Под личиной зверя - 2. Обманутые надежды

Медленно, каждое мгновение готовый ударить снова, Макс подошел к окровавленной туше. Морда, да и вся башка твари оказались разворочены в неразборчивое месиво. Куски плоти, перемолотые кости черепа, обломанные зубы и ошметки кожи — вот и все, что осталось от недавно смертоносной твари.

Неужели все? Даже не верится.

Макс на всякий случай коснулся разума зверя — ничего, абсолютная мертвая пустота. Вот и пригодились имплантаты. В который раз за короткое время. Чего бы там ни говорили Циклоп с Сади, а внедренная в тело система оказалась действительно полезной. Дело за малым — хорошенько к ней адаптироваться. Жаль, что тренировки проходят все больше в реальных боевых условиях. Ну да к этому пора привыкать. А пока надо бы вернуться к насущному. Зверь убит. А как отсюда выбраться?

Макс взглянул на потолок. Отверстие в самом центре купола — пока единственное, бросившееся в глаза, что еще как-то можно использовать в качестве выхода. Только как до него добраться? По стенам не влезть — лианы не поднимаются столь высоко. А летать он не умеет. Вот оно — отсутствие стратегического опыта. О том, как схватиться со зверем на его территории, — подумал. А о том, как потом будет выбираться, — даже мысли не возникло. Что ж, придется решать на месте.

Макс обошел пещеру по периметру, внимательно осмотрел стены. Ни намека не то что на проход или коридор, но даже на трещину. Сплошной монолит, материал которого определить довольно сложно. Не то камень, не то нечто вроде роговой брони скарабеев. Если вспомнить место, в котором он оказался, вероятность второго варианта кажется выше. Хотя в чем здесь можно быть уверенным? Ведь в реальности ни пещеры, ни лиан нет. Даже зверь — скорее всего, порождение его собственного подсознания.

А что, если попытаться воздействовать на реальность? Сам создал — сам изменил. Неужели не получится? Тем более теперь, когда зверь издох и уже не в силах оказать сопротивление.

Макс остановился под самым отверстием в потолке, закрыл глаза. Он представлял себе, что странные образования, связанные между собой живыми лианами, истаивают, а стены становятся прозрачными. Что отверстие в потолки расширяется. Что он сам начинает подниматься над полом — сначала медленно, но с каждым мгновением все быстрее, устремляясь вверх — к свободе, к реальному миру, к своему 'Я' без вмешательства воли Улья.

Из сосредоточения его вырвал шум. Вроде бы тихий — вполне можно не заметить или проигнорировать. Но с другой стороны — откуда ему взяться? Макс рухнул вниз, распахнув глаза, — густая пелена мгновение застилала взор, а потом резко схлынула. Получилось ли изменить пространство пещеры, или нет — теперь не понять. И стены, и купол потолка на месте. Но не это главное. Шум продолжался — тихий, влажный, не предвещающий ничего хорошего. И звучал он именно оттуда, где осталось лежать тело зверя.

— Ну почему все так сложно? — со вздохом проговорил Макс.

Как в плохих фильмах ужасов, где убийца обязательно оживает, сколько бы его ни били.

Макс бросился на шум. Миновав несколько 'булыжников', замер в нескольких шагах от того, что еще несколько минут назад было кучей окровавленной мертвой плоти, а теперь стремительно... нет, не оживало. Скорее — восставало из ничего.

Лианы проворными змеями сновали возле тела твари, а несколько, подобно медицинским катетерам, вонзились в бока зверя. Бока, которые уже поднимались и опадали в спокойном дыхании.

С морды твари уже смотрела пара горящих ненавистью глаз. Глаз, пока мутных и неверно сидящих в черепе, только-только принимающего прежнюю форму. Мышечная ткань, жировая прослойка, кожа регенерировали со страшной силой. Края рваной плоти, из-под которой сочилась сукровица, стягивались и тут же срастались.

Вот, значит, как чудовищу удавалось каждый раз возрождаться. Снова и снова — после каждой стычки с бывшим генералом скарабеев.

Чтобы уловить все детали стремительного воскрешения, Максу понадобилось не более пары секунд. Не дожидаясь, пока тварь восстановится окончательно, он ударил. К зверю рванулся искрящийся хлыст, полоснул тварь по морде. Брызнула кровь. Пещера наполнилась яростным воплем. Не ревом — именно воплем, в котором смешались ярость и боль.

Что-то не так. Макс отлично помнил, как хлыст рассекал тела костяных гончих. Да что там гончие? Не далее как десять минут назад он разворотил зверю голову сгустком пси-энергии. А теперь всего лишь оцарапал. Пусть и глубоко. И это притом, что энергии в удар вложил не меньше.

Тварь мотнула окровавленной башкой, оскалилась. Отчего-то регенерация практически не затронула клыки твари, но, даже изломанные, они внушали уважение. Кроме того, зверь не особенно заботился о собственном здоровье: обломки клыков то и дело скребли по мягкому небу, полосовали мягкий язык. Но боли, судя по всему, тварь не чувствовала.

Резкий рывок — и зверь бросился в атаку. Живые лианы с громким чавканьем вылетели из ее боков. Макс среагировал мгновенно. Не желая продолжать игру в кошки-мышки, он выставил перед собой щит. Причем не просто щит, а целую стену, нижний край которой глубоко вогнал в пол.

Удар зверя был страшен. Щит раскололся тысячами искр. Макса отбросило далеко назад. Но и для нападавшего атака не прошла бесследно. И без того искореженный, череп твари треснул, забрызгав пол густой серо-алой кашицей.

'Мозги у тебя есть...', — с мстительным злорадством подумал Макс, поднимаясь на ноги.

— Надеюсь — не очень много, — проговорил уже вслух.

Между тем к зверю снова поползли лианы. Словно управляемые опытными хирургами, они внедрялись в грязную плоть, от которой разило потом и кровью. И снова стремительная регенерация. Снова голова чудовища приобретает прежнюю форму.

Макс ударил, не дожидаясь, пока излечение твари закончится. Собранная в тугой шар, пси-энергия метнулась к зверю — и... рассыпалась по свалявшейся шерсти, практически не причинив вреда.

Макс судорожно заозирался. В голове формировалась догадка, но пока еще за нее не удавалось ухватиться.

'Обрубить лианы? Сжечь? Но тут их целые заросли... А что еще?'

Озарение пришло неожиданно, как только глаз зацепился за не замеченную ранее деталь. 'Булыжники' в непосредственной близости от раненого зверя словно опали. Немного, но достаточно, чтобы заметить это изменение.

Все дело в этих штуках? В той дряни, что покоится в их нутре?

Макс выдохнул, с его губ сорвался негромкий рык. Мгновение сосредоточение — и в сторону зверя протянулся веер сверкающих полос. Каждая полоса — будто острейший клинок. Тварь, практически затянувшая раны, вяло отмахнулась от клинков. Но Макс и не надеялся нанести ей сколько-нибудь заметный вред. Его целью стали 'булыжники'. А вот те не смогли противиться пси-натиску. Податливая кожица лопалась, высвобождая целые водопады тягучей жижи.

Зверь дернулся. Его глаза блеснули пламенем. Голова резко дернулась из стороны в сторону, тело задрожало, словно от электрического разряда.

— Что, проняло? — прошипел Макс, наблюдая за тем, как обвисают на боках твари лианы. — Попробуй, догони...

Он начал пятиться, попутно концентрируя в руках силу. Пропущенная сквозь тело, сквозь разум, сквозь систему пси-имплантатов — она возрастала многократно. Но и требовала все большего сосредоточения для своего удержания. Мышцы начинают дрожать. В груди собирается огненный ком — он жжет, пульсирует. Дышать становится все труднее — легкие наливаются тяжестью, будто пара мешков, набитых мокрой пылью. Но надо терпеть. Еще немного...

Зверь поднял голову к потолку и взревел, а потом, расправив плети-копья, длинными прыжками ринулся в атаку.

'Вот теперь пора!'

Макс не смог удержать крика, когда накопленная и свитая в клубок энергия потекла в стороны. Пещера озарилась яркой продолжительной вспышкой. Тело будто разрывало на части — уносило вмести с пси-волной.

Его крик перекрыл оглушающий рев, полный ненависти и... растерянности? На какое-то короткое мгновение над Максом нависла тень зверя, а потом мир превратился в изливающийся ярким свечением бурлящий поток. И центром этого потока стал бывший генерал скарабеев.

Когда Макс вновь смог дышать (трудно, с надрывом), свет иссяк. Пещера ненадолго погрузилась в кромешную темноту. Глаза медленно привыкали к столь резким перепадам, но мир вокруг все же начинал обретать прежние очертания.

Прежние ли?

Пещера превратилась в выжженную яму, наполненную клубами едкого дыма. Макс закашлялся. Запах стоял такой, будто где-то рядом догорал добрый десяток погребальных костров. Свет из отверстия в потолке тонул в дыму, так и не добравшись до пола.

Если зверь выжил и сейчас же вздумает атаковать, то сможет взять незваного гостя вообще без проблем. Макс ощущал внутри ноющую пустоту. Он выплеснул все, что имел. Ударил всем, что было. Не оставил ничего даже на элементарную защиту. Опрометчиво, необдуманно, но система имплантатов словно распахнутые настежь ворота. Их не закрыть. Не оставить небольшой щелки. По крайней мере, пока эта задача для Макса невыполнима.

Он стоял из последних сил. Ноги подгибались. Очень хотелось лечь и полежать. Пусть в грязи, пусть на обгорелых останках живых лиан. Полежать совсем немного, несколько минут.

Макс сделал шаг. Надо найти тело зверя. И при этом надеяться, что тело разорвано на сотни мелких кусков, которые уже никогда не смогут вновь воссоединиться в одно целое.

В горле першило. Кашель удавалось сдержать с большим трудом. Дым клубился, то и дело создавая причудливые фигуры, каждая из которых вполне могла оказаться затаившимся зверем. Но время шло, а атаки так и нет.

Наконец Макс уловил еле слышимый шелест. На фоне собственных бесшумных шагов он показался чуть ли не громом.

'Все-таки жив?!'

Зверь лежал у самой стены. Ни дать ни взять — куча грязного тряпья. Как в этих окровавленных лохмотьях еще может теплиться жизнь?! От недавно мощного и смертельно-опасного противника осталась только раскроенная надвое голова с единственным светящимся глазом да пара передних лап, неведомо как избежавших серьезных повреждений. Часть практически полностью отделенного от головы туловища до сих пор стекала по стене, часть распласталась на полу разорванными внутренностями.

Странно, но сейчас, стоя над поверженным противником (противником, который успел доставить немало проблем и, вполне возможно, доставил бы еще больше, останься он живым), Макс не ощущал ни радости, ни удовлетворения победой. Только усталость — всепоглощающая и бьющаяся внутри опустевшего черепа.

Зверь тяжело поднял раскроенную голову, попытался опереться на передние лапы, но те предательски подогнулись, скрежетнув когтями по полу. Глаз твари блеснул, из пасти донесся хриплый рык.

Глаза Макса расширились, он тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. В рыке зверя явственно слышались слова.

— Она уничтожит тебя... — пророкотала тварь. — Ты часть целого. Без нас ты никто. Мы видим тебя. Мы следим за тобой. Тебе не уйти. Только две дороги — смерть или Улей.

Несмотря на то что пасть зверя открывалась и закрывалась, доносящиеся из нее звуки не соответствовали грубой артикуляции. Они будто рождались где-то в глубине развороченного нутра.

— Зачем бежать от себя? Зачем бежать от нас? — продолжала тварь.

Рокот ее голоса давил на уши, словно самый громкий крик, проникал в череп. Мысли об усталости улетучилась без следа.

— Остановись. Ты убиваешь себя. Тебе не уйти отсюда. Не уйти от Улья. Без части Улья в тебе ты умрешь. Ты уже почти мертв. Остановись — и у тебя будет шанс вернуться. Уничтожишь зверя — уничтожишь себя. Вы неразрывны. Вы — одно целое.

А ведь такая мысль приходила ему в голову. Вполне возможно, что сознание человека и сознание зверя не могут существовать друг без друга. Иначе зачем Сверхсознание вообще сохранило человеческую часть в своих генералах? Ведь даже в Сердце Улья, глубоко затянутой сетью скарабеев, теплится та, кого Макс надеялся спасти.

Ответ очевиден, хоть и неоднозначен: либо человеческая часть для чего-то необходима, либо полностью ее изжить просто не удалось. Верить хотелось во второй вариант. В конце концов — что такого в человеческом начале, что его стоит хранить даже вопреки потенциальной опасности утраты контроля над ассимилированным существом? Таким, как сам Макс. Не будь в его голове обоих начал (человеческого и звериного), кем бы он стал после воздействия артефакта Азгар Д'ор? Пустой болванкой без воли разума?

— Да, ты знаешь, что мы правы, — прорычал зверь у стены. — Иди. Мы позволяем тебе уйти и еще раз все обдумать. Тебе не место среди людей — ты это чувствуешь, и они это чувствуют. Возможно, тебе кажется, что они помогают тебе. Это заблуждение. Они могут уничтожить тебя в любое время — и ты ничего не сможешь им противопоставить. Тебе не будет места нигде, кроме Улья. Ты — ключ, ты — сила. Куда большая, чем можешь себе представить. Но не единственная. Мы откроем тебе глаза на истину.

Рык становился все глуше, смысл слов проникал все глубже в сознание Макса.

— Открывай истину, — голосом, хриплым от витавшего в воздухе дыма, проговорил он.

— Не здесь и не сейчас. Ты не готов принять истину. Иди — и возвращайся, когда поймешь всю низость человеческой души. Это не займет много времени. Они не заставят себя долго ждать. Мы знаем.

Макс сделал шаг назад. Голова тяжелая, мысли неповоротливые, будто дым и смрад горелой плоти проник в череп и продолжает скапливаться там, конденсируясь в бессвязные комки.

— Мы будем ждать...

Пылающий алым уцелевший глаз зверя кажется единственной настоящей реальностью в иллюзорном, клубящемся мире. В его взгляде уже нет ненависти, нет ярости и жажды убийства. Там смерть. Осознание близкой смерти.

Может ли зверь осознать свой уход? Может ли смириться с проигрышем? Может ли смириться с проигрышем Сверхсознание?!

Макс отступил еще на шаг. Прикрыл глаза, а потом резко, на выдохе, нанес удар. Выжал из себя последние крохи сил и направил пси-энергию в смотрящую на него тварь. Тварь, все еще не потерявшую надежду выжить.

Ни рева, ни даже тихого скулежа. Зверь обессилел настолько, что просто не смог исторгнуть из себя ни единого звука. А может, не успел.

Пси-молот упал на искореженное тело, превращая его в кровавое месиво. В лужу липкой субстанции, воняющей псиной. В ничто.

Сколь бы ни было сильно Сверхсознание, но даже ему не под силу окончательно сломить волю одного-единственного человека. Любого человека. Всегда есть шанс вернуться. Всегда есть шанс бросить вызов внутреннему зверю. Макс до последнего не был уверен, что поступает верно. Один единственный удар — и смерть настигнет не только зверя, но и его самого. Что, если он сделал неверные выводы?

Но времени на сомнения он себе не оставил. Зверь или тот, кому он подчинялся, очень не хотел терять даже того относительно небольшого влияния, какое еще мог оказывать на опального генерала скарабеев. В этом сомнений нет. Говорил ли неизвестный собеседник правду? Большой вопрос.

Но если поначалу слова зверя казались Максу логичными и довольно ясными, то потом что-то случилось. Он услышал в них стон умирающего, молящего о пощаде. И вот эта мольба заставила действовать без промедления.