за него уйму денег? И без вас есть такие умники, тягаться с ними очень трудно. А больше и заняться-то нечем... Разве только воровать лес у барона да Рево...

Силач побагровел.

— Видите? — указал на него юноша. — Я прав! А ведь жадность его может погубить всех нас!

— Нет, вы послушайте! — заревел Ансберт. — Каков негодяй! Врывается на собрание, где ему и быть-то не положено, начинает нести чушь, оскорблять меня! Ты, мальчишка, совсем потерял стыд? Раньше я закрывал глаза на кое-какие твои проделки, но теперь... Нет больше я молчать не стану! Представьте только, друзья: этот поганец пытался приворожить мою дочь!

— Что?! — ахнул Эльдемар — и остальные зеленодольцы вслед за ним.

— Да! Моя несчастная Аньела лежит сейчас больная, мечется в бреду. И всё из-за этого сопляка!

— Что за глупости?.. — пробормотал поражённый подобной наглостью Энгерранд.

— "Глупости"? — переспросил Силач. — Значит, по-твоему, нет ничего странного в том, что моя дочь — и все это видели! — ходила за тобой, словно тень, не могла ни есть, ни пить, ни даже двух слов связать? Потом, было, пришла в себя — и я возблагодарил богов. Но едва ты умчался в замок барона да Рево, опять словно рассудка лишилась. Чуть что — в слёзы. На меня кричала! На родного отца! Из комнаты не выходила... Да что я рассказываю? О чужих несчастьях всякий знает... А вчера вдруг вскочила с кровати — и как завопит: "Он возвращается! Батюшка, он скоро придёт!" — и в лес. Ни остановить её не смог, ни догнать...

Мужчина вздохнул.

— Похоже, я понял, — усмехнулся Энгерранд. — Вы долго не решались пойти на убийство, но когда узнали, что я должен вот-вот вернуться, попросили Аньелу задержать меня, а сами довершили задуманное. Иначе зачем так нагло врать? На самом-то деле это меня приворожили!. Не знаю только, Аньела с помощью зелья или же вы сами благодаря магическому медальону.

Силач схватился за сердце.

На помощь другу пришёл Эльдемар. Состроив жуткую гримасу, он завопил:

— Заткните пасть этому ублюдку, пока я не свернул ему шею! Хотя постойте, о чём это я?! Пусть докажет свою правоту, если так в ней уверен! — Повернувшись к Энгерранду, он сказал: — Давай, сопляк, поведай, как убили твоего дядюшку!

Юноша обратился к Эрвелине:

— Когда вы очутились возле нашего дома, Силач уже был там?

— Да, — ответила женщина.

— И как себя повёл?

— Как бы получше сказать...

— Никак! — перебил Эрвелину Силач. — Лучше помолчи, я сам всё расскажу. Да, я был в доме. И первым нашёл мёртвого Добряка.